Переход границы в ночное время
Автор: Kamoshi
Пейринг: Гарри, Снейп
Рейтинг: R
Жанр: angst
Краткое содержание: Обсессия - это, что невозможно объяснить и
с чем нельзя бороться. Можно идти только напролом. Но к чему придешь,
это еще вопрос.
Предупреждение: может быть, это АУ…
От автора: посвящается всем "затонувшим"-)
Дисклеймер: все относящиеся к циклу о Гарри Поттере персонажи принадлежат
Дж.К. Роулинг.
Размещение: с разрешения автора.
Вот теперь ясно, что такое настоящий лабиринт, в котором легко потерять себя и получить взамен взъерошенное привидение с прыгающим взглядом, хотя раньше казалось, что запас личной необычности исчерпан. Или это утопание: и дна не чувствуешь, и наверх не получается. И задыхаешься в толще воды, не понимая, то ли рваться обратно к солнцу, то ли лучше сразу затонуть.
Гарри Поттер, мальчик, который не умел примиряться с неизбежным и мог
в доказательство сокрушить целый директорский кабинет, на этот раз выпал
даже из собственной шаткой системы координат.
В данный незначительный сам по себе момент (вторник, вечер, время ужина)
он стоял перед зеркалом и собирал языком с губ капли тыквенного сока,
только что проглоченного за закрытыми дверями туалета: в Большом зале
показываться четырежды в сутки было выше сил, а в гостиной донимал свой
брат гриффиндорец. Эльфы с кухни за мизерную взятку обеспечивали пищевую
доставку и делались все навязчивее, потому что прославленный в том числе
и аппетитом Гарри Поттер отныне утратил интерес к еде.
Умная Гермиона Грейнджер, воспитанная врачами, определила анорексию -
потерю аппетита на почве переживаний и предупредила о последствиях. Гарри
Поттеру было наплевать на эти последствия, другое его мучило, дергало
крючком за нервы и оставляло в подвешенном состоянии.
Больше всего на свете он ненавидел, когда его швыряли в неведомое, не
называя врага по фамилии чтобы было на кого наставить палочку. Фамилию
он знал и так, но это было бесполезное знание, потому что вместо нее на
ум взбредало имя, которое вообще звучало редко и никогда прежде в голове
Гарри Поттера. От этого все путалось: получалось, что врага никакого,
может быть, и нет, и неясно, тыкать ли палочкой.
А кто есть?
На дворе цвел, между прочим, май, светлые северррррные ночи приобретали
летнее свечение, от этого просыпались соловьи и дурели старшеклассники,
и все вместе злило Гарри Поттера. Он не участвовал в подростковом коловращении
полов, понимая: произошло нелепое замещение. Ему нравились девочки, особенно
смеющиеся яркими розовыми губами и сияющие на него из-под ресниц милые
девочки, но почему-то он от них отворачивался и приковывался глазами к
стремительной мрачной фигуре, мелькающей то в пролетах переходов, то во
дворе, то еще где. Гарри Поттер, и так чересчур задумчивый мальчик, тоже
мрачнел, притыкался на первую попавшуюся скамейку и разглядывал кеды,
чтобы не пойти следом.
А зачем идти?
О романтике заикаться смешно, даже драконы в такую пору впадают в истому,
а этот с каждой весной еще хуже усыхал, замыкался и чернел, в том числе
и от постоянного плевания - огнем или ядом, как получится.
Будем честными до конца: и никакого влечения. Ну как можно? Шевелит паучьими
пальцами - неприятно смотреть, не то что вдруг взяться. И если б цапнул
и потянул к себе, лучше было б сразу умереть, наверное. Под одеждой страшно
представить что, и хорошо, что надежно укрыто. Но никогда и не цапнет.
Остальное соответственно, и вообще сволочь, все как обычно.
А что тогда?
Три дня назад Гарри Поттер набрел в библиотеке на увлекательную книгу
и в ней нашел подходящее толкование своей внезапной дурости - addiction,
зависимость. Можно по-другому - obsession, обсессия. Это многое объясняло
в деталях психоза, но опять не отвечало на вопрос - а почему?
Нет: какого черта?!
Корень был - в непостижимости.
Морок наводила беспросветность облика, за которой неизвестно что пряталось
и оттого рисовалось сверхъестественным, к тому же никогда не ясно - то
ли демонизировать его, то ли ставить на пьедестал. Вместо реального человека
из горячей плоти и крови по замку носился сгусток тайны. За ним длинным
шлейфом волочились легенды, и очень хотелось пристроиться в хвост.
Сбивало с толку и абсолютное несоответствие тем, кто считается нормальными
людьми и вообще людьми. Было странно наблюдать, как ест, например. К тому
же издалека процесс неразличим - вилка-не вилка, пирог-не пирог. Может
быть, сплошное притворство.
Одним словом, много доводов накидано было в котел и сверху еще присыпано невнятным мусором догадок и подозрений.
Пытаясь выкопать в мешанине истину, Гарри Поттер, мальчик, от природы
не склонный к аналитике, все время цеплялся мыслью именно за котел, так
было проще. Котлы хранились в подземелье, а туда влекло. Четверги выделились
из календаря в особые дни и начинались даже не с пробуждения, а с засыпания
накануне вместе с трепыхающимся внутри холодной рыбкой словом "завтра".
Но назавтра видеть и слышать оказывалось ужасно, било по нервам и не давало
как следует дышать от неумения попасть в контекст и хотя бы приготовить
верный состав. Ингредиенты как местные слизеринские жители были не на
его стороне, они цепко держались за ручки и выступали против зарвавшегося
мальчика. Подумайте, коллеги, на кого он замахнулся! Давайте ему не позволим:
желчь тапира всегда готова была пролиться на каменный пол, личинки цетакса
одна за другой прыгали затем в липкую лужу, серебряный ножик вызывался
для эффекта полоснуть по пальцам.
Гарри Поттер, мальчик, который не любил сдаваться без боя, махнул рукой
на практику и переключился на сочинения.
Это был захватывающий опыт, потому что на каждое сочинение обязательно
поступал ответ, который можно было перечитывать и смаковать: "Советую
изучить учебник для первого курса", "Я вам устрою недопуск к
экзамену", "Скудная фактура, безграмотно изложено". Однажды
на полях возникло - не красным, как всегда, а зеленым: "Интересная
мысль насчет атропиносодержащих экстрактов, неужели ваша?".
Гарри Поттер не спал всю ночь, придумывая новое сочинение, исключительно
на тему атропинов, хотя от них голова шла кругом. Писал пять вечеров подряд
самым красивым почерком, который только мог изобразить. Внес туда несколько
изящных идей, подсказанных (но это ничего) умной Гермионой Грейнджер.
И сдавал с таким душевным трепетом, что в такт стучали зубы.
Последовала бессонница на неделю в ожидании оценки и комментария, но в
следующий четверг Зелья заменили Астрономией, и сочинение пропало с концами.
Может быть, никто его так и не прочел.
Дни отсутствия сами по себе были пыточными. Замок пустел, несмотря на
толпу детей и привидений, и делался скучным. Возможность бродить по нему
без опасения наткнуться вгоняла в уныние, часы до возвращения тянулись
как в киселе. Сто двадцать пять раз в сутки Гарри Поттер, очень любознательный
и нетерпеливый мальчик, выскакивал на улицу и сквозь кустарник по мокрому
папоротнику проламывался к угловому выступу слева от главного входа, где
в мшистых камнях имелось решетчатое окошечко вентиляции. И всматривался
- не сочится ли свет. И если жиденькие блики мерцали откуда-то снизу,
кровь начинала бурлить и толкать на поступки.
После них Гарри Поттер, не самый общительный в мире мальчик, обязательно
страдал от собственной навязчивости и мечтал заткнуться навеки, но выходило
ненадолго. Дурацкая потребность получать специальную порцию внимания держала
за горло и заставляла раскрывать рот. Притом что попытки сказать что-то
умное или просто будто бы приятное и выделиться на общем фоне проваливались
одна за другой. Фон был разношерстный - подворачивались и образованные.
Они употребляли слова, в значении которых не уверен был неначитанный Гарри
Поттер, и легко вроде бы добивались расположения в классах, коридорах
и Большом зале - насколько это вообще возможно. Но, по крайней мере, на
них смотрели, им отвечали и даже что-то иногда предлагали. Не бог весть
что - например, отработку. Но и это представлялось праздником.
Ума явно было маловато для впечатления, дерзить язык отказывался нынче
наотрез, а что может прозвучать приятно - Гарри Поттер с высоты своих
несмышленых лет так далеко и проницательно не видел. Оставалось одно,
казалось бы, беспроигрышное - лесть. Поводов хватало - не в лицо, так
по предмету, но это надо еще было пристроиться со своей лестью с правильной
стороны: в тему, в место, во время…
Все стороны оказывались неправильными: уходил не дослушав, якобы всегда
по делу. Или затыкал раздраженным жестом и все равно уходил. И нельзя
сказать, что был не в настроении, настроение всегда одно и то же, запомнить
нетрудно - ноль. Как любимая оценка за урок для некоего Гарри Поттера.
Со своими ходами этот Гарри Поттер постоянно вылезал невпопад, но не мог выйти из игры.
Я схожу с ума, вероятно? - спрашивал он у своего отражения, больше было не у кого. Отражение смотрело печальными глазами и тоже не знало ответа. И у здорового, если забыть о вечном шраме, мальчика вдруг начинало ныть сердце.
Смысл в этом не просматривался. Наверное, следовало раз и навсегда отступиться,
но проклятое сердце решало не спросясь. Скажем прямо: в душевном столпотворении
обреталась надежда непонятно на что.
Она проклюнулась крошечным хилым стебельком на почве общего интереса к
темным искусствам и взаимного умения противостоять им и друг другу, в
том числе и магически. Временами мерещилось, что его воспринимают всерьез
и с готовностью дать больше чем остальным. Но стоило робко дернуться навстречу,
как моментально вырастала стенка из оглушающей неприязни, а в худшем случае
порыв оставался вообще за кадром.
У Гарри Поттера, мальчика и так с неважным зрением, двоилось в глазах
от чехарды образов.
В который раз звезда оборачивалась пыльной керосинкой, которую хорошо
бы расколотить о чью-то голову. Приходилось сдерживать слезы и ярость,
стискивать кулаки и зубы и углубляться в сосняк переживать. А по пути
вдруг ловить пристальный взгляд с галереи - и опять ничего, ничего не
понимать.
Хотелось подняться в класс Предсказаний и напроситься на гадание, но
он вспоминал, что там ему в любом случае напророчена будет гибель. Потом
думал, что лучше так, чем спятить. И все равно не шел. Вообще шел, но
не туда, а, к примеру, за папиной мантией.
В невидимом состоянии жилось проще - можно было что-нибудь подсмотреть
или подслушать. Но полученные сведения (приватная беседа с кем-то, чтение
письма от кого-то, поворот головы вслед кому-то) расстраивали и лишали
покоя, и по итогам разведки обязательно вспухало отчаяние, которое выражалось
коротким "почему не я?".
Избыток негативной энергии провоцировал неконтролируемые выбросы магии,
и всякий раз доставалось посторонним, включая кота.
От отчаянья же зародилась идея ловушки с целью обеспечить объединяющие обстоятельства. Ради этого пришлось вырастить в теплице (с помощью умной Гермионы Грейнджер и верного Хагрида) редкий и драгоценный для зельеварения лаурит и устроить так, чтобы нужное лицо прибыло оценить его как раз в тот момент, когда новоявленный герболог поливал деревце. Поначалу все шло как надо, возник сдержанный интерес - сорвал листок и растер в пальцах, но на этом все и завершилось. Повернулся спиной и шагнул за дверь, уносимый прочь загадочными делами, в которых ну никак не находилось места Гарри Поттеру! О повторных визитах и возможном использовании речь вообще не заводилась, никому не нужный лаурит засыхал на корню, а спустя пару дней на деревце напал клещ, и бдительная Спраут применила "abscindo".
Гарри Поттер, совсем не такой уж глупый мальчик, понял, что в ловушке
давно и прочно засел он сам. И решил, что больше не может. Не хочет. И
не будет.
Пора ставить точку, известил он свое отражение во вторник вечером (напомним:
время ужина, туалет для мальчиков, посторонних нет) - с любым результатом
на выходе: вышвырнет так вышвырнет.
Отражение кивнуло, и вроде бы с облегчением.
Затягивающий в безумие морок предстояло перевести в формат человека, чтобы наладить или, наоборот, окончательно порушить контакт. Поэтому желанная точка маячила на границе между зоной отчуждения и личным пространством. Граница базировалась тоже в известном месте (подземелье, восточный коридор, четвертая дверь от входа) и никем не охранялась, но переходить на ту сторону все равно лучше ночью.
И ночь наступила - среда, ноль двадцать по Гринвичу, плюс пятнадцать по Цельсию, погода ясная, щелкают соловьи.
В носках и пижамных штанах, укутанный плащом-невидимкой, голодный, издерганный
шел Гарри Поттер вниз по каменным лестницам мимо сонных портретов и сумрачных
зеркал.
Потом самое трудное было - перестать вслушиваться в шаги за дверью и постучать.
И не сорваться в нервный бег вдоль длинного коридора, когда она распахнулась.
Потом с него стащили накидку и втолкнули внутрь. Потом обругали. Потом
принесли большую чашку какао. Потом не ответили на вопросы и вновь обругали,
хуже прежнего. Потом велели убираться. Но не пустили к двери.
Потом накатило молчание, из которого не знаешь как выскочить и непонятно,
надо ли, потому что в глазах одно, а на словах в ответ опять будет не
так.
Гарри Поттер, мальчик, который шел сюда и всю дорогу верил в чудо, поставил
чашку на стол, закрыл лицо ладонями и съехал по стенке вниз.
На той стороне все оказалось в точности то же самое.
Он просто не знал, что с границами всегда так: нужно еще отмахать немало миль в глубь, прежде чем озарит счастливое понимание, что ты теперь совсем в другой стране.