Bon Soir, Desepoir
(Добрый вечер, отчаяние)
Автор: mobius
Pairing: Рон/Драко
Рейтинг: R
Жанр: пьеса
Краткое содержание: После победы над Упивающимися Смертью, Драко был осужден и обречен всю оставшуюся жизнь жить в доме, который находится в вырванном из реальности отрезке пространства-времени.
Предупреждение: dark, местами ненормативная лексика
Disclaimer: Я ничего не делал, никто ничего не видел, никто ничего не докажет. А если есть свидетели, то давайте адреса, я с ними поговорю.
Размещение: Если хотите прибить этот шыт на свои ворота, просто киньте в меня мылом и делайте что хотите.
Моему личному философу Забриски Райдеру.
«Любовь – это разрушение», Теннеси Уильямс
«Это нехорошо, но это Бог», Моизи
Sobachii val’s: вы отлично видите Человека со спины, но поскольку камера установлена под потолком, вы не сможете с уверенностью сказать, какого цвета его ботинки.
Часть комнаты погружена в сумрак. Освещено лишь тело Человека и прямоугольник пола, на который ложится свет из зарытого окна. Стекла давно никто не протирал и на них скопилось достаточно пыли, чтобы даже в солнечный день этот прямоугольник на полу выглядел серым.
В углу квадратной, пустой комнаты с дощатым полом угадывается радиоприемник.
Да, вы только догадываетесь, по звуку.
Но я скажу: это действительно именно радиоприемник. Кроме него и зеркала, в комнате нет предметов. Один огромный и настолько старый приемник, что у него имеется только два регулятора: громкости и длинных частот.
Доносится депрессивная песня. В ней нет ни энергии, ничего. Одна унылая хандра. Очень монотонно.
Вы думаете, что музыка звучит очень монотонно. Вы думаете, что в музыке одна унылая хандра.
Sobachii val’s: (вы слышите голос Дэвида Боуи или, скажем, Portishead, искаженный динамиками старого приемника): мы сегодня свободны петь и говорить, только нас к сожаленью, никто не желает слушать. Мы сегодня свободны есть и даже пить. Можем весьма свободно сдохнуть в навозной луже. Это сладкое слово – свобода, мы мечтали о ней и в бою за нее положили так много народа. Положили своих и чужих, врагов и друзей, оставляя, увы, за спиной толпы жалкого сброда. И в конце припева звучит очень грустное «О ля, ля, все мы виновны». Глупость, думаете вы. Бессмыслица. Эту песню сочинили после победы над Упивающимися Смертью и их Лордом, это вы помните.
Человек (говорит тихо): - Опаздываешь, как всегда.
Sobachii val’s: вы не можете видеть Другого Человека, неторопливо идущего по садовой дорожке. Дорожка в ужасном состоянии. Плитки растрескались и завалены снегом. Это навело бы вас на мысль, что человек уже давно махнул рукой на внешний вид лужайки перед домом. Но вы должны знать, что Человек многие месяцы вовсе не выходил за порог.
Другой Человек (у него в руках вы видите большой бумажный пакет) поднимается по грязным ступеням и звонит в дверной звонок. Но вы осознаете, что не раздается ни звука – в доме по-прежнему стоит тишина.
Человек (выключает радиоприемник и только после этого спускается в прихожую, чтобы впустить пришедшего).
Другой Человек (терпеливо ждет).
Sobachii val’s: как ни старайтесь, вы не увидите следов нетерпения на лицах обоих. Дверь открывается со скрипом.
Человек (загораживает вход, голос звучит вовсе не радушно): - Mon petit captaine. (Мой маленький капитан).
Другой Человек (не обращая внимания на холодный прием): - Здравствуй, Малфой.
Человек: - Чтоб тебе собственной печенью ужинать. Здравствуй, Уизли.
Sobachii val’s: вы уже заметили, что фразы звучат обыденно. Значит, думаете вы, эти люди видятся часто, по крайней мере, трижды в неделю. Скорее всего, они не испытывают друг к другу симпатии, но обстоятельства заставляют их выполнять нехитрый ритуал приветствия, которое другими людьми было бы воспринято как однозначное оскорбление.
Другой человек (делая шаг вперед с явным намерением попасть в дом силой): - Как самочувствие?
Человек (посторонившись и разводя руками в патетичном жесте): - 36,6 градусов по бренди. И еще четыре стакана.
Sobachii val’s: вы думаете о том, что в 17 веке в термометрах вместо ртути использовали бренди. Но вы так же думаете, что Человек имел в виду нечто совершенно иное.
Другой человек (уверенно и быстро направляясь к кухне): - Хуже, чем обычно, Малфой.
Человек (не скрывая раздражения): - Поставь пакет на стол, отложи газеты, сдохни. И – спасибо, Уизли.
Sobachii val’s: вы наконец вспоминаете, кто эти люди. У Человека выцветшие светлые волосы и нездорово бледная кожа. Из газет вы знаете, что его зовут Драко Малфой.
«Ага!» - восклицаете вы, потому что вспоминаете, что это за дом и почему дорожка не очищена от снега. Драко Малфой был обвинен в ужасных преступлениях против человечности. Но косвенность улик и некоторые факторы, о которых вы не имеете ни малейшего понятия, свели меру наказания к домашнему аресту.
Дом, этот дом находится в месте, где каждый день одни и те же люди идут на работу утром и возвращаются вечером, неся в руках те же покупки, что были сделаны вчера.
В этом месте газеты каждый день рассказывают одни и те же новости и даже собака, которая живет у соседей, лает в один и тот же час. В 5:12 утра.
Страшное место, вы передергиваете плечами.
Страшное наказание, вы качаете головой.
Дом в месте, где отсутствует течение времени, где листы календаря, сколько их не переворачивай, застыли на дате «Ноября, Двадцатое».
Человек (вздыхая): - Вот почему я не верю в Бога.
Sobachii val’s: Надо быть маньяком, чтобы прицепить медаль на грудь мертвеца, почему-то думаете вы.
У Другого Человека темно-рыжие волосы и также бледная кожа, но это из-за того, что так положено у рыжих. Из газет вы знаете, что его зовут Рональд Уизли.
«Ага!» - восклицаете вы, потому что совершенно не понимаете, что это за пакет в его руках и почему звонок не работает. Рон Уизли был награжден несколькими правительственными наградами за подвиги в войне против Упивающихся Смертью. Но косвенность свидетельств и некоторые факторы, о которых вы не имеете ни малейшего понятия, свели меру восхваления к выгравированной фотографии на Доске «Лики Славы».
Вы не можете вспомнить, где он живет и чем занимается, потому что газеты очень быстро забыли о героях. В случае с Рональдом Уизли, вы уверены, что он сам бежал от внимания общественности.
«Как странно, - думаете вы, - что такой Другой Человек, как легендарный Рональд Уизли, может делать здесь, в этом заданном отрезке времени, с этим Человеком, преступления которого не доказаны полностью, но, безусловно, чудовищны?»
Уизли (достает из пакета продукты, несколько газет и выкладывает это все на непокрытый стол).
Малфой (стоя у него за спиной): - Белые черные дрозды существуют, но они такие белые, что их не видно. А черные черные дрозды – только их тени.
Уизли (не оборачиваясь): - Жуль Ренар.
Малфой (отворачиваясь к кухонному окну, тоже пыльному, как и все в доме): - У тебя появилось свободное время, чтобы читать?
Уизли (расправляя смятую газету, поясняя этот жест): - 13 апреля. Все вчерашние.
Малфой (с интересом подходя к столу): - «Daily Prophet», «Times», «Ministry of Magic»… Как всегда. Куча мусора. Про меня уже никто не пишет.
Уизли: - Не забудь сжечь, когда прочитаешь.
Малфой: - Я их съем, Уизли.
Уизли: - Не валяй дурака. Прошлая инспекция обнаружила у тебя «Таймс» за восемнадцатое марта.
Малфой: - Я пытался тебя подставить. Теперь двинь мне в морду.
Уизли (хватает Малфоя за плечо, разворачивает к себе лицом и дает пощечину)
Малфой (подчеркнуто не обращая внимание на произошедшее): - Мне на самом деле было интересно, как скоро они начнут подозревать тебя.
Уизли (набирая воду в чайник и ставя его на плиту): - Мне тоже интересно.
Малфой (садится за стол и начинает ворошить газеты).
Sobachii val’s: вы замечаете, что в данной ситуации никто не стал бы подозревать Рональда Уизли. Герой войны, который тайно навещает военного преступника? Нет, это не вписывается в жанр, думаете вы. Out of character, думаете вы. Но вы заинтересованы.
За окном медленно, вяло темнеет. Начинает идти легкий снег. Малфой поднимается и уходит в гостиную, чтобы включить газовый камин. По пути он выключает свет в коридоре, на кухне и прочих комнатах первого этажа. Уизли не возражает.
Вы видите его лицо, освещенное лишь синим светом газа, поднимающимся из конфорки. Он не двигается, его взгляд застыл на облупленной ручке чайника.
Малфой: - Отлично, отлично.
Sobachii val’s: У лошади в загоне отекают ноги.
Уизли: - Бывало и лучше. Сплошь желтуха. Завтра воскресенье. Все пишут о чужих любовницах. Это развлекает. Тебя это развлекает?
Sobachii val’s: Как только Малфой зажигает камин, запах кофе и старых слов вырубает пробки по всему району. Камера показывает вам, как стремительно лопаются пузыри света в люстрах других домов. Две с половиной секунды – и Двадцатое Ноября погружается в вечерний полумрак. Блестит падающий снег.
Уизли (кричит): - У тебя есть свечи?
Малфой (сидит на корточках перед камином, кричит в ответ): - Я
как-то далек от романтики. В моем-то возрасте.
Уизли (негромко): - Хорошо, что я принес.
Малфой (кричит): - Иди в жопу. Что ты там бормочешь?
Sobachii val’s: Капли воска на столе.
Уизли (кричит): - Иди сюда.
Малфой (пытается подняться, падает, рывком встает на ноги, идет на кухню)
Уизли (начинает кричать, но Малфой толкает его в плечо, показывая, что в этом уже нет надобности): - Ты не… Когда ты ел в последний раз?
Малфой: - Когда ты в последний раз приходил.
Уизли: - Хочешь?
Малфой: - Как волк.
Уизли: - Если в следующий раз я приду через месяц?
Малфой (пожимает плечами и садится за стол, смахивая газеты на пол): - Points de suspension. (многоточия)
Уизли (молчит).
Sobachii val’s: Уизли наклоняется и выкидывает из холодильника протухшие продукты, заполняя его свежими. Включает воду, моет посуду, оставшуюся после прошлого ужина. Достает несколько кастрюль, сковородку и начинает готовить. Малфой некоторое время с жадным вниманием наблюдает за ним.
Он так внимателен, потому что кроме него самого, Уизли – единственный живой человек в этом районе, в этом городе, на планете Двадцатое Ноября.
Затем Малфой встает и включает небольшое грязное радио на холодильнике.
В доме было два телевизора, но он разбил их, когда понял, что начинает сходить с ума, смотря каждый день на одни и те же транслируемые картинки.
Это удивительно, но радио живет здесь своей особенной жизнью, не повторяет песни и не содержит диск-жокеев.
Малфой: - Меня развлекает… Я представляю, как наряжаю елку твоими внутренностями.
Sobachii val’s: радио доверительно сообщает голосом «Криденс»: Animus – в психологии К. Юнга – женский принцип, особенно, когда он присутствует в мужчине. Anima – в психологии К. Юнга – мужской принцип, особенно, когда он присутствует в женщине.
Малфой: - Как поживает Гермиона?
Уизли (тихо): - Начинается.
Малфой (указывая подбородком на сковородку): - Ты готовишь всё лучше. Мужчина без женщины не готовит всё лучше.
Уизли: - Работает в Министерстве. Выдает винтовки.
Малфой: - И замужем?
Уизли (отрывисто): - Да.
Малфой (улыбаясь): - За кем?
Sobachii val’s: На подоконнике забыт стакан с потемневшей гнилой водой и плавленые мечты, все в дырках.
Малфой (встав и принимаясь бесцельно крутить ручку радиоприемника): - Меня не собираются амнистировать?
Уизли: - Я не спрашивал.
Малфой: - Чем занят Дамблдор?
Уизли: - Благотворительностью.
Малфой (оставляя приемник и приближаясь к Уизли, с интересом наблюдая за кипящим бульоном): - А Поттер? Вольдеморт?
Уизли (устало): - С тех пор, как ты спрашивал в последний раз, ничего не изменилось. Они оба по-прежнему умерли.
Малфой (крайне весело): - Мерлин Великий, в этой стране еще и умирают?!
Sobachii val’s: вы киваете, потому что твердо уверены, что так и должно быть. Киноактеры стареют, разводятся, жиреют и умирают. Но герои – герои всегда остаются молодыми, потому что это часть подписанного ими контракта. Очень важная часть, в которой утверждается, что герой обязан умереть в период от рождения до тридцати трех лет включительно. Если он этого не делает, то становится жирным старым киноактером.
Антигерои могут умереть позднее, но они обязаны сделать это бесславно и в мучениях.
Если они этого не делают, их никто не помнит.
Уизли: - Бывает иногда. Черт возьми, но не с тобой.
Sobachii val’s: снег идет все гуще, темнеет все быстрее.
Малфой (по-прежнему стоя за спиной Уизли, смотрит в окно): - Плотность льда примерно равна плотности бетона.
Sobachii val’s: до его прихода, эти земли были совсем другими. Тут было светло и солнечно, и снег ослепительно сиял под голубым высоким небом.
Но потом он начал курить, бросил, и снег свернулся серым говном, небо рухнуло и треснуло под тяжестью асфальтового катка.
Малфой: - Ты получаешь деньги не за то, что махаешь кайлом.
Уизли (отходит к шкафу, достает тарелки и ставит их на стол): - Ненавижу этот дом.
Малфой (не двигаясь с места): - У тебя есть деньги, это точно.
Уизли: - Я слышал, тут неподалеку озеро.
Малфой: - Свитер, старые джинсы. На левом ботинке скоро будет дыра. Вряд ли у тебя свое здание в приличном квартале на Нассау-стрит.
Уизли (машинально оглядывая свой левый ботинок): - На второй год после окончания Хогвартса, Гермиона увлеклась коммунистическими идеями, но быстро расплевалась с ними. Коммунизм, сказала она, ничтожен интеллектуально и ненадежен нравственно.
Малфой (подозрительно смотрит в сторону Уизли)
Уизли: - Мои попытки уйти от ответа становятся всё абсурднее?
Малфой: - Твои попытки уйти от ответа становятся всё абсурднее.
Уизли: - В субботу предполагается Фестиваль Сыра.
Малфой (махнув рукой): - Да. Конечно. Ничто так не сближает людей.
Sobachii val’s: Fade to black. Вы понимаете, что прошло некоторое время. Возможно – вы уверены в этом – очень много времени. Малфой и Уизли, скорее всего, уже поужинали и теперь сидят в гостиной. Перед ними одна полупустая бутылка портвейна, две жестяные кружки и еще несколько закрытых бутылок стоят возле стены. В комнате нет мебели, пол застелен ковром темно-синего цвета. Дощатые стены покрыты лаком, местами изъедены жучком. Тут и там в беспорядке расставлены несколько кружек и чашек, в них воткнуты парафиновые свечи.
Малфой и Уизли расположились на ковре, ноги Уизли почти касаются каминной решетки, Малфой сидит сгорбившись, по-турецки.
Малфой (тасует и раздает карты): - …не для любви, а для мести. Маленькая библиотечная проститутка.
Уизли: - Гранит проводит звук в 10 раз лучше, чем воздух.
Малфой: - A nous le jouer. (играем)
Уизли: - Еще.
Малфой (сдает ему карту): - Еще.
Уизли: - Еще.
Малфой (сдает ему карту): - Зачем ты приходишь сюда?
Уизли: - Еще.
Малфой (сдает ему карту): - Зачем ты приходишь сюда?
Уизли: - Еще.
Малфой (сдает ему карту): - У тебя давно перебор. Скидывай эту срань. Ты проиграл. Зачем ты приходишь сюда?
Уизли: - Еще.
Sobachii val’s: Вы видите как Малфой выбивает карты из рук Уизли, как набрасывается на него, душит, обеими руками с сумасшедшей радостью сдавливая горло.
Малфой сидит на груди Уизли, взгляд остановился на слюне, пузырящейся в углах рта Уизли.
Вы не понимаете, почему руки Уизли спокойно раскинуты в стороны в беспомощном жесте человека, с которым это бывало уже не раз.
Через какое-то время вы внезапно понимаете, что Малфой пытается одной рукой закрыть свое лицо, другой гладит Уизли по волосам. Отчаянно, нежно.
Уизли сильно кашляет, растирая руками горло, пытается перевернуться на бок, но из-за того, что Малфой по-прежнему сидит на нем сверху и не двигается с места, у Уизли ничего не выходит и судорожно вытирает слюну, текущую по подбородку.
Уизли (громко и хрипло): - Самоненависть – это форма жалости к самому себе.
Sobachii val’s: Когда Малфой наклоняется, песок сыпется сквозь его глаза.
Малфой (опускает руки вдоль тела в жесте опустошения): - Умирающим все лгут.
Уизли (гладит Малфоя по бедру): - Живые, может быть, и склонны врать умирающим.
Sobachii val’s: Вам досталась иммиграционная виза в чужое сердце.
Малфой (поднимается и уходит на второй этаж)
Уизли (с трудом встает на ноги, несколько раз сплевывает в камин, медленно подбирает с пола карты и две кружки, затем идет следом за Малфоем, по прогнившей лестнице на второй этаж. Ему приходится спускаться и подниматься еще несколько раз, чтобы перенести наверх несколько свечей и бутылки)
Sobachii val’s: За окном натянуты черные покрывала и вы понимаете, что это символизирует глубокую ночь, и чувства, и отсутствие света в соседних домах. Несколько блесток в верхнем правом углу черной ткани заставляют вас вспомнить о том, что неподалеку есть озеро.
Уизли (усаживаясь на пол, привычно вытягивая ноги): - Камины – дерьмо.
Sobachii val’s: Малфой вглядывается в зеркало со свечой в руке. Горячий парафин течет по запястью.
Из зеркала внимательно смотрит кто-то совершенно незнакомый.
Малфой (очень тихо): - Pied – a – terre. (резиденция или квартира временного использования)
Уизли (качает головой и снова кашляет).
Sobachii val’s: Внезапно радиоприемник включается сам. Уизли и Малфой вздрагивают и смотрят друг на друга. Такое вполне возможно, (вы понимающе приподнимаете брови), ведь приемник абсолютно, неприлично стар. Черт его знает, (вы сочувственно опускаете брови), какие там контакты перетерлись.
Уизли: - Черт.
Sobachii val’s: Радиоприемник: - …ворота души закрыты для тела, тело должно быть за этими воротами, иначе оно разрушит эти ворота и захватит душу и все, что в тебе сохранилось чистого.
Малфой (сквозь очень громкий и непринужденный смех): - Только дело в том, что никаких ворот, чтобы их закрыть, у меня нет.
Уизли (смеется и начинает тасовать карты)
Малфой (садясь рядом с Уизли так, что их плечи соприкасаются): - Рон, знаешь, что случается с собакой, которая потеряла хозина?
Рон (отвлекаясь от карт, дотягиваясь до бутылки и наполняя кружки доверху): - Нет.
Малфой (выключает радио, ударив по нему. Садится снова, смотрит в окно): - Потерявшие хозяина собаки становились звездами.
Рон (некоторое время молчит, затем в спазме беззвучного смеха заваливается на спину)
Sobachii val’s: Вы видите, как открывается его рот, как слезы текут по щекам и все это вызывает у вас отвращение. Вы считаете, что это безобразно в сочетании с полнейшей гнетущей тишиной.
Малфой (чуть смущенно, но с живым интересом): - Ты тронулся, Рон? Было бы отлично.
Рон (переводит дыхание, голос все еще чудовищно хрипит): - Профессор Снейп, который стал звездой.
Sobachii val’s: Он хотел договорить, но вы видите, что новый приступ отчаяния, которое он маскирует смехом, заставил его замолчать. Малфой долго смотрит на него, не двигаясь, следит, как Рон выгибается на полу, открывая и закрывая рот. Вы предполагаете, что Малфой сейчас ударит его, чтобы прекратить это. Но Малфой неожиданно тоже начинает смеяться, не издавая ни звука, кроме прерывистых всхлипов.
Это омерзительное зрелище, с возмущением думаете вы. По лицу Малфоя текут слезы, он вытирает их рукавом грязной темно-коричневой рубашки.
Рон (окончив смеяться так же неожиданно, как и начав, протягивает одну из кружек Малфою): - До дна, Драко.
Драко (пожимает плечами, в голосе горечь): - Куда уж ниже падать, Рон.
Рон: - Залпом.
Драко: - En avant. (вперед).
Sobachii val’s: И они пьют, так жадно, что вино течет по подбородку, заливаясь за вороты их одежды. Радио включается снова и вы слышите: «…и делают из креста каббалистические знаки вроде свастики – на востоке, на западе – везде. Ничто не свято, кроме святости милосердно нерожденных в мир рассудка, где жить – какое-то время хватать и рвать, а потом умереть с пустым сердцем и пустыми руками».
Рон и Драко, переглянувшись, кивают друг другу.
Рон (отставляя кружку и берясь за карты. Его руки дрожат, движения заметно утратили координацию): - Просто сделай это чудовище тише. Он не заткнется.
Драко (покачивается, встает, крутит регулятор громкости и звук радио становится шипением): - Rien de tout ma chere. (абсолютно ничего, моя дорогая)
Рон (пытается тасовать карты, но они валятся у него их рук. Он отшвыривает их в сторону): - Что?
Sobachii val’s: Вы вздыхаете в восхищении, потому что карты, брошенные Роном, расплескались по комнате, они застыли в полете и висят тут и там, словно подвешенные на нитках. Дрожат и шевелятся, но не опускаются на пол. Рон и Драко не обращают на это внимание. Они привыкли, что в полночь этот мир останавливается и замирает, ожидая наступления 5:12 утра.
Драко (неловко огибает несколько парящих в воздухе карт и садится рядом с Роном, по-турецки скрещивая ноги): - Самая высокая гора и я на ее вершине. Задыхаюсь разряженным воздухом. Тону и всплываю снова. Хочу быть жестоким, как ты. Жестокость – верный спутник и признак воли. Блевать от этого хочется. Но желание никуда не уходит. Что с того остается? Стоять на чисто прибранной кухне и ждать. Готовить кофе, правильно. Ночь в моей пещере. Она полна радости, сладкая и манящая. Она обещает исполнение желаний.
Рон (откупоривая новую бутылку): - Да ты пьян. Когда это я был жестоким?
Драко (издает короткий смешок): - Срань. Дерьмо. Ты самый жестокий из людей, которых я знаю… знал. Говна кусок.
Рон (снова наполняет кружки): - Это почему?
Драко (молчит)
Sobachii val’s: Вам кажется, вы знаете ответ на этот вопрос.
Рон: - И сколько бы нам не твердили обратное, солнце не становится прохладнее.
Драко: - Надо придумать тост. Мы пили уже за все. Охуеть, за все на свете.
Рон: - За ваши деньги – любой ваш каприз! Твоя очередь, Черный Дрозд на белом кресте.
Sobachii val’s: Вы немедленно вспоминаете: «Белый крест» – кокаин. «Черный дрозд» – капсула амфетамина.
Драко: - Ты падаешь за горизонт каждый вечер и горишь в океане каждую ночь. Утром здороваешься с тремя китами и идешь умываться. А что дальше?
Рон: - Я прихожу домой и расстилаю постель – в любое время суток мне хочется спать. Бросаю одежду в угол и при мысли, что вся моя дальнейшая жизнь будет похожа на это, мне хочется уснуть и наконец никогда не проснуться.
Драко (восторженно): - Совершенно верно! Тост за тебя. За Bete Noire. (предмет особой ненависти или отвращения)
Рон: - Meme chose. (тоже самое)
Sobachii val’s: Несколько свечей падают и гаснут. Но одна из них задевает парящую карту и та воспламеняется. Рон и Драко молча следят за тем, как горит кусок картона с намалеванным обозначением: 7 «пики».
Это длится очень, невероятно долго, сопровождаясь лишь шипением радиоприемника. И когда на деревянный непокрытый пол сыпется пепел, Рон и Драко одновременно начинают пить. Но, замечаете вы, не так, как в прошлый раз. Они пьют медленно, небольшими глотками, но все же не останавливаясь.
Драко (откидываясь на спину): - Ты любил Гермиону.
Рон (пожимая плечами): - Ну, да. Она мне вполне нравилась.
Драко: - И что ты сделал с любовью, когда она вышла замуж за этого… как его?..
Рон (через плечо оглядываясь на лицо Драко): - Ввел ей гран гидрохлорида морфия. Усыпил скотину.
Драко: - А она… Как это? D’accord. (согласна)
Рон: - А черт бы знал. Еще будешь пить?
Драко: - Моя голова - стипль чез.
Рон (неловко треплет его голове, пытаясь постучать его по лбу): - Твоя голова – milieu. (сфера) Пустая.
Sobachii val’s: Вы не знаете и не узнаете, откуда и почему Рон всегда был при деньгах. Вы помните, что он постоянно жил без работы. Он так привык к этому состоянию, что когда он наконец находил занятие, то погружался в еще большую тоску и беспокойство.
Драко (шепотом): - Я не люблю задернутых штор.
Рон (шепотом): - Я не люблю свет от соседнего дома, бьющий в окно.
Драко (тихо): - Я не люблю проповеди по радио.
Рон (тихо): - Я не люблю думать о будущем.
Драко (чуть громче): - И упоминать о прошлом.
Рон (чуть громче) - Я не люблю «Мартини».
Драко (еще громче): - Я не люблю людей, которые думают, что я не люблю их.
Рон (еще громче): - Я не люблю, людей, которые подозревают меня в любви к ним.
Драко (кричит): - Я не люблю, я ненавижу этот чертов сраный коммутатор.
Рон (кричит): - Я ненавижу это дурацкий камин. От него воняет газом.
Драко (в исступлении): - И тебя я ненавижу.
Рон (отчаянно): - И ты думаешь, что прекрасно это знаешь.
Драко (шепотом): - И что же тебе делать?
Рон (шепотом): - Что же тебе со всем этим делать?
Sobachii val’s: Наказан пожизненным одиночеством или это дар милосердия? Вы знаете ответ. Вы для себя уже все решили и вам ничуть не жаль тех, что еще мучаются сомнениями и правом выбора, собираются вместе поодиночке.
Рон (кивает в сторону): - Как давно тебе установили телефон?
Драко (лежит на спине, раскинув руки, отвечает не сразу): - Это, мать его, коммутатор. Они, мать их, так его называют. Мать их.
Рон: - Если бы ты не сказал, я бы не заметил.
Драко (протягивает руку и несколько раз проводит ею по спине Рона. Этот жест можно истолковать как стряхивающий пыль): - Я поскользнулся на лестнице полгода назад. Через три дня меня нашла инспекция. Тогда они решили поставить этот сраный коммутатор. Это если я вздумаю сдохнуть, я должен буду поставить их в известность.
Рон (медленно): - Да. На это теплое место куча кандидатов.
Драко (очень тихо): - Я хочу в Азкабан.
Рон: - А где этот твой телефон?
Драко (рывком поднимается на ноги, покачивается, хватает Рона за руку и грубо тянет за собой): - Коммутатор, мать твою.
Sobachii val’s: Они спускаются в подвал и вы удивлены – что за дрянное место для телефона? То есть, простите, для, мать его, коммутатора.
Драко демонстрирует Рону большой металлический ящик, отдаленно напоминающий распределительный щит. Драко яростно тычет в него пальцем, не говоря ни слова.
Рон (посмотрел на бутылку портвейна в своей руке, потом перевел взгляд на потолок. Подошел к стене, чтобы выключить свет, и встал рядом с Драко)
Sobachii val’s: Коммутатор молчит. На его передней панели мигают несколько светодиодов.
Драко (повернулся спиной к Рону, снял трубку с рычага): - Посмотришь, как он работает?
Рон (стоит за спиной Драко): - Нет.
Драко: - Они не хотят, чтобы мое разлагающееся тело изгадило пол. Я должен буду позвонить. Суки. Суки a la reine. (по-королевски)
Рон (спокойно): - Не звони.
Драко (пожимает плечами): - Разумеется. Но я хотел показать тебе, как он работает.
Рон (пытается положить руку на плечо Драко, но тот сбрасывает ее)
Драко: - В зависимости от того, кто тебе нужен, нажимаешь соответствующую кнопку вызова. Как видишь, здесь предусмотрены десять, но у меня работает только одна. «Инспектор Министерства». Я проверял.
Sobachii val’s: Фильмы задом наперед, на быстрой перемотке. Попробуйте. Это интересно.
Драко (заплетающимся языком): - Я пил до твоего прихода. Можешь прикончить эту бутылку сам. Сровняем счет.
Рон (берет Драко за плечо, комкая в кулаке ткань его рубашки, тянет за собой к выходу): - Пошли нахрен отсюда.
Драко (разворачивается, бьет Рона в грудь): - Я еще не закончил.
Рон (ударяется спиной о стену, падает на пол, молчит)
Драко (подносит ко рту трубку, в которой слышится громкий и пронзительный гудок): - Здравствуйте, инспектор. Я звоню вам потому, что в моем доме находится посторонний. Да, да, я уверен. Я помню, вы говорили, что любой, кто нарушит мое уединение (смеется, смотрит на Рона), поучит путевку в Азкабан. Да, и табличку «государственный преступник» на жопу. И на главной площади Министерства над его головой сломают палочку. У тебя все еще есть палочка, Рон? (смеется) Что-то я ни разу не видел, чтобы ты ее сюда приносил.
Рон (встает): - Хватит.
Драко (не обращает внимания): - Да, я хочу, чтобы он больше никогда не приходил. Что? (кричит) Откуда я знаю, какого хрена он тут делает?! Он начал приходить год назад. Мы даже встретили Рождество вместе. То есть, у него, где-то там было Рождество. А здесь всегда 20 Ноября. До его прихода я каждый день просыпался с мыслью наконец сдохнуть.
Рон (тихо): - Заткнись.
Драко (громким шепотом, в трубку, прикрывая рот рукой): - Я четыре года каждый день пытался порезаться ножом. Или случайно упасть с лестницы. Или повеситься на собственной простыне. Однажды я вышел из дома и решил, что попробую утонуть. Это легче, думал я. Просто заходишь в воду и всякое такое.
Рон (тихо): - Хватит.
Драко (быстро оглядываясь на Рона, но тут же отворачиваясь к коммутатору и продолжая говорить, не повышая голоса): - Но я обнаружил, что до этого озера невозможно дойти. Я шел и шел, я тащился к этой луже говна два дня, но дорога вертелась под моими ногами, как барабан, как беличье колесо. А блеск воды оставался все так же далеко.
Рон (громче): - Я не желаю слушать это дерьмо.
Драко (повышая голос): - А потом однажды… Кажется, это было 20 Ноября, в дверь постучали и я открыл. Там стоял он. В первый день мы избили друг друга до полусмерти. Так продолжалось больше месяца. Но потом что-то изменилось. (кричит в сторону Рона) Что-то изменилось, а?!
Рон (кричит): - Я сейчас вышибу из тебя дурь! Прямо сейчас! Хочешь?!
Драко (отворачиваясь и понижая голос): - Я стал ждать его с нетерпением. Он всегда опаздывает и я знаю это. (кричит) Я всегда жду. (снова тихо) Через два с половиной месяца он стал спрашивать, чего я хочу. И всегда приносил, чего бы я не попросил. В бумажных пакетах. Если я хотел газеты, он ждал у типографии в четыре утра, чтобы принести мне свежие. Но он всегда называл их «вчерашними».
Рон (молчит, подходит ближе)
Драко: - Вы слушаете? Что дальше? Я вам расскажу. Я не хотел дружбы с ним. Но в этом убогом, уродливом доме я оказался способен принять гораздо большее. Слушаете, да? Да, я согласен. Если бы ко мне приходила МакГонагалл или Лонгботтом, или эта тварь Грейнджер, я бы… Я бы влюбился в нее! Не верите? Я живу тут пятый год, я способен влюбиться в кусок газеты, я разговариваю с радиоприемником, с засранным радиоприемником!
Рон (срывающимся голосом): - Дерьмо. Дерьмо. Вся эта хренова чушь.
Драко: - Но ни МакГонагалл, ни Лонгботтом, ни эта грязная стерва не приходили ко мне. Ко мне приходил этот чертов ирландец, который не может внятно сказать (передразнивает) «Дерьмо» или хотя бы «хренова чушь». Но я же говорю вам… я говорю chez moi and enntre nous (у себя и между нами), вы понимаете? И я говорю: если этот чертов ирландец не принесет мне газеты 20 ноября, я все-таки дойду до этого сраного озера. Сдохну, но дойду. Я не хочу умирать. Я так люблю жизнь. Любую жизнь. Поэтому я пытался четыре года, но у меня ничего не вышло и не выйдет никогда. Я не хочу умирать.
Sobachii val’s: Я теряюсь, когда ты так смотришь на меня. Потом я открываю глаза и теряешься ты.
Драко: - Я знаю, он живет в точно таком же доме. И на календаре у него одна и та же дата.
Рон (хрипло, с надрывом): - Сукин сын.
Драко: - Я хочу, чтобы он был рядом. Этот чертов недоношенный ублюдок, вы хоть представляете себе, как он изменился? Удивительно, да? Невероятно. Он мне никогда не нравился. Меня от него блевать тянуло. А сейчас я его люблю.
Рон (молчит)
Драко: - Сегодня ты уйдешь и чтобы я больше никогда не видел твою е***ую морду здесь.
Рон (подходит и кладет руку ему на плечо): - Никогда не увидишь. Обещаю.
Драко (рука опускается, трубка коммутатора вываливается из его пальцев и висит, раскачиваясь, на витом проводе)
Рон (встряхивает его за плечо): - Ты только скажи, какие газеты в следующий раз принести.
Драко (делает шаг назад, упираясь спиной в грудь Рона): - И чтобы я больше никогда не видел твою ебаную морду здесь.
Sobachii val’s: Вы думаете: какую заурядную психологическую шутку играет сейчас с Драко его сознание. Виновным трудно перенести потерю самоуважения, признать свою неправоту, и они стараются избавиться от неприятных переживаний, трансформируя их в отрицательные эмоции по отношению к тем, перед кем они провинились. Рон раздражает Драко лишь потому, что Драко чувствует свою вину перед Роном. Ничем не обоснованную, беспочвенную, идиотскую вину. Нелепая распространенная несправедливость. Вы киваете. Вы располосовали чувства, прочитав две книги по психологии. Может, даже три. Вы знаете все.
Рон (словно совершая шаг в пустоту, медленно и тяжело, делает движение навстречу Драко)
Драко (спокойно, равнодушно): - Я только что… Знаешь, что мне ответили?
Рон (растирает плечи Драко, как будто он вылез из воды): - Нет.
Драко: - Эмфизематозный карбункул – острая инфекционная болезнь в основном крупного рогатого скота, характеризуется образованием припухлостей в богатых мускулатурой частях тела и быстрой смертью животных. Для профилактики применяют живую или инактивированную вакцину.
Рон (грубо тянет Драко за собой, на второй этаж): - Когда-нибудь я именно так и скажу.
Драко (вырывается, идет следом): - Непременно.
Sobachii val’s: Стая глухонемых птиц. Представляете, летит рваным клином по ослепительно серому небу и… тишина. Нет, вы качаете головой. Вы не понимаете. Вы уже выросли из этого возраста.
Драко (стоит посреди комнаты, в центре застывшей колоды карт, оглядывает свечи): - Если бы кровь не была красной, а моя палитра – холодной, я бы перерезал тебе глотку и пальцем стал бы рисовать твоей кровью на стенах комнаты.
Рон (подходит к нему вплотную и кладет одну руку на шею)
Sobachii val’s: Они целуются. Сначала медленно, осторожно. Затем яростнее, жестче, они словно мстят друг другу за обоюдоострое чувство вины, расковырявшее аорты до желтых гнойных дыр.
Камера кружит вокруг них.
Вы застыли, вы не знаете, что думать. Вы ожидали этого, но теперь это кажется вам омерзительным, безобразным, уродливым.
Драко: - Я открыл великий закон вселенной: стекло – это самый прочный материал на свете. Если ты рыба, разумеется. Если ты в аквариуме, разумеется. Хватит травить мне воду, я хочу отдохнуть.
Рон (снова целует, не обращая внимания на то, что еще одна из свечей упала и потухла)
Sobachii val’s: Вы помните, как старые билеты расплескались по пыльному полу. Вы не герой, никто не герой. Не время для героев. Герои не выносят одиночества. Поэтому их времена прошли, а вы о них ничего не помните.
Рон: - Мне нужно идти.
Драко: - Да. Конечно.
Рон: - Я вернусь.
Драко: - Я знаю. Я никуда не денусь отсюда, это уж точно.
Sobachii val’s: Они смеются, спускаются к выходу из дома, Драко распахивает дверь.
Драко (смеется): - Ты мог бы чаще приносить сюда свою задницу.
Рон (смеется): - Если бы не инспекции, я бы тут жил.
Драко: - Все, иди.
Рон (неуклюже, спиной вперед, спускается по крыльцу): - Тебе сейчас нужно позвонить, я знаю. Я знаю, ты собирался… еще тогда.
Драко: - Да, я собирался.
Рон: - В следующий раз мы вместе попробуем добраться до озера.
Драко: - Да. Это… Это очень хорошая мысль.
Рон: - Если вдруг захочешь поговорить – кричи громче.
Sobachii val’s: Они снова смеются. Неожиданно они снова бросаются друг к другу, и вы как раз успеваете закрыть глаза, чтобы не видеть их очередного уродливого поцелуя.
Рон: - Дай мне хотя бы полчаса.
Драко: - Хорошо.
Рон: - Хорошо?
Драко: - Хорошо.
Рон (уходит, сначала неторопливо, затем бежит): - До св… Полчаса… Полчаса! Полчаса!! Я приду еще!
Драко (отчаянно, срывающимся голосом, кричит вслед): - Да! И газеты, не забудь газеты. Слушай, попробуй написать мне сюда письмо! Обязательно! Ты же ни разу не пробовал, вдруг письма…
Sobachii val’s: Он перестает кричать вслед, потому что фигура исчезла за стенами мира Двадцатое Ноября.
Несколько минут он стоит, остановив взгляд на далеком блеске озерной воды. Снег по-прежнему идет, не переставая и нисколько не редея.
Взгляд Человека полон отупения и безнадежности.
Он что-то тихо произносит и качает головой. Спускается в подвал, подходит к коммутатору и нажимает кнопку «Вызов Инспектора».
Инспектор: - Говорите!
Человек (с трудом, с усилием, с равнодушием): - Да, инспектор. Он…
Sobachii val’s: Вы встаете и спешите уйти, потому что знаете, что будет сказано и не хотите этого слышать. Вы оказываетесь на улице, счастливо вздыхая оттого, что как раз успели, что точно вовремя ушли.
Вы ненавидите этого Человека, потому что когда-то сами поступили точно так же.
Человек: - Да, инспектор. Он вышел пять минут назад. Сейчас он еще должен быть в... Да, инспектор. Да, можете брать его. Я готов дать показания. Конечно, он виновен, инспектор. Мне сбавят срок? Нет?.. Подождите… подождите. Послушайте, я хотел спросить… Сюда доходят письма, вы не знаете?