Пасхальные каникулы
Автор: Saint-Olga
Бета: Die Marchen, Helga
Paring: Северус Снейп/Ремус Люпин
Рейтинг: PG-13
Жанр: general
Disclaimer: Все узнаваемое принадлежит JKR.
Размещение: Если вы хотите разместить этот рассказ на своем сайте, свяжитесь, пожалуйста, предварительно с автором.
Дом на Гриммольд-Плейс, 12, пустынен и тих. Он всегда был таким, с самого дня постройки. Залы хранят эхо шагов всех владельцев, начиная с первого Блэка, переступившего его порог. Давно это было, но уже тогда дом Блэков слыл Благороднейшим и Древнейшим, и слова эти красовались над входной дверью, и над гербовым щитом в холле, и над генеалогическим древом, ветвисто раскинувшимся на стене.
Тогда дом на Гриммольд-Плейс был молод. А сейчас он стар, и привык считать, что древняя надпись относится к нему в той же мере, что и к роду, владеющему им. Это он – Дом Древнейший и Благороднейший.
Шаги незваных гостей, заполонивших его, тонут в отзвуках шагов тех, кто ходил здесь прежде. Их голоса вязнут в шепотах, вечно звучащих из углов. Они теряются в его коридорах, на них веет жутью из провалов дверей. Дом усмехается.
Ремус Люпин покачивает палочку на ладони. Он знает, как избавиться от боггартов, притаившихся в шкафах и сундуках, и как справиться с пауками-страхолюдами, насылающими кошмары на спящих под этой крышей. За годы странствий он встречался и с Дуйнне-Ойе, буянившем в метеорологическом центре, и со склеротичным сфинксом, который ел даже тех, кто отвечал на его загадки, потому что забывал, какой вопрос задал, и с забредшим неведомо откуда в шумный мегаполис застенчивым неуклюжим брауни. Однажды он даже спас асри от желавших добра несчастному созданию ребятишек. Но здесь, на Гриммольд-Плейс, он оказался в окружении. Дом словно притягивает всю нечисть в округе. «Здесь бы уроки Защиты проводить» - думает он без улыбки. «Этот дом сам – нечисть. Как можно обезвредить нечисть, находясь в ее чреве?» Он не знает.
Люпин бродит по Дому, задумчиво склоняя на разные лады «проклятый» и «проклятый». Гоняет мелких кусачих жукомышей-вампиров из укромных норок. Дому от его усилий щекотно. Дом встряхивается, струит пыль с потолочных балок ему на голову – не по злобе, так, для порядка. Его забавляет нелюдь, завёдшийся в его стенах, наивно считающий себя человеком. Чтобы нелюдю не было так одиноко, он приносит ему отзвуки криков миссис Блэк и запахи стряпни, разведенной нахальной непрошенкой на кухне.
Иногда нелюдь, усталый, садится в какое-нибудь пыльное старое кресло, предварительно проверив, не отрастило ли оно щупальца-присоски, и смотрит в занавешенные окна или на бесцветные от пыли и старости гобелены. И, вдохнув поглубже спертый горчащий воздух, рассказывает тихим монотонным голосом:
- Все считали, что нас было четверо. На самом деле - трое и один. Джеймс, Сириус, Питер – и я. Потом оказалось, что на самом деле нас было два, один и один. Но это потом. А тогда я оставался одним, иным, и казался им крутым и прикольным, наверное – это когда они уже узнали мою тайну. Сначала-то я был просто полезным. Джеймс мог просмотреть текст наискосок, чтобы наплести что-нибудь сносное, а точные науки вроде Зелий он не уважал. Сириус от него не отставал. Но даже таким молодцам иногда нужно писать тесты, а в тестах на одной смекалке не выедешь. А я учил.
Помню, где-то во втором семестре первого года Фаццини, наша тогдашняя тетя-ЗоТя (добродушнейшая была женщина, мир ее праху, подвернулась под лапу взбесившемуся дракону на фестивале 86-го в Румынии), устроила нам тест по внеклассному чтению. У нее была такая фишка: она в начале года давала список дополнительной к учебнику литературы. Никто ее, естественно, не читал, кроме пары-тройки заучек, в число которых входил и ваш покорный слуга.
Как только объявили о тесте, Джеймс и Сириус махнули на него рукой, мол, все равно за ночь не выучить, так чего и стараться. А заучки пошли в библиотеку в спешном порядке дочитывать то, что не дочитали. Я и Снейп пришли туда, когда почти все книги уже разобрали – я забыл список в башне и возвращался, а почему он опаздывал, не знаю, но вид у него был взъерошенный и не без остатков воинственности.
Некий упомянутый в списке том, толщиной в половину тогдашнего меня, достался нам один на двоих. Шрифт там такой, что проще сразу ослепнуть – но деваться было некуда. Снейп честно терпел мое чересчур близкое по его меркам соседство до отбоя и даже после, потому что закончить мы не успели, а уходить первым я лично не хотел просто из принципа. Он, подозреваю, тоже. В общем, когда книжища закончилась, я уже час как клевал носом и букв не видел.
На тесте я сидел сзади Джеймса Поттера. И он ко мне оборачивался. И я ему отвечал – а чего ж не ответить? В результате он набрал больше всех баллов. Снейп оказался вторым. Пока он водил носом по своей работе, выискивая, где он там чего недобрал, Джеймс повернулся, хлопнул меня по плечу и поблагодарил. Снейп хмыкнул и съязвил, мол, «а в одиночку написать было слабо?» (Язвил он тогда еще по-детски, но фирменные интонации угадывались.) Джеймс ему что-то ответил – может, словами, а может, сразу пеналом по башке. Их диалоги за все семь лет так похожи один на другой, что в голове у меня перемешались.
Я тогда по баллам вышел шестым или пятым.
Гарри – руки в карманах, дума на челе – прошагал мимо пискнувшей и попытавшейся прикрыться Лаванды и бухнулся на свою кровать, закинув ноги в растоптанных ботинках на спинку.
- Поттер! – запоздало взвизгнула Лаванда, спешно застегивая блузку не на те пуговицы. – Стучаться надо!
- Запираться надо, - буркнул Гарри. Извлек руку из кармана, посмотрел на часы и засунул обратно. Лаванда безуспешно пыталась, не вылезая из-под одеяла, дотянуться с кровати Симуса, на которой она расположилась, до кровати Рона, на которой расположилась ее юбка.
- Ну и скотина же ты, Поттер, - Финниган продемонстрировал кулак. – Набью я тебе когда-нибудь морду, ох, набью…
- И что за манеру взяли – днем трахаться? – раздумчиво спросил Поттер у балдахина кровати. Балдахин промолчал. Он знал, что подросткам плевать на манеры, они способны трахаться днем, утром, вечером и в сумерки. Ночью тоже, но ночью проблематичнее, потому что отбой никто не отменял. Балдахин знал многое. Как это ни банально, он мог бы дорисовать Кама-Сутру, если бы умел рисовать. Впрочем, такого желания у него никогда не возникало, зато возникало другое, заветное: перебраться в спальню старой девы. Он испытывал к старым девам глубокую и искреннюю (хотя и заочную) симпатию, потому что они, по его сведениям, спят одни, в длинных ночных рубашках и моют на ночь ноги.
- Симус! – Лаванда негодующе дернула одеяло. – Слезь с него, наконец!
- Да ладно тебе, Лав, чего суетиться, - безразлично сказал Гарри. – Что я, голых баб не видел?
- Набью я тебе морду, Поттер… - без особого энтузиазма повторил Симус, вытягивая из-под себя одеяло. Лаванда влезла в обретенную юбку и уселась на кровати, выпрямив длинные ноги. Гарри скосил глаза, измерил их взглядом (дважды – видимо, для верности) и сообщил:
- У тебя на ноге синяк.
- Где? – всполошилась Лаванда. Синяк обнаружился чуть повыше колена. – Финниган! Свинья! Лапищи свои распустил! В чем мне теперь ходить? Макси уже сто лет как не в моде!
Гарри вздохнул и закрыл глаза. Симус бормотал что-то в оправдание.
- Гарри.
- Ммм?
- Гарри!
- Что, Финниган? – вяло рявкнул Гарри.
- Э-эт-то не я, - отчего-то заикаясь, ответил Симус. Гарри открыл глаза и повернулся. Симус и Лаванда с перекошенными в одну сторону лицами пялились на смятое одеяло, из-под которого неслось:
- Гарри! ГАРРИ!
- Гарри, сделай что-нибудь, - прошептала Лаванда.
- Почему я? – шепотом же возмутился Гарри.
- Ты герой или где? – Симус сделал круглые глаза. – И вообще, оно тебя зовет.
Не вполне уверенный в весомости этих причин, Гарри все же сполз с кровати и с палочкой наперевес подкрался к источнику голоса. Потыкал палочкой в складки одеяла.
- Гарри! – надрывалось оно.
- Ч-что? – спросил Гарри.
- ГАРРИ! – возликовало оно. – Где ты? Я тебя не вижу. Это я, Сириус!
Ничего не понимающие Симус и Лаванда две секунды созерцали Гарри Поттера, застывшего соляным столпом и взирающего на одеяло, после чего упомянутое одеяло накрыло их с головами, а Гарри, вцепившись в пойманное из воздуха зеркальце, начал орать:
- Сириус! Сириус! Ты живой! Где ты? – и прочие подобающие случаю эмоционально насыщенные, но малоинформативные фразы.
- Я нечаянно, я не хотела, я только губы накрасить, а оно на тумбочке, я нечаянно… - лепетала Лаванда, прижимаясь к Финнигану. Симус смотрел на Гарри и машинально отбрасывал липшие к лицу Лавандины волосы.
- То купе было последним. И в нем сидел один мальчишка – тоже первогодка, он сверкнул черными глазами из своего угла у окна так сердито, что садиться в это купе мне мгновенно расхотелось. Но остальные я уже прошел, и возвращаться было неловко. Так что я вошел и пристроился у двери, подальше от него. Мальчишка испепелил меня взглядом и уткнулся в толстенный золотообрезный фолиант. Профиль у него был… выразительный.
Мама говорила, что я должен быть приветливым и общительным. Что незачем чураться людей. Что я такой же, как все, и вести себя должен соответственно. Я старался, честно. Я даже дал себе слово, что сяду в купе, где будет много народу, и буду со всеми разговаривать. Но когда первая же тяжелая дверь отъехала в сторону, и моему взору предстали две хихикающие девицы и развлекающий их парень, честное слово кануло туда, где находит бесславный конец большинство честных слов, кроме тех, на которых держится мир – в Лету. В результате я оказался в купе с сердитым молчуном и имел нерадужные перспективы на ближайшие несколько часов.
Однако ближе к отправлению соседей у нас прибавилось. Рослый парень, буркнув «н’з’нято» скорее утвердительно, чем вопросительно, бухнулся на сиденье напротив, подпер дверь ногой и принялся высматривать кого-то в коридоре. Пару раз к купе, видимо, приближались желающие, потому что парень сурово выкрикивал «Занято!» Наконец, уже когда поезд тронулся, в дверях показалась девушка в длинном красно-золотом шарфе. Парень убрал ногу; девушка устроилась у окна и отвернулась. Парень изобразил, что читает книжицу в ярком переплете, но смотрел на самом деле на девушку чаще, чем на страницы. А я рассматривал всех троих и мрачно думал, чем бы себя развлечь и чего ждать от будущего, которое начиналось с прибытия на место и было окутано туманом.
Внезапно парень выудил из кармана пару сиклей и протянул куда-то в середину купе.
- А сходили бы вы за сладостями, детишки, - вкрадчиво посоветовал он. Я сразу вспомнил матушкино незабвенное «ничего не бери у незнакомцев». А тот, с профилем, блеснул черным глазом, оценивающе смерил взглядом монетки, парня и снова монетки, и вдруг сцапал их птичьим быстрым жестом – так, что парень еще пару секунд держал пустую руку вытянутой. Уже стоя одной ногой в коридоре, он удостоил меня вниманием:
- Ты идешь? – как-то неловко, будто с непривычки, бросил он.
Я потащился следом на поиски тележки со сладостями.
Нашли мы ее быстро – она катилась нам навстречу. Обладатель шикарного профиля закупался, иногда интересуясь моим мнением в форме тыканья локтем в ребра и вопросительного поднимания брови вкупе с невнятным «ммм?» (я отвечал на том же языке – пальцем в привлекательное и «м!»), на горизонте образовались еще двое покупателей – вышли из близлежащего купе. Оба черноволосые, один стриженый и лохматый, другой «под пажа». Лохматый пронаблюдал завершение закупки и сделал шаг к тележке. Поезд тряхнуло, и мой спутник наступил ему на ногу. Ощутимо, судя по последовавшему воплю.
Этот момент оказался судьбоносным для нас четверых. Но нас об этом предупредить забыли. Поэтому минуту спустя наши покупки были рассыпаны по полу, а мой спутник утирал текущую из внушительного носа кровь. А еще минут через пять я, ошалевший, сидел в тамбуре, жевал шоколадных лягушек. Носатый скрылся в туалете и оттуда не появлялся. Через полчаса пришел тот, что «под пажа», сказал, что Джеймс не со зла, а носатый сам виноват, и увел меня играть в подрывного дурака.
…Да, а в купе мы попали только перед самым прибытием – оно было заперто, и открывать нам не спешили. Пока мы натягивали мантии, парень (испачканный помадой) и девушка (в свитере задом наперед) сидели в разных углах и смотрели в разные стороны. На парне тоже был шарф – серо-зеленый. Что это значило, мне популярно объяснили после Распределения.
- Сириус!
Едва вывалившись из камина, Гарри увидел черноволосую голову, изрядно возвышавшуюся над прочими, среди которых ощущался солидный перевес рыжих. Услышав его возглас, они расступились – и Гарри оказался с Сириусом лицом к лицу.
- Гарри, - крестный оглядел его с головы до ног и вдруг, шагнув навстречу, сгреб в охапку.
- Си-ри-ус… - выдохнул ему в плечо Гарри, все еще не веря своим глазам, ушам и рукам, соответственно видевшим, слышавшим и ощущавшим живого – живого! - крестного. Позади Сириуса стоял Ремус; его лицо сияло, как луна. (В более вменяемом состоянии Гарри счел бы сравнение крайне неудачным образчиком черного юмора. Но сейчас ему было не до того).
- Вырос, - сказал Сириус, слегка отстранив его и придерживая за плечи. – Вырос… и вылитый Джеймс, правда, Ремус? – он обернулся к улыбающемуся Люпину. Тот кивнул.
- Ужин готов! – Молли Уизли вошла в комнату, увидела Гарри и немедленно заахала что-то заботливо-бессмысленное. Гарри не слушал. Гарри смотрел на Сириуса, боясь отпустить его руку. Ему казалось, что если он разожмет пальцы, крестный исчезнет, и все происходящее обернется сном.
Сириус высвободил ладонь и обнял Гарри за плечи, подталкивая к двери.
За стол они сели рядом, так, что можно было задевать крестного локтем и коленом и извинительно улыбаться в ответ на его вопросительный взгляд. И просить его передать соль. От звенящего внутри чувства, название которого припоминать не хотелось, Гарри кусок в горло не лез. Ковыряясь в тарелке, он все косился на Сириуса, лишь иногда, спохватываясь, окидывал взглядом остальных. Впрочем, те сами с трудом отводили от Блэка глаза. Все будто чего-то ждали.
Разговаривали мало, о возвращении Сириуса не упоминали вовсе; только Молли на дальнем конце стола бесконечно расспрашивала Билла о Флер. По другую сторону от Билла сидела Тонкс в печали.
Десерт потихоньку исчезал с тарелок, когда в камине взвилось зеленое пламя, и из него появился Дамблдор.
- Альбус! – раздалось несколько голосов; Дамблдор закивал, приветствуя присутствующих.
- Я сейчас принесу еще прибор, - вскочила Молли. Дамблдор жестом остановил ее и с улыбкой наколдовал себе стул, чашку и блюдце. Уселся между Гарри и Флетчером, пролевитировал к себе солидный кусок пудинга и принялся методично его уничтожать, болтая с окружающими ни о чем.
Судя по всему, ждали именно его. Но напряжение не спало; наоборот, оно стало почти ощутимым. Все разговоры за столом поддерживал один Альбус; завязавшийся было между Биллом и Тонкс спор о каком-то египетском амулете, о котором Дамблдор интересовался у Билла, угас почти сразу. Машинально доедавший свою порцию десерта Гарри, подчиняясь общему примеру, чаще поглядывал на Дамблдора, чем на Сириуса. Звенящее чувство стало утихать; зато загудело в голове, где образовался рой вопросов.
Наконец затянувшийся ужин завершился, и вся компания переместилась в гостиную. Устроившись в глубоком кресле, большинством присутствующих виденном в кабинете директора Хогвартса, а теперь мановением волшебной палочки оказавшемся здесь, Дамблдор переплел пальцы, оглядел собравшихся и вдруг спросил:
- Что там, Сириус?
Сириус замер. Медленно опустил руку на колено. И ответил:
- Пусто и страшно. И голоса.
- Голоса?
- Много. Они говорят без остановки, все сразу. Рассказывают… кажется, свои жизни. И еще спрашивают, что я тут делаю. Гонят меня. Но я уйти не могу, я двинуться не могу, я все время падаю, падаю и остаюсь на месте, там ничего не меняется, только голоса говорят… - внезапно он согнулся, уткнувшись лицом в лежащие на коленях руки. Люпин протянул руку, положил ему на спину. Помедлив, Гарри сделал то же и почувствовал под ладонью мелкую дрожь.
- Я там был чужим, - пробормотал Сириус, не поднимая головы. – Я был… слишком плотным. Для этого места. Если бы я был… как они… я был бы… как они. Духом, тенью… не знаю. А так я просто падал сквозь пустоту, а они мне рассказывали…
- Хватит, Сириус, - мягко сказал Дамблдор. И Сириус замолчал. Перестал дрожать. Еще несколько секунд полежал лицом в ладонях и выпрямился. Взглянув ему в лицо, Гарри заметил то, что сразу не увидел, ослепленный звенящим чувством: запавшие глаза, в которых метались тени, виденные им четыре года назад, во взгляде беглого узника Азкабана. Но пока он смотрел, тени пометались и исчезли, и глаза Сириуса были теперь усталыми – но не более.
- Я думал, что никогда не выберусь, - уже спокойно сказал он. – Я даже хотел сойти с ума, но не получалось – там ничего не меняется. И вдруг…
- Северус нашел средство.
- Снейп? – Сириус неудобно поежился. – Пожалуй, за такое я пожал бы ему руку…
- Ого! Это показатель. А где он сам? – улыбаясь, спросил Люпин из-за плеча Гарри.
И внезапно в комнате воцарилась тишина. Абсолютная. Гробовая.
- Северус… погиб. – Дамблдор скорбно склонил голову.
Гарри стало неуютно. Не то чтобы он никогда не желал смерти Снейпу – но сейчас, особенно сейчас, он не хотел бы, чтобы его пожелания сбывались.
- К-к… как? – раздалось у него за спиной – он не сразу узнал голос Люпина. А узнав, обернулся – и вспомнил лицо Седрика на кладбище, синее в ночном свете, с темными провалами глазниц. Лицо Люпина в теплых отблесках свеч было лицом мертвеца: бледное, с остекленевшими глазами, оно застыло кривой маской, и только губы чуть шевелились, выталкивая то ли слова, то ли ставшее вдруг густым и горьким дыхание.
- Выполняя задание Ордена, - твердо произнес Дамблдор.
- К людям меня лишний раз не пускали. Но все же случалось мне и поиграть с ровесниками. И одной из любимых игр, помнится, была игра в Альбуса Дамблдора. Он был могучий, добрый и побеждал Гриндельвальда. Мне почему-то все время доставалась роль Гриндельвальда.
Ни разу, кстати, не слышал, чтобы дети играли в Гарри Поттера. Ну, во что там играть, собственно – младенец, он неинтересный… Но я не про то.
Когда мне пришло письмо из Хогвартса… я как в сказке очутился. Мама уже год только и делала, что причитала, мол, как же быть, не оставлять же ребенка без образования, а на учителей денег не напасешься… И тут – письмо. Там кроме обычного приглашения и списка был еще один листок, подписанный Альбусом Дамблдором лично. Мама прочитала и мне сунула, а сама пошла плакать от счастья и смотреть, что мне надо пошить-купить. Я сам его так и не прочел тогда, уставился на подпись, как завороженный… как в сказке все было.
Вот тогда я раз и навсегда поверил в Альбуса Дамблдора.
- Какое задание? – Люпин, хрипло.
- Думаю, Северус сам лучше объяснит.
Гарри изумленно уставился на Дамблдора, который поднялся с места и шагнул в камин.
- Так Снейп жив или мертв? – спросил Сириус.
- Ни то, ни другое, - тихо, без обычного задора ответила Тонкс.
- Как это? – Гарри совсем ничего не понимал. Как и Сириус, и Люпин. Остальные, похоже, были в курсе. И старательно отводили глаза.
Пламя в камине вспыхнуло снова, и Дамблдор вернулся, сжимая в руках знакомую Гарри до дрожи в коленках чашу с рунами по ободку. Думоотвод был водружен на низкий столик, и Дамблдор коснулся палочкой серебристого содержимого.
И над столом развернулся еще один, белый и полупрозрачный, за которым сидел Орден Феникса в полном составе, за исключением Люпина.
«К сожалению, - говорил Дамблдор-воспоминание, явно продолжая начатую ранее мысль, - Темный Лорд сейчас силен как никогда, а защита Гарри окончательно ослабла. Если они столкнутся сейчас лицом к лицу – а шансы на то, что Лорд совершит нападение, растут с каждым днем – я боюсь, мы не можем быть уверены в исходе сражения. Поэтому первостепенная задача сейчас – обеспечить Гарри защитой, равной или хотя бы близкой по силе той, которую дала ему Лили».
«И где же ее взять? – хмыкнул Муди-воспоминание. – Из известных мне защитных заклинаний ни одно и рядом не стояло с чарами материнской любви – а они основаны на магии крови, которая хоть и гуще воды, но у Лилиной сестрицы, похоже, вконец разжижила».
«Есть еще один вариант, - задумчиво сказал Дамблдор. – Есть узы, близкие кровнородственным, которые могли бы возродить и укрепить защиту, оставленную Лили. Существует ряд ритуалов, создающий такие узы, при условии, если они вначале созданы эмоционально, духовно. Эти ритуалы известны и магглам, но ими они были переняты у магов, хотя многое в их проведении было магглами изменено, а часть измененного вернулась к нам; не мешая ритуалу, эти новые детали иногда скрывают его подлинный смысл. Это брак (если он по любви) и то, что прежде звалось духовным отцовством, а ныне получило маггловское название – крещение».
«Но Сириус мертв, - несколько удивленно заметил Билл-воспоминание. Сидевшая рядом с ним Тонкс-воспоминание кивнула и искоса глянула на него. Настоящая Тонкс сделала то же самое».
«Не совсем так. – Дамблдор-воспоминание склонил голову. – Северус провел исследование свойств арки. Северус?»
Снейп-воспоминание окинул сидящих взглядом, в котором Гарри не без содрогания узнал тот самый, которым он утихомиривал класс перед уроком, не произнося ни слова. Класс… то есть, орден Феникса покорно приготовился внимать.
«Хотя арка находится в распоряжении Министерства Магии с середины девятнадцатого века, - начал Снейп лекторским тоном, - ее свойства так и не были изучены. Известно, что это загадочное сооружение было обнаружено в потайных помещениях открытой в конце XVIII века резиденции одного древнего магического ордена, уничтоженного еще в средние века по решению Визенгамота. Названия у них не было, так как они считали, что знание имени дает врагу власть над поименованным. Среди выдвигавшихся против них обвинений упоминалась некромантия и сообщение с загробным миром, искусства, одними из первых включенные в разряд Темных.
Помимо этой исторической справки и того факта, что провалившиеся в нее люди исчезают неизвестно куда, об арке ничего не известно. Основной причиной такого недостатка сведений называется отсутствие упоминаний в источниках. Наверняка такие упоминания были в книгах, входивших в библиотеку уничтоженного ордена. Однако в алхимических трудах периода раннего средневековья, написанных членами уничтоженного ордена и чудом сохранившихся благодаря вороватости одного из карателей Визенгамота, занимавшегося на досуге созданием философского камня, а именно Никола Фламеля, упоминается вскользь о «вратах в мир другой, где тени скользят и шепчут», и еще – в качестве аналогии к одному процессу, который слишком сложен, чтобы объяснять его здесь – «врата меж миром и его изнанкой, в которые добровольно ступившее возвращается недоброй волей, а насильственно вогнанное выпускается вольным деянием, ежели входящий или вводящий о желаемом для получения думает». Поскольку другие врата, связанные с этим орденом, неизвестны, а образ таких врат для алхимических текстов в общем несвойственен и встречается только в работах безымянного ордена, можно предположить, что речь идет именно об арке из Министерства. Следовательно…»
«Подожди-подожди, - перебил Артур Уизли-воспоминание. – Что означают эти слова о входящих-исходящих?»
Снейп сложил пальцы куполом и посмотрел на них. Аудитория – в двойном комплекте - посмотрела туда же. Ничего необычного в пальцах не было. Поморщившись, Снейп пояснил:
«Магия иногда работает парадоксально. Это именно такой случай. Если бы Блэк пошел за арку сам (с него бы сталось), достаточно было бы впихнуть туда кого-нибудь силой, думая при этом о Блэке. Но он попал туда случайно».
«Значит, нам нужен доброволец, - подытожил Муди-воспоминание».
«И кто же им будет? – воскликнула Тонкс-воспоминание. - Добровольцем?»
Снейп свел брови над переносицей и ладони над столом и закрыл глаза.
Настоящий Дамблдор взмахнул палочкой, и стол вместе с сидящими за ним втянулся в Думоотвод. В комнате молчали.
- Когда это было? – неожиданно спросил Люпин. – Это совещание Ордена?
- Вчера, - помедлив, ответил Артур Уизли.
- Вечером. Перед полнолунием, - уточнил Люпин. – И поэтому меня не было.
- Действовать надо было быстро, - сказал Дамблдор, - Северус полагал, что ритуал следует провести в полнолуние, на всякий случай, хотя об этом нигде не говорилось – но ведь сведений так мало…
- А еще и он, и вы знали, что если бы я там был, я бы вызвался добровольцем, - сквозь зубы сказал Люпин. Гарри никогда не видел его таким. Люпин всегда был спокоен, даже когда уходил из Хогвартса – из-за Снейпа, между прочим! - даже когда Сириус… упал в арку…
Рядом хрустнуло. Это Сириус стиснул пальцы так, что побелели ногти.
- На самом деле, если я кому и был должен, так это ему. Особенно за пятый курс. Джеймс как-то сказал, что когда он превращается в оленя, это дает ему небывалую свободу. Полагаю, что свободу чувствовали все трое, и не только когда были зверьми. Поэтому на пятом курсе наши проделки, а лучше сказать, наше нахальство и восторг от собственной безнаказанности вышли на новый уровень. Идеи бурлили, ничто не пугало – ведь у нас был Питер, который мог пролезть куда угодно, и Сириус, который мог кого угодно напугать, и Джеймс, который мало что мог, зато генерировал идеи как заводной. И я, который обычно стоял на шухере да еще был косвенной причиной этой свободы. Понятно, что чаще всего от нашей изобретательности страдал Снейп.
Достойное завершение этого года видел Гарри. Хотел бы я посмотреть на это… взглянуть в глаза себе тогдашнему. Или нет. Неприятно смотреть в такие правдивые зеркала.
Я нашел Снейпа вечером того дня на опушке Запретного леса. Там был дуб с корнями, свивавшимися в удобное такое сидение, вроде кресла – он показал мне его курсе на втором. То есть не показал, просто он в очередной раз удрал с Полетов, а я пошел следом. Вот там он и сидел. Я пытался что-то объяснить, извиниться… Он посмотрел на меня исподлобья и сказал одну фразу: «Люпин, ты хочешь нравиться всем». И отвернулся.
Больше он со мной не разговаривал. До осени 81-го.
А на выпускном бале мы с ним подпирали одну стенку. И пили вино – наше первое «официальное» вино, которое оттого пьянило сильнее, чем подпольно купленное в Хогсмиде, хотя и было едва ли крепче воды. Джеймс танцевал с Лили, у нее в волосах была лилия, и такая же у него на фибуле у горла. Сириус тоже с кем-то там танцевал, он знал чуть ли не все существующие танцы, хотя и не любил это демонстрировать – последствия воспитания в Древнейшем и Благороднейшем семействе. А мне медведь на ухо наступил, видно, после этого я и танцую как тот медведь.
Снейп составлял мне компанию у стенки недолго – как только торжественные танцы завершились и забулькало что-то посовременнее, он удалился. Мы вчетвером плюс Лили потом выгоняли его из библиотеки, где собирались продолжить празднование. Но явилась грозная мадам Финт и выгнала его с нами заодно. Пока Сириус возмущался, Снейп успел незаметно улизнуть. Он этому научился к середине шестого курса, чем особенно злил Джеймса. Но Сириус засек его, следящего за мной в канун полнолуния, раньше.
Зачем ему понадобилось за мной следить, ума не приложу. Вполне вероятно, что высматривал он не меня, а какую-нибудь зимнюю сильфиду – их тогда вокруг Хогвартса водилось куда больше, чем теперь. И заинтересовался тем, где это мы с мадам Помфри гуляем по ночам. Тяга к знанию, от которого, как подтверждает практика, многия печали. Из той ночи я помню только, что ко мне снова вернулся зверь во всей силе, которую в последние месяцы сдерживало присутствие пса, оленя и крысы. Впрочем, у Снейпа были все причины думать, что я активно участвовал в том, что Сириус до сих пор называет «глупой шуткой». После пятого курса мы перестали быть для него тремя и одним.
Весь следующий день у Гарри в голове то и дело всплывали куски прошлого вечера. Как Дамблдор объяснял, что все было обговорено заранее, и Снейп сам предложил свою кандидатуру. Он рассказывал, как отговаривал его, утверждая, что Снейп сделал для Ордена больше, чем кто-либо другой (на этих словах Муди фыркнул) и что без него не обойтись в Хогвартсе (тут усмехнулся уже Гарри), и что он сам, Альбус, не может принять такую жертву. На что Снейп отвечал, что его активное участие в Ордене закончилась год назад, когда он был разоблачен перед Темным Лордом, и что он делает это не ради Ордена или, упаси Мерлин, Блэка, а исключительно из соображений личного порядка.
Догадавшись о природе соображений личного порядка, Гарри помрачнел. Похоже, Снейп все же отдал долг его отцу. Может быть, он даже сумеет сообщить ему об этом лично… или нет, Сириус же рассказывал, что там… Гарри содрогнулся.
Люпин слушал Альбуса молча, а на губах у него змеилась улыбочка, от которой Гарри стало не по себе – так она напоминала кривую ухмылку Снейпа и так неестественно смотрелась на лице Люпина. Тонкс внезапно сорвалась, обозвала всех трусами и подлецами и долго всхлипывала у Билла на плече. К ней присоединилась Молли. Остальные прятали глаза, только Муди взирал на картину всеобщей скорби и покаяния сердито, вращая волшебным глазом и изредка бубня что-то вроде «так ему и надо» и «хоть одно доброе дело за всю жизнь».
А сегодня Сириус бродил потерянный. Вчерашняя живость испарилась, и стали заметны ввалившиеся щеки и круги под глазами. Гарри ходил за ним следом - давешняя боязнь потерять крестного снова, если выпустить его из виду, никуда не делась. Но он все больше молча сидел рядом на диване или за столом, листая найденный в библиотеке справочник по Темным Искусствам. Кстати, в библиотеке же он видел Люпина, зарывшегося в старинные тома; в другое время тот обязательно поинтересовался бы, что это там Гарри читает, и наверняка отобрал бы книгу – справочник был по Темным Искусствам, а не по Защите от оных – но сейчас Ремус едва взглянул в его сторону. Это более прочего доказывало, что что-то серьезно не так.
Временами Сириус отрывался от мрачных дум и начинал расспрашивать Гарри о делах, о школе, друзьях – Рон и Гермиона уехали на каникулы к Гермиониным родителям – о девушках, отчего Гарри краснел и менял тему. Девушки у него до сих пор не было. Претендентки на это место появлялись, но долго не задерживались. Гермиона уже начала ругаться и звать его плейбоем, хотя последнее было изрядным преувеличением – девушки появлялись в его жизни гораздо реже, чем, скажем, пойманные снитчи.
Ближе к вечеру Сириус все же куда-то исчез, и Гарри, встревоженный, плутал по дому в поисках крестного, не откликаясь на призрачные призывы эха, которое теперь, когда дом был полон чужаков, как будто старалось перекричать их. Дом, то ли наслушавшись расспросов Сириуса, то ли еще почему, но был расположен крайне игриво и вывешивал навстречу гобелены весьма фривольного содержания. Их герои, отвлекаясь от своих занятий, хихикали над нещадно пылающими ушами Гарри, который честно боролся с желанием остановиться и рассмотреть повнимательнее все увлекательное, что происходило на вышитых шелками кроватях и зеленых, в цветах, полянах. Тем более что вышитые маги и их прекрасные дамы были, судя по манящим жестам, совсем не против.
Поглощенный борьбой долга с желанием, Гарри едва не прошел мимо двери, из-за которой журчал ровный голос Люпина. Но все же услышал, приоткрыл дверь – и застыл:
- … назвал бы Снейпа другом, если бы он это позволил. В одиннадцать лет задумываться над существующими названиями вещей и явлений уже поздно, а над своими собственными - еще рано. Но помню день – вернее, ночь – в которую мне впервые захотелось назвать его так. Это было на первом курсе, в первых же числах сентября. На моем календарике было обведено всего несколько цифр. У меня был такой календарик – на нем синими чернилами обводились прошедшие дни учебы. Рождественские каникулы были обведены красным. А до них было много-много черных цифр, не обведенных ничем. Мне казалось, что обведенного синим должно быть больше, а необведенного – меньше. Но по пальцам выходило ровно так.
Вы с Джеймсом ржали над книжицей пошлых анекдотов. Соль шуток вы вряд ли понимали, но книжица была уведена из Запретной секции кем-то с шестого курса и ходила по рукам как занятие от скуки для старших и знак приобщения к Взрослым у младших. Я тоже пытался приобщиться, но мне было не смешно. А когда «не смешно» превратилось в «тоскливо», я ушел из башни и побрел в неизвестном направлении, которое оказалось дорогой к библиотеке. Она была заперта – пока я шел, грянул отбой, предвещающий явление Филча Ужасного, и я поспешил обратно. Но свернул не туда и, разумеется, заблудился.
Это оказалось последней каплей. Бухнувшись на пол посреди коридора, я достал календарик, посмотрел на него и заревел. Жизнь была ужасна и невыносима. Сидеть я собирался до прихода Филча, который, конечно, накажет, но хоть в башню отведет; реветь – как получится.
Планам не суждено было сбыться, так как минут через двадцать на меня набрел Снейп. При нем я рыдать перестал (вернее, сделал попытку). Он долго смотрел на меня и вдруг, присев, выудил из сумки том в кожаном переплете.
«Вот», - сообщил он, тыкая пальцем в страницу.
На странице сообщалось, что раз в восемьдесят лет по территории замка Хогвартс проходит Дикая Охота. На полях была иллюстрация в средневековом стиле, очень мелкая и со множеством деталей, которые рассмотреть в притушенном коридорном свете не удавалось.
«И?» – спросил я, открывая титульный лист. Книга была «Историей Хогвартса».
«Это сегодня», - сообщил он, отобрал у меня том, засунул обратно и продолжил путь. Почему-то я пошел следом.
До Астрономической башни мы дошли молча. И сидели там еще часа три, наверное, тоже молча. Было новолуние, за окном не видно ни зги.
А потом появились они.
Первым мчалось… существо. Оно меняло свой облик ежеминутно, становясь из оленя с гигантскими витыми рогами многохвостой лисой, а из лисы – огненной птицей, и следом – девушкой с крыльями стрекозы; оно было словно из жидкого льющегося серебра. За ним гнались серебряные псы, и я сжался – я боялся собак… да, Сириус, всегда, с тех пор, боялся и ненавидел – это природное. Не волнуйся, ты исключение.
На этих словах Гарри вздрогнул и осторожно просунулся в приоткрытую дверь дальше. Он успел заметить Сириуса, сгорбившегося в кресле с кружкой в руках, и Люпина у окна, тоже с кружкой; он плечом отодвинул гардину и оперся боком о подоконник. Дверь скрипнула, и Гарри испугано убрал нос. Но его не заметили.
- …а за их величествами следовала свита, сжимавшая в руках кто круто выгнутые луки, а кто чарки с вином, и юные виночерпии наливали им на скаку серебряное вино, проливая больше, чем попадало в кубки. А от замка к ним неслись привидения – наши, хогвартские. Они улюлюкали, а у кого были трубы или рога – те трубили; и Дикая Охота приветствовала их возгласами и подносила им кубки, и новое вино лилось на кроны деревьев… Это было потрясающее зрелище, Сириус. Завораживающее. В тот момент мне больше всего на свете хотелось стать одним из них – беззаботным и серебряным. Я бы, наверное, побежал за ними.
Когда скрылся вдали последний трубач на хромом коне, я обнаружил, что стою на парапете. Снейп стоял рядом. И рукой упирался в противоположный зубец. Перегораживая мне дорогу вперед – за Охотой – вниз, к подножию башни.
«Здорово», - сказал я. Было не здорово, было… гораздо больше, но назвать это я не умел. Он кивнул.
«А почему нам ничего не сказали?»
Вместо ответа он покопошился в сумке, подсвечивая себе палочкой, достал другую книгу, в ладонь размером, отлистал до нужной страницы и сунул мне.
«Любое обладающее разумом существо, - значилось там, подчеркнутое тонкой карандашной линией, - при виде Дикой Охоты впадает в помешательство и стремится следовать за нею, куда бы не скакали всадники дивные и каковы бы ни были препятствия на пути следующего; и вследствие того многие гибнут, а иные теряются и дорогу обратную наутро не находят, а найдя, возвращаются изможденные».
Я прочитал. Два раза. Посмотрел на Снейпа.
«В замке все окна закрыты, якобы от грозы», - ответил он не на тот вопрос, который я собирался задать.
«А мы?» – спросил я.
«Что мы?»
«Почему за ними не побежали?»
«Что, прямо с башни?» – недоуменно спросил он. Я не сразу понял, что он не иронизирует.
«А я? Я же почти…»
«Я бы тебя не пустил».
Вот тогда я и проникся. Сейчас его ответ мне кажется по-детски самоуверенным – а что, если бы не удержал? или сам поддался бы искушению, наперекор всей его уверенности в том, что уж ему-то ума хватит, которая, что удивительно, оправдалась? Но ведь не поддался же. И удержал – уже на парапете, но удержал.
- Все равно не верится, - раздался голос Сириуса, глухой и с хрипотцой от долгого молчания. – Нюник… Снейп…
- Снейп удерживал меня не раз. В школе… и потом. После выпускного и до моего прихода в Хогвартс на работу я его видел всего один раз – и тогда он меня опять удержал. Это было в восемьдесят первом. Первого ноября.
В тот день фейерверки рвались на каждом углу, и мне временами казалось, что это меня травят. Не хватало только красных флажков. Я прятался от фейерверков в «Дырявом котле», пытаясь одновременно держать подушку у обоих ушей и глотать Огдена прямо из бутылки. Получалось не очень. Полнолуние только что прошло, так что волк ощущался. Выть хотелось отчаянно, тем более что повод был. Про тебя и Питера я тогда еще не знал – искал их, но не нашел. Если б знал, точно взвыл бы. Но знал я только про Джеймса, и потому поскуливал тихонечко в подушку и глушил виски.
Уже порядочно набравшись, я решил сползти вниз. Приспичило поглядеть на тех, кто в такой день… когда Джеймс… и Лили… пиво жрет. И ржет так, что даже сквозь подушку слышно.
Сполз я, как выяснилось, как раз вовремя. Снейп уже собирался уходить. Не знаю, что он забыл там и тогда – мне хватило трезвости не поверить своим глазам, после чего верх взял алкогольный авантюризм, я подцепил со стойки пару кружек неопознанного пойла и бухнул перед ним. Вместе с собственной особой.
Лицо у него было… в общем, если он и радовался, то я такой радости Сам-знаешь-кому не пожелаю. Надо полагать, что он к тому времени набрался не меньше моего, потому что послал меня не сразу, а после того, как допил пойло, единственным плюсом которого была его крепость. Я уже никуда не пошел, в основном потому, что в одиночку не добрался бы даже до двери, не то что туда, куда он мне порекомендовал прогуляться. Кажется, я предложил ему составить мне компанию. Он отказался, и я заказал еще пойла. (До сих пор не знаю, что это было.) А потом меня прорвало.
Честно признаюсь: я не помню ни слова из того, что тогда нес. Кое-что я потом вычислил, по оброненным Снейпом словам и намекам. Но уверен, что далеко не все.
Тем не менее, в итоге мы проснулись в моей постели…
- Ремус! Ты же…
- В одежде, Сириус. Хотя наши с тобой школьные эксперименты в достаточной мере доказали, что мои пристрастия несколько нетрадиционны, но после того количества алкоголя я вряд ли что мог. Мы проснулись одетыми, помятыми и с чудовищной головной болью. Я, по крайней мере. И Снейп отпаивал меня какой-то дрянью, ворча, что спать в его мантии рекомендуется только принцессам, привычным к горошинам – еще бы, таскать с собой столько склянок. А потом ушел. И вернулся через полчаса с газетой, где было… про тебя. И Питера.
Заголовку я не поверил. А от статьи меня, похоже, контузило. Ничего почти не помню, только липшие к губам перья – я прогрыз подушку, пытаясь не кричать от ощущения вакуума под диафрагмой. Это потом я к нему привык. Очень неприятное чувство, но жить с ним можно. И даже радоваться отдельным моментам этой жизни. Проверено.
И еще помню его присутствие. Которое не позволило мне достать палочку и устроить себе что-нибудь Непростительное.
Ремус замолчал. Молчал и Сириус, а Гарри за дверью слушал молчание и машинально нащипывал себе на руке синяки. В услышанное не верилось. Люпин… Снейп… и что Ремус имел в виду под экспериментами? Не то же, что он думает…
Набравшись смелости, он снова заглянул в комнату. Сцена не изменилась, только плечи Сириуса горбились тяжелее, а Люпин смотрел не в окно, а в свою кружку.
- Поздно уже, Сириус, - мягко сказал он, не поднимая глаз. – Мы все устали.
- А?.. ага… да, пойду я… - пробормотал Сириус. Встал, покрутил в руках кружку, не зная, куда деть, приткнул ее на подоконник между горшками с мумиями растительности и вышел. Гарри едва успел спрятаться за неухожено разросшуюся, на его счастье, офигению воспитанную. Офигения всплеснула листьями, но воспитанно промолчала.
Дождавшись, пока шаги Сириуса стихнут за поворотом, он побрел к себе. В одном из маленьких и непонятно для чего предназначенных зальчиков по дороге у зеркала замерла светлая фигура. Сначала ему показалось, что это привидение – но на Гриммольд-Плейс не водились привидения. Фигура обернулась…
- Флер? – у Гарри отвисла челюсть.
- Нет. – Флер улыбнулась, контуры ее исказились на мгновение, и она стала Тонкс в ночной рубашке. – Всего лишь я. Всего лишь… А она красивая, правда?
- Правда… - недоуменно подтвердил Гарри в спину Тонкс, которая скользнула за дверь рядом с зеркалом, не дожидаясь его ответа.
- Да, в ту ночь ничего не было, - сообщил Ремус стене, оставшись в одиночестве. – А вот в 86-м… Помнится, в очередной раз Министерство дало указания о разработке антиликантропного зелья. Даже добровольцев нашли, подопытных… Целых два человека… человека ли? Снейп был в группе разработчиков – ага, группа. Аж трое.
Та дрянь, которую мне тогда дали, имела мало общего с нынешним антиликантропным зельем. Разве что на вкус была такая же мерзкая. Больше всего она походила на смесь крысиного яда с ежом. Я так Снейпу и сказал. Он оценил.
Как оказалось, некоторые ингредиенты дали «побочные эффекты, близкие к психической реакции на наркотические вещества» – сначала эйфория, потом тоска. Эйфория выпала зверю. Тоска досталась человеку.
Снейп за мной наблюдал. Когда я, уже я, а не волк, внезапно заскулил и забился в угол, он решил, что что-то они перехимичили. Все пошло не так – стоило ему приблизиться, я уткнулся в его мантию и завыл от всеобъемлющей тоски. Ему определенно везло на такие моменты.
А когда тоска начала иссякать, как-то неожиданно оказалось, что из одежды на нем осталось только исподнее. (По чьей инициативе – не помню, надеюсь, что по обоюдной, предполагаю, что по моей). Он порывался уйти – я не дал. Он не давал снять с себя рубашку – я содрал ее, не расстегивая. Уже после я сообразил, почему он так за нее цеплялся. Пока рассматривал обнимавшую меня руку.
А потом… Было там что-то насчет «как бы произошедшее не демонстрировало обратное, я играю за другую команду». Я не настаивал. Я тогда был с Виктором. Моя попытка «постоянного». Я все собирался ему рассказать, но пугался. А он ревновал, подозревая измену в ежемесячных отлучках. В итоге мы разошлись до того, как я собрался с духом, чтобы рассказать…
Зато двенадцать лет спустя, в бытность мою преподавателем в Хогвартсе, мы со Снейпом частенько беседовали у камина. О проблемах педагогики, новостях Защиты (он был лучшим теоретиком, а я практиком), на отвлеченные темы. Школьные годы в разговорах не всплывали ни разу. Как и 86-й год.
Нет, поначалу он меня сторонился. Думаю, опасался, что припомню ту ночь семилетней давности и попрошу продолжения. Зря. Не то чтобы я был сильно против, но и настаивать не стал бы ни в коем разе. Однако подобраться к нему поближе мне все-таки хотелось – отчасти из спортивного интереса, отчасти потому, что после двенадцати лет шатания по стране практически в одиночку я неожиданно обнаружил, что хочу общения. Прямо-таки жажду. Простого, человеческого, которое высшее из сокровищ, или как там сказал кто-то мудрый. Но преподаватели, из которых половина меня знала со школьных лет, а другая половина любила заботливо интересоваться родом моего недомогания, регулярно укладывающего меня в лазарет, на роль объекта общения подходили плохо. Все, кроме Снейпа.
Долго рассказывать, какими правдами и неправдами я заманивал его на партию в шахматы за чашечкой чая, но все же мне это удалось. Видели бы вы, как он этот чай пробовал! – аристократ, пьющий отраву, только чтобы не нарушать правила этикета. В шахматы мы больше не играли – у меня даже Гарри выигрывает – а вот чай он мне принес собственного изготовления. И продемонстрировал, как его заваривать. Японцы со своей церемонией отдыхают. Но у меня все равно не получалось, так что через несколько дней он сообщил – нет, довел до моего сведения – что будет ходить ко мне каждый вечер заваривать чай, дабы не позволять переводить зря продукт. Я не возражал.
Вот уже третий день Гарри предавался размышлениям.
С одной стороны, Снейп был сволочью и сальным ублюдком. Это неоспоримый факт. С другой стороны, Снейп спас Сириуса – возможно (и даже почти наверняка) ценой собственной жизни. (Существование там, по описанию Сириуса, жизнью назвать Гарри не мог.) Это тоже был факт – присутствие рядом с Гарри абсолютно живого Сириуса и непрекращающийся приятный теплый звон в груди свидетельствовали о том лучше всего. А спаситель Сириуса никак не может быть плохим человеком.
Силлогизм не складывался. Гарри не знал, что это силлогизм, но знал, что он должен сложиться. Иначе что-то в этом мире неправильно.
«Попробуем по-другому, - думал Гарри, неожиданно обретший склонность к логическому мышлению. – Снейп сволочь и сальный ублюдок. Люпин готов был назвать его другом. Это тоже факт, и тоже неоспоримый. Ремус Люпин не склонен называть друзьями кого ни попадя…»
А этот силлогизм требовал серьезного уточнения. Услышанное («подслушанное!» - въедливо уточнил голос совести) вчера включало детали, для этого уточнения подходящие. Например, тот факт, что Люпин… эээ… что его пристрастия несколько нетрадиционны. (Эта новость переваривалась так же тяжело, как и остальные, но вкупе с ними теряла существенную часть остроты. Про участие в упоминавшихся экспериментах крестного Гарри просто старался не думать.) И мелькало порой в его интонациях… Рон так говорил о Гермионе: «У-у, заучка!» - прежде чем бросаться разыскивать ее в лабиринтах книжных полок в библиотеке, чтобы вручить остатки пропущенного ею ужина.
В результате уточнения силлогизм переставал складываться совершенно, как три кусочка от разных головоломок. Был, конечно, еще один вариант: сменить первое положение на противоположное – «Снейп НЕ сволочь и НЕ сальный ублюдок». Однако против этой замены был весь школьный опыт Гарри, а также некоторые давнишние рассказы крестного. Тем не менее, Гарри все больше склонялся к мысли, что первое утверждение может быть… скажем так: несколько преувеличивающим действительность.
А через десять дней пасхальные каникулы закончились, и Гарри вернулся в школу. В школе все было традиционно: квиддич, подначки от Малфоя, малокомпетентный преподаватель ЗоТИ и околоволдемортовые заморочки. И еще профессор Бирс, заместитель Снейпа, бывший гриффиндорец, что заметно сказалось на распределении сил на уроках. Добавились только разговоры с Сириусом – зеркальце теперь всегда лежало у Гарри в кармане.
Разумеется, в конце учебного года Волдеморт в очередной раз покусился на Мальчика-который-выжил. Видимо, выползло откуда-то из подсознания уважение к учебе Тома М. Риддла: Гарри было позволено сдать ЖАБА. После чего новый хитроумнейший и сложнозакрученный план взорвался действием, и Гарри с корабля попал на бал… то есть оказался в бальной зале дома на Гриммольд-Плейс, предоставившего самого себя в пользование той, что была по-прежнему Блэк и по крови, и по духу – причем оказался лицом к лицу с Волдемортом.
В ночном свете Темный Лорд был похож на потемневшую гравюру из того самого справочника – дух тьмы, с потусторонним багровым пламенем в узких прорезях глаз, сотканный из теней и длинных сизо-голубых полос, ложившихся на пол от щелей в шторах. Его войско, облаченное в черное, тонуло в полумраке, только маски всплывали из темноты. Гарри вслушался в тишину, не понимая, почему сюда не спешат «фениксы»; ведь должно же вторжение стольких людей потревожить защитные чары? Так где же они…
- Доброй ночи, Гарри, - произнес Волдеморт ласково. Этот голос, похожий на шелковое шипение змеи, был Гарри знаком по видениям: так Волдеморт разговаривал с провинившимися, повинными смерти.
- Доброй ночи, Том, - отозвался Гарри, пряча жмущийся к сердцу страх дерзостью. «Представь, что перед тобой Снейп, у них даже голоса похожи…»
- Как ты меня назвал, Гарри? – вкрадчиво прошипел Волдеморт. – Ты, верно, ошибся…
- А за такую ошибку карают смертью! – перебил резкий голос сбоку. Его Гарри не забыл бы никогда: Беллатрикс.
- А за то, что заговорила без позволения Господина – Круцио, - восторженно прозвучало с другой стороны, и Беллатрикс скорчилась на полу, тоненько крича от боли.
- МакНейр! – Волдеморт взмахнул палочкой: заклятие метнулось от жертвы обратно к палачу. – Я, кажется, не отдавал приказа о воспитании!
- Сириус! – Гарри, воспользовавшись тем, что Волдеморт разбирается с недостатками наличия в команде двух ненормальных, выудил из кармана зеркальце. – Сириус!
- Силенсио! – раздалось из ряда масок; Гарри пригнулся, но опоздал.
- Где ты? – кричало зеркальце. – Гарри, ответь, где ты?
- Убейте его! – загремело вдруг над головами Упивающихся. – Убейте! Белла, прикончи его! Он осквернил мой дом – наш дом! Дом Блэков!
Обернувшись на голос, Гарри увидел, что в многочисленных рамах столпились портреты со всего дома, наблюдая за происходящим; и что в самой просторной раззолоченной раме, впереди, стоит миссис Блэк.
«Если Сириус ее слышит…» - подумал он. И – на всякий случай – повернул зеркало стеклом к ней и изгибавшейся над ее рамой гордой надписи: «Древнейший и Благороднейший Дом Блэков».
- Диффиндо! – зеркало разлетелось вдребезги, Гарри схватился за раненую руку. – Экспеллиармус! – раздалось с другой стороны; этот же голос, только выше и звонче, выкрикивал то же заклинание на первом и последнем занятии Дуэльного клуба, и Гарри ругнулся: «Малфой, ч-чтоб тебя… весь в папочку…»
- Фините Инкантатем! – одновременно провозгласил Темный Лорд. Реплика Гарри прозвучала вслух. Драко ехидно пропел: - Да, и горжусь этим!
- Гарри, - по-отечески сказал Темный Лорд. – Я снял заклятие молчания, чтобы дать тебе возможность попрощаться с жизнью. Скажи ей «до свидания»… или нет, что это я? «Прощай», конечно, «прощай»!
- Пошел ты… - сквозь зубы бросил Гарри. Похоже, предсказание сбывалось. Без палочки и один – он не выстоит и минуты. Даже если Сириус понял, где он, он не успеет. И много ли надежды можно возлагать на созданную Дамблдором защиту? Выстоит ли она против Волдеморта…
Хотелось жить.
- Больше ничего? – поинтересовался Волдеморт. – Что ж, тогда… Авада Кедавра!
Зеленая молния рассекла сумрачный воздух, и…
Гарри не упал замертво.
Волдеморт тоже остался стоять.
Но одна из масок вдруг качнулась и стремительно двинулась вниз. На мгновение она отразилась в начищенном до блеска паркете – и будто раздвоилась: одна отлетела в сторону, а вторая, вовсе на нее непохожая, осталась лежать на боку, и стало видно, что это не маска, а лицо. Незнакомое Гарри. Женское.
А потом вспыхнул свет.
Свет исходил от Гарри. Он озарял мертвенно-белым маски и столпившиеся в рамах портреты, и изумленное лицо Волдеморта.
- А… Авада Кедавра! – вскрикнул тот. Новая зеленая молния ударилась в сияющий ореол и отскочила в сторону. – Авада Кедавра! АВАДА КЕДАВРА!
Заклинания рикошетили, бились в стены, кроша штукатурку, громили стекла. За звоном и грохотом Гарри, сжимавшийся каждый раз, когда в него летело заклятье, едва расслышал прозвучавшее снаружи, за окном:
- Дом! Я, Сириус Блэк, твой хозяин по праву крови и по закону, приказываю: впусти меня! Открой мне проход здесь и сейчас!
Наружная стена залы рухнула. Из оседающих клубов пыли проступили фигуры членов Ордена Феникса. УпСы, завидев их, предоставили Гарри Темному Лорду, обратив палочки на наступающих.
И грянул бой.
Заклинания оцепенения, огня, холода, ветра сыпались, как мелочь из дырявого кармана; три Непростительных шли в ход в качестве тяжелой артиллерии. Темный Лорд, отвлекшись от Гарри, вскинул руки и зашептал что-то не на латыни, а на языке, от каждого слова которого веяло древностью; длинные, они звучали бесконечным речитативом – и столпившиеся в портретах Блэки, плоские, пахнущие краской, соскальзывали с холстов. Их палочки, шпаги, веера из стальных пластин вплетались в общий танец; их голоса, упоенные дарованной почти-жизнью, вносили в музыку боя мотив ликования и свободы. Хлопали потайные двери, впуская в залу никогда Гарри прежде не виданных тварей – мохнатых, зубастых, склизких, полупрозрачных, бесконечно меняющих форму… Люпин, заметив их, бросился туда, оставив Сириуса, Тонкс и Билла Уизли прикрывать Гарри от Упивающихся, которые в тесноте переполненной залы скорее мешали друг другу, нападая кучей.
- Где твоя палочка, Гарри? – крикнул Сириус через плечо, и следом: - Аквиа Страгес! – Его отделила от нападающих стена воды.
- У Малфоя! – Гарри повертел головой. – Вон он! – светлые волосы Драко, с которого свалился капюшон, были видны издалека.
- Акцио палочку Гарри!
Поймав палочку прежде, чем до нее дотянулось посланное вслед Малфоем Инцендио, Гарри взмахнул ею – и вдруг сообразил, что все, чему его учили последние несколько лет, служит лишь для защиты или в лучшем случае для учебной дуэли. И что Аваду он не потянет, так же, как и Круцио. А Темный Лорд, довольный успехами вызванных им тварей, оборачивался к нему. И Гарри знал, что сейчас Волдеморт поднимет палочку – и его защитники один за другим упадут мертвыми к его ногами, потому что справиться с ним под силу только Дамблдору, а Дамблдора здесь нет, и он снова будет смотреть, как люди умирают перед ним, умирают ради него, как Седрик…
В памяти всплыл Трехмаговый турнир. Следом за ним явилась Идея.
- А… - Волдеморт напрягся. – Акцио арку!
Его скрутило болью и внезапно навалившейся слабостью. Акцио было простеньким заклинанием, доступным даже почти-сквибам, лишь бы им хватило силы сосредоточиться – но на таком расстоянии… Кроме того, он не знал, можно ли призвать часть целого. Но других вариантов не было – по крайней мере, придумать их сейчас он не мог. И поэтому цеплялся за палочку, твердя: «Ну давай же, давай…»
Темный Лорд расхохотался.
- И это все? Это все? Больше ты ничего не можешь мне противопоставить? Жаль, Дамблдора здесь нет! Вот так он тренировал своего Воина Света? Или Гарри Поттер спятил со страху и мелет чушь? Что еще за арка…
В воздухе засвистело, и арка сама ответила на вопрос Волдеморта, установив себя между ним и Гарри. От подножия ее по паркету покатились мелкие крошки цемента и осколки камней. Судя по всему, она выломалась из пола комнаты в Министерстве.
«Там голоса и тени…» - вспомнилось Гарри. Жить захотелось еще сильнее. «Перехочется», - сказал он сам себе сквозь зубы.
Дальнейшее происходило очень быстро. Гарри, отбросив палочку, метнулся мимо своих защитников к Волдеморту. Темный Лорд, ошеломленный, даже не попытался отступить. Гарри сгреб его в охапку и кинулся к арке.
- Нет, Гарри! – крикнул Сириус, и кто-то кинулся им наперерез – но Гарри успел прежде и ухнул за завесу вместе с Темным Лордом.
А с другой стороны вышел Снейп, будто продолжая начатый за аркой шаг. И замер, моргая на свет. Остальные тоже замерли, не понимая или слишком хорошо понимая, что происходит.
В повисшей тишине от застывшей толпы отделилась одна фигура; растрепанная Беллатрикс Лестрендж бежала к арке с воплем «Мой Лорд!»
- Держи ее, Блэк! – крикнул Снейп, обернувшись на визг. Но послушался не Блэк, стоявший ближе всех, а Люпин. Он перехватил ведьму в паре шагов от цели, придержал и, закрыв глаза, толкнул в арку. Беллатрикс даже не сопротивлялась; она продолжала бежать, как бежала – прямо за завесу.
Завеса колыхнулась в никуда. Повисела немного, покачиваясь под нездешним ветром. И взвилась с другой стороны, выпуская Гарри Поттера, все еще сжимающего в руках – теперь уже пустоту. Гарри рухнул спиной на Снейпа, а тот, в свою очередь, на землю.
- Сто баллов с Гриффиндора, - спихивая его с себя, буркнул Снейп.
Дом на Гриммольд-Плейс, 12, пустынен и тих. Его обитатели, и полноправные, и незваные, покинули его. Дом будит в себе эхо шагов и тех, и других. Ему скучно и одиноко. Портреты в галереях перешептываются, и он слушает их беседы – но ему не хватает стука живых сердец, без которых, как оказывается, он прежде не жил и дня.
В бальной зале во время сражения обрушились стены, и сквозняки заходят сквозь провалы в Дом, как к себе домой. Растаскивают по дальним закоулкам и мелодии менуэтов, и какофонию битвы. Дом зябко ежится. К нему заходил тот смешной нелюдь. Рассказывал, что залу так и оставят, только накроют магическим куполом, чтобы не пускать внутрь сырость. В Доме будет музей – музей Ордена Феникса. А в саду поставят памятник Победе.
Нелюдь говорит, что ему обещано место хранителя музея. Так что скоро он снова придет ловить буманов, буганов и бук, расплодившихся в доме в немыслимых количествах.
С нелюдем заходил и хозяин-обманщик, и другие из прежних незваных гостей. Они пили чай у камина. Был с ними один, черный – его Дом знал хуже всех: хоть он и часто заходил прежде, но никогда не задерживался. Черный сидел рядом с нелюдем и хмурился. А хозяин часто поминал ту, что была виновницей разрушений:
- Вот уж не думал, что придется быть благодарным этой стерве, но…
- Кстати о благодарности, - встряла Тонкс. – Если я не ошибаюсь, кое-кто говорил, что пожмет руку Снейпу за то, что он его спас.
Сириуса перекосило. Тем не менее, он встал, пересек комнату и протянул руку Снейпу. Тот взглянул на нее с выражением непередаваемого отвращения на лице.
- Не то чтобы я претендовал на героизм или какие-либо заслуги перед обществом, - саркастически сказал он, - но все же поступок свой я бы на месте Блэка и еще некоторых здесь присутствующих назвал добрым. И с каких это пор за добрые поступки у нас принято наказывать? По крайней мере, так очевидно?
- Кто бы говорил, - фыркнул Гарри. – Попробовал бы ты пожимать руки всему Министерству и заграничным гостям, и при этом еще улыбаться в камеру…
- Мистер Поттер, вам ли огорчаться? Вы наконец-то смогли удовлетворить свое наследственное тщеславие.
- К слову о тщеславии, - Люпин аккуратно двумя пальцами отвернул край мантии Снейпа на груди. К сюртуку под ней был приколот орден Мерлина. Снейп уничтожил Люпина взглядом, сцапал руку Блэка, резко встряхнул и отпустил. Блэк, не успевший понять, что случилось, внимательно осмотрел свою ладонь:
В открытую дверь влетела вереница чашек на блюдцах, ложечек и тарелок со сладостями. Покружив по комнате, они распределились по столикам и подлокотникам.
- Хм, - кашлянул Билл Уизли, когда все чашки заняли свои места и стало очевидно, что им с Тонкс чай не полагается. Молли сделала вид, что не заметила. Она не могла простить ему то, что, когда битва закончилась, он целовал Тонкс на виду у всех. То, что сейчас они сидели в одном кресле, помогало мало.
- Ох, чуть не забыл! – Люпин, вскочив с места, подцепил свою чашку и чашку Снейпа, на которую тот взирал, брезгливо изогнув бровь. – Билл, Тонкс, это вам. Я же говорил Молли, что собираюсь заварить особый чай! А чашки перепутали…
Он исчез на кухне. Изгиб брови Снейпа сменился с брезгливого на заинтересованный.
- Одного не могу понять, Снейп, - сказал Сириус, передавая Гарри кусок торта, - зачем тебе это было нужно? Я бы не сказал, чтобы ты питал ко мне такую сильную любовь, чтобы полезть ради меня… туда. – Он зябко вздрогнул.
- Блэк, - фыркнул Снейп, - поверь мне, любовь к тебе была последней из причин, побудивших меня, как ты выражаешься, «полезть туда». Меня вела в первую очередь тяга к знаниям. Конечно, тебе это трудно понять…
- Тогда ты прокололся, Снейп, - усмехнулся Сириус. – Что хорошего можно узнать в этой серой мути?
- Поверь мне, Блэк, очень многое. Если бы ты, например, затруднил себя тем, что вслушался бы в голоса, ты мог бы узнать многое. Но, конечно, блистательному Сириусу Блэку такие мелочи не нужны…
Вернулся Люпин с чаем для себя и Снейпа. Чай источал аромат, похожий на смесь мелиссы, смородиновых листьев и опиума, мгновенно заполонивший комнату.
Снейп пригубил свою чашку так, будто проверял, нет ли в ней цианистого калия; но попробовав, одобрительно кивнул. Люпин расплылся в улыбке и сел рядом. Откинулся на спинку дивана, смакуя напиток. Снейп сказал ему что-то вполголоса; Люпин довольно кивнул.
Гарри изо всех сил старался не замечать, что их руки соприкасаются.