Он спит, любовник мой
Автор: Sherlock Sebastian
Бета: Resurrection
Пейринг: Сириус Блэк/Ремус Люпин
Рейтинг: R
Жанр: romance
Дисклаймер: Всё Её... Всё принадлежит мадам Роулинг, ни на что
не претендую.
Примечание: Фик изначально задумывался как "литературная игрушка"
по нескольким стихам и письмам Жана Кокто. В процессе написания цитат
стало значительно меньше, чем предполагалось, но и не настолько мало,
чтобы об этом не упомянуть вовсе. Так что в первой части текста присутствуют
прямые и непрямые цитаты из стихов и писем Жана Кокто к Жану Марэ. Уж
простите… ))
Размещение: с разрешения автора.
Ремус
"Он спит, любовник мой…"
Солнечный луч скользит по подушке, по разметавшимся волосам. Вместо меня он несмело дарит поцелуй твоей щеке, спускается ниже к ключице, осторожно гладит твое худое обнаженное тело. Вместо меня, страшащегося к тебе прикоснуться, завороженного волшебным зрелищем...
Ты спишь, Сириус. Я же - молчаливый часовой, невидимый страж, охраняющий твой покой. Почти не смею дышать, боясь потревожить чудо, сотворенное без всякой магии этим солнечным летним утром. Я лежу рядом с тобой и благодарю Мерлина за то, что не сплю сам.
Да и как могу я спать, Сириус?! Как могу заснуть, когда твое лицо находит приют у моего лица? Это святотатство - исчезать за завесой сновидений, совершать путь, уводящий от тебя, когда ты рядом. Я не могу, я не смею пропустить это чудо - любоваться тобой спящим.
Но правда еще и в том, что мне страшно закрыть глаза.
Самое невыносимое мое терзание - вдруг проснувшись, не услышать ни твоего дыхания, ни глухих ударов сердца. Все кажется мне - усну, и во время сна, когда я буду плутать в неведомых далях один, ты исчезнешь, как уже однажды поступил: покинул меня, уйдя в ночь.
Я не могу допустить, чтобы жизнь сделала виток в прошлое! Я не засну, Сириус, я буду бодрствовать, чтобы не спугнуть нечаянно ворвавшимся сновидением наше счастье. Буду лежать рядом и наблюдать за тобой.
Ты похож на морскую звезду, выброшенную на песчаный берег бесчувственной волной. Руки твои раскинуты в стороны, дыхание с тихим свистом прорывается сквозь полуоткрытый рот. Я зачарован твоей красотой - ты все тот же, словно эти страшные двенадцать лет заключения прошли, не коснувшись тебя.
Пусть многие со мной не согласятся, пусть они говорят, что от прежнего Сириуса ничего не осталось, меня им не убедить. Волк видит то, что не дано увидеть людям. Все, что открыто их взорам: худое тело со знаками Азкабана, седина в волосах, горечь, притаившаяся в уголках губ, глубокие четкие линии морщин, перечертившие лоб, синева вокруг глаз и пепельная бедность ввалившихся щек, - все это лишь маска, лишь вынужденная оболочка. Ты в бегах, и тебе приходится прятаться от всех. Можешь дурачить своим маскарадом кого угодно, я-то вижу под этой личиной настоящего Сириуса.
Моего Мягколапа.
С озорной улыбкой, с задорными искорками, пляшущими в глазах. Своевольного и бесшабашного, без раздумий бросавшегося в любые школьные авантюры ("правила не для нас" - так ведь?).
Любовь тоже была очередной авантюрой, самой великой нашей с тобой авантюрой, в нее ты кинулся сломя голову, не думая о последствиях. Ты вообще старался никогда и ни о чем не задумываться. Ни ты, ни Джеймс… Да и зачем, когда рядом всегда был я? Вы рождали идеи, а "верный Муни" рассчитывал, как сделать, чтобы очередная "шалость удалась".
Но в ту ночь ты забыл об этом. Один помчался вдогонку за Питером.
И почему не вернулся, почему ничего не сказал мне?! Тогда бы Питер, а не ты отправился в Азкабан, тогда бы все сложилось иначе!..
Но не сложилось.
Долгие годы боли и пустоты. Я думал, что смогу освободиться... Впредь у каждого из нас была своя жизнь. Если, конечно, пребывание в Азкабане можно назвать жизнью. Если нищету и одиночество можно назвать жизнью… Мне казалось тогда, что я справлюсь. Я ошибся. Это было не в моих силах. Жизнь без тебя. Жизнь с кем-то другим... Что за абсурд! Сама мысль прикасаться к кому-нибудь, говорить нежные слова другому, не тебе - невыносима.
Для меня всегда существовал только ты.
В каждом из них.
Твои глаза, твоя улыбка, поворот головы, походка... Твой голос. Твой цвет волос. Какая-либо мимолетная деталь, присущая тебе… Всегда только ты - я не мог видеть никого другого. Твое имя срывалось с моих губ в ответ на объятья и ласки. Ни с кем кроме тебя я никогда не занимался любовью, ты же знаешь. Волки не умеют изменять - они выбирают себе одного партнера на всю жизнь. И ты не смеешь обвинять меня в неверности, Сириус. Я выбрал тебя много-много лет назад. Это было моим спасением, и это стало моим проклятием.
Я пытался жить, Сириус, пытался выжить - и потерпел поражение. Чем была жизнь без тебя? Нескончаемым, вязким ночным кошмаром. Но, как и любой сон, он закончился. После тянущегося вечность, такого изматывающего года наших писем ты наконец-то рядом со мной. Появившись этой ночью на пороге моего дома, ты сказал: "Я вернулся, Муни, я вернулся насовсем. Долгим получился путь, но ты уж прости". И я простил.
Слова - только призраки, тени наших чувств. Мне всего лишь нужно было прикоснуться к тебе, провести подушечками пальцев по твоей обветренной небритой щеке, чтобы давно забытое пьянящее чувство любовного экстаза захлестнуло меня вновь.
Старый мир, тщательно выстраиваемый годами, рассыпался мириадами осколков к моим ногам. Прохладный летний ветер подхватил их и развеял без следа.
Все закончилось, и все началось вновь.
Как и много лет назад этой ночью двухголовое наше тело переплеталось тугим осьминогом, на двоих одно сердце выстукивало в груди удар за ударом. Единое сердце на две души…
Наконец я проснулся после долгого сна. По корням артерий заструились живительные токи, даря новый импульс телу, истосковавшемуся по твоим прикосновениям. Ты пришел и разбудил меня - горячий, пылкий мой любовник!.. Всегда больше пыла, чем умения. Да и откуда взяться умению за двенадцать лет в одиночной камере…
Как и раньше, ты был настойчив и неосторожен. Слушался того, что требовало твое тело, не принимая в расчет мои желания. Но я не мог противиться твоему натиску, не мог защититься, да и хотел ли? Весь последний год, живя в мечтах и во снах, я ожидал этой боли, смешанной с восторгом и наслаждением.
Воспоминания о ночных безумствах приятной дрожью отзываются в уставшем теле.
Я жмурюсь от слепящего солнечного луча и блаженно потягиваюсь.
Но что это? Почему волк не разделяет неги и умиротворения человека? Зверю неуютно, зверь глухо рычит. Зверь обеспокоен. Его обоняние тоньше, слух острее, намного раньше меня он видит изменения в твоем сне.
Волк чувствует присутствие там чужака. Он ревнует.
Дыхание твое меняется, становится прерывистым, оно резче и тяжелее, губы подрагивают. Грудь вздымается чаще, и самая совершенная часть твоего тела, та, что никогда не лжет, под неведомым импульсом, идущим из сна, поднимается прекрасной колонной в обрамлении завитков черного руна.
С кем делишь ты этот сон, Сириус? Кто тот вор, так беззастенчиво, предательски, прямо из-под носа укравший у меня любовника? Ты здесь, Сириус, ты спишь… Но где ты?
Зверь неистовствует. Зверь жаждет вырваться наружу. Если б это было в его власти, он изодрал бы в клочья удерживающую его человеческую оболочку, но сейчас он этого сделать не может. До часа его могущества двадцать три ночи, и все, что ему остается, терзать мою душу, оставлять кровавые полосы на сердце.
"Предательство, предательство, предательство", - беспощадным молотом стучит в висках и застилает глаза багровой пеленой.
От бессилия волк пытается завыть - тщетная попытка. Лишь пустой животный инстинкт, приносящий боль и волку, и человеку.
Сколько раз это было, Сириус, даже не сосчитать! Месяц за месяцем Луна принимала твой облик. И бедному зверю ничего не оставалось, как заходиться в крике от невозможности обладания... Ты был так же недосягаем, как и она. Но где было понять это глупому волку?! Он со стоном, в никуда, раз за разом выкрикивал твое имя, надеясь, что хоть звезда, носящая его, отзовется, и сердце перестанет кровоточить. Предательство? Если б ты знал, как тяжело волк перенес именно твое предательство! Не смерть Джеймса и Лили - шла война, и смерть была везде, смерть стала рутиной; но ты предал меня - приручил, заставил доверять и бросил одного.
Все казалось тогда фальшиво: твои клятвы, слова... Измученный, опустошенный, охрипший от бессильной ярости я уже перестал понимать, чего хотел больше - растерзать тебя, впиться зубами в твою шею, почувствовать солоноватый вкус твоей крови у себя в горле или же расцеловать, прижать к себе, задушить объятиях.
"Предательство, предательство, предательство", - все вокруг кричали о твоем предательстве, и я зацепился за это, как за спасательный круг. Я поверил.
Ты тогда передавал мне через кого мог просьбу о встрече, но я не откликнулся на нее, я испугался, что не удержу под контролем зверя. Я бы убил тебя, Сириус. Ни за Джеймса, Лили или Питера - ни за них! Ты не имел права бросать меня одного.
Но Мерлин, что я говорю! Ты же никогда и не за что не чувствовал ответственности! Сириус, у которого всегда ветер в голове…
Дыхание твое отчетливо и неровно, я же вовсе лишился способности дышать. Все сильнее сжимаю в кулаке смятый край простыни, боюсь неосторожным жестом или случайно вырвавшимся звуком прервать твой сон, так и не узнав, с кем там во сне делишь ты любовное ложе.
О ком ты грезишь, Сириус? Ах, если б обо мне!
С губ твоих срывается стон, и с этим полным муки и страсти стоном ты выдыхаешь имя - ответ на так страшащий меня вопрос:
"Муни…"
Муни! Сердце готово выпрыгнуть из груди, тяжелые гулкие удары отдаются в ушах, заставляя весь остальной мир сделаться немым. Губы твои шепчут еще что-то, но я уже не слышу… "Мой, мой, мой!" - оглушающим раскатом врываются в мозг чувства зверя, он безумствует, охваченный экстазом. Он ликует, он опьянен этим ощущением полной власти.
Сириус - мой!
А я - его…
Круг замкнулся. Ни об этом ли я мечтал все время, но так боялся желать?..
Весь последний год я с нетерпением ожидал твоего прихода, злился на тебя за то, что откладываешь и откладываешь нашу встречу, оставляя мне лишь радость твоих писем. И весь год я провел в страхе, из-за назойливой, не дающей покоя мысли - вдруг мы не сможем вернуть то, что было прежде? Ты так мало помнил!..
В каждой книге по Защите написано одно и то же: дементоры высасывают все счастливые воспоминания, и нет даже малейшего упоминания о том, могут ли вернутся светлые моменты прошлого когда-либо обратно. За последний год я, наверное, прочитал о дементорах все, но ответ на мучивший меня вопрос так и не смог найти. Я был в отчаянии - ты доверился мне, ожидая помощи и поддержки, а я пребывал в растерянности, не зная, что предпринять. У меня не было ответов, Сириус, только зыбкая надежда!.. И я солгал. Я написал, что не о чем волноваться, со временем все вернется, все будет, как раньше - и ты поверил в мою ложь. Как бы и я хотел верить вместе с тобой!
Я стал твоей памятью. Каждым письмом я пытался воскресить наше прошлое.
Но, несмотря на обещание, письма не являлись подробным рассказом нашей жизни. Они стали ее улучшенной копией - как Зеркало Еиналеж, отражающее желания, но не показывающее действительность. Уподобившись ему, и я показывал лишь отрывки нашей жизни, просеянные и подобранные специально для тебя.
Иногда меня мутило от такой двойной правды, но я раз за разом убеждал себя: чтобы твое и мое будущее стало возможным, некоторым моментам лучше остаться навечно похороненными. Так должно быть, Сириус, я ни на минуту не раскаиваюсь в своем решении.
Ты писал, что воспоминания о нас начинают возвращаться, я же, читая эти письма, мучился догадками - не мои ли "воспоминания" ты принимаешь за прошлое? А может, ложная уверенность моего первого письма и в самом деле помогла воскресить в памяти наш роман? Увы, я этого никогда не узнаю...
Твои коротенькие письма - мой талисман. Все они - крошечные кусочки пергамента, заполненные нестройными рядами букв - лежат у меня в кармане мантии: я никуда без них не выхожу, с ними я чувствую себя уверенно. Они - моя охрана, уж не знаю от чего. В каждом из них так мало слов, но так много чувств. "Люблю, хочу… не могу быть рядом". Сколько боли от последней фразы! Но и это - уже прошлое.
Теперь ты со мной, безмятежно дремлешь умиротворенный, улыбающийся…
Я засну, Сириус, теперь я засну… Потому что отныне и в вечность это будет путешествие нас двоих. Мне больше нечего страшиться - ты со мной, ты спишь, ты меня любишь… Я положу голову тебе на плечо, как раньше, как в ту последнюю ночь четырнадцать лет назад, и устремлюсь вслед за тобой в сон.
Я засну, чтобы не оставлять тебя одного даже там.
"Найди меня во снах и обними руками, приникни сонным ртом…
И пусть любовь пребудет с нами - и ныне, и потом".
Сириус
Не открывать глаза!
Еще на несколько мгновений попытаться удержать этот сон: солнечное утро, спящий рядом Муни… Продлить сновидение на минуту, на чуть-чуть… пока не засекли эти твари. Засекут - безвозвратно исчезнет очередной кусочек моего прошлого, а я должен беречь то, что осталось. Еще секунду насладиться этим воспоминанием, и опять возвращаться в реальность.
Стоп!..
Сириус, очнись! Ты не ТАМ, ты больше не в Азкабане, и сон - не сон вовсе: все происходит на самом деле.
Солнце настоящее.
Мир вокруг - настоящий.
И Муни рядом тоже настоящий, потому что никто другой не может так по-детски посапывать во сне.
Мерлин Милосердный, когда же я перестану возвращаться ТУДА! У меня новая жизнь - здесь и сейчас. Только как же тяжело дается мне эта новая жизнь!..
Зато теперь со мной Муни, теперь я знаю точно, что со всем справлюсь.
Единственное, что у меня оставалось ТАМ - воспоминания о нас. Этим можно было жить. Подобные фантазии питали меня, удерживали на грани, не давая погрузиться в безумие. Но они же питали и ИХ.
Я не знаю, сколько прошло времени (казалось, не подошел к концу и первый год моего заключения), я попытался вспомнить твою улыбку... - мне ведь нравилось, как ты улыбаешься? - и вообще не смог вспомнить твоего лица. Все это уже было высосано ими.
Вот когда я впервые по-настоящему испугался!.. Метался по камере, кидаясь на стены, разбивая о камни руки, голову… орал в пустоту, пока был голос, рыдал, пока были слезы. Как я не свихнулся, сам не пойму. Я старался воскресить воспоминания, а они оставались мертвыми - прошлое больше не существовало. Ничего больше не существовало. Выжженная дыра вместо памяти.
Тогда-то я и превратился в Мягколапа, просто от бессилия, чтобы больше не чувствовать эту внезапную потерю. Вот так, случайно, я нашел спасение.
Как там было в учебниках? "Дементоры забирают самое светлое…"? Вот-вот… Эти суки отняли у меня все, чем можно было бы жить! Они забрали воспоминания о тебе, а я даже не заметил, как это произошло. Память стала такой же ветхой и дырявой, как тюремная роба.
Я Питера помнил... О, этого жирного крысеныша я не мог и не хотел забывать! Я помнил Дамблдора, помнил Регула и Беатриссу. Матушку помнил, будь она неладна... Я даже этого слизеринского ублюдка помнил!.. А ты исчез. Были только какие-то обрывочные школьные воспоминания о нас. Так мало и смутно! А все что потом, после Хогвардса?.. Я же помню, у нас с тобой было это "потом"!
Но усилия воскресить хоть что-то, как я ни старался, оказывались напрасны. Наградой за труды всегда был приступ головной боли, да и только. Прошлое умерло. Тебя больше не было. Лишь имя осталось - Муни.
А потом… потом оно тоже ушло…
Нетронутыми были только образы, хранимые моей анимагической оболочкой. Пес помнил волка, но человек, как ни старался, не мог вспомнить человека.
Я помнил глаза того, кем ты становился в полнолуние: ярко-желтые с большими черными зрачками. Красивые, подчиняющие, гипнотизирующие, но не те, что хотелось вспоминать. "Расплавленный янтарь" - кто из них это сказал? Джеймс или Питер?.. Вряд ли Джеймс - он вообще никогда красноречием не отличался, даже письма для Лили ты за него писал. Хмурился, ворчал, но никогда не отказывал - мы могли подбить тебя на что угодно, хотя бы потому, что нас было больше, а ты боялся пойти наперекор остальным. Ты всегда боялся одиночества, а странно: мне казалось, оно-то не должно было тебя пугать.
Посмеиваясь, ты называл себя именем какого-то героя из маггловской книги... Красивые это были письма, и Джеймс добился ими, чего хотел - Лили в него влюбилась по уши. Но ни Джеймс, ни Лили даже представить не могли истинного адресата. Я тоже не догадывался, хоть ты и давал мне читать каждое из них... Ну и дурак же я был! Идиот с куриными мозгами, вот кто!.. Где мне было понять столь тонкие намеки? А ты так боялся быть отвергнутым, так боялся потерять мою дружбу, что предпочел еще несколько лет молчания... до тех пор, пока я сам не сделал первый шаг.
Ах, Муни, Муни!.. Такой рассудительный, серьезный. Такой... недоступный. Ты всегда казался самым взрослым, из нашей четверки. А уж когда тебя сделали старостой!.. "Совесть Мародеров" назвал тебя Джеймс. "Вечно молчащая совесть", - усмехнулся тогда ты.
Теперь только это и осталось - крупицы нашей с Муни жизни. Я собирал их словно пазл, но не хватало еще многих деталей этой головоломки. Что-то вернулось после побега, что-то так и не появилось до сих пор. Муни говорит, торопиться не нужно - вернется все, просто должно пройти время. И как я могу ему не верить?! Не верить Муни?!.. В письмах он так красочно и захватывающе рассказывает о том, что у нас было, я даже перестал понимать, чьи на самом деле это воспоминания, мои или его.
А бывает, ко мне приходят образы, которых в его историях нет. Полыхнет в мозгу яркой вспышкой, да и опять исчезнет. Пытаешься вызвать вновь, рассмотреть внимательней, понять… но они ускользают, не даются в руки. Словно воздух ловишь. И это только добавляет страху: мурашки по коже и сердце замирает. Я же не сошел с ума! Нет!.. Тогда откуда эти видения?
Одно из них особенно часто приходит: Муни лежит на полу среди осколков посуды. Капюшон мантии закрывает его лицо… и руками он его тоже закрывает. А тело сотрясается от беззвучных рыданий. Я опускаюсь рядом с ним на колени, пытаюсь его поднять… "Не прикасайся ко мне, скотина!" - тихо шепчет он, и голос его сиплый от слез… Но это же не может быть правдой, так ведь?! Иначе бы Муни об этом написал, он обещал мне рассказать все, ничего не скрывая. Скорее всего, это один из тех кошмаров - полусон-полуявь - наследство Азкабана. Клеймо на всю жизнь, сродни тем, что украшают мое тело. Мертвый Джеймс с пустыми глазницами на белом лице тоже приходит ко мне… зовет.
"Дементоры забирают самое светлое…" Вот боль они не забирали! Заставляли переживать год за годом, словно впервые. Я и через двенадцать лет видел все с той же ясностью, как в ту последнюю ночь.
Джеймса помню: его под обломками и не видно было, только рука, сжимавшая палочку... Лили помню: у нее даже слезы на щеках еще не высохли, а глаза стеклянные, как у куклы. Я рядом с ней долго простоял, все никак не мог решиться закрыть их. Так и не смог. Мне казалось, дотронусь хоть до чего-нибудь - сам умру. Я даже Гарри побоялся взять на руки... Так он и плакал там, на полу, рядом с Лилиным телом, пока Хагрид не появился. Эх, Муни, если б ты только мог представить, каково это - раз за разом просыпаться от собственных криков!
Нет, тебе не понять! Никому не понять...
Ты ворочаешься, прижимаешься ко мне, будто боишься, что я убегу куда-то… Ну куда я могу убежать? Глупый, я же вернулся, я больше никуда не денусь, обещаю. "Глупый Люпин", - Пивз, кажется, так дразнился? Вот уж точно!..
Как только Азкабан остался позади, и твое имя вернулось, первым порывом было бежать к тебе, все объяснить. Но я вовремя опомнился - ты бы не поверил ни одному моему слову. Ты тогда-то не поверил, что уж говорить по прошествии двенадцати лет. Я должен был доказать свою невиновность, тебе доказать! Да и всем остальным тоже. И я помчался ловить Питера.
Но Мерлин Великий, как же я хотел тебя увидеть! Как же я боялся увидеть тебя!
После ночи в Хижине и моего второго побега я вдруг понял, что в предвкушении поимки Хвоста, захваченный водоворотом событий, я почти и не разглядел тебя. Ты по-прежнему оставался размытым пятном. Мне даже на мгновение показалось тогда, что у тебя волосы седые. Потом, вспомнив это, я рассмеялся - какая нелепая галлюцинация. Ну надо же, насколько я тогда был не в себе, если такая нелепица чудилась?! Седой Лунатик…
А вчера ночью?.. Вчера скорее мои руки и мое тело вспоминали и видели тебя, нежели глаза. Я словно с ума сошел, Муни… Да и чего удивляться, будешь одержимым, когда у тебя секса не было черт знает сколько времени!
Знаешь, мне кажется, что все это время я спал и видел какой-то нескончаемый кошмар. И с каждой новой попыткой освободиться, я все более в него погружался. А вот сегодня проснулся. Прежним, полным сил, молодым и счастливым.
У нас еще все впереди, Муни, у нас еще целая непрожитая нами жизнь впереди!
Я прикасаюсь к твоим спутанным жестким волосам, а ты, словно в ответ на это движение, всхлипываешь… Ты всегда беспокойно спал, и лицо у тебя во сне всегда такое сосредоточенное. И складочка между бровей… Странно, я откуда-то это помню. Ведь о таких вещах ты не мог мне писать. И еще помню, что мне нравилось наблюдать за тобой спящим, отгадывать, какие ты видишь сны.
Вот и сейчас… сейчас я осторожно высвобожу руку из под твоей головы (затекла она у меня с непривычки), отодвинусь чуть в сторону и буду наблюдать за тобой, так же как когда-то. Но не долго. Не могу я теперь долго оставаться один. Я тебя разбужу, а потом… потом… потом!.. У меня в голове миллион идей, чем можно заняться потом.
Я улыбаюсь, открываю глаза…
Но рука невольно дергается, а сердце заходится в ужасе. Седая голова падает на подушку, он хмурится во сне, но все же не просыпается.
Я же резко отодвигаюсь на самый край, сердце мое вот-вот выпрыгнет из груди, да и сам я дрожу, словно меня окатили ледяной водой.
Мерлин раздери, что здесь происходит?! Кто это, а?.. Ведь это не Муни, это не может быть Муни! Муни, он… красивый. А этот?.. Его даже хоть сколько-нибудь привлекательным язык не повернется назвать. Тощий, угловатый… и кожа, даже не белая, а какая-то болезненно-серая, в синяках и шрамах. И как ЭТОТ смел играть роль Муни? Как у него только наглости хватило отзываться на не принадлежащее ему имя?
Да и сам-то я хорош! Так обознаться…
Нет, нет, не может это быть правдой, просто еще один кошмар. Я проснусь и вспомню все происходящее, как глупый сон…
Я вглядываюсь в его лицо. По-прежнему хмурясь, он неуверенно пытается убрать упавшую на лоб седую прядь. У него не получается. Я дрожащей рукой отвожу с его лица спутанные волосы, он громко вздыхает во сне и успокаивается.
Да, теперь его лицо видно лучше - только легче ли от этого? Скорее наоборот: это бледное, изможденное, в глубоких морщинах лицо не может принадлежать Муни. И шрамы, перечертившее наискось… Да, вот шрамы, такие же как были у него. И руки такие же. Совсем девичьи, с длинными тонюсенькими пальцами. Я к ним всегда боялся прикасаться, казалось, сожмешь чуть сильнее, они и переломятся.
Вот теперь только пальцы и напоминают прежнего Лунатика…
Но как же так?! Как же могло случиться, что Муни такой… старый.
Он опять ворочается во сне… А что если он сейчас откроет глаза? Что тогда? Как мне тогда быть?
В голове проноситься: "Бежать! Бежать, немедленно!"
И правда, если я сейчас исчезну, то, проснувшись, он, возможно, примет все это за сон. Словно на самом деле ничего не происходило. Я тоже постараюсь забыть. И это будет лучше для нас обоих.
Я осторожно пытаюсь высвободиться от скомканных простыней и как можно тише собрать раскиданную по полу одежду: брюки, палочка, мантия, трусы, ботинки, носки… Носки?.. Носки так и не нахожу. Ну да ладно… надо убираться как можно скорее.
Когда он проснется, меня здесь уже не будет, и все окажется для него только сном.
В дверях я останавливаюсь, оглядываю комнату еще раз.
Вот дьявол!.. О том, чтобы принять произошедшее за сон не могло быть и речи - в комнате буквально все кричит о моем присутствии. Каждая деталь говорит о том, как именно мы провели эту ночь.
У меня в голове возникает шальная мысль, попытаться устранить все с помощью магии. Я почти вытаскиваю из охапки тряпья палочку, когда понимаю, насколько абсурдна такая затея. Я не смогу это сделать, не разбудив ЕГО. Магия, как и память, приходит не сразу. А здесь придется применить что-то посложнее обычных бытовых заклинаний.
Что ж, пусть так.
Уже нет никакой разницы, что он почувствует, когда проснется.
Я на цыпочках выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь.