Счастье
Автор: Селия
Pairing: Драко/Невилл, Драко/Гарри
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst
Краткое содержание: Совы - не то, чем они кажутся. Большинство людей - тоже.
Disclaimer: не моё.
Предупреждение: спойлеры 5 книги.
Размещение: с разрешения автора.
Глава 1
Невилл Лонгботтом
Счастье. Это счастье.
Февраль. За окном метет бесконечная снежная крупка. Ветер такой, что ни один здравомыслящий колдун не сядет на метлу. Холодно. Темнеет так рано, что никто уже и не помнит, какое оно - солнце. Рождественские каникулы уже забылись, стерлись за тихим скрипом пера, гулким шумом школьных коридоров и строгими наставлениями МакГонагалл. А до пасхальных каникул еще так далеко, что даже и не верится, что они когда-нибудь наступят.
Счастье.
Тихое, усыпляющее бормотание Биннза. Половина учеников думает только о том, как бы не уснуть. А вторая половина спит и думает только о том, как бы Биннз не заметил этого. Впрочем, Биннз никогда ничего не замечает.
Не замечает счастья в глазах круглолицего лопоухого мальчишки, сидящего за последней партой.
Этот мальчишка тоже не замечает своего счастья. Таково уж свойство этой капризной и желанной материи. Его редко замечают.
Невилл счастлив.
"Он смотрит. Он смотрит на меня. Вот сейчас опять повернется". И точно, сидящий на первой парте белокурый паренек оборачивается и бросает недоумевающий взгляд на мгновенно покрасневшего мальчишку.
Щемящее, тянущее беспокойство в груди - это и есть счастье.
"Почему он смотрит? -глупого гриффиндорского неудачника бросает в жар. - Может, что-то не так? - Невилл быстро оглядывает себя. - Все в порядке".
Урок тем временем заканчивается.
Невилл дрожащими от спешки руками сворачивает непослушные свитки пергамента, небрежно закрывает чернильницу (а, все равно чернила разольются), дурацкое перо падает на пол... отнимает, отнимает лишние секунды. А ведь и доли секунды может не хватить. Не хватить для того, чтобы догнать его в дверях и столкнуться рюкзаками. На мгновенье, на одно мгновенье дотронуться до его руки.
Это же ведь счастье.
Каждый стремится к счастью.
Но мало кто знает, как его достичь.
И Невиллу повезло. Он знает. Неосознанно, безотчетно, наитием, шестым чувством, сам того не понимая - знает. Он знает, как достичь счастья. Нужно всего лишь столкнуться в дверях с Драко Малфоем.
Эх, сегодня не повезло. Невилл добежал до двери и рука скользнула по черной, стандартной, но совершенно отличающейся от всех других - ведь ее носит Драко Малфой - мантии. Но он уже ускользнул, ушел, а глупая сумка зацепилась за косяк и на пол посыпались пергаменты, перья, чернильница брызнула синими горькими капельками, оплакивая несостоявшееся маленькое счастье.
А он ушел. Не обернувшись.
- Он толкнул тебя? - сочувствующий голос за спиной. Гермиона.
- Бледный хорек! - с неподдельной злобой и ненавистью. Рон.
- Надо все-таки поставить его на место, - спокойно, без особых эмоций. Гарри. - Совсем обнаглел. Думает, если папашу выпустили из Азкабана, то ему теперь все можно.
- Нет, - мямлит Невилл. - Он не толкал. Я сам, сам...
- Ну, тогда, собирай скорей! Преобразования же. МакГонаголл баллы снимет за опоздание. - Наклоняясь за пергаментом, нетерпеливо говорит Рон.
Преобразования.
Пустота. Его нет в классе.
У слизеринцев сейчас чары.
Невилл отворачивается к окну и смотрит, как ветер, безраздельно повелевая снежинками, заводит все новые и новые танцы.
-Мистер Лонгботтом! - Строгий окрик выводит из оцепенения. - О чем вы мечтаете? Аппарация - очень сложный гибрид преобразований и чар. А вы позволяете себе отвлекаться и не слушать! - МакГонаголл сурово поджимает губы и снова демонстрирует, как нужно аппарировать.
До Невилла доносится тихий шепот Гермионы: "Вообще-то в Хогвартсе аппарировать нельзя, но в пределах этого кабинета можно. Это специально устроили для занятий".
МакГонаголл с сухим треском появляется у двери кабинета. Невилл равнодушно отворачивается к окну.
Зелья.
Счастье.
Как же Невилл ненавидел свою бабушку за то, что она упросила Дамблдора в виде исключения допустить Невилла к занятиям по зельям! Он не сдал СОВУ, он наконец-то освободился от Снейпа, он был так рад этому! Бабушка каким-то образом договорилась с Дамблдором... Ох, как же злился на нее Невилл... Но сейчас... сейчас это - счастье.
Смотреть на Малфоя и ловить каждый его взгляд.
Невилл не понимает, что происходит. Он просто не задумывается об этом. Если кто-нибудь сказал бы ему, что он влюблен, то глупый гриффиндорец очень бы удивился. Нет, конечно, он не влюблен. Драко не имеет никакого отношения к внезапным приливам непонятного жара, к краснеющим щекам, к странному и приятному томлению в паху... И, конечно же, он не имеет никакого отношения к снам... Там всего лишь неясные размытые фигуры, ласковый шепот, теплые руки, да и то, все это забывается, уходит в первые же минуты пробуждения, оставляя лишь стыдные желтоватые следы на пижамных штанах.
А дни идут, проходят, щедро раскрашенные насыщенным оранжевым цветом неподдельного счастья, перемежающегося с бледно-серым цветом пустоты, разбавленной тревожным грязно-багровым оттенком острой, болезненной тоски. Тоски - когда Драко обманывает Невилла, не явившись по какой-либо причине на обед или прогуляв совместное занятие с Гриффиндором. Но Невилл всегда, всегда находит ему оправдание. Может, Малфой обиделся на что-то и поэтому не смотрит сегодня на гриффиндорский стол? Может, он хочет, чтобы Невилл немного поревновал, поэтому так нежно прижимает эту противную Паркинсон к себе? Да, конечно, все это он делает для Невилла, ведь Драко наверняка чувствует то же томление, то же счастье, ту же тоску...
Наставления преподавателей, домашние работы, бесконечные уроки и вечно протекающий котел - все это проходит размытым пятном, не замечается, так же, как и бешено умчавшиеся куда-то март, апрель, май...
Невилл, не обращая внимания на время, бродит по замку, неосознанно вычерчивая карту своей глупой, детской любви. Здесь он видел Драко переругивающимся с Гарри, здесь Драко случайно уронил котел, и Крэбб с Гойлом вприпрыжку кинулись собирать его ингредиенты для зелий, о, как Невилл завидовал им тогда... Здесь...
- Бегаешь за мной, Лонгботтом? - насмешливый голос выводит Невилла из задумчивости. Он поднимает взгляд от пола и видит красивое лицо, расплывшееся в саркастической, ничего хорошего не предвещающей усмешке.
- Я... - слова снова застревают где-то в районе солнечного сплетения, и дышать становится трудно.
- Ох, я и забыл, что ты не умеешь разговаривать, - насмехается Драко, заставляя крохотный, испуганный снитч счастья Невилла трепетать и вздрагивать.
Невилл не отвечает, он не может отвести взгляда от губ, растянутых издевательской усмешкой.
- Так тебе нравятся мальчики, Ботти?
- Нет, - выдавливает из себя Невилл.
Конечно же, нет. Он всю свою жизнь стремится быть обыкновенным, таким же, как все, неужели судьба так безжалостно посмеется над ним, наградив его еще и страшной, преступной, неправильной страстью?
- Нет? - Драко усмехается. - Сейчас проверим...
Его руки внезапно притягивают Невилла к себе, и Малфой нежно прижимается губами к дрожащему рту гриффиндорца.
Невилл умирает. Исчезает весь мир. Пол под ногами делает странный пируэт и пропадает навсегда. Остаются лишь руки, сжимающие безвольное тело в тесных объятиях и невероятное, невозможное, неописуемое ощущение счастья. Восторга. Экстаза. Оно длится недолго, и вот уже Невилл снова слышит насмешливый голос:
- Так-так, так-так-так, Ботти. Значит, тебе не нравятся мальчики? - высоко подняв брови, спрашивает Драко. - Может, тебе и я не нравлюсь? - Малфой внимательно вглядывается в лицо Невилла, и тот не смеет поднять глаз.
- Хочешь меня, Ботти? - мурлычет слизеринец, и его горячее дыхание обжигает нежную кожу за ухом гриффиндорца.
Невилл не отвечает, он просто тянется к этому насмешливому лицу, ища новых прикосновений. Но Драко отстраняется, продолжая внимательно его разглядывать.
- Нет, ты скажешь мне об этом, - утвердительно говорит он. - Ты попросишь меня. Ведь ты попросишь? - Малфой кивает, и Невилл повторяет это движение.
Драко снова почти вплотную прижимает свои губы к губам Невилла и говорит:
- Нет, ты должен сказать мне это.
Невилл задыхается от невозможной близости таких желанных губ, голова его кружится от сладкого пьянящего дыхания и он стонет:
- Драаако...
Теплые нежные губы снова отодвигаются:
- Что?
- Я...
Драко вдруг кладет свою правую ладонь на ширинку Невилла, и тот, не в силах противиться своему жару, двигает бедра вперед, и Малфой не убирает руку, он едва-едва заметно поводит ею вверх-вниз, заставляя гриффиндорца бесстыдно выгибаться и стонать.
- Так ты хочешь меня или нет? - шепчет Драко и теребит языком мочку уха Невилла.
- Да... - на выдохе отвечает Невилл и Малфой, кивнув, с довольной усмешкой говорит:
- Ну-ка пошли...
Они заходят в ванную для старост, и Невилл, дрожа от страшного, нежданного счастья, позволяет раздеть себя, уложить на небрежно брошенные полотенца и слушает, слушает прекрасную любовную песню, которую напевает ему волшебный голос Драко.
- Ох, Ботти, ты такой мягенький, беленький, губки пухлые... хорошенький... - при этом он раздевается, обнажая свое безупречно сформировавшееся тело, и совершенно не замечает стыда в глазах Невилла, стыда за покатые плечи, бледную кожу, слишком просторные бедра... Стыда за то, что недостаточно хорош для Драко. Недостаточно красив. Недостаточно умен. Недостоин внезапно свалившегося, стыдного и сладкого, запретного счастья.
Но Драко совершенно не обращает на это внимания. Он наклоняется к лежащему Невиллу, крепко целует в губы, и на этот раз Невилл чувствует каждое движение проворного язычка у себя во рту, задыхаясь от восторга, он ощущает каждое прикосновение умелых рук, которые творят что-то невероятное с его телом.
Невилл не замечает маленькой круглой баночки, которая по волшебству оказывается в руках Драко, и только когда скользкий палец вдруг врывается в его дрожащее тело, резко открывает глаза и срывающимся голосом спрашивает:
- Что ты... делаешь, Драко?
- Собираюсь трахнуть тебя, что же еще? - голос Малфоя совершенно спокоен и даже чуть насмешлив. - Ты же ведь хочешь этого? Ведь так?
Невилл молчит.
Драко делает что-то невообразимое внутри тела Невилла,и тот вздрагивает от неожиданного слепящего наслаждения.
- Ну, что, Ботти, хочешь, чтобы я трахнул тебя?
- Даа...
- Скажи это.
- Драаако, я ... я хочу...
Малфой переворачивает покорное тяжелое тело Невилла на живот и резко, грубо входит в него. Лонгботтом морщится и шипит от боли, но вот рука Драко оказывается под их телами, и скользкие пальцы начинают поглаживать плачущий прозрачной соленой росой член Невилла. И гриффиндорец теряется в ощущениях, кричит от странной смеси боли и наслаждения, а потом его тело вспыхивает белыми огнями невероятного экстаза, и Невилл на какие-то секунды теряет сознание.
Когда у него появляются силы приподнять голову, Драко уже плещется в огромной каменной ванне. Невилл снова любуется им и, стесняясь своего тела, встает и делает нерешительный шаг к Малфою.
Тот выходит из ванной и нежно целует его, снова унося последние остатки разума, последние сомнения в своей недостаточности. Он дарит Невиллу ощущение желанности и необходимости. Он - самый лучший человек на свете.
Рядом с ним не так остро ощущаешь, что любовь двух мужчин запретна, постыдна, и ее вообще не должно быть. Рядом с ним неважно, что идет война, и он на стороне врагов. Рядом с ним даже боль приобретает новые оттенки, и теперь не только страшит и причиняет страдания, но и обещает, предсказывает неимоверное, несусветное удовольствие.
Теперь каждый день окрашен только в один цвет - блекло-сиреневый цвет ожидания. Ожидания вечера, когда Драко пойдет в ванную для старост. Малфой никогда ничего не обещает, никогда не приглашает, но Невилл-то знает, что он хочет видеть гриффиндорца, хочет снова и снова ласкать его белую кожу, снова и снова брать его, немного грубо, но раз так нравится Драко, значит это правильно...
Малфой приходит не каждый вечер. Иногда он моется в квиддичной раздевалке - это после тренировки. И Невилл тихой ненавистью ненавидит эти пустые, тоскливые дни, когда его Драко тратит время на какой-то глупый квиддич. А времени-то осталось не так уж и много. Уже середина июня, идут экзамены, и скоро начнутся проклятые каникулы, все разъедутся по домам, и его Драко будет так далеко...
Но сейчас, сейчас он рядом. Иногда он даже разговаривает с Невиллом, спрашивает его о гриффиндорских друзьях, например, встречается ли с кем-нибудь Гарри. Когда Невилл рассказывает ему о том, что Гарри встречался с Чоу и даже целовался с ней, Драко злится, и Невилл тихонько подсмеивается над своим белокурым счастьем, потому, что знает: Драко всего лишь хочет, чтобы Невилл немножко поревновал. Не может же, в самом деле, Драко Малфой быть влюбленным в Гарри Поттера. Это просто смешно.
И вот наступает последний день перед каникулами, день отъезда. Сейчас должно все решиться, Драко обязательно скажет Невиллу, что любит его, что будет скучать целых два месяца, что будет писать письма и, может быть, даже пригласит к себе...
-Отвали, Малфой, ты, злобный хорек! - Гарри с ненавистью бросает эти слова в лицо Драко и тот с искаженным лицом гневно шипит:
- Ненавидишь меня, Поттер?
- Много чести! Я просто в упор не вижу твою скользкую слизеринскую морду!
- Гарри, Гарри, не надо... - останавливает их Гермиона и уводит Гарри в замок.
На веселой зеленой полянке возле запретного леса остаются только Драко и Невилл.
- Не обращай внимания, Драко, - ласково говорит Лонгботтом и нежно обнимает Малфоя.
- Да отстань ты от меня, Ботти! - с неожиданной злобой кричит Малфой. - Перестань вешаться на меня! Я трахал тебя только потому, что на весь Хог нашлось всего два гея, и один из них - ты! Ты, сквибеныш с круглой попкой, неужели ты думаешь, что если бы у меня был выбор, я связался бы с тобой?!
Резко развернувшись, Драко уходит в замок. А Невилл остается.
Судьба безжалостно жестока к таким, как Невилл Лонгботтом. Она походя, не обращая внимания, отбирает у них все самое лучшее, самое светлое и, смачно хрустя и чавкая, сжирает клочки придуманного счастья, брезгливо кривя свое прекрасное лицо. Страшной черной птицей вгрызается она в самое сердце и оставляет всепоглощающую, невозможную, невыносимую боль. Боль, от которой не скрыться в чаще Запретного леса, боль, которая замутняет взгляд и заставляет ноги брести по колючим веткам, в надежде, что какое-нибудь свирепое и доброе чудовище жалостливо убьет и не оставит следа от нестерпимого болезненного стыда. Боль, которая, собравшись, сконцентрировавшись в том самом месте, где раньше бился мыльный пузырик придуманного счастья, вдруг вкладывает в дрожащие губы всего лишь два слова:
- Авада Кедавра!
Испугавшись, Невилл подбегает к сбитой зеленой молнией птице и шепчет:
- Прости, прости...
