Лета
(Lethe)
Автор: Spyke Raven
Перевод сделан с разрешения автора.
Оригинал: http://spykeraven.gatefiction.com/lethe.html
Переводчик: Juxian Tang
Пары: Снейп/Локхарт
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: dark
Архив: да
Краткое содержание: Снейп чувствует себя опустошенным после войны. Заклятие забвения опустошило Локхарта уже давно.
- Я храню все твои фото, - говорит он. - Все-все, видишь? - и показывает Снейпу альбом, где все вырезки расположены точно по датам. Колонки из "Ведьмовского еженедельника", то самое интервью из журнала "Вечность". Одноцветный, неподвижный маггловский снимок, запечатлевший встречу Снейпа с их Королевой за чаем, в благодарность за его и Дамблдора заслуги в спасении Британии. Человек открывает альбом, и страницы перелистываются взволнованно, немного торопливо демонстрируя содержание.
- Видишь? - говорит человек возбужденно. - Видишь?
- Вот эта новая, - соглашается Снейп, касаясь льнущих к его рукам плотных листов. Альбом - это дневник последних шести месяцев. На некоторых страницах рядом с аккуратными прямоугольниками фотографий вклеено детальное описание событий, которые на них изображены. На других страницах нет ничего, и они обвиняют его – беззвучно и безжалостно. Каждый день сосчитан. Каждый день занесен в летопись его жизни. Во время их последней встречи человек делал коллажи и рисовал гуашью и мелками ужасные, исполненные любви картинки, чтобы заменить те фото Снейпа, которые тот так и не удосужился снять. Один из лучших образцов, вставленный в рамку, стоит на камине. Снейп давно не вздрагивал, но сейчас он содрогается, тихонько. Странно видеть свое бесстрастное лицо на каждой странице. Он все еще не привык к снимкам. Не привык к тому, что есть люди, которые, по-видимому, хотят увековечить его память.
- В "Дайджесте колдуна" есть пара новых, но у меня не было времени до них добраться, - торопливо говорит человек и осторожно укладывает книгу, притворяясь, что не стискивает руки. - Они не очень хорошие, ты там где-то во втором ряду среди авроров, так что я подумал, это может подождать. Сначала мне нужно было убрать дом, - его глаза вспыхивают, указывая на сверкающие полы и отстиранные почти до прозрачности шторы. - Я убрал дом и... твоя одежда, я забыл про твою одежду, она пахнет заклятиями от моли...
- У меня есть мантия в багаже, - спокойно говорит Снейп, и человек кивает.
- Да, да, конечно... багаж? - надежда, поначалу слабая, загорается в его глазах и в тот же миг поглощает его целиком. - Ты остаешься?
- На некоторое время, - отвечает Снейп, на мгновение задумавшись, почему бы ему просто не сказать "навсегда", как он и намеревается - или намеревался. Навсегда. Навсегда остаться в этом убежище, пока мир снаружи будет оправляться от ран, нанесенных войной. Третья война против Вольдеморта - Третья Мировая Война, как назвал ее в своей не слишком вдохновенной речи маггловский премьер-министр. Все позади, война окончена, а с последними судорогами, сотрясающими мир, вполне могут справиться молодые ведьмы и волшебники. У него теперь достаточно времени, чтобы присесть выпить чашку чая, даже если вид этого альбома и пробуждает странные, не совсем приятные ощущения.
- Чаю? - радостно предлагает человек, и Снейп кивает.
- Да, пожалуйста.
- Сейчас... Я только... сейчас...
Он срывается с места, и Снейп на секунду закрывает глаза, думая - что, если заснуть прямо здесь, на этом удобном диване, на котором он провел всего минут двадцать с тех пор, как купил его. Альбом приглашающе шелестит, но вскоре успокаивается. Снейп оставляет его на столе, не желая прикасаться к нему.
Странно, правда. Этот альбом, эти совершенно неуклюжие коллажи и непритворное желание угодить - вот те причины, по которым он оставляет человека при себе - если, конечно, не считать всеобъемлющего милосердия Дамблдора. А так же тех случаев, когда перепачканные совы прилетали к нему в метафорические окопы, и написанные с ошибками слова, составленные из перекошенных буков, становились пальцами, стискивающими его сердце.
- Это моя обязанность, - обрывает Снейп Дамблдора прежде, чем директор успевает что-то сказать, даже намекнуть на что-то... нет. Обязанность - вот все, что он позволит миру узнать об их отношениях. Обязанность и, возможно, немного жалости. Ничего больше.
Иногда ему удается обмануть даже себя.
Скорее чем хотелось бы человек возвращается с нагруженным подносом. Лучший фарфор, замечает Снейп, и ослепительно чистые салфетки рядом с вазочками имбирного печенья и пирожков с тмином.
- Тебе с молоком, да? И сахар, два куска, - говорит человек, радостно устраиваясь на полу на коленях, и начинает разливать чай.
Вообще-то, с лимоном и без сахара. Но день холодный и серый, а ветер воет, как оборотень, разлученный с самкой, и не так давно были мгновения, когда он отдал бы даже мантию-невидимку за чашку горячего чая и уют этого маленького кирпичного домика. Поэтому Снейп кривит рот, сносно изображая улыбку, и благодарит человека за то, что тот помнит его предпочтения.
- Я очень рад, - говорит человек, кокетливо взглядывая из-под длинных золотистых ресниц, и откидывает волосы с лица. Снейп слабо улыбается, принимает чай. Чашка слегка звенит на блюдце. Он налил слишком много чая, и Снейпу приходится быть осторожным, чтобы не разлить его.
Недостаточно молока и слишком много сахара. Но чай горячий, и от первого же глотка комок в горле растворяется. Ноют плечи, и внезапно все, чего ему хочется - это лечь в постель.
- У меня уже получается лучше, - заговорщицким тоном говорит человек. Переход к щенячьи-заискивающему выражению так внезапен, что блюдце у Снейпа в руках вздрагивает. К счастью, он выпил достаточно, чтобы ничего не разлилось. Больше всего на свете Снейп ненавидит чашки с мокрым донышком.
- Только вчера я вспомнил чистящее заклятье. У тебя теперь очень белые простыни.
Перед тем, как уехать в прошлом году, он оставил полный шкаф белья в цветах Слитерина - черный и зеленый - но Снейп только спрашивает:
- Я думал, у нас есть домовые ?
Глаза человека расширяются, слегка заблестев при этом "у нас", и он отвечает, заикаясь:
- Н-не... да, да, у нас есть, но я хотел... когда я получил от тебя сову… Как тебе чай?
Снейп делает еще глоток. Приятно и горячо, несмотря на молоко и чрезмерную сладость, поэтому он еще раз пытается улыбнуться.
- Замечательно.
Человек усаживается на пятки, довольный.
Они пьют чай по старинному обычаю: человек
сидит на коленях, как гейша, опираясь
на удобную подушку. Ему нравится смотреть на сидящего на диване Снейпа.
Он неутомимо подкладывает печенье и подливает чай, пока Снейп не забывается
и не заявляет резко, что больше не хочет. Тогда он отшатывается - прекрасный
старинный фарфор бьется - и человек глотает слезы, в горле ходит комок.
Снейп прижимает длинные пальцы к виску, массирует пару секунд, а потом
восстанавливает чашку из фарфора Wedgewood
и раздраженным тоном пытается успокоить человека:
- Ничего страшного, перестань, вытри слезы.
“Альбус помоги мне, - молится Снейп в такие
минуты. - Альбус, пожалуйста, ради
твоей доброты ко мне, помоги мне быть нежным”.
Нежным. Он никогда не думал, что способен так поступать, но, возможно, это то, для чего человек ему нужен.
Вот, значит, как. Он перестал оправдывать свои нужды и желания перед остальным миром, но, видимо, его собственная усталая совесть иногда требует подачку.
Человек смотрит на него, просияв - а Снейп в этот момент смотрит на поднос, потому что так легче. Наконец он говорит:
- Я бы хотел разложить свои вещи.
Человек вскакивает:
- Да, конечно, я забыл. Ты остаешься. Насколько ты остаешься?
- Навсегда, - говорит Снейп, и надо видеть, каким сиянием озаряется бледное-бледное лицо человека. К тому же... он все равно скоро забудет.
- Навсегда, - человек произносит это слово, будто пробуя его на вкус. - Я запомню это. Навсегда.
Нет. Намного вероятнее, что он забудет - поэтому Снейп и сказал именно так. Если же, паче чаяния, человек действительно запомнит – что ж, Снейпу придется сдержать это обещание. Но есть такая жестокость, которую невозможно выдать за доброту. Не может быть, чтобы высшие силы так ненавидели Гилдероя Локхарта.
Настоящая улыбка искажает лицо Снейпа. Значит, так.
Человек восторженно улыбается ему, очевидно предположив, что улыбка предназначалась ему. Свидетельство того, что, несмотря на свой непрочный разум, он все же существует с этом мире и не исчезнет, не оставив метки на память. Поистине. Снейп устал от меток.
Голубые глаза, обращенные к нему, полны нежности, и Снейп морщится. Сейчас ему не до нежностей. Он устал, очень, очень устал - и сон кажется таким знакомым незнакомцем.
Голубые глаза гаснут, глядят в сторону. Снейп невольно зевает, снова привлекая к себе внимание.
Человек нервно проводит рукой по волосам, говорит:
- Ты так устал, мне следовало бы... мне следовало бы уложить тебя в постель.
Снейп вздрагивает, хотя и знает, что человек не имеет представления, что именно говорит.
- Это было бы чудесно, - отвечает он, уверяя себя, что не откликнулся на эти слова неподобающим образом. Он говорит себе, что ему следует успокоиться, что человек, который когда-то был Гилдероем Локхартом, не имеет представления о том, что сказал.
- Я принесу твои сумки, - человек оглядывается с беспокойством, пытаясь найти их.
- Домовые уже это сделали, - говорит Снейп, поднимаясь по лестнице; он достаточно хорошо знает дорогу.
Ванная выглядит вполне обычно. Кремово-белые
плитки, украшенные нежными букетиками фиалок, источающими странный, успокаивающий
аромат; мыло с ненавязчивым, бесполым запахом - все нейтрально. Место,
где он может не чувствовать, успокоиться и перестать выполнять свои обязанности.
Снейп делает глубокий, прерывистый вдох, ощущая, как воздух наполняет
легкие - выпускает его неохотно, когда нехватка кислорода становится слишком
уж острой. Стоит ему выдохнуть, и мантия становится такой легкой, что
почти не касается тела - и ему
удается снять ее без усилий, даже не обращая внимания на то, что пальцы
по случайности касаются тела.
Он стоит, обнаженный, не глядя на себя в зеркало. Просто. Чувствуя.
Воздух на коже, медленно замирающий - пока не становится просто воздухом и даже меньше. Он позволяет себе привыкнуть к тому, что ему больше не нужно оценивать его плотность и структуру, не нужно просеивать запахи, вкус и даже случайные всплески экстрасенсорных ощущений, чтобы определить, приближаются или удаляются отряды Пожирателей Смерти. После шести месяцев отчаянной, кровоточащей жизни на нервах, это молчание, эта смерть ощущений так кстати. Очень кстати.
Иногда Снейп думает, что ему очень хотелось бы умереть. Просто жизнь стала привычкой, которую не способна одолеть даже поэтика могилы.
А потом раздается стук в дверь, за ручку обеспокоенно дергают, и звучит неуверенное:
- Эй? С тобой там все в порядке? - нервный смешок. - Я просто забыл дать тебе полотенца.
На полу возле ванны навалена мягкая белая
гора, и в шкафчике под раковиной есть зеленые полотенца для лица и пушистые
синие банные полотенца. Но Снейп
открывает дверь и, не выходя, просто протягивает руку. Локхарт кладет
аккуратно свернутую стопку ему в ладонь, и Снейп говорит спасибо, собираясь
закрыть дверь осторожно, чтобы не
расстроить.
Гладкая белая рука сжимается на косяке, и Снейп не может заставить себя захлопнуть дверь, ударив по ней. Ему хватило этого и на войне.
- Я выйду через тридцать минут, - говорит он. Доносится короткий вздох, и рука исчезает. Они стоят вот так, разделенные дверью, и Снейп может слышать, как другой человек дышит.
Тихие звуки - возможно, смех, возможно, всхлип - а затем удаляющиеся шаги. Снейп закрывает глаза и представляет, что человек делает сейчас. Укладывается в постель. Лежит на спине, проводя ладонями по простыням, в удивлении. Лягает ногами воздух, возможно, и смеется, глядя в потолок, с искренней детской радостью.
Один жестокий парадокс на другом. Мужчина в его постели, ребенок в его постели.
Снейп ступает в ванну и вызывает холодный душ.
- Тридцать минут, - говорит Локхарт, когда Снейп выходит, одетый только в халат. Он улыбается, глядя на часы на стене, показывающие на "немного опоздал". - Видишь, я запомнил.
- Действительно.
А через несколько секунд забудет, поэтому Снейп поворачивается к шкафу и ищет свою одежду для сна.
Домовые распаковали его багаж - значит, они все еще здесь. Хорошо. Он опасался, что человек во внезапном приступе желания заняться работой по дому мог подарить им одежду. В том-то и проблема с заклятием забвения. Результаты хаотичны и непредсказуемы. Но разве не таким Локхарт и был всегда? Сейчас он лежит на кровати, на простынях полночно-черного и нефритово-зеленого цвета - почти цвета Слитерина - и они бросают странную тень на его золотые волосы. Выражение его лица жаждущее, открытое. Полное желания. Он даже не понимает, какое впечатление производит. Понимание потребовало бы социальных навыков и памяти об этикете. У Локхарта никогда не было первого, а второе... да уж.
Поистине.
Снейп переодевается в ванной, сперва заперев дверь. Он холодно смотрит на свое тело в высоком зеркале, не касаясь, даже не наказывая, просто заставляя его подчиниться взглядом. Несмотря на возраст и отчаянную усталость, это нелегкая задача. Еще одно последствие войны. Не желающая уходить эрекция - такой же бессмысленный трофей, как маггловские фотографии и награды от “Ведьмовского еженедельника”.
Когда Снейп выходит, человек стоит у окна и виновато произносит:
- Прости. Я забыл, что тебе не нравится, когда я сплю в твоей кровати.
Он может проявить доброту. Разумеется, только на эту ночь - он может попробовать быть добрым. Разве нет?
Бывает жестокость, которую невозможно выдать за доброту.
- Иди спать, - говорит Снейп, придавая голосу
искусственную теплоту. Локхарт
смотрит упрямо, но когда Снейп демонстративно отворачивается, он подчиняется.
За что заслуживает "спокойной ночи, приятного сна" - слов, которые слишком
тривиальны, чтобы отвечать на них такой улыбкой.
Когда он уходит, Снейп гасит свет, откидывает
одеяло и ложится в постель, чувствуя, что его тело рассыпается, словно
карточный домик. Так приятно лечь усталой спиной
на мягкий матрас, а халат распахнут на груди как раз достаточно, чтобы
холодный воздух причинял боль. Слегка.
Будь это фантазия, дверь открылась бы. Человек
вернулся бы. Облизал губы, как ребенок, разглядывающий лакомства. Будь
это фантазия, человек был бы в своем уме и сгорал от желания - и Снейп
получил бы утонченную привилегию выбросить его
вон из комнаты.
Но это реальность - а в реальности Снейп слишком устал, чтобы даже мечтать.
Реальность будит его теплым обнаженным телом,
прижимающимся к его груди.
Тяжелая рука перекинута через него, горячее дыхание шевелит волоски за
ухом. Снейп не сжимается от напряжения.
Локхарт слегка ерзает, и Снейп видит, что
его собственная рука в сонном забытьи обвилась вокруг него, притягивая
ближе. Достаточно близко, чтобы у Локхарта
возникла блестящая мысль нагнуться и слегка подуть, от чего волоски на
руке Снейпа встали дыбом.
Снейп понимает, что, должно быть, издал какой-то звук, потому что Локхарт в сомнении смотрит на него.
Покорно ждет того, что будет дальше.
- Я не мог заснуть, - говорит Локхарт, теперь уверенный, что его не выкинут из кровати.
Он может поиграть в родителя еще чуть-чуть.
- Думаю, ты можешь остаться ненадолг.
Локхарт с облегчением придвигается ближе.
- Расскажи еще раз, как ты меня спас от василиска. Я забыл.
- Я расскажу, - через мгновение говорит
Снейп. - Но потом ты должен будешь
вернуться к себе в кровать.
Про василиска – одна из самых любимых историй Локхарта - и Снейп рассказывает ее лучше всего. Искажает лучше всего, потому что, конечно, в ней все же есть доля правды.
Локхарт хмурится.
- Почему мне нельзя поспать с тобой? - затем он вздрагивает, голос снова становится взрослым, виноватым. - Прости. Я забыл. Тебе не нравится, когда я сплю с тобой.
Снейп ждет, но человек, по-видимому, не замечает противоречия между своими словами и их положением в данный момент. Хотя - они ведь сейчас не спят. Он решает, что пора рассказывать историю.
- Когда Наследник Слитерина похитил тебя, я отправился за тобой...
Ему нравится эта история. Им обоим нравится. Локхарту потому, что он не помнит - а Снейпу потому, что это позволяет ему рассказывать ее. В любом виде. Как угодно.
Как угодно.
Рассказывая, Снейп старается не смотреть на человека, который сейчас свернулся почти под ним. Его глаза открыты так широко. Снейп не понимает, почему. Секс окончательно надломил бы человека, и без того подвергшегося насилию, уязвимого, беспомощного. Конечно, Локхарт помнит слишком мало, чтобы понять, что над ним совершают насилие - и где-то в глубине души Снейпа тошнит от преступления, которое он, кажется, не может прекратить совершать. Некоторые средства невозможно оправдать даже целью - и правда в том, что ему нужно не столько тело Локхарта, сколько его восхищение. Его сердце, разум и душа.
Поэтому если он должен проложить себе путь, не касаясь тела...
- ...и тогда ты вонзил меч Салазара в сердце василиска, и я проснулся.
- Именно так и было.
- Я не помню.
- Не имеет значения.
- Правда ?
- Я никогда не позволю никому причинить тебе вред, - просто отвечает Снейп, а потом проклинает себя, когда человек с улыбкой на губах выдыхает "навсегда".
- Я забыл, ты сказал, что останешься навсегда. Но теперь я вспомнил...
Его слова теряются в сонном зевке. На мгновение Снейп крепче прижимает его к себе.
Навсегда. Да, так оно и будет – день, возможно, два, может быть, даже неделю - пока крайности заклятья не заставят их обоих забыть. Но сейчас он засыпает в объятиях своего героя, и семантика ситуации оказывается сильнее него, особенно потому что он уже так устал.
“Расскажи мне историю”, - попросил его Локхарт - и однажды, думает Снейп, можно было бы позволить себе жестоко подшутить над ним, рассказав о человеке, который получил то, чего желал больше всего. Потому что когда-то, давным-давно, все обстояло совершенно наоборот. Когда-то на плакатах и вклеенных в альбомы журнальных вырезках был изображен Гилдерой Локхарт, ветеран борьбы со снежным человеком и разгулявшимися вампирами, герой молодого Северуса Снейпа. Истинного апологета Защиты от Темных Искусств.
Для очень молодого Северуса Снейпа... Локхарт-которого-никогда-не-существовало
был героем. Снейп снова не может справиться с семантикой ситуации; он
уже так устал.
Локхарт подталкивает его в лодыжку пальцем ноги.
- Это ты к чему? - спрашивает Снейп.
- Я еще кое-что вспомнил, - отвечает Локхарт.
- Что?
- Я люблю тебя, знаешь ли. Навсегда.
А через три дня? Но Снейп только говорит:
- Спасибо, - спокойно, почти вежливо, пытаясь не обращать внимания на то, что Локхарт опять тянется поцеловать его в щеку. И целуя его в ответ, медленно, до боли, Снейп пытается не признаваться себе, что ему безразлично, что помнит и чего не помнит Локхарт – лишь бы тот не забывал вот об этом.