Не счастливые воспоминания
(No Happy Memories)
Автор: Amanuensis
Оригинал: здесь
Переводчик: Glorydale
Разрешение на перевод: получено
Бета: Galadriel
Pairing: Гарри/Сириус
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst
Краткое содержание: Сможете ли вы всю жизнь прожить за один день?
Дисклеймер: Все авторские права на персонажей этого произведения принадлежат г-же Роулинг. Ни автор, ни тем более переводчик не претендуют на них, а данное произведение создано и переведено исключительно для личного пользования, ну и еще для того, чтобы попортить нервы паре тройке знакомых. Никакой выгоды мы не извлекаем. Претензии не принимаем. В судах не участвуем. Короче, если что, мы вообще ни при чем. =)
Примечания автора: Этот фик является частью 'Canis Major' Гарри/Сириус Фик-Феста. Вызов: 24. Война закончилась, но Петтигрю умер, и с ним единственное доказательство того, что Сириус невиновен. Его приговорили к поцелую дементора, но предоставили право последнего желания. Сириус попросил провести сутки со своим крестником. (Нимори)
Предупреждение автора: очень тяжелый для восприятия фик. Во всем винить Нимори.
Девять часов утра:
- Мы можем уйти прямо сейчас.
- Нет, Гарри.
- Я упаковал вещи. Они спрятаны на чердаке. Мы можем бежать прямо сейчас…
- Гарри, нет.
- И у нас будет форы почти сутки, они не сразу поймут, что мы покинули дом...
- Гарри…
- Это может сработать, Сириус, правда! Ты по себе знаешь, каково это - быть в бегах, мы можем использовать магию, чтобы изменить внешность!..
- Гарри, - Сириус Блэк сжимает руку крестника. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль, и тем не менее, это заставляет Гарри умолкнуть. - Нет.
Гарри закусывает губы, чтобы они не дрожали.
Сириус мягко продолжает:
- Я не хочу провести этот день в спорах о том, надо нам бежать или нет. Для меня бегство закончилось, - он качает головой. - Хватит уже.
С момента окончания процесса Гарри пытался понять этого нового Сириуса. Это не тот Сириус, который сбежал из Азкабана, чтобы отомстить. И не тот Сириус, который выжил, питаясь крысами, и устроил безрассудный побег на спине приговоренного гиппогрифа.
Хотя это тот Сириус, что сразу же после побега рискнул прийти взглянуть на своего тринадцатилетнего крестника, - посмотреть, что сталось с мальчиком, за которым он должен был присматривать.
Это Сириус, который думает в первую очередь о Гарри.
Это Сириус, встречающий свою судьбу со спокойствием и решимостью, которые пожирают Гарри изнутри.
Он смотрит на своего крестного, здесь, в гостиной дома, завещанного ему Сириусом, - дома, в котором они мечтали жить вдвоем три года назад.
Вместо этого у них есть только один день.
Десять часов утра:
Гарри дает выход эмоциям, зная, что это неизбежно, и желая покончить с этим, чтобы спасти сегодняшний день. Он увещевает. Он выкрикивает проклятия, уже в который раз после окончания суда, проклинает стражу Азкабана, что пропустила к Петтигрю посетителей, проклинает выжившего безымянного последователя Волдеморта, который обманул их бдительность и убил Петтигрю в его камере. Проклинает самого Петтигрю, почти машинально.
Проклинает судью, который не принял его свидетельские показания на основании того, что он повторяет это с чужих слов. Проклинает бюрократов, которые решили отменить допрос с применением Веритасерума из-за того, что слишком много подпольно изготовленного антидота было обнаружено после победы над Волдемортом. Проклинает обвинителя, адвоката, присяжных, того богом проклятого психопата волшебника, который создал Дементоров много лет назад.
Когда у него заканчиваются проклятия, он начинает плакать. Сириус пытается его успокоить, и Гарри проклинает себя за то, что причиняет боль крестному. Из всех дней именно сегодня. Он отталкивает Сириуса.
Гарри идет в ванную, умывается, выходит и просит прощения.
Сириус смотрит на него и кивает в ответ.
Они стараются не думать, как быстротечны эти двадцать четыре часа.
Одиннадцать часов утра:
- Ты голоден?
Сириус задумывается. В общем-то, он размышляет не столько над ответом, сколько о том, стоит ли вообще тратить время на еду.
- Пока нет.
- Я... хочу познакомить тебя кое с кем, - Гарри встает и произносит в пустоту: - Добби?
С хлопком появляется домашний эльф.
- Да, Гарри Поттер?
- Добби, это Сириус, мой крестный.
- О, да, - отвечает домашний эльф. - Добби всё слышать о вас, мистер Блэк! Добби хотеть сказать, как он сожа...
Гарри обрывает его.
- Пожалуйста, Добби, сейчас не время…
Добби выглядит смущенным.
- Да, конечно, неразумный Добби.
После такого заявления Сириус ждет, что домашний эльф побежит биться головой о стену, или прищемит пальцы дверью, ну или что-то в этом роде. Добби же просто с раскаянием смотрит в пол.
- Это твой собственный домашний эльф, Гарри?
- Нет. Добби мой друг. И я ему плачу за сегодня, - Гарри засовывает руки в карманы, как будто хочет скрыть смущение, и говорит: - Все, что ты ни пожелаешь сегодня из еды - просто скажи об этом Добби. Он приготовит или доставит это. Все, что угодно.
Сириус понимает, о чем думает сейчас Гарри: единственное, что он может сделать для крестного - достать любое блюдо в последний день его осмысленной жизни.
Поэтому он улыбается и говорит:
- Спасибо, Гарри. Спасибо, Добби.
И, если подумать, то есть кое-что, чего он не ел целую вечность.
- Как думаешь, ты сможешь приготовить суп Миллигатони, а, Добби?
Добби поднимает голову, его глаза блестят.
Полдень:
Они едят восхитительный пряный суп Миллигатони и еще несколько блюд, которые заказал Сириус: чипсы с соусом чили и сыром. Пьют" Гиннесс" темное. Затем сливочное печенье с "Нутеллой". Спелую черную смородину. И особый сорт зеленого чая, который до этого Сириус попробовал лишь раз, в ресторане отеля на Ямайке.
Час дня:
Сириус выходит с Гарри на улицу, на задний двор - погода будто делает им одолжение: сегодня нет дождя, всего лишь облачно - и переходит к тому, ради чего он попросил провести этот день со своим крестником.
Джеймс сам научил бы Гарри и этому, и многому другому - если бы был жив.
Сириус подвел Гарри слишком во многом. Перед смертью он должен дать своему крестнику хотя бы это.
- Я... У меня не получается.
- Не усердствуй так. Думай об этом, как о прикосновении кончиками пальцев, а не всей ладонью.
Гарри сильно прикусывает губу. Что, если у него не получится? Это так много значит для Сириуса. Он готов сделать что угодно - даже потратить на это всю ночь, если потребуется. Но Сириус говорит, что усердие в данном случае не поможет.
Он глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться и справиться с комом в горле.
- Я узнаю, во что превращусь, когда у меня получится?
- Ты узнаешь, когда… а, понимаю. Сперва ты можешь и не узнать. Если у тебя получится превращение, это значит, что ты сделал все практически бессознательно. Чувства и ощущения поначалу не кажутся странными. В первый раз я понял, что у меня получилось, когда осознал, что стал гораздо ниже, чем должен был быть. Желание погрызть кость или что-нибудь еще показалось мне тогда совершенно естественным. Я понял, какую форму принял, только когда Ремус опустился рядом на колени и начал гладить меня, как обычно гладят собаку, понимаешь? Не так, как если бы я был змеей или муравьедом или…
- Или дикобразом.
- Естественно, нет.
У Гарри стало получаться. Сириус не хочет довести его до изнеможения и поэтому делает перерыв.
Три часа дня:
Сириус усаживает Гарри и просит его посмотреть с ним его любимый фильм: "Doctor Strangelove", который Гарри никогда до этого не видел. Ради Сириуса Гарри старается сосредоточится на фильме.
Он не может поверить, насколько смешной этот чертов фильм.
Оба молчат во время последних сцен фильма. Хотя сам фильм закончился, и на экране под веселую песню бегут титры, ни один из них не решается встать и выключить магнитофон до того, как они закончатся.
Пять часов вечера:
- Ага, примерно так. Чувствуешь это?
Гарри сидит по-турецки на траве, глаза закрыты, он сосредоточивается.
- Ага. Я думаю... Я думаю, да. Но это... приходит только как вспышки.
- Ничего. У тебя уже немного получается. Я не стал анимагом за один день, но уже тогда я понял, что надо делать, как именно тренироваться. У тебя все получится, Гарри. Мы еще поработаем над этим.
Сириус видит, как поникает голова Гарри. Он произносит:
- Я знаю, ты бы хотел, чтобы у тебя получилось уже сегодня. Ради меня. Пожалуйста, не… - он замолкает, зная, что Гарри понял его, и не хочет тратить хоть мгновение этого дня на пререкания.
Семь часов вечера:
Добби осторожно входит и спрашивает, будут ли они ужинать. Гарри чувствует себя вымотанным, но не голодным. Сириус также отказывается от еды.
Еще лето, но уже чувствуется приближение вечера.
Восемь часов вечера:
Оба сидят на кушетке. В музыкальном центре коллекция песен "Битлз" - тот альбом, у которого на буклете синяя кайма.
- ...из книг ничего важного не узнаешь, так всегда говорил твой отец. Знаешь, как заставить гринготтского гоблина сделать тебе одолжение? Или как завязать для официальных приемов бабочку, а не просто галстук? Или как определить состояние подержанного мотоцикла, до того, как тебе его продадут?
Гарри отрицательно качает головой.
- Хорошо. Посмотрим, как много из всего этого я смогу вспомнить. В первую очередь, запомни: ни один гоблин не устоит перед огневиски, смешанным с лимонадом...
Девять часов вечера:
- ...И если ты пытаешься произвести на кого-то впечатление, ты всегда можешь подкупить метрдотеля. Никогда не делай вид, что они забыли зарезервировать столик, это самое избитое оправдание в мире. Тебе нужно всего лишь взять его за руку, незаметно вложив в нее двадцатку, никак не меньше, - вроде как это простое рукопожатие. Дай мне руку, я тебе покажу.
Гарри машинально протягивает руку. Сириус берет ее.
- Вот так. При этом надо сказать: "Пожалуйста, я буду очень признателен, если вы сделаете все, что в ваших силах. Это особенный вечер для нас". Все шансы за то, что это сработает. Девушки от такого просто тают.
Гарри смотрит на крестного, который все еще не выпустил его руку. Но взгляд Гарри прикован к глазам крестного, а не к рукам.
- Мне не интересно, как произвести впечатление на девушку.
- Ну, тебе… - Сириус вовремя останавливается, чтобы не произнести "когда-нибудь будет".
Гарри семнадцать. Он уже не ребенок, чтобы считать девчонок противными.
- Ну, - произносит Сириус, все еще не отпуская руки Гарри, чувствуя, что сейчас это будет неправильно, - ничего страшного. В любом случае пригодится знать, как подкупить метрдотеля, кого бы ты... ни пытался впечатлить.
Он замолкает. Гарри все еще не отводит взгляда.
- Ты кое-что упустил, - наконец произносит он.
- Разве?
- Ага. Как завязывать бабочку.
- О... Точно. Ты... - он отпускает руку Гарри и поднимается. - Я думаю, здесь должна быть одна.
Наверху, в самой глубине шкафа, Сириус находит черную бабочку, которая старше, чем Гарри. Он становится за спиной Гарри перед зеркалом в человеческий рост, протягивает руки и берет концы галстука. - О'кей, смотри внимательно.
И Гарри внимательно смотрит.
- Покажи мне еще раз.
Сириус развязывает галстук и повторяет все сначала.
Гарри поворачивает голову и целует внутреннюю сторону запястья Сириуса.
Просто легкое прикосновение губ. Но это невозможно ни с чем спутать.
Сириус замирает. Не шевелится.
Гарри поворачивается внутри кольца рук Сириуса.
Сириус открывает рот, чтобы произнести "Гарри".
Видит выражение лица Гарри.
Закрывает рот. Нервно сглатывает. Обнаруживает, что губы пересохли.
Гарри целует его в губы.
Все, что они делают сейчас, - это не говорят.
Сириус не говорит: "Гарри, это неправильно. Это не то, чего ты действительно хочешь".
Гарри не говорит: "Это то, чему я хочу научиться у тебя".
Они не произносят ни слова, потому что все это чепуха, и они оба знают это.
Сириус также не говорит: "Не делай этого из жалости ко мне, просто потому, что я перестал думать о тебе как о сыне с того момента, как впервые увидел тебя три года назад". Он знает, Гарри никогда не сделал бы этого из жалости. Он слишком простодушен.
И Гарри не отвечает: "Не говори мне, что я еще молод для того, чтобы знать, что я хочу". Он знает, Сириус не считает его ребенком.
В этот момент они не думают даже о Джеймсе... разве что стараясь дать друг другу понять, насколько они не думают о нем, пусть даже это немного странно. Но это так.
Вместо этого Сириус пристально смотрит на Гарри. Когда он заговаривает, его голос срывается:
- Гарри... Прошу. Подумай об этом. Ты именно это хотел бы запомнить? - слова звучат не так, как он произнес бы их всего лишь минуту назад.
Гарри широко раскрывает глаза, они блестят от наполняющей их влаги.
- Господи, Сириус, что ты говоришь? Как ты можешь … - он сжимает руки крестного.
- Нет - не то, как ты хочешь запомнить меня. Нет. Это… Ты же… Проклятие, Гарри, ты чертовски молод для того, чтобы вспоминать потом умершего возлюбленного, черт, ты что, не понимаешь этого? Я… я не могу!..
Гарри прижимается к Сириусу. Заставляет его замолчать поцелуем. Не замечая, как плачет, пока целует его.
А Сириус всего лишь оболочка. Он знает об этом еще с восьми утра сегодняшнего дня.
Он притягивает Гарри к себе и отвечает на поцелуй с яростным отчаянием.
Две пары губ, слившиеся в жадном поцелуе, два тела, сплетенные в объятии и старающиеся дотронуться друг до друга везде и сразу, задыхающиеся от сочетания болезненного желания и горя, наполняющего этот день. Обоим кажется, что они чувствуют это друг у друга на коже, так же, как Сириус чувствует солоноватый вкус слез Гарри.
Оба знают, знали, - тщательно охраняемая тайнав самом дальнем уголке разума - весь этот день вел именно к этому. Сириус хотел провести свой последний день на земле с Гарри не потому, чтобыл должен это ему, или даже Джеймсу, но потому, что они оба этого хотели и собирались это получить, несмотря на то, что каждый ход в этой богом проклятой шахматной партии под названием мир отделял их друг от друга.
Но не только тайные желания говорят в них сейчас - Сириус все еще пытается держать под контролем требования разума, плоти и сердца, в то время как Гарри наощупь расстегивает пуговицы его рубашки. Пока юноша пытается подтолкнуть Сириуса к кровати, тот опять взывает к разуму:
- Гарри, Гарри, пожалуйста, посмотри на себя - на самом деле ты не этого хочешь. Ты так думаешь, но это не так, Гарри, посмотри, ты плачешь, я не могу позволить тебе…
Гарри перестает тянуть на себя Сириуса, а вместо этого бросается к нему. Сам. Прижимается к его груди.
- Я должен, - задыхаясь, произносит он. - Я должен плакать. Я не... не хочу, чтобы это были счастливые воспоминания, Сириус. Замечательные, стоящие - вот чего я хочу... да. Но не счастливые, - он целует Сириуса, его лицо мокро от слез. - Если это будут счастливые воспоминания, Сириус, они... они смогут отобрать их. Когда они придут за тобой, я не хочу, чтобы они забрали это у тебя. Я хочу, чтобы они были с тобой до самого.. пока они...
Сириус сжимает его в сокрушительном объятии.
- Никогда, - рычит он. - Никогда они не заберут этого у меня. Только не это. Не тебя, - он опять целует Гарри, снова и снова, почти грубо. С животной страстью Сириус, наконец, поднимает Гарри и несет его к кровати, опускает на нее и начинает раздевать, обнажая юную плоть, натренированные квиддичем мускулы, полоску черных волос на груди. Постепенно разум берет верх над чувствами, к Сириусу приходит понимание того, что этот красивый мальчик на постели хочет его даже таким, как он есть, не потому что он романтик, готовый принести великую бескорыстную жертву или сыграть роль в слащаво-трагичной истории, что навсегда останется в людской памяти - а просто потому, что это Гарри, и он хочет этого, пока он окончательно не потерял Сириуса.
Дикий зверь в нем успокаивается.
- Ты когда-нибудь... - спрашивает Сириус и не может закончить фразу. Боже милосердный, пусть он не будет девственником. Прошу тебя.
Гарри утыкается лицом в шею Сириуса, но не для поцелуя. Сириус чувствует слезы.
- Пожалуйста, не сердись. Я не хотел тебе рассказывать, но я должен. Только не сердись, прошу, - Гарри запинается, у него ком в горле. - После суда. Когда я выяснил, что твоя последняя просьба была провести этот день здесь, со мной. Я попросил Чарли Уизли.
Сириус встречал его. Но прежде чем он успевает задуматься о своем отношении к такому признанию, Гарри продолжает:
- Я сказал ему, что хочу быть с тобой. И я боялся, что ты откажешься, потому что я девственник. И что я не буду знать, что делать, или все будет ужасно, потому что я никогда… Чарли гей. И он симпатичный. Я…- еще одна пауза. - Я не хотел говорить тебе. Господи. Ты меня ненавидишь теперь? Я попросил Чарли научить меня, потому что не хотел, чтобы ты подумал, будто я попросил тебя об уроке. Потому что ты не стал бы, если бы так подумал. Господи. Ты, наверное, ненавидишь меня…
Сириус знает, что надо делать. Он закрывает Гарри рот поцелуем.
Долгое время после этого не не произносится ни единого слова.
Они разрываются между желанием сделать все неторопливо и двигаться как можно быстрее. По молчаливому согласию, когда один из них начинает задыхаться, другой замедляет свои движения, ища другие способы продлить наслаждение. Сириус лижет соски Гарри снова и снова, вначале быстро, но стоит им превратиться в два болезненно напряженных комочка, он замедляет ласку, отчего Гарри стонет и вцепляется в плечи Сириуса, приподнимает бедра, вжимаясь в живот крестного. Сириус продолжает исследовать тело Гарри, двигаясь вниз, проводит языком по животу, намеренно не прикасаясь к его члену, медленно поглаживает его бедра и ласкает языком пальцы ног Гарри так, что тот вскрикивает.
Гарри становится на колени и берет в руки член Сириуса. Он двигает по его длине обеими руками, нежно, глядя в лицо Сириусу, как будто спрашивая: "Тебе нравится?". Сириусу явно нравится, Гарри перестает беспокоиться об этом и старается ласкать член Сириуса так, как ласкал бы сам себя.
Он медленно опускается на живот, устроившись между ногами Сириуса, и берет его член в рот, смакуя вкус плоти и малейшую дрожь бедер Сириуса. Он облизывает яйца Сириуса, осторожно втягивает каждое из них в рот и нежно посасывает. Сириус шипит, но Гарри знает, что это от удовольствия, и продолжает.
Сириус зарывается руками в волосы Гарри, но не для того, чтобы контролировать его движения или оттолкнуть, а чтобы чувствовать каждое движение, пока тот сосет его член. Он стонет, но не закрывает глаз, чтобы иметь возможность видеть лицо Гарри, как его рот открывается шире, чтобы вобрать в себя больше плоти, как розовый язык пробегается по нижней стороне члена. Глаза юноши наполовину прикрыты, отчего у него становится вид расчетливого соблазнителя. Сириус почти всхлипывает.
Услышав это, Гарри отстраняется. Скользит вверх за еще одним поцелуем. Двое мужчин исследуют губы друг друга, как будто пытаются найти в них что-то упущенное ранее: торопливые движения, сплетенные языки, смешавшаяся слюна. Так легко, игриво и так болезненно сладко, что это едва не приводит их к финалу.
Для Гарри быстрее самому сходить в ванну и принести бутылочку со смазкой, которую он положил туда, нежели искать палочку и призывать чертов пузырек заклинанием. Он падает обратно в объятия Сириуса, чтобы получить еще поцелуев, этих влажных от слез поцелуев, которые одновременно успокаивают, возбуждают и отзываются острой болью в сердце, как от ножевого ранения. Он хочет целовать Сириуса, но одновременно ему хочется с плачем упасть без сил; он просто не может поверить, что все предрешено, и это их единственная ночь.
На этой земле. Так он говорит себе, чтобы не сдаться. Гарри не знает, действительно ли верит в жизнь после смерти. Но сейчас он должен верить.
Оба не хотят неловким словом нарушить волшебство момента, и следуя невысказанной просьбе, в первый раз Сириус оказывается сверху. Лицом друг к другу. Сириус обнимает его, и затем одна рука соскальзывает к ягодицам Гарри, раздвигает их, смазанным пальцем лаская вход. Гарри дрожит, затем расслабляется и не издает ни звука, лишь тихо ахает. Сириус понимает, что Гарри сказал правду о том, что это с ним не в первый раз - но отнюдь не по тесноте, которая окружает его пальцы. Сириуса всегда раздражал миф о том, анальный секс каким-то образом навсегда расслабляет мускулы .
Когда Сириусу удается погрузить в Гарри три пальца, он останавливается, осторожно вынимает их и перекатывает Гарри на живот. Гарри разводит ноги и приподнимает зад, руки тянутся за подушкой, которую он кладет под подбородок. Поза настолько доверчивая, настолько эротичная и красивая, что Сириус боится испортить момент, поскольку не уверен, что охватившие его ощущения - это не подступающий оргазм. Но это не так, и он накрывает Гарри своим телом, и вначале помогает себе руками направить член. Найдя правильное положение, он кладет руки Гарри на плечи и медленно проталкивает головку члена внутрь. Гарри ругается и богохульствует, но для Сириуса это звучит как любовный сонет:
- О черт... Святый боже... черт... о Господи…
Погрузившись полностью, Сириус замирает, не двигаясь, уткнувшись лицом в шею Гарри и вдыхая аромат его волос. Он думает, что это, наверное, самый приятный запах, сейчас, в последние часы его жизни. Приятный даже для того, кто перевоплощается в собаку.
Сириус начинает двигаться, Гарри под ним тихо мурлычет, и Сириус знает, что он не сможет больше сдерживать себя. Он пытается сосредоточится, и с каждым ударом попадать по простате, хочет слышать, как Гарри стонет, и думает, что ему это удается, потому что Гарри снова стонет, а потом Сириус уже ни о чем не думает, он кончает глубоко в Гарри, вцепившись в него, и хочет дотянуться до члена Гарри и лаской довести его до оргазма. Однако Сириус не в состоянии оторвать своих рук от того места, где они обнимают Гарри, ладони лежат в ложбинке как раз над животом.
Когда Сириус вновь обретает способность дышать, он целует Гарри в шею снова и снова.
Когда ему удается выскользнуть из Гарри, он переворачивает крестника на спину и начинает ласкать его член, берет в рот, заглатывает до самого основания, зарываясь лицом в волосы в промежности, погружая головку глубже в горло. Гарри вскрикивает и кончает, сильно и так глубоко в горло, что Сириус почти не чувствует вкуса спермы на языке.
Оба падают на кровать, по-прежнему не произнося ни слова, нежно поглаживают друг друга, инстинктивно понимая, что эти ласки не затем, чтобы заново возбудить друг друга - для этого им достаточно всего лишь быть рядом. Они прикасаются друг к другу, целуются, чувствуя дыхание друг друга, обнимаясь, стараясь забыть, что они на самом деле два разных человека, которых завтра ждут разные судьбы.
Оба знают, что ни одного мгновения этой ночи они не потратят на сон.
Около двух часов ночи Сириус отпускает шутку о том, что неплохо бы попросить Добби принести устриц.
Гарри смеется. Потом начинает плакать.
Затем он снова целует Сириуса, двигаясь ниже, покрывает поцелуями тело своего любимого.
Семь часов утра:
- Пожалуйста.
Сириус обнимает Гарри и целует его очень-очень нежно.
- Нет, Гарри.
- Прошу, - он пытается сдержать слезы. Он хочет заставить Сириуса поверить в то, что это разумный план, а не фантазии растерянного ребенка с разбитым сердцем. - Скажи, что я у тебя в заложниках. Если они поймают нас, они ничего со мной не сделают. Я хочу быть с тобой. Прошу.
- Они знают, я никогда не буду угрожать тебе, Гарри. Это не сработает.
- Сработает. Они не будут рисковать! Проклятие, Сириус, это моя жизнь! И если я хочу провести ее в бегах вместе с тобой, это мой выбор! Черт подери, пожалуйста, позволь мне выбрать это!
Он садится, вкладывая в свои слова всего себя. Он знает, это его последний шанс, хотя он так же знает, что до этого никакие мольбы не могли убедить Сириуса.
И он никак не может понять, почему Сириус отказывается бежать.
Это не укладывается у него в голове.
- Гарри.
При взгляде на лицо Сириуса Гарри становится страшно. Потому что он видит не только спокойную решительность. Нет, у Сириуса вид человека, который хранит тайну. Ужасную тайну.
- Что? - шепчет он.
Сириус гладит Гарри по волосам.
- Ты, - говорит он, - самое замечательное существо на этой земле, и я люблю тебя, Гарри. И всегда буду любить. Ничто этого не изменит. Запомни это.
Гарри хочет повторить эти слова, сказать Сириусу то же самое. Но не может. Он видит, что Сириус еще не закончил.
- Гарри... - Сириус смотрит в окно на занимающийся день. - Ты сказал, что не хочешь, чтобы дементоры забрали у меня счастливые воспоминания вместе с душой, и я ответил, что они не смогут.
Гарри видит, как Сириус прикусывает губу, все еще не глядя на него.
- Ты ни разу не задумывался, как я вынудил их исполнить мою просьбу? Учитывая, что они не выпускали меня даже под залог перед судом?
Гарри смотрит на него во все глаза. Он знает, что не хочет слышать того, что собирается сказать Сириус.
- За мной никто не придет в восемь часов. Они не собираются применять ко мне Поцелуй.
Он замолкает. За окном слышна птичья трель.
- Они сделали это со мной вчера, до того, как я пришел сюда.
Гарри не двигается. Не дышит.
Теперь Сириус поворачивается и смотрит на него.
- Заклинание временного стазиса, единственный способ получить эти двадцать четыре часа, гарантия того, что я буду мертв, когда время истечет.
Внезапно он бросается к постели и обнимает Гарри.
- Поэтому все хорошо. Они не смогут отобрать у меня эти воспоминания. И это счастливые воспоминания, Гарри. Действительно очень-очень счастливые, - Сириус улыбается, но в ней нет и следа грусти, и от этого у Гарри из груди вырывается вопль, он вцепляется в Сириуса и кричит, как будто его убивают, и так и есть, часть него умирает в этот самый момент, они убили это в нем, как они убили Сириуса.
Сириус обнимает его и говорит:
- Ш-шш, ш-ш, не надо, Гарри, послушай меня, ты - лучшее, что со мной когда-либо происходило, и даже, если бы у нас было больше времени, вряд ли было бы лучше. Я хочу, чтобы ты верил в это, знал это, ш-шш, прошу тебя, Гарри, не плачь, не плачь так...
Но Гарри падает в изнеможении, из груди вырываются всхлипывания, он больше не в состоянии держаться за Сириуса, последняя надежда предательски отобрана у него человеком, которого он любит больше всего на свете. Кровать пружинит рядом с ним, что-то тыкается ему в лицо, что-то шершавое и мокрое. Гарри понимает, что кто-то лижет его лицо, - это Мягколап. Пушистый Мягколап вытянулся рядом с ним и, поскуливая, вновь и вновь облизывает лицо Гарри, и мальчик перестает плакать, - кто же сможет остаться равнодушным, когда его лижут в нос и в щеки. Гарри судорожно вздыхает и стонет:
- Сириус...
Он лежит, пока Сириус слизывает слезы, продолжая тихо поскуливать, и Гарри успокаивается, потому что он должен. Он обнимает пушистое тело и прижимается к нему, не изо всех сил, а просто обхватывает его руками. Слезы Гарри подобны воде из колодца, который не утоляет жажду, и Мягколап продолжает лизать его лицо, и это успокаивает Гарри лучше любых слов. Он лежит, не шевелясь, пока Мягколап слизывает соленые водопады, которые струятся из глаз мальчика.
Мягколап поскуливает.
Тыкается носом Гарри в подбородок.
На самом деле Гарри не слышит и не чувствует, как это происходит. Наконец, он понимает, что слезы вновь струятся по его лицу, но их больше никто не слизывает.
- Мягколап? - произносит он с трудом.
Пушистый комок рядом с ним дышит - и только.
- Сириус?
Гарри поднимает руку, чтобы погладить эту черную голову.
- Сириус.
Он проводит рукой по влажному носу собаки, чувствует ее слабое дыхание.
- Нет.
Мягколап не двигается.
- Нет.
Он хочет сказать что-то еще. Он хочет сказать: "Ну, давай, Магколап, не лежи просто так, продолжай, мне понравилось. Не игнорируй меня, Сириус, я ненавижу, когда ты так делаешь, когда ты хочешь мне что-то сказать, но в последний момент передумываешь и притворяешься, что не слышишь, как я обращаюсь к тебе, думаешь, я не знаю, что происходит между нами - черт побери, Я ЗНАЮ; не думай, что я не понимаю, почему ты молчишь, но если я еще мальчик, это не значит, что я ребенок, я перестал им быть много лет назад, я думаю, я перестал быть им с того времени, как мне исполнился год от роду, и я знаю, чего хочу, и, что более важно, я знаю, что ТЫ хочешь, и это одно и то же, ну давай, мы уже выяснили это, видишь, теперь все будет хорошо, сейчас все должно быть хорошо потому что мы, наконец, сказали, мы сказали это, мы действительно сделали это, и поэтому теперь все должно быть хорошо, так что прекрати..."
- ...игнорировать меня, Я НЕНАВИЖУ, КОГДА ТЫ ТАК ДЕЛАЕШЬ! Черт тебя подери, Сириус!
Мягколап не двигается.
Из горла Гарри вырывается нечеловеческий стон, он подобен вою, и все же он не похож на него. Так, должно быть, звучит Непростительное заклятие, когда срывается с конца волшебной палочки, вот почему никто никогда не возражает, и не удивляется, почему за это дают пожизненное заключение.
Он утыкается лицом в бок Мягколапа, страшась посмотреть ему в глаза, увидеть остекленевший и безучастный взгляд, который будет преследовать его до конца его жизни. Но все же он должен знать, поэтому он смотрит, и, ох, это выглядит не так плохо. В конце концов, это просто глаза собаки, устремленные куда-то вдаль, да, но ведь собаки могут смотреть на что-то подолгу, тихо, как будто глубоко задумались именно об этой доске в заборе, или клочке травы, или бабочке, или, быть может, о чертовой поэзии Мильтона... Он опять гладит Мягколапа, рука сильно дрожит, слишком сильно, чтобы почувствовать, как поднимаются и опускаются от дыхания собачьи бока, черт подери, он хочет ощущать это дыхание, хоть что-то, чтобы убедиться в своей ошибке, хотя он знает, что это не так, и никакой самообман тут не поможет.
Он чувствует чье-то прикосновение. Чьи-то руки ложатся ему на за плечи. Почему он не слышал, как они подошли?... Голос произносит что-то, похожее на его имя. Кто-то садится рядом с ним на кровать, обнимает его.
- Он не хотел, чтобы ты его видел таким, - говорит Ремус. - Он сказал мне, что перевоплотится в Мягколапа незадолго до того, как это случится. Он хотел, чтобы нам всем было легче.
Гарри пристально смотрит на тихо дышащую собаку и шепотом спрашивает:
- Почему... почему он не перевоплощается обратно?
Ремус крепче сжимает его в объятиях.
- Теперь он таким и останется.
Гарри слышит, что Ремус пытается скрыть напряжение в голосе, но ему это не очень удается, в любом случае Гарри чувствует напряженность его рук, всего тела.
- Поцелуй дементора не может заставить анимага превратиться обратно. И он...не может сделать это сам. Он больше... не знает, как.
Они не двигаются. Долгое время. Теперь Гарри слышит звуки, доносящиеся из других комнат, с нижнего этажа. Конечно же, Сириус должен был сообщить всем точное время.
Он, вероятно, думал об этом, как о какой-то чертовой команде по спасению Гарри от самоубийства.
Ремус говорит:
- Позволь мне исполнить остальные его просьбы.
Он ждет от Гарри ответа. Ждет, что Гарри скажет ему, что все в порядке, что он может позаботиться об оболочке, что которая ранее была их другом.
Гарри кивает.
Ремус помогает ему подняться, берет одеяло с кровати, и крепко оборачивает им Гарри, точно хочет спеленать его, как будто это может остановить дрожь. Он приглаживает волосы Гарри одной рукой и говорит, - Сириус не хотел, чтобы ты видел это.
Гарри снова кивает головой. Последний взгляд на черного пса.
Таким он увидел его впервые, таким он видит его в последний раз.
Он разворачивается и выходит из комнаты. Не плакать. Не плакать.
Из-за спины до него доносится шорох движений Рема.
Он спускается по ступенькам, проходит мимо гостиной, откуда слышится шепот. Не заглядывая в гостиную, Гарри выходит через кухню на задний двор.
Утро опять облачное, но вчера не было дождя, и земля сухая. Он садится на землю, кутаясь сильнее в кокон из одеяла.
Думай о коконах и о том, что выходит из них.
Думай о Лунатике, Червехвосте, Мягколапе и Сохатом, и о том, о том, кто теперь остался один. О том, кто не был анимагом, и не мог контролировать свои превращения.
Думает о том, что друзья делают для друзей.
Он дотрагивается. Не тянет, не хватает, - как будто что-то лежит прямо перед ним, и все, что ему нужно сделать, - это прикоснуться кончиками пальцев.
Он представляет, как мокрый язык слизывает слезы у него с лица.
Одеяло падает на землю, и он перевоплощается.