Seeking Redemption
RavenD, перевод DieMarchen

Star Wars
AU, angst/dark, насилие, R
Оби-Ван, Ксанатос, Квай-Гон

NB! I've failed to contact RavenD. If you know her, please tell her about the translation! Thanks.
Если вы хотите разместить этот рассказ на своем сайте, пожалуйста, напишите мне.

Он кричал часами напролет. Я успел выучить все оттенки и интонации: боль, ярость, страх. Рыдания, вопли и вскрики становились то пронзительней, то тише, взлетали и падали, как мелодия. Песня пытки.
Нет, то, что я слышал, не имело ничего общего с пыткой. Мы служим Свету. Мы наставляем и утешаем. Мы восстанавливаем справедливость, когда нас призывают. Мы никого не мучаем.
И все же звуки были очень похожи.
Я медитировал. Я читал. Я пытался не обращать внимания на крики и отгонял от себя кроющиеся за ними образы, как мне велел учитель. У меня даже неплохо получалось, до тех пор, пока я не заметил, что выполняю ката успокоения в ритме приглушенных рыданий, доносившихся через закрытые окна.
Мне стало дурно.
Мастер Квай-Гон не знает. Его здесь не было. Он был внизу, на берегу, с… Я хочу сказать, он пытался помочь... Он наконец поймал Ксанатоса, этого мерзкого предателя. Мы расследовали дело о продаже в рабство тех, кто способен чувствовать Силу. И однажды утром учитель ушел, а когда вернулся, с ним был Ксанатос. На привязи, как безмозглое грязное животное.
Я думал сначала, что мы немедленно отправимся домой, приведем его в Храм. Я думал, он должен ответить перед Советом за свои преступления против Республики, против джедаев, против Света.
Но получилось иначе.
Учитель говорит, что мы пока не можем этого сделать. У Ксанатоса еще есть шанс искупить свою вину. Мастер Квай-Гон говорит, что его еще можно спасти, изгнать из него Тьму. Он говорит, все, что Ксанатосу нужно сделать - раскаяться. Он говорит, что хочет помочь ему, направить к исцеляющему свету Силы. Я только не понимаю, зачем мы здесь, в этом пустынном месте. Здесь нет ни целителей, ни защиты, - вообще ни души. Только суровое серое море, ветер и камни, накрапывающий целыми днями дождь да несколько полуразрушенных хижин.
Мы здесь уже четыре дня. Все это время я слышал крики, но учителя ни разу не видел. Он велел мне никуда не отлучаться и спустился по каменистой тропинке к берегу. Розовые рассветы растворялись в серой пелене дня, день мерк, превращаясь в ночь, и компанию мне составляли только крики.
А звезд в этом небе нет.
Крики прекратились внезапно. Не затихли, просто оборвались. На мгновение мне показалось, что я оглох, но потом услышал шаги учителя, поднимающегося по дорожке.
Его одежда была грязной и мокрой, глаза совсем потемнели. Он вошел, залпом допил остывший чай из моей кружки, сбросил плащ и упал на кровать. Он не сказал ни слова. Как и я. Думаю, мы оба были рады наступившей тишине.

Он там. Я не могу видеть его, но когда ветер стихает, слышу, как он всхлипывает и что-то бормочет.
- Кто-нибудь, помогите…
Мне нельзя туда ходить.
- Дайте глоток воды…
Учитель запретил это.
- Умоляю…
Что, если он ранен? Что, если начнется прилив? Что, если он раскается, а учитель так этого и не увидит? Что, если он умирает?
Камни режут мне ноги. Мои ботинки остались под кроватью, на которой спит Квай-Гон.
Я ненадолго. Я не буду ничего говорить. Я только проверю, что с ним...
О!..
Кто с ним это сделал? Кто поставил его на колени у этого ржавого шеста, заломил ему руки и перетянул веревкой локти и запястья? На нем лишь рваные штаны, распухшие пальцы медленно сжимаются и разжимаются за спиной, обрывки веревок болтаются у его ног… у изгрызенных, сочащихся кровью лохмотьев, которые были его…
О Сила. Это искупление. Он отравлен Тьмой, Оби. Помнишь? Он воплощение зла.
Какое-то существо, шипастое и когтистое, стрекоча, выползает из-за его лодыжки, и меня обдает холодом. Панцирь и клешни облеплены окровавленным песком. Существо подбирается к Ксанатосу, он измученно вскрикивает, и оно отбегает.
Значит, так звучит искупление?
- Кто здесь?
Темная голова рывком поднимается. Волосы коротко острижены. Но ведь я... я видел его мельком, когда учитель привел его на корабль. У него были длинные волосы, они спадали на спину, будто грязная пакля. Теперь они почти как у меня.
- Кеноби…
От одного звука этого хриплого голоса у меня сжимается горло. Лицо в тусклом свете луны кажется совсем изможденным, щеки ввалились.
Я не знаю, что сказать. Я не должен быть здесь. Я должен лежать в своей постели, а не стоять тут перед этой несчастной дрожащей тварью.
- Я хотел убедиться, что с тобой…
Его глаза совсем не изменились - яркие, как у лисицы, с искрами злого веселья.
- А что со мной случится? Я никуда не убегу.
Отметины у него на груди - ожоги. Он наклонился вперед, но плечи напряженно отведены. В раны набился песок. Должно быть, это больно.
- Нет. Не убежишь.
- Тогда, дитя мое, чего же ты хочешь?
- Я не ди...
Провалиться тебе к ситхам. Я не стану играть в эти игры.
- Я ничего не хочу. Я слышал, как ты звал, и хотел убедиться, что с тобой все в порядке, - я показываю на небо. - Скоро пойдет дождь.
На лице у него появляется нечто среднее между диким весельем и яростью.
- Дождь? Ты думаешь, мне могут повредить несколько капель дождя? Ты совсем слепой?! Посмотри на меня, Кеноби!
Он закусывает губы и ненадолго замолкает.
- Давно я здесь?
- Четыре дня.
- Четыре? - на мгновение в его глазах вспыхивает ужас. - Можно мне глоток воды? Пожалуйста…
Я киваю. У меня с собой фляжка. Я наполнил ее, перед тем как выйти из дома. Вряд ли я хочу знать, что это означает.
Я даю ему немного. Не слишком много - если его вырвет в такой позе, он попросту захлебнется.
От него несет мертвечиной, гниющим мясом, и меня невольно передергивает.
- Что, я уже не тот красавец, что раньше?
Не подумав, я качаю головой. Он закрывает глаза.
- Да, вряд ли.
- Почему? - я не должен спрашивать, но я хочу знать.
- Что почему?
- Почему ты не обратишься к Свету? Он просто хочет помочь тебе …
- Помочь? Вот дурачок. Он уморить меня хочет.
Нет, только не мой учитель. Он на это не способен.
- Он хочет...
- Мне плевать, чего он хочет, Кеноби. Я хочу получить обратно свою свободу и свою жизнь.
- Если бы ты не предался Тьме…
- Что ты знаешь о Тьме, мальчик с косичкой*? Что вы, джедаи, называете этим словом? Тьма - это когда ты посылаешь куда подальше глупые правила, живешь в свое удовольствие, и удача всегда с тобой? Тьма - это когда вокруг кипят страсть и ярость, и сама жизнь? Тьма - это когда учитель убивает твоего отца, а ты смеешь ненавидеть его за это?
- Мастер Квай-Гон не стал бы никого убивать.
Эту историю я слышал. Мы все ее слышали. Младшие перешептывались по ночам, рассказывая о предателе, в чьих жилах текло чистое зло еще до того, как мастер Джинн его повстречал.
- Умоляю. Ты хочешь сказать, что ты тоже никогда никого не убивал? Никогда не стрелял в живого человека из бластера, не смотрел, как он истекает кровью? Не лги, Кеноби. Я не ребенок и не глупец. Смерть, знаешь ли, многое упрощает.
- Я никого не убивал. Люди умирают на войне. Я… Джедай поднимает оружие только ради защиты.
- Я знаю. Когда-то я тоже был падаваном. Совсем как ты.
- Я не такой, как ты!
Тише, Оби. Не разбуди учителя.
- Неужели. Тогда почему ты здесь? Я знаю Джинна. Он ведь велел тебе не высовываться?
Я открываю рот, чтобы ответить, и тут же закрываю. Сила, - должно быть он использует Силу. Я не хочу слышать его, не хочу с ним разговаривать.
- Это не Сила, Кеноби. Черт, да посмотри на меня. У меня не хватает сил даже разогнать песчаных пауков, хоть они жрут меня заживо. Я его знаю. Я был когда-то на твоем месте, - он замолкает и склоняет голову набок. - Скажи мне, ты его любишь?
- Я... Он мой учитель.
- Ты его любишь?
Я не буду отвечать. Он не может меня заставить.
- Я тоже его любил. Только не мог быть тем, кем он хотел меня видеть. И сейчас не могу. За эту ошибку я и умру.
Мне кажется, я слышу что-то наверху на дорожке. Шаги?
- Тш-ш, он услышит.
Ледяные глаза вспыхивают.
- Ты его боишься?
- Нет.
Конечно нет. Никогда.
- Почему ты его не послушался?
- Я...
- Что тебе за это будет? Он заставит тебя медитировать? Часами размышлять о том, как плохо не слушать старшего? Так ведь это еще полбеды.
- Прекрати.
- Или он придумает что-нибудь похуже? Этого ты боишься?
- Я не боюсь.
- Лжец.
Слово падает между нами, как камень в воду. Я отворачиваюсь, я хочу уйти. Хочу смыть с себя запах соли, и боли, и смятения. Мой учитель ждет, он воплощение доброты, твердости и силы.
- Ведь это он со мной такое сделал. Ты же знаешь. Интересно только, почему - в самом деле он меня ненавидит, или ему просто нравится слышать крики тех, кого он любит. Скажи мне, Кеноби, он укладывает тебя в постель? Ты у него кричишь? Или тебе все нравится?
Я не буду, не буду слушать. Длинная прядь волос выскальзывает у него из-за правого уха, подхваченная ветром, касается груди, и у меня сжимается сердце.
Мне хочется разрыдаться и броситься прочь. Мы еще не… мы никогда еще… но я хочу этого, и он наверное тоже.
Волосы Ксанатоса развеваются, ложатся лентой поперек горла. Среди туч вспыхивает молния.
- Однажды он решит, что ты недостоин. Ты ведь это знаешь, да? На одной чаше весов будешь ты, на другой его ожидания, и они перевесят. Я открою тебе секрет, Кеноби... - его голос становится звонче, дрожит, и то, что он говорит, слишком похоже на правду. - Падать больно, нестерпимо больно, о да, но Оби-Ван, когда ты упадешь… когда ты упадешь, наконец, и вдребезги разобьешься о землю, - ты будешь свободен.
С неба падают первые тяжелые капли. Ксанатос затихает, опустив подбородок. Когда налетает шквал, он склоняет голову набок и скашивает глаза на черную прядь, льющуюся с плеча.
- Как думаешь, он заплетет ее и оставит себе, когда я умру? Чтобы было чем меня вспомнить?
Глубоко внутри у меня что-то надламывается
- Нет. Этого не будет.
Я вынимаю нож из чехла и подхожу к нему. Его глаза темнеют, но он не отшатывается.
- Что, тоже решил получить свой фунт плоти?
Ветер подхватывает отсеченную прядь, она летит и исчезает где-то над водой. Я перерезаю его путы, и он тяжело падает вперед.
- Что ты делаешь?
- Ищу искупления.
Он отступает - быстрее, чем я ожидал.
- Идем со мной.
- Нет.
- Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, дитя мое. Этим ты меня не изменишь.
Но я тревожусь вовсе не о нем.
Я поднимаюсь по тропинке. Какими бы ни были последствия, нам предстоит встретить их вместе.
Небо светлеет, превращаясь из черного в серое.

* Прим. пер.: в оригинале "braidling".


Сказки и истории