Ночь на двоихАвтор: Juxian Tang В палате было, как в духовке. Палящие лучи послеобеденного августовского солнца и закрытое окно; на мгновение Ремус замер в дверях, ошеломленный, щурясь от света. А уже несколько секунд спустя его взгляд словно магнитом был притянут к человеку на кровати. Человеку не было жарко. Он был укрыт одеялом до самого подбородка - сидел,
опершись на подушки, подняв колени. В такой позе обычно читают, только
он не читал. Глаза были закрыты, голова откинута на подушку, и по острым
очертаниям челюсти под мертвенно-бледной кожей Ремус понял, что зубы у
него стиснуты - но даже это не помогало сдержать временами сотрясающую
его тело дрожь. По осунувшемуся, похожему на маску лицу пробежала гримаса, которая показала Люпину, что Снейп не спит и не без сознания. А потом черные, жгучие и все же высокомерно-холодные глаза открылись. И этот блуждающий взгляд ввалившихся глаз, затуманенный непрерывным страданием, остановился на Ремусе. - Закрой дверь, Люпин. Сквозняк. И единственно из-за звука этого голоса Ремус решил не реагировать на
попытку сходу наехать на него - вместо того, чтобы напомнить, что именно
Снейп позвал его, чего-то хотел от него, и если его присутствие создает
такие неудобства, то он, Ремус, может просто повернуться и уйти. - Здесь жарко. Что ж, это было разумно. Дышать сразу стало легче. Снейп смотрел на него прищуренными глазами. И не похоже было, что жара шла ему на пользу - мускулы у него по-прежнему подергивались. Впрочем, чему было удивляться. Снейп был болен. Очень болен. Он умирал.
"Люпин, Он не знал, чего Снейп хочет от него. Точнее, предположения были, но
Ремус все же был не настолько наивен, чтобы подозревать Снейпа в желании
поблагодарить его. В какой-то момент он даже подумал о том, чтобы не ходить.
Но пошел. Не очень хорошо отказывать тому, кто при смерти, правильно?
Тем более, что свободного времени у Ремуса было предостаточно. - Присаживайся. - Снейп выпростал руку из-под одеяла, указывая на табурет у кровати. Пальцы были худые, белые до синевы и заметно дрожали. Ремус поймал себя на мысли, что ему неловко на это смотреть. Смерть бывала разной, ему приходилось видеть, как умирают, и до этого - но было что-то почти смущающее в том, что Снейп, всегда настолько самоуверенный, был сведен болезнью до уязвимого состояния особой слабости. Ремус молча подошел и устроился на стуле. Поскольку что сказать, он не знал, то решил ничего не говорить. Если Снейп хотел его видеть, пусть говорит сам. На мгновение странная мысль мелькнула в голове: интересно, Снейп тоже ощущал, как порой сам Ремус, что между ними есть какая-то связь... как бы им обоим ни хотелось отрицать это. И эта связь существовала уже давно - с того самого момента, когда Альбус принял свое решение - решение, которое, как всегда, никого не обрадовало. Десять дней спустя после смерти Дамблдора Фоукс принес Ремусу ключ от ячейки в "Гринготтс" - и Ремус сразу понял, что это что-то важное... достаточно важное, если для этого фениксу понадобилось послужить почтовой совой. Он пошел в банк один. В сейфе были шкатулка и письмо. Ремус до сих пор помнил почти каждое слово. "Дорогой Ремус, Весь Альбус был в этом образце манипулирования: заставить почувствовать себя необыкновенным, особенным - так, что ради этих слов захочется выполнить все, что ни потребуют. Ремус понимал, не мог не видеть этого, но ничего не мог поделать. Метод действовал. "Есть нечто, чем я могу поделиться с тобой одним. Я не знаю, каким образом я ушел из жизни, но если в этом замешан Северус Снейп, я хочу, чтобы ты знал: мое доверие к нему никогда не было ошибкой. Он был и остается моим верным другом и ближайшим помощником. Что бы он ни сделал, он сделал это по моей просьбе и нашей договоренности." В первый момент Ремусу показалось, что он неправильно понял. Это был абсурд. Снейп убил Альбуса, все это знали - и что бы Альбус ни говорил, этого он не мог предусмотреть. "В шкатулке ты найдешь доказательства этому. В шкатулке были собранные в отдельные пузырьки воспоминания - о разговорах между Снейпом и Дамблдором, о решении Дамблдора, о том дерзком, жестоком, опасном плане, продиктованном необходимостью, к которому они пришли - и который осуществили. Видеть Дамблдора живым и обсуждающим свою смерть было мучительным. Знать, что Снейп был единственным в Ордене, кому Дамблдор доверял настолько безоговорочно, было почти шоком. И все же, когда Ремус думал об этом, в душе он не мог не признать, что испытывал облегчение, что не ему пришлось сделать то, что сделал Снейп. Он не смог бы... или смог? Когда Дамблдор был убит и Гарри сказал, что это Снейп - на какое-то время Ремус чувствовал себя так, словно из-под него выбили землю. Он висел в безвоздушном пространстве, а мир вокруг него рушился. Потому что такой мир не мог, не имел права существовать. Не то, чтобы Ремусу нравился Снейп - тот всегда был хамом и сукиным сыном - но Ремус верил, что в нем должно было быть то главное, что оправдывало все - и это главное было в его искуплении. Снейп был на их стороне. А если это было не так, значит, все было зря. Альбус был старым глупцом, напрасно доверявшим предателю. И никому нельзя было верить, никому нельзя было давать второго шанса. В дни до похорон и сразу после Ремус отвечал на объятия Тонкс, держал ее за руку, смотрел в ее светящиеся от счастья глаза - наконец-то она добилась своего - а внутри у него все было мертвым. Мир, в котором было столько зла, был ненужным. И Ремусу казалось, что он больше не может этого вынести. Он смог выдержать общение с Фенриром, улыбаться тому, кто искалечил его жизнь. Но предательство Снейпа было последней каплей. Узнать, что Снейп все же не был врагом - это должно было бы сделать мир более приемлемым местом. Только почему-то не сделало. Все, о чем Ремус мог думать - это мог бы он поступить вот так: убить Альбуса. И как потом с этим можно было бы жить. Он запаковал шкатулку и письмо и положил их обратно в ячейку, оставив указания, что в случае его смерти содержимое должно было перейти к Артуру Уизли. Ремус не любил Снейпа, но он должен был выполнить указания Альбуса, а он не был уверен, что оставь он эти сведения, например, Аластору Хмури, тот даст им ход при необходимости. Альбус хотел, чтобы Снейп был оправдан - и Ремус собирался это сделать, по мере своих возможностей. Он не хотел, чтобы его отношение к Снейпу менялось, но это все же произошло. Скорее, он начал думать о нем не с инстинктивным отвращением, как о предателе - а с ужасом и странным уважением - как думаешь о людях, способных на чудовищные, но необходимые поступки. И когда несколько месяцев спустя он оказался в стычке с Пожирателями Смерти против Снейпа - и чье-то заклятие выбило у Снейпа палочку... если бы не письмо Альбуса, Ремус убил бы его на месте. Должен был убить. Снейп ждал этого, ждал без страха, только раздражение отразилось на его лице, словно он подумал - как неудачно, все было зря. А Ремус нарочно отвернулся, отвлекся, позволяя ему дотянуться до палочки. И когда снова поднял глаза, то во взгляде Снейпа было понимание. Слова были не нужны.
Ты знаешь. Альбус сообщил тебе. А потом он вдруг поднял палочку, и произнес "Авада..." - и Ремус не мог поверить в это - неужели он еще раз обманулся? Он был так потрясен, что даже не начал защищаться. Только заклятие одного из авроров, по счастью оказавшегося рядом, опрокинуло Снейпа и позволило Ремусу аппарировать оттуда. Какое-то время после этого происшедшее отказывалось укладываться у него в голове. Снейп пытался убить его? Его - единственного человека, который знал правду? Потом он понял. Пытался - именно потому, что Ремус знал. Снейп убил Альбуса, чтобы войти в ближний круг Вольдеморта. И то, что Ремус знал его тайну, делало его опасным. Он мог проговориться, он мог попасть в плен и расколоться под пыткой. Снейп взвесил все и решил, что ставки слишком высоки... что возможность убить Вольдеморта стоит дороже, чем жизнь одного оборотня. В конечном итоге, он оказался прав. Потому что именно благодаря тому, что он сделал, Вольдеморт был побежден, а Гарри остался в живых. И за это Снейп платил своей жизнью. Знал ли он, что на всех Пожирателей Смерти наложено заклятие, которое начнет действовать именно в таком случае? Ремус полагал, что знал. Но Снейп посчитал, что его жизнью тоже можно пренебречь. Что ж, не то, чтобы это оправдывало Снейпа. Но трудно было сердиться на него за то, что он не ценил чужую жизнь, когда он с точно таким же пренебрежением относился к собственной. А Ремус все-таки выполнил просьбу Дамблдора - по крайней мере, в той ее части, что касалась очистки имени Снейпа. Все разница была в том, что благодаря сведениям, которые он предоставил, Снейп умирал в этой палате в Сент-Мунго, а не в камере Азкабана. Правда, Ремус не рассчитывал на благодарность за это. И вот теперь он смотрел на человека, который хотел убить его, и силился догадаться, зачем он понадобился Снейпу. Вероятно, правда была в том, что Ремус был единственным, кто согласился бы прийти сюда. Юридически Снейп был оправдан - но мог ли хоть кто-нибудь, кто знал Альбуса, простить его? Ремус не знал, может ли он. Цена, которую Снейп и Дамблдор заплатили за победу, была слишком высока. Он встретил взгляд черных глаз, окруженных тенями. Спит ли он вообще? Или все так же сидит всю ночь, сдерживая дрожь? Губы, искусанные до синевы, были плотно сжаты, белые худые пальцы стиснуты на одеяле. - Люпин, я приношу свои извинения за то, что пытался убить тебя. Вот это да. Это было неожиданно. Снейп никогда не извинялся.
Неужели близость смерти так на него подействовала - заставила его желать
примирения? Ремус мог бы поверить в это - если бы речь шла о ком-то другом.
- Надеюсь, мне не нужно объяснять тебе мотивы моего решения в тот момент. Комкающая одеяло рука и высокомерный голос составляли пугающий контраст, и Ремус не знал, что завораживает его больше, смотрел на руку и слушал, что говорит Снейп. - Обычным лечением действие заклятия Темного Лорда, конечно, не остановишь. Но тебе, надеюсь, известно, что существуют два вида Темной магии, которые способны вытеснить прочие заклятия, даже самые сложные, просто замещая их. Это вампиризм и ликантропия. Да, это было так, Ремус знал это. Поэтому вампиров так сложно убить,
а на оборотнях заживают любые раны, кроме нанесенных серебром. А Снейп согласился бы? - Что ты на меня так смотришь, Люпин? - Снейп поймал его взгляд. Ремус слегка вздрогнул. Мерлин, он действительно выглядел страшно. Как живой человек, заточенный в уже мертвом теле. - Я не боюсь смерти. Я знал, на что иду - был готов заплатить своей жизнью, если у меня не будет другого выхода. Но умереть потому, что Темный Лорд решил меня наказать... я не хочу этого. Я не хочу умирать, когда есть возможность спастись - просто потому, что мне не хватает мужества ею воспользоваться. Я не хочу умирать, когда Темный Лорд мертв - он не заслужил от меня такого подарка. В этот момент голос Снейпа почти обрел прежнюю силу - безупречную четкость дикции, плавность интонаций. Ремус хотел сказать, что он понимает - но не смог. Он не понимал. - Конечно, - лицо Снейпа исказила гримаса презрения, - кое-кому было бы куда удобнее, если бы я просто умер. Орден вздохнул бы с облегчением. Так вот, я не собираюсь доставлять вам такого удовольствия. Очень в стиле Снейпа: если бороться за жизнь, то кому-то назло. Впрочем, Ремус не мог не признать справедливость сказанного Снейпом. Порой ему казалось, что доказательства невиновности Снейпа, которые он передал, были приняты только по одной причине: потому, что смерть Снейпа должна была снять все вопросы в течение нескольких недель. Конечно, Снейп не мог допустить, чтобы кому-то было легко. Ну вот, думаешь, что он умрет, жалеешь его - а он и не собирается умирать. - Но как... - произнес Ремус. Заражение и вампиризмом, и ликантропией - это было преступлением, даже если реципиент добровольно на это шел. Такое каралось Азкабаном. - Врачи в Сент-Мунго никогда на это не пойдут. - Верно. - Верхняя губа Снейпа чуть приподнялась. Сейчас, когда он сказал главное, кажется, даже дрожь перестала его бить. Он выглядел натянутой струной, все нервы напряжены до предела. - Они никогда бы не согласились. К тому же, это все не так просто - нужно принять определенные зелья, которые усилят эффект. В Сент-Мунго такие не сварят. Я смогу их сварить. А ты, Люпин... ты должен будешь меня укусить. - Что? Наверное, ему следовало предвидеть, что к этому все и шло. И все же Ремусу показалось, что он ослышался. Снейп не мог... не мог просить у него этого! Это было невероятно! Чтобы он укусил, заразил человека... даже сама мысль об этом заставляла его желудок сжаться в комок. Самым большим страхом в жизни Ремуса всегда было, что он передаст свою болезнь кому-то еще. И Снейп смел... - Об этом никто не узнает. Я дам тебе Нерушимую Клятву, что никому не выдам тебя. Когда это произойдет, я скажу, что пошел гулять вечером и на меня напал неизвестный оборотень. Учитывая, насколько я "популярен", никто не станет расследовать это дело. Он все продумал, не так ли? Кроме одного. Ремус просто никогда не согласится. - Это будет не бесплатно, Люпин. Я могу предложить тебе или готовить для тебя Wolfsbane ежемесячно, или заплачу тебе некую сумму. Первый вариант для меня предпочтительнее, поскольку у меня сейчас... финансовые затруднения. - Меня это не интересует. Его не интересовало все: это предложение, аргументы Снейпа... ему просто хотелось, чтобы тот заткнулся. Надо было встать с этого неудобного табурета и уйти. Снейп сошел с ума, если думал, что Ремуса можно купить вот таким образом. Безумец... Как вообще могло прийти в голову такое? О, Снейпу пришло, конечно, как в этом можно было сомневаться! Что касается Снейпа, то он всегда сделает то, что меньше всего от него ожидаешь. И за что станешь ненавидеть его еще больше, если только возможно. - А что, антиликантропное зелье тебе больше не нужно? Или его стали раздавать бесплатно? Или ты со своей подружкой разбогател, Люпин? А вот такое хамство не стоило оставлять безнаказанным. Даже если какая-то доля правды в этом замечании и была. Да, война закончилась, и Вольдеморт был побежден - но оказалось, что есть куда более жизнестойкие вещи. Например, предубеждение против оборотней. И легче было втереться в доверие к Фенриру, чем найти того, кто даст оборотню работу. Впрочем, Снейп всегда находил точки, в которые больнее всего бить. - Ты хоть представляешь, что такое - быть оборотнем? - Ремус не хотел, чтобы его слова звучали горько, но ничего не мог поделать. Голос Снейпа был прохладным и по-наглому терпеливым. - Я все обдумал, Люпин. Вампиризм не подходит, от него меняется характер, а я не хочу провести остаток своей жизни в поисках свежей крови. Ликантропия же - что бы я ни говорил о тебе, Люпин - значит, что неприятные моменты будут длиться только две или три ночи в месяц. С этим можно жить. Глупец! Ремусу захотелось закричать. Снейп ничего не знал и не понимал. Смотрел на Ремуса с ужасом и отвращением в Хогвартсе - и не задумывался о том, каково это. На мгновение Ремусу почти захотелось - чтобы Снейп испытал это. Откушал бы этого блюда. Тогда посмотрим, как он заговорит. - А что касается того, почему именно тебя я прошу об этом... Видишь ли, у меня нет другого знакомого оборотня, которому бы я доверял. Вот как. Оказывается, Снейп ему доверяет. Спасибо, Ремус чертовски тронут. Только он предпочел бы, чтобы Снейп лучше доверял кому-нибудь другому. - У меня еще две недели, Люпин. Полнолуние через восемь дней. Я выпишусь завтра, и у нас как раз будет время, чтобы я смог сварить тебе антиликантропное зелье. Я предпочитаю сделать это сам, чтобы быть уверенным, что ты не наглотаешься какой-то бракованной дряни... Сволочь. Проклятый сукин сын. Он все продумал до деталей. Он даже не сомневается, что Ремус согласится. Добрый Люпин. Послушный Люпин. Люпин, который не помнит зла. Пошел он к черту! Ремус ничего не сказал. Просто встал, на полуреплике Снейпа, и пошел к двери. Охлажденный заклятиями воздух, казалось, больно было вдыхать. Он даже не слышал, сказал ли Снейп что-то еще, окликнул ли его. Вероятно, нет. Все было ясно, а Снейп умел проигрывать. Ремус закрыл за собой дверь и остановился. Странно, он так стремился уйти, он только и думал, как уйдет подальше, оставит между собой и Снейпом как можно больше пространства. А тут - только вышел и замер, как будто кончились силы, прижался спиной к стене. Проклятый ублюдок... Как он смел! Какого черта он взвалил все это на Ремуса - это решение? Решение, жить ему или умереть. Потому что, если Снейп прав, то Ремус может спасти ему жизнь. Или не спасти, если он откажется. Да, Ремус ничем не был ему обязан. Ради Мерлина, Снейп ведь хотел убить его! А Ремус сделал все, чтобы его оправдать. И что касается просьбы Альбуса... ведь Альбус не знал, в чем может заключаться спасение жизни его дорогого Северуса. Если бы он знал, он никогда бы не попросил этого у Ремуса! Никто не может требовать у него, чтобы он сознательно преступил черту, переступил через себя, заразив человека. Это слишком. Это почти единственное, чего он не может сделать. Память услужливо позволила всплыть насмешливому голосу Фенрира, вкрадчивым словам, каждое из которых было оскорблением: - Не могу поверить, Ремус, мой мальчик - ты еще никого не укусил? Ты много теряешь. Ну ничего, рано или поздно ты это сделаешь... Пусть Снейп найдет кого-то другого. Или не найдет. Еще две недели в этой палате, сотрясаясь в ознобе и кусая губы - и все будет кончено. Готов бы Ремус сделать такой выбор: обречь его на смерть? Ремус вошел обратно в палату, готовясь прочесть торжество в глазах Снейпа. Небось знал, что Ремус вернется - просчитал это, как просчитывал все остальное. Но во взгляде Снейпа не было радости. Он кивнул, признавая решение Ремуса - и все же в выражении его глаз было что-то другое. Почти что тоска. Как будто он не ликовал, что все получилось по его, как будто надеялся, что Ремус все-таки откажется. Может быть, Дамблдор был прав, и Снейп все-таки не хотел жить. - Вкусно! Через мгновение она была рядом, прижалась к нему горячим боком, а потом устроилась на подлокотнике. Так ловко уместиться на таком небольшом пространстве получалось только у Тонкс. Ее мягкая щека потерлась об его макушку, и Ремус протянул руку, обвив вокруг ее талии. Тонкс была теплой, тонкой и уютной. И, как всегда в такие моменты, Ремусу пришлось сделать над собой микроскопическое усилие, чтобы вот так легко обнять ее, вести себя естественно. Уже больше года они были вместе. Но рефлексы, выработанные за много лет до этого, когда Ремус знал, что никто в здравом уме не захочет до него дотронуться и ему всячески стоит избегать прикосновения к нормальным - здоровым - людям, стереть из памяти было не так легко. - Устала? Он вспомнил то огромное чувство потрясения, которое испытал, когда Тонкс призналась ему в любви, после смерти Сириуса. Он даже подумал тогда, что это она от отчаяния, от одиночества, от скорби по двоюродному брату. Но Тонкс была упорной - несмотря на все его сопротивление. И понадобилась другая смерть, смерть Дамблдора, чтобы сломить упрямство Ремуса. Она твердо верила, что именно Ремус нужен ей. Такой, как он есть - бедный, безработный, оборотень... Ей нужен был именно он - теперь, спустя год, Ремус наконец-то был способен поверить в это. - Может быть, мы даже успеем сделать это до ужина? - предложил он. Это
были правила игры, и он знал, что она ждет от него этой реплики. Он мог бы ей рассказать. Но Ремус дал слово Снейпу. И был ужин, и они разговаривали обо всем - о политике, о ее работе, о семье Уизли... а потом он все-таки сделал ей массаж ног, и все закончилось так, как Ремус и ожидал - точнее, как он знал, ожидает Тонкс. Она смеялась, и им было хорошо... было время, когда он не мог даже представить себе, что в его жизни может быть все это. Что его жизнь может быть такой нормальной. Он узнал это только благодаря ей. Как можно было не восхищаться ею? Как можно было... не любить ее. Учитывая то, каким Ремус видел Снейпа вчера, он подозревал, что сегодня
тот просто не сможет подняться с постели, и вся затея оборвется на корню
- и, пожалуй, испытывал облегчение по этому поводу. Но к его приходу Снейп
был на ногах, мантия висела на нем, как на вешалке - и хотя по временам
его начинала бить такая дрожь, с которой было не справиться, даже стиснув
зубы, а взгляд приобретал загнанное выражение, спина у него была прямая,
как палка. Каким образом ему это удается, Ремусу не особенно хотелось
задумываться. Сочувствовать Снейпу оказалось неплодотворно; к тому же
Ремус напомнил себе, что это был выбор Снейпа. И без предупреждения ледяные пальцы Снейпа сжали его предплечье, а потом Ремус ощутил знакомое сдавливающее чувство при аппарировании. Через несколько мгновений Ремус снова смог дышать - огляделся неуверенно.
Сент-Мунго исчез - вместо этого они были на залитом солнцем, покрытом
пожухлой травой заднем дворе обшарпанного дома. В первый раз они должны
были аппарировать вместе, чтобы Ремус мог впоследствии прибывать сюда
за своей дозой Wolfsbane. Вид у Снейпа был отрешенный, словно он огрызнулся почти машинально, а сам в это время прислушивается к чему-то другому. Проверяет наложенные чары, понял Ремус. Он знал, что после убийства Дамблдора в этом доме были авроры, устраивали засаду в надежде, что Снейп появится. Но он так и не появился. Наверное, когда он был оправдан, с дома должны были снять все ловушки и предупреждающие чары - но кто знает, как там в действительности получилось. Он стоял и ждал, пока Снейп изучал вход - на мгновение подумал предложить помощь, но представил, с каким ледяным презрением Снейп отвергнет его предложение. Да и... на самом деле, ему вовсе не хотелось быть "хорошим парнем". Он был здесь не потому, что считал, что так нужно, а потому что Снейп вынудил его. Потому что отказаться - значило взять на свою совесть больше, чем Ремус был готов вынести. Он никогда не думал, что ему придется выбирать между заражением человека
и его жизнью. Но - какое еще решение он мог принять? Если для Снейпа было шоком увидеть свой дом в таком состоянии, он ничем
этого не выдал. Впрочем, Ремус скорее предполагал, что чего-то такого
он и ожидал. Он стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди, молча озираясь
- бледный до синевы, с висящими по щекам волосами и закушенными губами.
Возможно, даже стоять занимало у него столько усилий, что ни на какие
больше эмоции его не хватало. Ремус знал, что он сделал все, что должен был, мог уходить - придет завтра, чтобы начать прием антиликантропного зелья, но все не мог сдвинуться с места. - Помочь тебе убрать? Снейп повернулся к нему. Глаза были совсем черными - одни зрачки. На миг показалось, что он сейчас потеряет сознание. Но не потеряет, Ремус знал это. - Ты не знаешь, как стоят книги. Увидимся завтра, Люпин. Правильно, нечего ему было больше здесь делать. А еще лучше, если бы
ему вообще сюда не пришлось бы возвращаться.
- Ты заказал антиликантропное зелье? Да, только это были дополнительные деньги - которых у него не было. Он знал, что Тонкс с радостью даст их ему, но он не мог взять. Зелья стоили дорого - антиликантропное зелье было одним из самых дорогих - особенно для того, кто был временно без работы. Что ж, если Снейп выполнит свое обещание, Ремусу никогда больше не нужно будет платить за свое зелье. Хоть какая-то польза... если стремиться во всем искать светлую сторону. Когда Люпин вернулся в дом Снейпа на следующий день, обстановка внутри разительно изменилась. Пыль исчезла - по крайней мере, с тех мест, что были важны, книги стояли на полках, а на огне уже что-то кипело. Запах антиликантропного зелья был знакомым и сильным. Снейп узкой черной тенью сновал между столом и котелком, поминутно что-то добавляя в варево. Надо же. Где-то, если честно, Ремус был уверен, что Снейп не сможет сварить зелье - у него не хватит сил, и тогда договор можно будет считать расторгнутым. У него ведь даже ингредиентов наверняка не было, авроры бы не оставили здесь аконит и прочие яды. Но... со Снейпом никогда ничего не следовало принимать на веру. А несколько мгновений спустя Ремус заметил на столе темно-фиолетовую жидкость в прозрачном флакончике. Смесь обезболивающего и энергетика. С таким можно танцевать на сломанных ногах. Правда, потом за это придется заплатить цену. Но когда Снейпа пугала цена, которую придется заплатить? Вот только
ему, Ремусу, совсем не хотелось платить за решения Снейпа. Он поднес ко рту кубок с отвратительно пахнущей смесью - под пристальным взглядом Снейпа - выпил одним махом, зная, что если сделает паузу, то оно просто станет комом в горле. - Мне это кажется, или в твоем исполнении оно особенно омерзительно?
Юмор висельника; рядом с Тонкс Ремус не давал этой своей склонности ходу. Тонкс расстраивало, когда он был таким, а он старался лишний раз не огорчать ее. Но были времена, когда ему казалось, что только когда вслух произносишь самые циничные и злые мысли, можно выжить. Можно сохранить себя. Он увидел, как на лице Снейпа мелькнула мрачная ухмылка - ближайшее
к улыбке выражение, на которое, как полагал Ремус, тот способен. Это уж точно - ждать от Снейпа, что он сделает что-то, чтобы облегчить другому жизнь, не приходилось. По крайней мере, если речь шла о том, чтобы, как хороший мальчик, улечься, свернувшись в комок, и сдохнуть, думал Ремус. Нет, Снейп будет доставлять неудобства и ему, и себе - будет с каждым днем выглядеть все хуже - так, что непонятно было, каким образом он еще держится на ногах и что-то делает. Но каждый раз, когда Ремус появлялся в его доме, антиликантропное зелье уже ждало его. Ближе к концу недели приступы дрожи стали такими сильными, что порой Снейпу приходилось отворачиваться, обнимая себя руками, и все равно на это было неловко и тяжело смотреть, и Ремусу хотелось как можно скорее оказаться вдали от этого дома. Но Снейп хотел, чтобы он принимал зелье на его глазах - чисто из вредности, Ремус был уверен, "тонкий" намек на события, происшедшие четыре года назад в Хогвартсе - типа, Ремусу нельзя доверять. Впрочем, иногда Ремусу приходило в голову, что Снейп нарочно пытался уязвить его - чтобы Ремусу ни в коем случае не пришло в голову жалеть его. Порой он почти мог поверить, что ночь полнолуния никогда не настанет. Но проходили часы и дни, и ненавистный момент приближался, и Ремус чувствовал, как внутри него все свербит и сопротивляется. Не надо! Он не мог этого сделать - то, на что он согласился. Это было слишком... слишком. Он не мог дать зверю вырваться на волю - после стольких лет, когда он загонял его глубже и глубже. Тогда он будет ничуть не лучше Фенрира, который заражал нарочно. Как Снейп мог требовать от него этого! И вот наконец... Ремус замер с кубком зелья у губ, зная, что если он сейчас откажется, то это будет все. Другого шанса у Снейпа не будет - до следующего полнолуния он не доживет. Если он сейчас просто уйдет, аппарирует, исчезнет... Что ж, Ремус знал, что не сделает этого. В этом была его сила или слабость - но он выполнял свои обязательства. Он не мог совершить худшее зло, позволив Снейпу умереть. И все же он сделал паузу, не прикасаясь к зелью, сглотнул с усилием. - Люпин. - Снейп смотрел на него, и сейчас в его черных глазах не было враждебности или высокомерия. Словно Снейп действительно не знал, что Ремус выберет - и принимал любой его выбор. Как будто он сам не знал, чего он хочет и если Ремус решит отказаться, то так и будет. Нет, черт тебя побери, ты не заставишь меня взять на себя это решение! Раз ты уж все решил - тебе и придется с этим жить. От злости Ремус выхлебал зелье, почти не почувствовав вкуса, и смерил Снейпа агрессивным взглядом. - Мне нужно раздеться. Или ты так и будешь на меня глазеть? Он заметил, как Снейп кивнул, показывая ему на дверь второй комнаты, странно задумчиво, но Ремус уже не мог сфокусироваться на этом, перед его глазами все плыло, менялось, и глубоко в костях, в мышцах он чувствовал знакомую боль, которая несколько минут спустя начнет ломать его тело, опрокинет его на пол, заставит корчиться и кусать губы. Он едва успел сбросить одежду, когда боль пришла. Он смутно сознавал, что там, за дверью, находится Снейп, наверное, слушает его стоны - наверное, с ужасом. Может быть, это заставит его передумать, подумал Ремус. А потом оборотень поднялся на четырех лапах, толкнул носом дверь и вышел в гостинную. Здесь пахло необычно, остро и странно - но сильнее всего, более завораживающе, пах человек. Он пах болезнью и страхом, близостью смерти и отчаянием. Он стоял, из последних сил держась на ногах, и Ремус-оборотень мог почувствовать по легкому запаху крови, что он прокусывает себе внутреннюю сторону губы. Человек хотел бы бежать отсюда, совсем не хотел оставаться, делать то, что он решил. И Ремус не хотел делать этого. Он сел, а затем лег, положив морду морду на лапы. И тогда человек вдруг оказался перед ним на коленях, и правый рукав мантии у него был закатан, а его кожа была очень белой, с синим рисунком вен. - Давай же, - сказал человек. - Сделай это. Но Ремус не мог. Он мог только не противиться, когда человек разжал ему пасть и вложил свое запястье между его зубов, и надавил ему на нос. И тогда это произошло - то, чего Ремус так боялся и не хотел в своей жизни. Его зубы пронзили кожу, и кровь потекла в рот, и он судорожно лизнул языком, впитывая одуряющий, безумно сладкий вкус. Он встал на ноги и зарычал, и человек дернулся, но не попытался вырваться. А Ремус стиснул зубы, пытаясь вспомнить, что кости запястья очень хрупкие, что он может прокусить их насквозь. Он видел ужас и боль, плещущиеся в глазах человека. Тот передвинул руку, на неповрежденное место, сказал: - Еще. Чтобы быть уверенным. Глупец! Он уже был заражен, ему-то уж следовало бы знать, что этого было достаточно. Ремус издал негодующий, обиженный звук. Он чувствовал себя слабым от этого вкуса крови... чертов Снейп, неужели он не понимал, насколько трудно это было... трудно контролировать себя, несмотря на зелье, трудно оставаться человеком... Потом Снейп поднялся, пошатываясь. Кровь лилась с его руки, он обернул ее полотенцем. - Спасибо. Он благодарил оборотня; он никогда не благодарил Ремуса-человека. - Я собираюсь в Сент-Мунго. И зарегистрировать нападение неизвестного оборотня. Голос пришел сквозь туман, вырывая его из сна. Утреннее превращение
оставило Ремуса обессиленным, он провалился в забытье, даже не найдя в
себе сил переползти с пола на диван. Веки казались неподъемными. Он моргнул
против назойливого солнечного света - увидел на фоне окна черную узкую
фигуру. Снейп, одетый и кажущийся вполне спокойным, стоял над ним, глядя на него сверху вниз. Черт! Ремус вспомнил, что так и не добрался до одежды с утра, не мог заставить себя одеться. Он зашевелился и обнаружил, что укрыт пледом. Очевидно, созерцание его наготы не доставляло Снейпу удовольствия. Он вдруг все вспомнил - сознание непоправимости совершенного накатило
на него. Он смотрел во все глаза, пытаясь понять, подействовало ли средство,
выбранное Снейпом - надеясь, что - по невероятному стечению обстоятельств
- заражения все же не произошло. Снейп выглядел так же ужасно, как и вчера,
как и все дни до этого - и так же упрямо держался на ногах, бросая вызов
и болезни, и своему телу. - Если меня не будет к вечеру, разогрей зелье и выпей его. Ремус хотел было спросить, куда Снейп может деться, но шевелить языком было слишком трудно. Потом Снейп исчез, а он снова уронил голову. Но сон не шел. Глухое отчаяние охватило его. Отчаяние и ненависть. Он ненавидит Снейпа; чуть ли не больше, чем в тот момент, когда Гарри сказал, что тот убил Альбуса. Он аппарировал домой, вошел в комнату, покачиваясь от усталости - и с кресла вскочила тонкая фигурка, бросилась к нему, горячие руки обвили его шею. Тонкс! Тонкс, в измятой мантии, словно она всю ночь провела не раздеваясь - Тонкс с заплаканными глазами. Ремус вдруг все понял. Она пришла к нему вчера вечером, как иногда приходила, чтобы провести с ним ночи полнолуния, хотя Ремус и просил ее не делать этого. А его не было - он не предупредил ее - и никаких следов антиликантропного зелья. Она думала, что он мог забыть принять его, вырвался на волю... - Рем, где же ты был, Рем... Он не должен был ей ничего рассказывать; но лгать дальше значило бы
причинить ей еще больше боли. И ему хотелось верить, что она поймет. Ведь
если уж доверять человеку - то доверять во всем. Он рассказал ей. О просьбе Альбуса, которую, как он думал, он не выполнит. И о предложении Снейпа. И о том, как он не хотел, чтобы смерть этого ублюдка легла на его совесть. Он рассказал бы ей и о страхе и боли в черных глазах Снейпа, и о том, каким манящим был вкус крови на его языке. Но увидела обращенные к нему полные слез глаза - и замолчал. А в чем? В том, что он смог это сделать - укусить человека, заразить?
Он вспомнил, как Фенрир Грейбэк любил шептать, низко склоняясь к его уху:
Снейп, чертов ублюдок! Но как Ремус мог не сделать этого? Тонкс
не понимала, она не была там, не видела... Что он все-таки наделал... Что Снейп сделал с ним. Он не вернулся бы в дом Снейпа, но ему нужно было антиликантропное зелье.
Ремус аппарировал туда - и Снейп был дома. Лежал на полу, дергаясь в судорогах
и кусая руку, чтобы не кричать. Мерлин! Неожиданный приступ злости захлестнул его - злости тем более
сильной из-за смешанной с ней жалости. Снейп сам был во всем виноват,
сам сделал такой выбор - почему Ремус должен был его жалеть? - Врача? Ремус вздохнул и начал помогать Снейпу встать и перебраться на кровать. Он был пугающе легким, кожа да кости. Попытался укрыть его - было страшно смотреть, как его ломает. На губах у него появлялась кровь, а Ремус не знал, то ли он прокусил себе язык, то ли это что похуже. Он даже не успел разогреть себе зелье, выпил его так, зажав нос. Он не знал, нужно ли его присутствие Снейпу - тот лежал с закрытыми глазами, и видно было, как он пытается не выдавать своего страдания, но на этот раз его тело было сильнее его воли. Уже обратившись, Ремус снова подошел к его кровати и лег рядом. Он ничего не мог сделать - и далеко не был уверен, что Снейпу нравится его присутствие, но он решил быть здесь. Как будто, пока он будет рядом, самое худшее не произойдет. Он лежал, положив морду на лапы, иногда на несколько минут проваливаясь в сон, но просыпаясь, когда человек на кровати начинал вздрагивать, пытаясь заглушить стоны. И уже под утро - может быть, случайно, нетрудно было перепутать, на чем сжимать руку - пальцы Снейпа закопались в его шерсть и судорожно стиснули. Как долго Снейп держался за него, Ремус не запомнил. Снейп выглядел тощей черной вороной. Мантия, в которую он кутался, казалась слишком широкой для него. Взгляд у него по-прежнему был какой-то удивленный, словно он все еще не мог поверить, что ночь закончилась и он пережил ее. Ремус тоже не мог в это поверить - в то, что после всего этого Снейп нашел в себе силы подняться, одеться и даже вести себя почти как ни в чем не бывало. - Люпин... Спасибо. - Оно подействовало? - Он сам не знал, хочет ли услышать ответ. Частью Ремус хотел бы сейчас оказаться как можно дальше отсюда и никогда не видеть Снейпа, не знать, чем все это закончилось. Но... ведь он тоже имел к этому отношение. Важно, чтобы все это не было зря. Снейп сделал такое выражение лица, словно Ремус спросил какую-то глупость. Это выражение Ремус отлично помнил еще по Хогвартсу; некоторые вещи никогда не меняются. - Я полагаю, что все подействовало. Удобнее оказалось словом, наименее подходящим к жизни Ремуса в ближайшие недели. Иногда он спрашивал себя, согласился бы он на просьбу Снейпа, если бы знал, какой ущерб это нанесет его жизни. Его отношениям с Тонкс. Когда она отреагировала вот так, слезами и гневом, на то, что он сделал, он думал, что они смогут обо всем поговорить и понять друг друга. Раньше им всегда это удавалось. Это была их первая ссора - за ней должно было последовать примирение. Но все пошло не так. Они никогда больше не говорили о происшедшем. Просто Тонкс появилась через пару дней, как всегда, устроилась на подлокотнике кресла Ремуса - и все стало по-прежнему. Почти по-прежнему. Ее визиты по вечерам три-четыре раза в неделю, и совместные ужины, и разговоры, и секс... Но только что-то было не так. Как будто когда она смотрела на него и думала, что он не видит, в ее глазах всегда был вопрос. Ремус не знал, что за вопрос - думает ли она, что в нем все-таки прячется зверь, если он был способен на такое? Спрашивает ли она себя, не ошиблась ли она? Ремус знал, что это он виноват во всем. И хуже всего, что он ничего не мог исправить. Ему не хватало чего-то, что помогло бы залечить эту рану, нанесенную их отношениям. Потому что... Наверное, он всегда знал, что у них не получится. Да, Тонкс сумела переубедить его, своей целеустремленностью и нежностью, но даже в самые лучшие моменты, когда, казалось, были сметены все преграды между ними, Ремусу казалось, что он знает, не может забыть - он не такой, как ей нужно. И пусть она говорит, что именно он делает ее счастливой - другой сделает ее счастливее. Она заслуживает большего. Большего, чем нищий оборотень намного ее старше. Больше, чем человек, который, кажется, настолько устал, что не способен любить. Она была достойна любви, Тонкс, она заслуживала восхищения и обожания. А он, Ремус не был на это способен - вообще не был способен. Он помнил, как когда-то давно, в молодости, Джеймс Поттер смеялся, говоря ему, что это придет. Что он сам не заметит, когда наступит день - и вдруг какой-то человек станет для него настолько важным, что Ремус уже не сможет представить свою жизнь без него. Что жить без этого человека будет так же, как жить без зрения или слуха - можно, но грустно и незачем. Наверное, Джеймс был романтиком. Или Ремус был просто неспособен на такое чувство. Он знал, как нужно любить Тонкс. Но он не умел. А теперь его ложь и проступок возводили стену между ними. Это было грустно; Ремус знал, что ему будет мучительно тяжело, если он потеряет ее. Но он хотел, чтобы она была счастлива - тем счастьем, что он не мог ей дать. А затем - две недели спустя - Ремус сам не понял, как это произошло. Он все порывался написать Снейпу, чтобы тот присылал ему зелье по почте - он предполагал, что так хотела бы Тонкс, хотя они это и не обсуждали. Но однажды он вдруг аппарировал на задний двор дома на Спиннерс Энд - и в этом не было никакого смысла, ведь еще даже было не время принимать зелье. Он стоял на пороге и напоминал себе, что ему здесь делать нечего. Что
он хотел узнать? Что Снейп жив? Он знал это - слухи, куда от них денешься.
Снейп был прав - избранный им способ подействовал. Отпущенный ему срок
прошел, а он не умер. Ему удалось еще раз обмануть Вольдеморта. - И долго ты намереваешься здесь стоять? - Дверь внезапно распахнулась ему в лицо, и он так и замер с поднятой рукой, не постучав. А вот и он... Снейп - далеко не здоровый, худой, как палка, и с висящими
паклей волосами. И все же это был он, и он стоял на ногах, и уже даже
не выглядел так, словно любой миг может оказаться для него последним.
Вид у Снейпа был такой, словно он собирался сказать, что от мальчика на побегушках было бы больше пользы, но он этого не сказал - видимо, вспомнил, чем обязан Ремусу. Потрясающая комбинация, едко подумал тот, натренированного годами хамства и некоторых зачатков благодарности. - И купить на полученные деньги аконит... и лишайник... и чешую дракона. И этот почти любезный тон - за него еще больше хотелось дать в морду. Что он себе воображает? Что Ремуса можно использовать вот так? Все начинается с одной уступки, сделанной тому, кого считаешь умирающим... Ремус внезапно поймал себя на том, что находит все это просто-напрсто
забавным. - А с чего ты решил их продать? Добро пожаловать в клуб, Северус. - ...меня любят еще меньше. Но Снейп только пожал плечами, не говоря ни да, ни нет, а когда Ремус вернулся, взмахом палочки послал на стол две тарелки. И ужин оказался даже не таким ужасным, как можно было вообразить. Снейп мог вести себя цивилизованно, когда хотел, не так ли? Ремус так и не написал, чтобы Снейп присылал ему зелье по почте. Он знал, что должен был это сделать, что еще лучше было бы, если бы он сказал об этом Тонкс - но... что-то как будто останавливало его. Какое-то упорство, которое пугало его. Словно некая часть его разума говорила, что так будет лучше. Если он разочарует Тонкс еще больше, то она быстрее поймет, что он не тот, кто ей нужен. А он разочаровывал ее - он знал это по странному, почти затравленному
выражению, с которым она иногда застывала, глядя на него - по ее волосам,
вновь обретшим мышиный цвет. Он аппарировал к Снейпу, чтобы получить свою порцию антиликантропного зелья - и иногда задерживался на четверть часа - или больше - а Снейп возился со своими таинственными зельями и отзывался краткими и язвительными ремарками на реплики Ремуса. И вместе с Ремусом пил, даже не морщась, антиликантропное зелье. Это вызывало у Ремуса особое раздражение - уж больно демонстративно Снейп показывал, что вкус его совершенно не беспокоит. Типа, вот такая ситуация и ничего с ней не поделаешь, надо воспринимать мужественно. Бывает хуже. Снейп вел себя с этим раздражающим стоицизмом до самого конца. До самой
ночи полнолуния, когда они оба выпили последнюю дозу зелья. И Ремус уже
собирался было аппарировать домой. Но вместо этого спросил: - Хочешь, я останусь? Они разделись, не глядя друг на друга, но и не расходясь по разным комнатам - внезапно не было смысла стесняться. А потом Снейп повернулся - худой, с впалым животом и обоими изуродованными предплечьями - левое отмечено мертвой черной меткой, а правое - в шрамах, оставленных зубами Ремуса. Ремус увидел, как Снейп поднял руки, словно обнимая себя. И луна, только еще восходящая, невидимая, уже отразилась в его глазах - обычный самоуверенный, упрямый взгляд Снейпа изменился. Словно он прислушивался к чему-то внутри себя - Ремус так хорошо знал, к чему. Он сам прислушивался, как его тело предает его, превращаясь во что-то совершенно другое, каждый месяц. Это было больно - но Снейп умел терпеть боль, Ремус это знал. И все же отчаяние, отразившееся в его глазах, было таким сильным, будто Снейп не сумел его скрыть. Ремус увидел прикушенную губу и ставшие очень черными глаза. Снейп смотрел на него - так, словно Ремус мог помочь ему. Его лицо дрогнуло, и он прошептал: - Я не хочу... Люпин, не надо... Он просил об этом сейчас! Когда давно уже было поздно. Месяц назад он не колебался, засовывая руку в пасть Ремуса; целый месяц он притворялся, за своею лихорадочной активностью пытаясь забыть, что произошло - на что он теперь обречен. Но сейчас Снейп уже не мог забыть, не мог обманывать себя. Ремусу стоило бы чувствовать гнев. Он ведь не хотел этого делать, Снейп его заставил, втянул его в это. Но он чувствовал только огромную жалость. Он даже сам не знал, откуда пришло это чувство. К Снейпу - острому, резкому, вредному, который только и делал, что оскорблял его. Ему хотелось что-то сделать для Снейпа... защитить его. Черные глаза распахнулись от страха и боли. - Мерлин, - прошептал Снейп и вдруг скользнул на пол, все так же глядя на Ремуса умоляющим взором. И Ремус оказался на коленях рядом с ним. Он ничего не мог сделать - кроме одного: обнять его и держать. Пока их обоих не накрыли судороги, и волна боли не затопила сознание. Встрепанный волк с шерстью, отсвечивающей на боках сединой, смотрел на тощего черного волка с подтянутым животом. Шерсть у того была гладкая, а глаза желтые и тревожные. И из них медленно уходила тень боли и отчаяния. Все не так уж страшно, спросил лохматый оборотень. Не так уж, черный волк слегка махнул хвостом. Сделал первый неловкий шаг на негнущихся ногах. Он был такой неуклюжий и неуверенный, и так мало похож на человека, которым был, что второй оборотень вдруг почувствовал непреодолимое желание рассмеяться. Но волк не умел смеяться. Он только чуть толкнул носом в бок нового товарища и отбежал, пытаясь не наткнуться на мебель и не стрясти ничего с захламленных столов. Черный волк удивленно и почти высокомерно посмотрел на него, а потом послушно потрусил за ним. Пойдем, сказал Ремус-волк. Ты не один. Я все тебе покажу. Они пришли в себя утром, прижавшись друг к другу - так же, как заснули на исходе ночи. И чувствуя под своей щекой жесткие ребра Снейпа, Ремус впервые подумал, что, может быть, он и не будет сожалеть о том, что сделал. Затем Снейп зашевелился, блеснули черные глаза сквозь спутанные волосы - и удивительно, обнаружив их позицию, он ничего не сказал. А еще четверть часа спустя Ремус сидел, поджав ноги к груди, укрывшись пледом, и смотрел, как Снейп одевается. Наверное, в этом наблюдении было что-то непристойное, но Ремус не чувствовал этого. Да и Снейп, кажется не возражал. Просто Ремус хотел еще несколько минут посидеть, отдохнуть. Как странно... кажется, эта ночь изменила все. Навсегда изменила его самого... Снейпа... их отношения. - Ты не жалеешь? - произнес он. Может быть, не стоило этого спрашивать, но он хотел знать. На мгновение белые пальцы Снейпа замерли на черной ткани мантии. Он не повернул головы, созерцая некую точку на стене перед ним. И даже сквозь типичную насмешливость его голоса Ремус понял, что он говорит серьезно. - Если жизнь покажется мне такой невыносимой, что я пожалею о своем выборе - я всегда смогу ее прервать, правда? Раздражение всплеснулось в нем, что Снейп никогда не может прямо ответить на вопрос. Но что-то в его тоне было такое... что заставляло думать, что он ответил. Ремуса вдруг осенило. А я, подумал Ремус, что за решения принимаю я? И что это было за решение - ничего не решать? Три следующих месяца Ремус знал, что просто прячется от реальности. По крайней мере, от ее части. Нет, что-то все-таки изменилось - он нашел работу, и это радовало его... А еще - в ночи полнолуния он теперь не был одинок. Ремус не смог бы объяснить, как все это получилось - и почему это так много для него значило, но он уже не мог отрицать, что присутствие Снейпа значит для него слишком многое. Когда он шпионил за оборотнями, он тоже проводил ночи полнолуния не один. И превращаться рядом с кем-то всегда было легче, чем в одиночестве. Но тогда - наверное, Ремус так боялся выдать себя, всегда был в таком напряжении, что никогда не мог расслабиться, и рядом был Фенрир, оживший кошмар его детства. Со Снейпом было по-другому. Каким-то образом волк в Ремусе чувствовал, что именно он создал этого, нового. И новый зависел от него - и принимал это. И Ремус никогда не знал, что может испытывать такую радость от того, что он сильный, что он вожак, он может быть ответственным за кого-то. Ему всегда казалось, что он слишком устал для этого. Но Тонкс... Дело было даже не в том, что Ремус проводил с ней меньше времени. Он и раньше всегда запрещал ей присутствовать при его превращениях, так что ничего не изменилось. А в другие дни - сколько там времени он проводил со Снейпом? - разве что когда аппарировал, чтобы выпить антиликантропное зелье... Снейп не был таким уж приятным собеседником. Но что-то подтачивало их отношения с Тонкс. И Ремус знал, когда все началось. Когда он заразил Снейпа. Что ж, наверное, он должен был быть к этому готов. Она всегда была слишком чистой для него, слишком хорошей. А он - он был именно таким, как Грейбэк думал о нем - чудовищем. И не только три ночи в месяц. На Рождество они сидели в гостиной у Молли и Артура, под тягучую песню Селестины Уорбэк. И Артур украдкой сжимал колено Молли, вытиравшей слезу. У Рона и Гермионы уши были пунцовые - и понятно было, что их руки под столом вряд ли ведут себя целомудренно. Гарри и Джинни сидели у камина, влюбленные и счастливые. А Ремус чувствовал, как ему мучительно смотреть на это. Им с Тонкс не стоило сюда приходить. Они должны были знать, как все будет - намеки Молли: - Ну, чью свадьбу мы сыграем первой? Наверное, по старшинству? Тонкс улыбалась и делала вид, что наслаждается вечером, но иногда, когда она думала, что на нее никто не смотрит, взгляд у нее становился невыносимо грустным - и Ремус знал, что если ему тяжело, то каково же ей? Что ты делаешь с ней, думал он, почему ты не можешь быть для нее тем, кто ей нужен? Не можешь... или не хочешь? Это ведь так легко - сделать ее счастливой. Попросить ее выйти за тебя замуж, ты даже уже не безработный. И если ей не нравится, что ты видишься со Снейпом - перестань с ним видеться, что тебе стоит? Но он все еще ничего не делал для этого. Как будто усилие, которое было необходимо сделать, натыкалось в нем на какое-то препятствие. Тонкс было так легко любить. Так легко было представить их совместную счастливую жизнь - она чудесный человек, с ней ему будет хорошо. Ему было страшно об этом думать. Страшно потому, что это *хорошо* - было не то хорошо, что он хотел для себя. В какой-то из моментов, когда Ремус остался наедине с Артуром, тот спросил: - Нервничаешь? Так бывает. Кажется, что не можешь расстаться со своей свободой... даже когда любишь. Но сделай шаг - и тебе сразу станет легче. Ремус улыбнулся. Да, Артур-то уж точно не жалел о своем решении. А потом в компании заговорили о Снейпе. Они говорили о Снейпе, а Ремус думал, что никто из них ведь не знает его. Не знает так, как Ремус. Не видел, как Снейп умирал там, в больнице, в залитой солнцем палате для безнадежных. Не видел, как он держался из последних сил, не выдавая ничем, как ему трудно, когда варил для Ремуса зелье. Не догадывался, чего ему стоило принятое решение - потому что он был слишком сильным, чтобы просто сдаться и умереть. Никто из них не был со Снейпом в ночь полнолуния - не видел тощего черного
волка с беспокойными глазами. Не приходил в себя утром, чувствуя боком
горячее плечо Снейпа. И с этим было ничего не поделать. Они с Ремусом были связаны. Письмом Альбуса или решением Ремуса - но результат был один. Ремус уже не сможет вычеркнуть Снейпа из своей жизни. Несколько раз он сжимался от страха, думая, что Тонкс скажет вдруг:
Но она ничего не сказала. Возвращались домой они в молчании. Ремус чувствовал стыд и отчаяние
- но что он мог изменить? Или что он хотел изменить? А Снейп... они даже не были друзьями. Он так ничего и не сказал ей. В доме Тонкс вдруг отважно и настойчиво накинула ему руки на шею - и целовала его со страстью, которая была необычно сильной даже для нее. И его тело среагировало, он потянулся к ней - и им было хорошо, так хорошо, как могло бы быть, будь Ремус нормальным, не ущербным. Потом они лежали в объятиях, нагие и потные, и Ремус скорее угадал, чем услышал, как она шепчет, уткнув лицо в его плечо: - Я люблю тебя, Рем. Он хотел бы сказать то же самое, но мысль о том, как все изменит этот шаг, только он один отделяет его нового курса его жизни, остановила его. Он промолчал, притворившись спящим. "Люпин, Он смотрел на этот кусок пергамента - в какой-то момент Ремус начал подозрительно относиться к письмам - и не знал, заставляют его эти строки чувствовать страх или радость. С того вечера у Уизли, придавленный чувством вины, он так и не появлялся у Снейпа. Это было нелогично, но в жизни Ремуса уже ничего не подчинялось логике. Он ничего не обещал Тонкс, так что он мог бы вести себя, как раньше. А так... Глупее не придумаешь. И ее не сделал счастливее, и сам ничего не решил. Впрочем, Снейп, наверное, даже не заметил его отсутствия. Он всегда себя так вел, словно ему приходилось мириться с визитами Ремуса. А время принимать Wolfsbane еще не наступило. Но Снейп позвал его. И Ремус не отказался. Он ничего не сказал Тонкс; просто не пришлось к случаю. Она редко навещала его с той ночи - Ремус ненавидел себя за мысль о том, что испытывает почти облегчение. Он просто аппарировал в назначенное время на Спиннерс Энд. Странно, он не сознавал, как сильно скучал, пока снова не оказался в этом доме, в этой гостиной с зияющими дырами проданных книг. Это был неуютный дом, а его владелец, худющий и такой бледный, словно он никогда не выходит на улицу, был еще более неприветливым. С чего бы Ремусу радоваться при виде Снейпа? А он радовался? На этот раз в котле на огне ничего не кипело и не томилось. Напротив, все было чисто убрано, только прозрачный высокий флакон стоял на столе. И Снейп весь светился от гордости. - Это оно? Ремус улыбнулся - скрывая за улыбкой растерянность. Каждый раз, когда Снейп вот так делал шаг вперед, словно признавая существование чего-то похожего на дружбу между ними, он терялся. Он мог бы спросить что-то забавное и глупое - например, "В каком
возрасте ты потерял невинность?" Или что-то важное и болезненное:
"Как ты живешь после всего, что тебе пришлось сделать?" - Тебе не будет все равно, если я перестану приходить за зельем сюда? Он уже почти решил, что так и сделает, видел в этом свою ответственность перед Тонкс. Он должен был стать таким, как она хотела. И если ради этого нужно было разорвать их начавшуюся близость со Снейпом - он должен сделать и это. Снейп переменился в лице. Всего лишь на мгновение - коротко закушенные губы, на миг ставшие совершенно черными глаза. А потом - он всегда хорошо владел собой - Снейп справился, надел маску привычного равнодушия. - Кажется, Люпин, я предлагал тебе посылать его по почте... Но было уже не важно, что он скажет. Потому что свой ответ Люпин получил. И внезапно он понял, как стоит перед Снейпом, очень близко, и обнимает его. Тот был худым и очень напряженным в его объятиях - как натянутая струна. А потом вдруг сломался, схватил Ремуса за руки - но не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы притянуть ближе. Как будто ток прошел между ними - они оба ожили, и их рты соединились, в молчании, отчаянно. В этом не было осознанного усилия, необходимого, чтобы преодолеть расстояние - как Ремусу всегда приходилось делать с Тонкс. Напротив, ему приходилось делать усилие, чтобы сдержаться. Он встретил взгляд Снейпа и понял, что сдерживаться не надо. Черные глаза были очень близко, а худые пальцы скользили по его рукам, словно проверяя, настоящий ли он. И Снейп выглядел потрясенным, а губы у него были разомкнуты, словно он ждал, что Ремус еще раз поцелует его. Ремус поднял руки, дотронулся до его щек - и начал снова целовать его. Он понял, что падает, летит в пропасть, не может остановиться, но это было так хорошо, и Ремус не хотел ничего менять. Он не хотел останавливаться, потому что знал, что уже не сможет вернуться к прежней жизни - той, где он не знал, как сильно Снейп может обнимать его - потому что та, предыдущая жизнь казалась бесцветной и ненужной. Именно так, как говорил Джеймс. Только он пришел бы в ужас, если бы узнал, с кем Ремус наконец-то понял это. И не было стыда, не было страха, и Ремусу казалось, что он всегда знал, как это будет естественно. Избавиться от мешающей одежды - ему казалось, что он по-новому узнает тело Снейпа, которое он видел столько раз, когда они раздевались и одевались в полнолуние. Острые лопатки под его ладонями, и напряженные соски, впалый живот и дорожка волос, ведущая к паху. И горячий, гладкий член в его ладони. И Снейп, задыхаясь, жарким ртом спускался вниз по его груди, целуя соски и ребра, и живот - еще ниже, оказался на коленях перед Ремусом, и это было самое эротическое зрелище, которое тот только видел в своей жизни. Он выдохнул с усилием, когда Снейп обнял ртом его член. Худые пальцы стиснули его ягодицы, притягивая ближе, и это было бесстыдно, и еще больше возбуждало. Ремус не хотел думать ни о чем в этот миг. Он лишь хотел, чтобы все это произошло - ему нужно было завершение, нужно было все, что он мог ощутить и запомнить - рот Снейпа на его пенисе, острые плечи Снейпа под его руками, волосы, щекочущие его бедро. Он запрокинул голову, протяжно застонав и не стыдясь этого звука - и губы Снейпа еще плотнее сомкнулись вокруг его члена. После этого - он помнил, как Снейп растянулся на полу - прямо в гостиной, на их смятых мантиях, в небольшом пространстве между столом и очагом, и Ремус склонялся над его пахом, и пальцы Снейпа конвульсивно сжимались на его волосах. Он помнил, как Снейп водил рукой вдоль его позвоночника, а его другая рука сжимала вновь поднявшийся член Ремуса. И в этом было какое-то безумие - в том, как их зубы сжимались на сосках друг друга, руки бесстыдно закапывались в пах, как Снейп облизал два пальца, проникшие затем в анус Ремуса, и там, внутри, прикоснулся к чему-то, что заставило Ремуса задрожать и почувствовать, как его тело прогибается дугой наслаждения. И даже когда их тела почти перестали реагировать друг на друга, они все еще не могли расстаться, лежали рядом, переплетя руки, нога Ремуса между бедер Снейпа. И Ремус думал, что так ему хотелось бы остаться навсегда. Чтобы никогда не пришлось возвращаться в реальную жизнь - жизнь, которую он так замечательно профукал. Он хотел остаться здесь, в этом почти вымышленном мире, где его телу так хорошо, а его разуму так спокойно. Он знал, что так не может продолжаться - уж кто-кто, а Снейп вряд ли был человеком, рядом с которым спокойно. Но даже это почти не имело значения. Меж ночей полнолуния, когда они так хорошо понимали друг друга, редких моментов взаимопонимания в их разговорах - и вот *этого* - Ремус мог бы быть счастлив. И он мог бы произнести слова, которые никогда не сказал Тонкс - произнести
их, прижав губы к плечу Снейпа - так, чтобы тот не расслышал. Никто не узнает... Он сможет вернуться к Тонкс... и все будет по-прежнему.
"Прости меня, Рем. Ремусу стоило привыкнуть, что получение писем не означает для него ничего
хорошего. Он знал, что ему нужно сейчас предпринять. Быстро - плюхнуться на колени перед камином и начать искать, заглядывая во все дома друзей - к Уизли, к Хмури, к друзьям-аврорам Тонкс. Спрашивать, объяснять, умолять помочь. "Не ищи меня..." Он слишком хорошо знал ее, чтобы верить этим словам. Если он найдет ее, если попросит прощения - все еще можно будет исправить! Они могут быть вместе, могут быть семьей, у них будет ребенок... Да уж, Снейп ему ребенка не родит, это точно. И от этой циничной и жестокой мысли Ремуса вдруг разобрал истерический смех. Рука судорожно сжалась на оставленном Тонкс письме. Он смеялся, пока слезы не полились у него из глаз, а потом перестал смеяться и только молча смотрел в огонь. Он не может вернуть ее. Не может, потому что не может пообещать ей, что он будет тем, кого она хочет. Он не сможет забыть то, что вошло в его жизнь - и только сегодня он понял, как это важно. Браво, Ремус Люпин. Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Ты отказываешься от женщины, которая тебя любит... отказываешься от своего ребенка. Ради чего? Ты даже не можешь ответить, ради чего. Что ты получишь взамен? Снейпа? Смешно... Ремусу больше не хотелось ни смеяться, ни плакать. - Ты не торопился с визитом. И один шаг вперед, и губы у Снейпа были тонкими и сжатыми, и зубы как непреодолимая преграда, о которую Ремус ранил свой язык. И вдруг, мгновение спустя, рот стал горячим и щедрым, и все снова стало на свои места - два тела очень близко, грудь к груди, пах к паху - и странно было, что кто-то такой худой и острый, как Снейп, может быть таким удобным для объятий - как будто тело Ремуса отчаянно скучало по этому ощущению. И ускорившееся дыхание Снейпа, и непримиримо-жгучие глаза, затуманивающиеся и ставшие слегка растерянными - как будто Снейп в кои-то веки не знает, что делать, не контролирует ситуацию - как Ремус ждал всего этого... Ради этих мгновений можно было простить себе тот ужасный, неверный выбор, что он сделал - выбор, который заставит отвернуться от него многих, если не всех. Можно было простить себя за то, что он отказался - от Тонкс, от семейного счастья. Он не отказывался от ребенка, но разве этого было достаточно... Он только знал, что больше не может лгать. Если твоя собственная жизнь не имеет для тебя смысла, можешь ли ты сделать другого счастливым? Возможно, это было его несчастье, что, как оказалось, его жизнь имеет смысл только рядом с Снейпом. Но сейчас Ремус не хотел об этом думать. Он услышал короткой вздох Снейпа. Снейп мог сколько угодно играть свою роль, притворяясь, что ему никто не нужен - но он ждал Ремуса. И Ремус знал, что он нужен - не только в ночь превращения, но и волком, и человеком. И Снейп был нужен ему. - Скоро взойдет луна. Надо раздеться, если ты не хочешь загубить свою
одежду, Люпин. |
||