Письмо
(The Letter)

Автор: Minx
Согласие автора на размещение перевода получено.
Оригинал: http://www.sockiipress.org/~luthien/snapeff/archive/letter.html
Переводчик: DieMаrchen
Beta-reading: Damiana, Елена
Pairing: Снейп/Люпин
Рейтинг: PG
Жанр: romance
Краткое содержание: письмо Снейпа обнаруживает очень многое.
Disclaimer: все относящиеся к циклу о Гарри Поттере персонажи и идеи принадлежат Дж.К. Роулинг.
Размещение: Пожалуйста, не размещайте этот рассказ ни в каких архивах и не распространяйте никаким другим способом без письменного разрешения.

Роланда Хуч поерзала в кресле. Дамблдор устроил собрание персонала, и многие ее коллеги явно недоумевали, зачем, ведь было лето. У Хуч имелись кое-какие соображения, но она держала рот на замке. Все равно почти все считали ее тупоголовой спортсменкой.

– Спасибо, что пришли, – начал Дамблдор. – Я должен всем вам кое-что сообщить. После… катастрофического финала Турнира Трех Волшебников я отправил Северуса на задание. Цель его миссии я вам открыть не могу. Тем не менее я обязан вам сказать, что неделю назад Северус должен был выйти на связь. Он этого не сделал.

Воцарилась тишина. Наконец, Синистра спросил:

– Это была первая намеченная проверка связи?

“Хороший вопрос, – подумала Хуч. – Ведь если Снейп уехал сразу после праздника в честь окончания учебного года, то от него не было вестей вот уже полтора месяца”.

– Нет, – сказал Дамблдор. – Нам удалось получить от него послание три недели назад, как и было запланировано. Я отправил за ним агента, но ему до сих пор не удалось определить, где находится Северус.

Трелони испустила стон.
– Я вижу зло!… Смерть… Разрушения… О ужас!..
Хуч, сидевшая рядом, встряхнула ее.
– Бросай свой балаган, Сивилла.
Как и Снейп, она была убеждена, что Трелони – законченная шарлатанка.
– Итак, что же мы должны сделать? – поинтересовался Флитвик. Не получив ответа, он негромко добавил:
– Альбус?
– О.. э-э, простите, – Дамблдор, казалось, сосредоточился на них с видимым усилием. – Да, я хотел известить вас об этом, поскольку нам может понадобиться составить расписание на случай непредвиденных обстоятельств. Я имею в виду, расписание для классов Северуса. И еще одно. Северус сказал мне, что оставит письмо. Я поискал – возможно, не очень внимательно – в его кабинете, но ничего не нашел. У кого-нибудь есть идеи, куда он мог его спрятать?
– Оно у меня, – сказала Хуч. Несмотря на горечь от известия, изумление, разлившееся по лицам коллег, доставило ей удовольствие. Вот вам, заносчивые всезнайки.
– Снейп оставил письмо тебе? – обрела, наконец, дар речи МакГонагалл. – Какого… то есть, с чего ему… – она не договорила.
Хуч улыбнулась.
– Мы иногда разговариваем. Я не даю ему водить меня за нос
Кроме того, они оба любили хороший скотч. Хуч вынула письмо из рукава. Тяжелый кремового цвета конверт был запечатан зеленым воском. В верхнем углу аккуратным почерком Снейпа было написано ее имя.
– Впрочем, не думаю, что мы можем его открыть.
– Ради бога, почему нет? – наклонился вперед Синистра.
– Вот почему, – Хуч подумала, что обязательно поблагодарит Снейпа, если – когда – он вернется. Она прикоснулась к печати, на которой был оттиснут гербовый перстень Снейпа. Свернувшаяся на зеленом воске змея неожиданно яростно зашипела и прянула вверх.
– Ой! – отшатнулся Синистра.
– Ой, это точно, – сказала Хуч. – Не думаю, что он погиб, – она взглянула на Дамблодора, который благодарно ей улыбнулся. – И еще он просил меня не пускать никого в его комнаты. Погодите, я постараюсь точно вспомнить его слова. Что-то вроде “Не хочу, чтобы все кому не лень совали нос в мои комнаты и рылись в моих бумагах и зельях”. Кажется, он наложил какие-то защитные заклинания.
Дамблдор и глазом не моргнул.
– Действительно, наложил. И не только на двери, но и на столы и даже на бумаги. Беспокоиться не о чем, я все их восстановил. Что ж, Роланда, большое тебе спасибо. Если никто не хочет больше ничего добавить, благодарю всех за внимание. И прошу к столу, – и Дамблдор взял из вазочки песочное печенье.

А Хуч вернулась в свой сарай, где до того, как началось собрание, общалась с метлами. Метлы – предметы чувствительные, и обычно летом, когда студенты разъезжаются, им становится одиноко.

Прошла неделя. Однажды вечером после ужина Дамблдор поймал ее за рукав.
– Роланда, мы по-прежнему не получали вестей от Северуса. Ты уверена…
Она показала ему письмо. Он склонился взглянуть на печать и отпрянул, когда восковая змейка бросилась на него.
– Я уверена, Альбус, – она подержала его под локоть.
– Да, понимаю. Спасибо тебе.
После этого она, чувствуя себя немного виноватой, показывала ему письмо почти каждый день. Кроме того, по утрам и вечерам она сама прикасалась к печати, чтобы убедиться, что Снейп еще жив.

Прошла еще неделя, и наступило утро, когда змейка не дернулась вверх с обычной живостью, а слабо зашипела, еле приподняв голову. В тот день Хуч не стала показывать письмо Дамблдору.
На следующий день змейка не шевельнулась, когда до нее дотронулись. Не шевельнулась она и через день. Преодолев себя, Хуч обратилась к директору за завтраком. Ни слова не говоря, она показала ему печать, превратившуюся в неволшебный, совершенно обычный сгусток зеленого воска с оттиснутой на нем змеей.
– Ох, – сказал Дамблдор.
Долгое мгновение они смотрели друг на друга.
– Я скажу всем, чтобы собрались в учительской, – предложила Хуч.
– Спасибо, Роланда, – директор неожиданно как будто постарел. – Дай мне десять минут.

.

В учительской царило молчание. Письмо лежало на столе. Наконец вошел Дамблдор.
– Ну что ж, – сказал он. – Роланда, письмо адресовано тебе. Ты не против открыть его здесь, и если там есть что-нибудь, касающееся всех нас, прочесть нам?
– Разумеется, – она вскрыла письмо, пробежала глазами первые несколько строк и вдруг рассмеялась. Все изумленно взглянули на нее.
– Мерлин, как же я по нему соскучилась. Запаситесь терпением, письмо длинное.
И она начала читать вслух.

Роланда!
Я оставляю это письмо тебе, поскольку из всех моих предположительно совершенно ненормальных коллег только у тебя одной явно есть здравый смысл. Не сомневаюсь, в настоящий момент ты сидишь в учительской, а все они слушают, как ты читаешь это письмо, с нетерпением ожидая моего последнего слова. Не стесняйся, прочти им вслух. Они это заслужили.
К слову, я хотел бы заметить, что пишу Правдивыми Чернилами

Хуч внимательнее взглянула на чернила. Они и вправду слегка отсвечивали синевой.

“Я совершенно не хотел оставлять подобное письмо, но с другой стороны, я не хотел и того, чтобы орда бешеных варваров ворвалась в мои комнаты и перевернула все вверх дном, если бы мне хоть раз не удалось выйти на связь. Мысль о том, что кто-нибудь вроде Хагрида наложит лапы на мое имущество, невыносима. Роланда, я уверен, ты заметила заклинание на печати и догадалась, что оно означает. Если ты читаешь это, значит меня, скорее всего, уже нет в живых”.

Хуч сделала паузу и сглотнула. Нет уж, пока она своими глазами не увидит тело… Она продолжила.

“В силу всего вышеперечисленного я посчитал уместным сделать некоторые распоряжения относительно своего имущества. Прежде всего, моя рабочая комната. Уверен, если Дамблдору дать волю, он наймет вместо меня какое-нибудь ничтожество. Список сделанных им назначений – это касается и меня тоже – мягко говоря, не впечатляет. Я бы порекомендовал на должность преподавателя алхимии либо Касильду Компериони, либо Марилия Тоусона. И та, и другой – бывшие студенты, достойно показавшие себя на моих уроках... Однако если Дамблдор все-таки наймет кого-то другого, я хочу, чтобы вы упаковали все мои ингредиенты и алхимическое сырье и отдали их Драко Малфою. Он знает, что с ними делать”.

– Ни за что! – вспыхнула МакГонагалл. – Я содрогаюсь при мысли, что за хаос устроит этот ребенок, попади ему в руки такие опасные вещества.
– Минерва, – тихо сказал Дамблдор. – Полагаю, он поставил это условие именно затем, чтобы я нанял одного из его кандидатов.
– Это еще хуже! Шантажировать вас, заставляя нанять каких-то своих слизеринских … приятелей! Я прекрасно помню эту Компериони. Злобная, коварная…
– И выиграла Кубок школы для Слизерина, поймав снитч на последней минуте игры, – перебила Хуч, едва заметно улыбнувшись. МакГонагалл тогда проиграла ей пари на крупную сумму. – Я читаю дальше, хорошо?

“Теперь об остальном моем имуществе. Роланда, возьми мои скотч и вина. И не наливай их тем, кто этого не ценит”.

Стоило ей представить замаскированный искусно наложенными Скрывающими Чарами винный погреб в одной из комнат Снейпа, как у нее потекли слюнки.

“Отдайте мои запонки Блезу Забини. Да, все до единой”.

– Мерлин сладчайший, да у него их больше семидесяти пар. Где, черт возьми, Забини будет все их носить? – Флитвик выглядел немного раздраженным. Не иначе, сам имел виды на запонки.
– У меня есть датированный тринадцатым веком гобелен с изображением Салазара Слизерина. Его можно поместить в общей гостиной факультета. Я зачаровал его таким образом, что любой, сделавший попытку испортить его, позеленеет. Навсегда. Это должно исключить вероятность хулиганских выходок со стороны гриффиндорцев, хотя я лично уверен, что смена окраски только подчеркнет достоинства близнецов Уизли.
Хуч снова рассмеялась. МакГонагалл по-прежнему была вне себя от ярости.

“Мои книги и дневники экспериментов должны быть отосланы в Библиотеку алхимических изысканий Дурмштранга. Возможно, хоть это убедит Дамблдора, что подобный архив следовало давным-давно организовать и здесь. Говорите о Дурмштранге что хотите, но они ценят интеллектуальный потенциал – чем, увы, не может похвастаться Хогвартс”.

– Ишь, глумится, – пробормотал Хагрид.

“Все мои бумаги должны быть уничтожены, предпочтительно сожжены. Тот, кто попытается прочесть их, ослепнет”.

– Да, он что-то чересчур разошелся, – согласилась Спраут.

“А теперь, насколько я понимаю, в такой ситуации автор письма, согласно традиции, должен облегчить душу и признаться в своих истинных чувствах. После долгого размышления я решил так и поступить”.

– О, это должно быть интересно, – Синистра с готовностью подался вперед.

“Я делаю это из-за существующего – и весьма огорчительного – обычая романтизировать умерших. Я содрогаюсь при мысли, что через сотню лет какая-нибудь глупая юная студентка Хаффлпафф будет с обожанием взирать на мой портрет, наслушавшись россказней Спраут о том, каким прекрасным, выдающимся человеком я был”.

– И не собираюсь! – негодующе воскликнула Спраут.

“Спраут будет возражать, но золотой сироп ностальгии неизбежно прольется на ее воспоминания обо мне”.

– Вот это действительно хорошо, – усмехнулся Синистра.

“Кроме того, мне прекрасно известны те слухи, что ходят обо мне и моей личной жизни. Некоторые из них распространяют люди, сидящие в этой комнате. Я не говорю о тебе, Роланда, потому что знаю – ты в самом деле не думаешь ни о чем, кроме полетов и своих метел. И я могу понять подобную чистосердечную привязанность, даже если она понапрасну тратится на квиддич”.

Они не раз заводили этот спор. Хуч бегло улыбнулась.

“Поэтому хочу расставить точки над “i”. Я много раз слышал, как говорят – вернее, шепчут – будто я состоял в интимных отношениях с Люцием Малфоем. За исключением не вполне удавшегося случая в душе на шестом курсе, мои отношения с Малфоем всегда были только дружескими”.

Хуч заметила, как Хагрид передал под столом несколько монет профессору Вектор. Ее глаза сузились.

“Я по-прежнему ценю ту дружбу, хотя друга у меня больше нет”.

– Чего это? Малфой-то ведь жив-живехонек! – удивился Хагрид.

– Думаю, он имел в виду, что человек, бывший ему другом, изменился так, словно перестал существовать, – тихо сказала мадам Помфри.

“Я также слышал, что причины моей неприязни к Джеймсу Поттеру и Сириусу Блэку якобы связаны с несчастной любовью. Одна из теорий гласит, что я лелеял безответную страсть то ли к самому Поттеру, то ли к Блэку. Я знаю, некоторые из присутствующих будут разочарованы, когда я скажу, что у меня никогда не было подобных чувств ни к тому, ни к другому”.

Хуч огляделась. Хагрид потихоньку передал несколько монет Синистре.

“Я не любил их, потому что они были заносчивыми мальчишками и обожали надо всеми издеваться, хотя Дамблдор и будет это отрицать. Покушение на жизнь – не шутка, что бы ни говорили потом об этом конкретном случае. Однако я знаю, что Рем Люпин не имел никакого отношения к попытке убить меня.

Я также слышал, что был якобы влюблен в Лили Эванс, и когда она отказала мне, возненавидел Поттера и его друзей. Я не питал к Эванс никаких сильных чувств. Она была совершенно обычной, умеренно привлекательной девушкой. И мне непонятно, чем так замечательна ее любовь к своему ребенку. Материнская любовь – это биологический инстинкт. Даже моя мать любила меня. И, к слову, моя мать не была по крови гарпией”.

– Ты, значит, говоришь, оно Правдивыми Чернилами написано? – уныло спросил Хагрид.
– Да, – подтвердила Хуч, протягивая ему письмо.
Хагрид густо вздохнул и сунул в руку Спраут нечто, отозвавшееся глухим звоном.

“Я не испытываю ненависти к ребенку Поттеров. Но пока все вокруг лебезят перед ним, ему грозит опасность стать таким же, если не более, заносчивым, как его отец. Если он преуспеет в своей задаче – уничтожении Темного Властелина – боюсь, его чрезмерное самомнение обернется самодурством. Вдобавок есть риск, что Поттер переоценит свои возможности. Ему еще многому предстоит научиться, прежде чем он сможет сразить Темного Властелина, хотя его фанклуб, кажется, решительно настроен игнорировать этот неприглядный факт. Я всего лишь хотел, чтобы он не забывал об этом”.

– Вот, значит, как он пытается объяснить четыре года издевательств, – голос МакГонагалл был ледяным. – Это возмутительно. Когда я увижу его, я… – внезапно она смолкла.
На мгновение повисла тишина, затем Хуч продолжила читать.

“Еще один, поистине гнусный слух, доходивший до меня, гласит, что я испытываю плотский интерес к одному – или нескольким – своим студентам. Несмотря на то, что роль учителя мне отвратительна, я никогда не стал бы так грубо ею пренебрегать. Меня никогда не влекло к детям, и к этой категории я отношу всех своих студентов. Мне абсолютно неинтересно направлять первые неуверенные поползновения неуклюжих, обоего пола, подростков”.

Хуч подняла глаза. На этот раз никто не передавал друг другу деньги. И хорошо, потому что в противном случае она не поленилась бы исподтишка натравить на обидчика отбившуюся от рук метлу.

“Полагаю, я достаточно прояснил ситуацию. В заключение…”

– Хвала Мерлину, – пробормотал Хагрид. – В карманах у меня шаром покати.

“В заключение, я бы попросил вас ничего не трогать в моих комнатах до последней недели августа. Если я не вернусь, чтобы реактивировать защитные заклинания, их действие прекратится 25 августа само собой”.

– Подписано – Северус Снейп, Мастер зелий, – Хуч сложила письмо и сунула его обратно в конверт. Печать со змеей сломалась пополам, когда она открывала письмо. Женщина легко коснулась ее. – Пойду напьюсь и обо всем забуду. Прощайте.

Она поднялась и вышла из комнаты.

Практически все произошло так, как полагал Северус Снейп, за исключением того, что Хуч пыталась найти утешение в бутылке виски. Он и не догадывался, что она считает его самым близким другом в Хогвартсе.
Девятнадцатого августа посланный Дамблдором агент, наконец, обнаружил местонахождение Снейпа.
Двадцатого августа агент аппарировал к воротам Хогвартса с безжизненным черным свертком на руках. Хуч, закладывавшая виражи над квиддичным полем, заметила его и быстро подлетела ближе
– Рем! – она взглянула на то, что – вернее, кого – он держал. – Неужели это…
– Позови Поппи! – выдохнул тот. – Быстрее.
Через двадцать минут Люпин и Снейп были в госпитале. Там, рядом с мадам Помфри, уже стоял Дамблдор. Люпин осторожно опустил Снейпа на постель, куда указала Помфри, затем выпрямился, слегка пошатнувшись. Хуч усадила его на ближайшую койку. Помфри осторожно развернула черные лохмотья. И, ахнув, повернулась к Люпину.
– Рем, что случилось?
– Точно не знаю, – отозвался тот. – Я нашел его в пещере, – Люпин назвал место. – Он был без сознания. Даже больше, чем без сознания. Думаю, он отключил большинство биологических функций, возможно, чтобы избежать захвата – повторного захвата – и скрывал свои магические способности. Он почти не подавал признаков жизни. Поэтому я так долго не мог его найти, – тут Люпин откинулся на подушки и тоже потерял сознание.
Когда он очнулся, у его кровати сидела Хуч.
– Как, получше? – спросила она.
Люпин закашлялся и кивнул. Хуч протянула ему стакан воды и письмо.
– Прочти, это подбодрит, пока будешь приходить в себя, – она встала, потянулась, потом посмотрела на Снейпа, по-прежнему лежавшего без сознания. – Спасибо, – тихо добавила она перед тем, как уйти.
Люпин выпил воду и съел то, что принесла ему мадам Помфри. Затем устроился поудобнее и, прежде чем развернуть письмо, посмотрел на Снейпа. Вскоре он понял, что читает посмертное письмо. Он засмеялся там, где Снейп завещал свои запонки Забини, и поднял бровь, когда Снейп открыл, что прекрасно знал о ходивших о нем многочисленных слухах. Дойдя до места, где Снейп признавал, что Рем не участвовал в шутке Сириуса, оборотень на мгновение запнулся.
Закончив читать, он задумчиво перевернул письмо. Снейп исписал пергамент только с одной стороны. Но под взглядом Люпина на обратной стороне начали появляться темно-пурпурные буквы.

“Это последнее послание может быть прочитано только в двух случаях. Первое: я действительно мертв. Второе: его читает Рем Люпин. Осмелюсь предположить, верно первое”.

Люпин сглотнул и отложил письмо. Затем взглянул на лежавшего навзничь Снейпа. Мадам Помфри провела его сквозь процесс ускоренного исцеления – синяки пропадали быстро, но оставляли на коже синевато-желтые заплатки. Орлиный нос Снейпа был сломан. А сам профессор был болезненно худ. Люпин снова взял письмо. Снейп явно зачаровал его – кровью своего сердца, внезапно понял Люпин, более пристально взглянув на чернила. Снейп хотел, чтобы Люпин прочел что-то, написанное его кровью.

“Ходят слухи, что я ненавижу Рема Люпина из-за того, что он вервольф. Или из-за того, что он едва не убил меня. Или из-за того, что ему досталась кафедра, о которой я давно мечтал. Слухи также гласят, что я ненавижу Рема Люпина, потому что он никогда не будет моим. Потому что он отказал мне.
Нет, он не отказывал мне. Я не давал ему для этого повода.
И я не питаю к нему ненависти.
Но то, что он никогда не будет моим – правда.
Я мог бы сказать, что люблю его, но слово это давным-давно истерлось и потеряло свое значение. Было время, когда мы понимали силу слов. Заклинания – магия, воплощенная в словах. Любовь – тоже род магии. Лили Поттер знала это, а от нее это узнал Вольдеморт. Но теперь я слышу, как дети говорят о любви, стоит им почувствовать друг к другу малейшую склонность. Они говорят, что любят квиддич и шоколадных лягушек. И из-за них этого слова для меня не существует”.

Люпин хотел отложить письмо. Но в то же время хотел дочитать его. Он взглянул на Снейпа, – тот по-прежнему лежал без сознания. И Рема неодолимо потянуло обратно к письму.

“Поэтому не могу сказать, что люблю Рема Люпина. Скорее я бы сказал, что, несмотря на то, что он никогда не будет принадлежать мне, я принадлежу ему. Раз за разом я охотно отдаю ему все, что у меня есть.
Он не знает этого, если только не отгадал каким-то образом мою тайну. Но теперь он узнает. Я пишу это не для того, чтобы обвинить его, а для собственного облегчения. Чтобы снять с того, что я называю душой, хотя бы один камень.
Разумеется, это началось еще в школе. Не моя страсть, назовем это так. Здесь было другое. Я просто видел его. Видел его. Видел.
Лишь позже я понял, что именно видел, кого видел я все эти годы, проведенные вместе и порознь. Его спокойную силу. Тонкий изысканный юмор. Его ум. Мощь. Самообладание. Так ли странно, что я видел в нем собственное отражение? Мой образ, только перевернутый. Все, что было темным во мне, было светлым в нем.
Понимание пришло, когда он, отныне мой коллега, в начале прошлого года вошел в Главный Зал. Я посмотрел на него и увидел его таким, каким хотел бы, чтобы он был. Моим. А в следующее мгновение увидел, каким он был на самом деле. Человеком, еле живым от боли и горя.
Весь год я наблюдал, как он слабеет. С каждым новым слухом о Блэке, с каждым его налетом, с каждым счастливым промахом маленького Поттера, Рем как будто становился прозрачнее. Никто из вас не видел этого. Все вы видели то, что хотели видеть: человека, пережившего свое горе, забывшего об измене. Я видел, как он борется, и хотел помочь ему. Я готовил Волчье проклятье. Приносил ему снадобье. Однажды, когда я протягивал ему кубок, наши руки соприкоснулись. Его ладонь была холодной”.

Люпин прекратил читать и провел рукой по лицу. Да, именно так все и было. Он слабел. Каждый день того года он чувствовал, как из него уходят жизненные силы. Их высасывали и те, кто был рядом, и постоянные напоминания о предательстве Блэка. Он не особенно удивился, узнав, что Снейп это видел. Он взглянул на него; тот по-прежнему спал, только повернулся на бок.

“Я не мог помочь ему.
А затем Блэк явил себя, и Рем увидел его. А я увидел Рема возрожденным, полным жизни. Я пытался не дать ему совершить то, что мне казалось ошибкой. Думаю, пытался недостаточно усердно. Видеть его в этом состоянии было таким искушением. Я потерял бдительность. И лишился всего. Однако начнем с того, что у меня никогда ничего и не было.
Я вынудил его уехать. Я не имел права считать, что меня предали, но я так считал. И в отместку я предал его. Я видел, как он уезжал. Он по-прежнему был исполнен жизни. Он излучал сияние.
Я дал бы ему это, если бы мог, и если бы он согласился принять это от меня”.

– Но я не мог, – прошептал Люпин.

“Но он не мог.
Не жалейте меня. Хотя у меня нет ничего, у меня есть все. Я видел, как он светится изнутри. Я видел это, и у меня было мгновение истинного счастья”.

На этом письмо заканчивалось. Люпин сглотнул ком в горле и осторожно сложил письмо. Поднялся и положил его на кровать Снейпа, рядом с рукой.
Черные глаза медленно открылись.
– Рем, – прохрипел Снейп. Узкая рука нащупала пергамент. – Ты прочел?
Люпин кивнул. Он хотел извиниться, но Снейп написал в письме “не жалейте меня”. Вместо этого он сказал:
– Я не знал.
– Ты и не должен был, – Снейп облизнул губы. – Прощай.
И закрыл глаза.
– Прощай, Северус, – Люпин двинулся к двери. Обернувшись, он увидел, что Снейп лежит на боку и глядит в стену. Пока он смотрел, письмо рассыпалось кучкой пыли, багрово-серой на белых простынях. Затем исчезла и пыль, и в сжатом кулаке Снейпа осталась лишь пустота.

На главную   Фанфики    Обсудить на форуме

Фики по автору Фики по названию Фики по жанру