Игра в четыре руки
Автор: Sin
Pairing: Драко/Люциус, Драко/Гарри
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst, POV Драко
Саммари: Это история странных отношений отца и сына. Это история одной любви. Это история игры в четыре руки...
Предупреждение: инцест, смерть персонажа
Дисклаймер: герои принадлежат Роулинг. Я только играю.
Размещение: с разрешения автора.
Он делал из меня свою копию. Точную копию. Себя в молодости.
Конечно, мы были похожи. Внешне. А он желал, чтобы и внутреннее содержание стало идентичным.
Привычки. Вкусы. Даже чувства. Люциус не умел любить. Я... я научился не уметь.
Самым сложным было не любить его. Он был для меня всем. Кумиром. Живой иконой.
Говорят, от любви до ненависти один шаг. Я решил, что один шаг сделать просто. И стал его ненавидеть. Точнее, попытался.
Но мы все равно были как единое целое. Вся наша жизнь напоминала игру в четыре руки. Он играл мелодию, я - аккомпанемент. Красиво и просто. Странно и дико.
Это была история четко выстроенного безумия.
Сцена первая
Люциус сидит у камина и внимательно смотрит на меня. Создается ощущение, что он видит меня впервые. Его взгляд скользит по моей фигуре, отмечая каждую деталь. Сверху вниз. Медленно и спокойно.
Ему нравится смотреть на меня. Как на свое отражение. Известно, что красивые люди любят глядеться в зеркало. Я зеркальное отражение его души и тела.
Он встает и подходит ко мне. Двумя пальцами касается моих волос, отделяя длинную светлую прядь. Мягко целует ее и улыбается. Затем легонько тянет меня за волосы, вынуждая приблизить к нему лицо. Я закрываю глаза. И, почувствовав шелковое прикосновение его рта на своих губах, вздрагиваю.
Люциус смеется и целует меня. А через несколько мгновений я слышу его шепот:
- Ты маленький глупый мальчишка. Почему ты боишься меня? Мы ведь так похожи... Драко, ты слышишь меня?
Я киваю, все еще не открывая глаз. Да, я боюсь.
Мне нравится заниматься с ним сексом. Каждый раз это нечто потрясающее. Мистическое. Завораживающее. Он хороший любовник. И я теперь, наверное, тоже.
Но я боюсь этих отношений. Боюсь, что привяжусь к нему слишком сильно. Боюсь, что слишком сильно возненавижу.
Люциус говорит мне, чтобы я разделся. Я послушно начинаю снимать одежду. Один за другим расстегиваю крючки на своей рубашке. Он перехватывает мою руку и неповторимым бархатным голосом мурлычет:
- Медленнее, Драко, медленнее. Нам некуда торопиться.
Я ненавижу эту неторопливость. В определенные моменты она доводит меня до исступления. Но он считает медлительность одним из непременных атрибутов "действительно красивого секса".
Извращенец...
Ценитель прекрасного...
Долгие минуты прелюдии - такие невыносимо чувственные, что хочется кричать. Он ласкает меня так, как будто ему это доставляет то же удовольствие. Длинные движения пальцев, быстрые и мягкие прикосновения губ и языка, скольжение его волос по моей разгоряченной коже - дикое, пьянящее блаженство. Сейчас мне кажется, что я готов предать весь мир за эти ощущения.
Я его хочу. Потому что его невозможно не хотеть. Уже не контролируя свою речь, я шепчу какие-то по-женски глупые непристойности, а он только смеется...
... и через несколько мгновений сильным уверенным толчком входит в меня. Боль напополам с наслаждением. Я закусываю губу, пытаясь сдержать стон. Напрасные усилия.
Я кончаю долго и бурно. Как, впрочем, и всегда.
Инцест. Секс с отцом. Секс с Люциусом. Самая унизительная вещь в моей жизни. И самая потрясающая.
Я его... ненавижу.
Я учился никого не любить, но сделал ошибку. Каждый может ошибиться.
Я влюбился. В человека, к которому не имел права испытывать это чувство. В человека, которого Люциус ненавидел. И, возможно, боялся. Потому что этот человек был сильнее его. И сильнее меня.
Непозволительные чувства и непозволительные отношения. Я не имел на них права.
Да, наверное так.
Но они появились, и с этим уже ничего нельзя было поделать.
Я сам не понял, как это произошло.
Быстро. Безумно. Безудержно.
Я с головой окунулся в запретный для меня мир - мир чувств и свободы. И это было прекрасно. Я променял дикую страсть на уютный покой. И мне казалось, что это правильный выбор.
Казалось...
Сцена вторая
Гарри нежно гладит мои пальцы. Почему-то ему очень нравятся мои руки. Он говорит, что это руки аристократа. Смешно. Я и есть аристократ (по крайней мере в том смысле этого слова, в каком его понимает весь магический мир)...
Он вообще смешной. И очень раскрепощенный. Он никогда не скрывает свои чувства и всегда говорит то, что думает.
Гарри не похож на меня. И это радует. Мы как два полюса. Как плюс и минус. Притяжение неизбежно.
Он любит. Я тоже люблю. Так неправильно. И так верно.
- О чем ты думаешь? - тихонько шепчет он.
Я смеюсь. В последние несколько месяцев каждая вторая моя мысль о нем. Но я лишь пожимаю плечами и чуть презрительно говорю:
- Поттер, это самый глупый вопрос, который только можно придумать.
Он улыбается, уже давно привыкнув к некоторым не слишком приятным особенностям моего характера и поведения.
- А я думаю о тебе, - Гарри озвучивает невысказанную мною мысль.
Я чуть презрительно улыбаюсь:
- Очаровательно.
Он смеется и, обняв меня за шею, звонко чмокает в щеку. Я, не удержавшись, нахожу губами его губы и нежно целую. Так нежно, как только умею.
Он мой мальчик. Мой темноволосый ангел. Мое маленькое счастье.
Мерлин, что же он со мной делает?..
Я действительно был счастлив с Гарри.
Мне казалось, что мы с ним подходим друг другу. Мы были очень разными, но это делало наши отношения лишь более интересными и оригинальными.
С ним мы общались на равных. А в чем-то я даже был выше его. И это стало для меня едва ли не самой большой радостью. С Люциусом такое равенство было невозможно.
К тому же Гарри дарил мне покой. Покой и жажду жизни. У меня появилось ощущение невыразимой легкости. Наверное, примерно то же испытывает человек, который после долгих лет ношения тугого корсета получает возможность снять его и вздохнуть полной грудью. Это было удивительное чувство. Хотя и немного обманчивое.
У моего мальчика были свои недостатки. Но и свои достоинства тоже. И главными из них были простота и честность. А еще умение и стремление быть свободным.
Я не хотел походить на него. Но я хотел быть с ним.
Хотел...
Сцена третья
Сегодня он впервые в жизни ударил меня. Легонько мазнул пальцами по щеке. Но дело тут не в физической боли. Сам факт, что он сделал это, сковывает мне грудь странным чувством обиды.
- Я полагал, что ты умный человек, - презрительно говорит Люциус.
Я поднимаю на него взгляд и зло бросаю:
- В чем же моя глупость?
Он смотрит на меня как на полного идиота:
- В неверном выборе связей.
Я отворачиваюсь, а он продолжает:
- Я совсем не против того, чтобы ты нашел себе любовника. Скорее, я даже за. Но эту тварь с инициалами ГП я категорически не желаю видеть рядом со своим сыном.
- Он ничем не хуже других, - привожу я первый и последний, не слишком убедительный аргумент.
Люциус усмехается и качает головой, как будто не веря в то, что я действительно это сказал.
- Я не буду спорить с тобой. Потому что ты и сам знаешь, что не прав.
С этими словами он идет к выходу из комнаты. Уже стоя на пороге, Люциус слегка поворачивает голову в мою сторону и холодно говорит:
- Я даю тебе шанс подумать. Неделю. Я имею в виду, что у тебя есть неделя на то, чтобы решиться бросить этого выродка.
Я стою, не поднимая на него глаз. Со стуком закрывшейся за Люциусом двери я осознаю, что больше не могу удержаться на ногах и опускаюсь на пол.
Мерлин, как же я устал...
Один из нас двоих должен был умереть. Просто потому, что так не могло больше продолжаться. Я не мог разрываться между Люциусом и Гарри. Действительно не мог.
У меня было два выхода: убить себя или же убить его. Не трудно догадаться, что я выбрал.
Возможно, это эгоистично. Возможно, это аморально.
Но всем давно известно, что я эгоист. Да и понятия морали для меня всегда оставались лишь пустыми словами.
Я решил убить Люциуса Малфоя. Своего отца. А по совместительству, одного из самых влиятельных волшебников Великобритании.
Это было безрассудно. Это было страшно. И это было очень верно.
Было...
Сцена четвертая
Гарри слушает меня с расширенными от удивления глазами. Он не понимает. И говорит почти шепотом:
- Но он же твой отец... Как ты можешь...
- Он чудовище, - спокойно парирую я. - Он мешает нашему счастью.
- Нельзя прийти к счастью через смерть близкого человека. Да и вообще через убийство. Ты хотя знаешь, что это такое - убить человека?
Я зло усмехаюсь:
- Может быть ты забыл, но меня несколько лет готовили стать Упивающимся. Я убивал людей, Поттер.
Он прикрывает глаза и кивает:
- Да. Хорошо. Но он все равно твой отец. Так нельзя.
- Ты изменишь свое мнение, если я скажу, что он трахает меня с двенадцати лет и до сих пор?
Я знаю, что это нечестный ход. Я знаю, что это удар для него. Но он должен меня понять.
Гарри молча смотрит на меня, как будто пытаясь по выражению моего лица угадать, правду ли я сказал. Затем он опускает глаза и, устало проводя рукой по волосам, хриплым голосом спрашивает:
- Почему ты мне никогда об этом не рассказывал?
Я пожимаю плечами:
- А что я должен был сказать? Гарри, как ты относишься к тому, что я сплю с собственным отцом?
Он вздыхает и, глядя мне в глаза, говорит:
- Не знаю. Наверное, хотя бы это, - он резко встает и подходит ко мне вплотную. - Сейчас ты с ним тоже спишь?
Я киваю и, помолчав, ровным голосом произношу:
- У меня нет выбора. Я не могу ему отказать. Может быть, тебе трудно будет это понять, но я очень сильно от него завишу. Точнее даже не завишу... Я подчинен его воле. Он как часть моего разума. И пока он жив, я никогда не смогу быть действительно свободным.
Гарри прикусывает нижнюю губу. На его лице сейчас написана непередаваемая смесь разных чувств. Ревность. Жалость. Страсть. Злость. Удивление. Понимание. В целом все, что я и желал увидеть.
- Давай просто уедем, - после нескольких минут молчания произносит он. - Куда-нибудь туда, где твой отец нас не найдет.
- Нет. Он найдет меня где угодно, - твердо говорю я.
- Просто... - Гарри морщится, будто от отвращения. - Я не уверен, что ты сможешь жить с этим.
- С чем? Что ты имеешь в виду под словом "это"? - спрашиваю я, действительно не понимая.
- Чувство вины.
Я смеюсь:
- Не будет никакого чувства вины. Не-бу-дет.
Он кивает и, прижав меня к себе, шепчет:
- Ладно. Я понял тебя. Но... все-таки подумай. Прошу тебя, очень хорошо подумай.
Подумать... Я не хотел об этом думать. Я хотел убить отца и быстро забыть об этом. А потом жить счастливо.
Свобода. Больше всего на свете я желал свободы. Независимости. Возможности самому принимать решения. Жить самостоятельно - своими чувствами и желаниями.
Нет, конечно, я не стремился стать ангелом во плоти. Я хотел получить власть, влияние, богатство. Но самостоятельно. Даже пороки и грехи я мечтал иметь свои.
Возможно, я даже хотел быть похожим на Люциуса. Но лишь в том плане, как одна сильная личность может быть похожа на другую.
Я не желал быть копией. Чьим-то аккомпанементом.
Я просто стремился стать самим собой.
Стремился...
Сцена пятая
Я смотрю на его тело. Грудь разрывают рыдания, но я диким усилием воли не даю им прорваться наружу. Никаких чувств.
Странное ощущение. Он мертв. Я убил его. Зачем? Я не мог так дальше жить.
Я эгоист. Слабый инфантильный эгоист. Но это было только мое решение.
Или нет?..
Я смотрю на его тело. Он такой красивый. Его волосы разметались по полу. Кожа (такая нежная...) побледнела и стала похожей на холодный белый мрамор. А эти широко раскрытые глаза, в которых застыло непонимание... Они прекрасны. Он прекрасен. Мертвый ангел, уже мне не принадлежащий.
Наверное, я его любил. А, может быть, нет. Скорее я был лишь банально влюблен. Но в любом случае, теперь осталось только страдание. Рвущее душу, неистовствующее страдание. И почти незаметное чувство вины.
Он сейчас такой беззащитный. Даже хрупкий. А когда-то мне казалось, что на свете нет человека сильнее его. Теперь он мертв. И его тело, лежащее на полу в удивительно грациозной позе, напоминает фарфорово-тряпичную кукольность сломанной марионетки.
Все просто. Его больше нет. Боль пройдет, и я смогу вздохнуть свободно. Я понял одну вещь. Я понял...
Не поворачиваясь, я делаю несколько шагов от тела и позади себя слышу голос человека, которого люблю больше всего на свете. Дико, безудержно, истерично люблю.
- Иди сюда, Драко. Иди сюда.
И я бросаюсь в его объятия и позволяю себе разразиться рыданиями.
Люциус улыбается и длинными успокаивающими движениями гладит меня по спине...
Я просто понял одну вещь: я играю не аккомпанемент. Нет, я исполняю ту же самую мелодию, но с некоторым отставанием. В этой "музыке" и есть мое истинное Я. Мы вместе с отцом играем великое произведение искусства жизни. А игра в четыре руки возможна только вдвоем...