День всех душ
(All Souls' Day)
Автор: Phineas
Оригинал: здесь
Перевод: K
Бета: Veronica-d
Pairing: Ремус/Сириус
Рейтинг: PG
Жанр: romance
Краткое содержание: Ремус ждет. Сириус возвращается.
Примечания: фанфик был написан до выхода "Гарри Поттер и
Орден Феникса", поэтому есть некоторые несовпадения.
Стихотворение в оригинале, потому что переводчику не удалось найти аналога
на русском.
Ремус вздрагивает, просыпаясь от неглубокого сна, открывает глаза. Бледный солнечный свет проникает сквозь почти голые ветки деревьев. В комнате холодно; не согревает даже лишнее одеяло. Он переворачивается, свешивает ноги с кровати. Надевает мантию, перекинутую через спинку единственного в комнате стула. Все выглядит так, как и всегда. Как и должно быть. Он думает, может быть, сегодня.
Он ждет много месяцев. После того, как пришло короткое, но содержательное письмо от Дамблдора, он позаботился о том, чтобы у него всегда были еда и чистые полотенца. Запасные подушка и одеяла аккуратно свернуты на кровати в его кабинете.
Он одевается и спускается вниз, чтобы приготовить утренний чай. Пьет его в кабинете, просматривая "Пророк". Закончив читать, он аккуратно сворачивает газету и складывает ее поверх стопки уже прочитанных. В субботу он сожжет их в камине. А в воскресенье начнет новую стопку.
По крайней мере, обычно так все и происходит. Но все может измениться в любой день, в любую минуту. Он знает это. Только не знает, когда.
Он выходит на крыльцо и погружается в яркое утро. Небо такое же чистое, каким было весь октябрь, но сейчас, в начале ноября, листья почти облетели, и солнце светит слишком ярко. Листья устилают землю ковром, ломаются под ногами Ремуса с тихим треском. Он идет к опушке леса неподалеку от дома.
Он приближается к черному скелету дерева и становится под ним, каждое утро в одно и то же время, прислонившись левым плечом к стволу и жмурясь на солнце, он смотрит прямо на небо сквозь ветки дерева. Каждый день они все те же: дерево, земля, его дом и небо. Одни и те же картинки. Но каждый день все понемногу меняется. Цвет неба, твердость земли, запах в воздухе, птицы, которые вьют гнезда и покидают их с наступлением холодов. Листья, открывающие свои истинные цвета, а потом вянущие, падающие на землю ломкими и коричневыми.
Этим утром дерево совсем голое. Последние листья, которые еще вчера утром цеплялись за ветки и тихонько шелестели на ветру, сегодня где-то внизу, может быть, уже превратились в коричневую пыль под ногами Ремуса. Небо, бледно-голубое и яркое в его глазах, кажется проткнутым насквозь венами голых ветвей. Ремус откидывает голову к стволу и в этот миг улавливает новый запах в воздухе.
Инстинкт подсказывает ему немедленно бежать. Однако он продолжает стоять на месте, смотреть на небо, пока до его слуха не доносятся приближающиеся шаги, шелест сухих иголок под ногами. Сириус останавливается в нескольких шагах, и Ремус, наконец, переводит взгляд на него. Сириус задерживает дыхание, хочет что-то сказать.
- Ремус, - все, что он может выговорить, а Ремус может лишь смотреть. Это не тот Сириус, которого он знал, и не тот Сириус, которого он видел в Хогварце, униженный, грязный и едва узнаваемый. Он по-прежнему очень худой, но кажется более реальным; резкие черты смягчились. Его волосы растрепаны, но они чистые и почти блестят. На бледных щеках едва заметный румянец, ноябрьское солнце отражается в его глазах.
- Ты выглядишь… хорошо. Здоровым, - голос Ремуса звучит хрипло и неуверенно. Он вдруг отчетливо осознает, что у него самого в волосах седина, а в уголках глаз и губ - морщины. Ремус осознает время - каждую секунду, которая проходит, пока они стоят друг напротив друга, каждый год, который так не увидел их вместе, превратив их в таких. Изменившихся.
Сириус выдыхает теплое облачко смеха в морозный воздух и отворачивается, оглядывая дерево, землю.
- Ты же знаешь Арабеллу. Я не смог выбраться, пока не съел столько, сколько полагалось за … в общем, за все эти годы.
Его взгляд вновь встречается со взглядом Ремуса. Ремус хотел бы отвести глаза, улыбнуться так же тепло и просто, как Сириус.
- И не подстригся, - добавляет тот, взъерошивая волосы на затылке.
Ремус понимает, что должен что-то сказать. Что-нибудь об Арабелле и ее привычках. Спросить Сириуса, видел ли он уже Мундунгуса. Но он молчит, потому что вместо всего этого может вырваться - "Сириус, прости меня. Прости меня. Прости. Я подвел тебя. Я поверил им, предал тебя и ненавидел тебя, и нет ничего, что бы я мог поделать с этим, и мне так ужасно жаль. Прости, прости, прости". Он не может произнести этого вслух. Это бессильное бормотание не может сблизить их или зачеркнуть годы, отделяющие их друг от друга. Даже отголосок этих слов у него в сознании заставляет его колени слабеть, а дыхание - прерываться.
Сириус по-прежнему смотрит на него. Повисшую тишину, кажется, можно потрогать, и Ремус понимает, что его очередь что-нибудь сказать. Слова Сириуса, его поза и выражение лица - сама непринужденность. Ремусу отчаянно хочется обладать хоть частицей той легкости, которая всегда отличала Сириуса, и которая, кажется, почти вернулась к нему за год относительной свободы.
Один год. Всего год. Ремус вспоминает о тринадцати годах, и понимает, что более чем заслужил все, что сейчас испытывает.
- Ремус, - это почти шепот. Сириус протягивает к нему руку, бережно касается пальцами его лица. Ремус вздрагивает, потому что пальцы такие теплые по сравнению с морозным, сухим воздухом.
- Ты не должен… Я получил письмо от Дамблдора. Давным-давно. Ты можешь остаться здесь, сколько хочешь… сколько нужно. Я пойду… Я приготовлю чай, - он обходит Сириуса - осторожно, стараясь не дотронуться до него, - затем направляется прямиком к дому по мертвым листьям и сухой траве, не оглядываясь, чтобы проверить, идет ли Сириус.
Один в своей крошечной кухне он наклоняется над пустыми чашками, чтобы перевести дыхание. Он не может этого сделать. Как он может сделать это?
Он слышит шелест мантии у дверей, а потом Сириус произносит:
- Ремус, прости, что я так долго. Я сначала заехал ко всем остальным, потому что подумал, что мог бы… ну в общем, что я мог бы остаться здесь дольше. Но мне не обязательно…
Не успев ни о чем подумать, Ремус резко оборачивается и смотрит на Сириуса расширенным глазами. "Ты просишь прощения?" - звучит у него в голове, но он опять не произносит ни слова. Сириус смотрит настороженно, неуверенно переминаясь в дверях, как будто может повернуться и убежать при малейшем признаке опасности. Блестящие глаза устремлены на Ремуса, словно тот вот-вот набросится на него - или, в свою очередь, пустится бежать.
Тишина повисает вновь, но Сириус нарушает ее.
- Я приготовлю чай.
Он проходит мимо Ремуса, берет чайник и наполняет его водой. Ремус наблюдает за ним. "Что происходит?" Он был уверен, что готов к этому утру. У него был целый год, чтобы мысленно представить эту встречу. Он был готов принять любые слова обвинения от Сириуса. Он бы покорно принял даже побои. Но Сириус не кричит, не грубит, не жалуется на муки, которые ему пришлось перенести, или на недоверие Ремуса, его неверность, слабость его любви. Сириус готовит чай.
Ремус садится в кресло за маленький дубовый стол. Он слышит собственное хриплое дыхание. И тут Сириус оказывается рядом с ним, на коленях, отнимая его руки от лица, забирая их в свои, согревая. Он обеспокоено смотрит на Ремуса снизу вверх.
- Ты хочешь, чтобы я ушел?
Вопрос звучит спокойно, и … губы Сириуса перестают дрожать, когда он сжимает их.
- Куда? - устало спрашивает Ремус, и Сириус еле заметно улыбается.
Он снова серьезен, и вновь спрашивает:
- Ты хочешь, чтобы я ушел? Я мог бы… Мундунгус сказал, я мог бы остаться с ним, если нужно, но я думал… Я бы лучше остался здесь, если ты не против.
Если ты не против. Ремус смотрит в усталое лицо и видит схожие линии, такие же, как и у него самого, и даже больше - на лбу, прямо над глазами.
- Нет. Конечно, я хочу, чтобы ты был здесь.
Только когда он чувствует словно бы дуновение ветра на щеке, Ремус понимает, что Сириус ждал его ответа, затаив дыхание. Он уже готов сказать свое "Прости", но Сириус сжимает его руки, потом отпускает их и встает. Свистит чайник, и Ремус смотрит, как Сириус разливает по кружкам кипяток, роется в ящике в поисках заварки и сахара.
Чашки позвякивают, когда Сириус опускает их на деревянный стол. Ремус заглядывает в свою дымящуюся чашку. Он поднимает ее и пробует слишком сладкий, почти обжигающий чай. Сириус наблюдает за ним, обхватив ладонями собственную чашку, его пальцы легонько дрожат. Ремус рассматривает его пальцы. Может быть, вот оно. Сириус будет мучить его этими нежными жестами, и тем, что не подойдет к нему ближе, чем на полметра, и красивыми изящными пальцами, сомкнувшимися вокруг чашки нетронутого чая. Ремус не знает, достаточное ли это наказание для него, но он все же согласен вынести его.
Однако руки оставляют чашку, и Сириус кладет их ладонями на стол.
- Ремус, - он глубоко вздыхает, словно с трудом, - можно мне просто… можно мне…
Он запинается, отодвигаясь от стола, и вот он уже на коленях, рядом с Ремусом.
Ремус по-прежнему смотрит на чашку, где только что были пальцы Сириуса, пока тот не кладет руку на затылок Ремуса, заставляя посмотреть на себя. Все тело Ремуса реагирует на прикосновение, сердце бьется быстрее и кровь приливает к лицу. Сириус держит его так несколько секунд, а затем притягивает вниз в неуклюжем объятии, Ремус наклоняется, его колено упирается Сириусу в бок. Ремус поворачивается на стуле, Сириус подтягивает его ближе, прижимаясь головой к изгибу шеи, отчаянно хватаясь руками за мантию и волосы.
Ремус не знает, чье это желание. Кто кого успокаивает. Он думает, что, возможно, это неважно. Волосы Сириуса мягко касаются его подбородка, гладкие мышцы натянуты под его прикосновениями. Он отодвигается, поднимает руки и дотрагивается до лица Сириуса. Опускает голову и целует линии на лбу, морщинки в уголках его глаз, нежную сухую кожу в уголке губ.
Сириус притягивает его. Притягивает его со стула на пол, так что они оба на коленях, и Сириус может поцеловать его. Он отвечает на нежные прикосновения Ремуса с отчаянной силой, которая оставляет их обоих бездыханными. Ремус держится за него, впивается пальцами в плечи Сириуса и держит его, как всегда мечтал. Сириус продолжает притягивать его ближе, обнимать крепче, пока не прижимает слишком сильно, и они не то падают, не то соскальзывают на пол, и в последнюю секунду Ремус опирается на руку.
Сириус смеется, и Ремус тоже не может удержаться от смеха. Это какой-то новый старый звук, и Ремус не может насытиться им. Но он позволяет Сириусу увлечь его в поцелуй вновь, и его бедра прижаты к полу, и он отстранено думает, что он никогда не был здесь - он уже много лет живет в этом доме, ходит по этому полу, но он никогда не падал на него, никогда не стоял на коленях, и никогда никто не целовал его здесь. Его мысль следует в другие комнаты дома, на улицу, к черному дереву, листьям и небу.
- Останься, - шепчет он в губы Сириуса и чувствует его ответную улыбку.
My love came back to me
Under the November tree
Shelterless and dim.
He put his hand upon my shoulder,
He did not think me strange or older,
Nor I, him.
Frances Cornford, All Souls' Night