Ordo Phoenicis

Автор: Morator, http://morator.livejournal.com
Pairing: Фенрир Сивый / Ремус Люпин, Северус Снейп / Вульф
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма (алхимический трактат в письмах).
Краткое содержание: Письма героев книг Дж.К.Роулинг открывают историю жизни Ремуса Люпина с новой стороны.
Предупреждение: насилие, изнасилование, дарк, смерть персонажей, нецензурная лексика.
Дисклеймер: все относящиеся к циклу о Гарри Поттере персонажи принадлежат Дж.К. Роулинг.
Размещение: с разрешения автора.

I.

"Мой дорогой друг!
После того, как я прочёл ваше последнее письмо, я не могу не поделиться с вами теми сомнениями, которые меня терзают. Вы пишите, что теперь, когда Альбус погиб, тем человеком, которому вы доверяете больше всего, являюсь я. Если это правда, то мне вас очень жаль, потому что вы, судя по всему, не можете быть искренним ни с кем. Ещё тогда, когда я пообещал вам помочь в этом эксперименте, попросив вас со своей стороны быть предельно честным со мной, и вы согласились, я начал чувствовать, что вы не держите своё слово. А я, чёрт возьми, хорошо разбираюсь в людях и сразу вижу, скрывает мой собеседник что-то от меня или нет. Так вот, вы от меня что-то скрываете. Я не буду читать вам лекции о дружбе и искренности, так как считаю это делом бессмысленным, однако мы, помимо того, что друзья, во что мне очень хочется верить, ещё и партнёры, и если вы со своей стороны нарушаете наш контракт, то с какой стати я должен быть ему верен? Поймите же, что я не могу вам помочь в этом деле до тех пор, пока вы мне лжёте. Так что решитесь - либо полностью откройтесь передо мной, либо так и оставайтесь наедине со своими скелетами, на что вы имеете полное право, но в последнем случае больше не рассчитывайте не моё участие в этом эксперименте. В любом случае, надеюсь, это не помешает нам остаться друзьями.
С наилучшими пожеланиями, Аберфорс Дамблдор"

"Милый Аберфорс!
Я прошу вас простить меня. Конечно же, я не был столь наивен, чтобы полагать, что я могу скрыть что-то от вашего проницательного взора. Те мои недоговорённости, которые столь явно для вас смердят неискренностью и ложью, являются следствием моего предположения, что многие из тех вещей, о которых мне тяжело рассказывать, не имеют отношения к делу, а потому о них можно умолчать. Теперь я вижу, что я ошибался. Я очень нуждаюсь в вашей помощи, Аберфорс! Я думаю, что вы единственный человек, который может мне помочь. Прошу вас, не бросайте меня! Обещаю вам, что я буду настолько открытым перед вами, насколько это возможно.
Преданный нашей дружбе, Ремус Люпин"

"Мой бедный Ремус!
Когда же вы научитесь снимать с себя свои маски и быть самим собой? Признаюсь, мне было забавно читать то самое ваше письмо. Я задал вам простой, прямой вопрос, и какой же я получил ответ? "Когда началась эта история? Право, это и для меня загадка. Быть может, в тот момент, когда, согласно догматам, была сотворена моя душа? Или же было нечто до этого? А может быть, она началась там, где находятся самые ранние проблески моей памяти? Но я не помню даже своего рождения, а коли так, то достаточно ли надёжна такая вещь, как память? И если эта история подобна линии, точками на которой отмечены её события, то не подведёт ли меня моя память, способная менять расположение этих точек в моём представлении?". Вы бежите от моего вопроса. Вы готовы закрываться любой софистикой и любыми красивыми фразами, только бы не говорить о том, чего вы стыдитесь. И самое печальное заключается в том, что вы и сами этого, похоже, не замечаете. Меня не интересуют ваши травмы рождения и пренатальные инграммы. Вы отлично понимаете, что я имею в виду, когда спрашиваю вас: "Когда началась эта история?"
И всё-таки не могу удержаться от того, чтобы не прокомментировать ваш текст. Так и представляю себе картину. Одинокий и непонятый Ремус Люпин, сидящий перед камином, в котором огонь обгладывает листы пергамента, обращая созданный чернилами мир в пепел. Отблески пламени отражаются в серых зрачках. Уставившись в одну точку, Ремус сидит неподвижно, погружённый в созерцание эстетичности своего положения (эстетичность - последнее прибежище проё*аной жизни), и окружающие скоро оставляют свои глупые попытки развеселить его, затянув в ничтожную суету повседневности. Наедине с самим собой Люпин представляет себе свою память склепом, в котором воспоминания смердят мертвечиной. Мне стоило больших усилий убедить его в том, что в его прошлом может быть много ценного, что должно быть глубже осмыслено и понято, но он так и не понял самого главного - я прошу его писать о прошлом не ради его прошлого, а ради его настоящего.
Не обижайтесь на старого ворчуна, Ремус. Вы же сами пишете, что сам процесс написания вами текста трансформирует вас. Вот ради этой трансформации я и прошу вас написать о своём прошлом. Когда началась эта история?
С искренней симпатией, Аберфорс"

"Я расскажу вам, когда началась эта история, мой друг.
Это случилось в Уэльсе, в поместье отца. У нас тогда было много гостей - отец приглашал их, чтобы устроить традиционную охоту на лис. Вряд ли маггловское высшее общество было интересно матери, но таков, видимо, был её уговор с отцом - она делала вид, а магглы, похоже, воспринимали её как Золушку, которую муж вытащил из безызвестности. Да, друзья отца и друзья матери были из двух разных миров. Те мечты и фантазии, о которых я уже писал вам, в то время уже полностью овладели мной. Светская суета дома позволяла ребёнку гулять в окрестностях поместья в одиночестве, не вызывая у родителей беспокойства. Особенно мне нравилось сидеть у реки, бросая в воду камешки и грезя об алых крыльях. И вот однажды меня выдернул из созерцания чей-то грубый голос. В то время человеческий облик Сивого ещё не был столь обезображен, однако я сразу почувствовал в нём что-то отталкивающее. От него пахло грубостью. Это была даже не столько внешняя грубость телосложения, лица и голоса, сколько та грубая сила, которую я ощущал внутри него. Мне было страшно находиться рядом с ним, потому что я почти ощущал, как тяжёлый, заляпанный дерьмом сапог вот-вот начнёт топтаться в моей хрупкой душе. Однако я был достаточно храбрым для того, чтобы не убежать. В конце концов, эта земля принадлежала нашей семье, и этот тип был здесь чужаком. Я попытался изобразить из себя сурового хозяина.
- Что вы здесь делаете?
- А что ты здесь делаешь, мальчик?
- Ничего.
- О, да ты, похоже, даос!
Он засмеялся. Его смех был грубым и хриплым, но в нём я почувствовал что-то притягательное. Да, Фенрир был отталкивающим и притягательным одновременно. Не поймите меня неправильно, Аберфорс, это не было ни дружеской симпатией, ни чем-то большим, ведь такого рода влечение есть влечение к иному, к тому, чего у меня нет, но чем я сам при этом и не хочу обладать. Сивый же стал притягивать меня своей грубостью именно потому, что я сам той силой, которую я в нём ощущал, не обладал, но хотел ей обладать. Волевой подбородок, стальные мускулы, волосатые руки, звериный взгляд, Возможно, здесь сыграл свою роль и мой отец - как-никак, он был магглом. В общем, в этот день мы расстались с договорённостью завтра встретиться на том же месте.
На следующий день я рассказал Фенриру о своей мечте. К моей неописуемой радости он сказал, что может помочь мне. "Мой мальчик, у меня как раз есть лишнее яйцо феникса. Я могу подарить его тебе, и очень скоро ты сможешь любоваться своим собственным фениксом сколько душе угодно". Сердце радостно заколотилось в груди. Но тут Сивый сказал мне, что быть хозяином феникса - огромная ответственность, и он не может доверить яйцо мальчику. "Но не расстраивайся. Если для тебя это действительно так важно, я могу помочь тебе. Ты знаешь, что сегодня будет особенная ночь? В эту ночь мальчик может перестать быть мальчиком и стать взрослым мужчиной". Фенрир сказал, что для этого нужно пройти через особое испытание, которому он может подвергнуть меня, если я готов на это ради своей мечты. Мы договорились с ним встретиться на этом самом месте за час до восхода луны.
Когда стемнело, я тайком выбрался из дома и встретил у реки Сивого. "Боишься ли ты боли?" - спросил он меня. Фенрир сказал, что испытание, через которое должен пройти мальчик, чтобы стать мужчиной, это испытание болью. "Ты согласен на боль во время посвящения?" - спросил Сивый. Я согласился. "Храбрый мальчик, - потрепал мои волосы Фенрир. - Из тебя выйдет славный мужчина". Затем он сказал, чтобы я ждал, после чего удалился.
Когда зверь выпрыгнул из леса, у меня подкосились ноги, и я лишь кричал что есть мочи. Он повалил меня на землю и вцепился в ногу. Острая боль пронзила мою плоть, и весь мир провалился в черноту. Мои органы чувств будто вывернуло наизнанку, вовнутрь. Я был внутри себя. Я видел, как чернота разбегается по венам от места укуса, я слышал жуткий пронзительный вой, наполняющий мою грудь, ощущал запах тлена, источаемого моим сердцем. Боль, холод, одиночество и отчаяние захлестнули меня. То, что я узрел внутри себя, было ужасно и невыносимо. Острая боль утихла, и она стала тупой и безнадёжной. Вдруг новая, неожиданная боль пронзила меня насквозь. Крича и брыкаясь, я стал бороться и вырывать мир из черноты. Выбравшись из заточения костей, вен и мяса, я увидел, что происходит. Окровавленный, в изорванной одежде я лежал на животе, сверху прижатый к земле зверем, который, изогнув голову и держа мою шею в раскрытой пасти и царапая её зубами, делал со мной то, суть чего ребёнок, которым я тогда был, конечно, не понимал, однако чувства беззащитности, подчинения и унижения испытал в полной мере. Зверь входил внутрь меня, и самое страшное заключалось в том, что моё тело начинало испытывать от этого странное, извращённое удовольствие. Я написал "моё тело начинало испытывать", а не "я начинал испытывать". Это был момент, когда я разделил себя и своё тело, стёр знак тождества между собой и своим телом и, сказать по правде, начал ненавидеть своё тело. Я испытывал беззащитность, подчинение и унижение, а моё тело при этом испытывало удовольствие. Может ли быть больший диссонанс?
Я не знаю, услышала ли моя мать неким необъяснимым образом мои крики с огромного расстояния или же её женская интуиция заставила её проверить, в постели ли её ребёнок, но она поплатилась за это жизнью. Когда она выскочила из-за деревьев с волшебной палочкой в руке и застыла в ужасе, глядя на открывшуюся ей картину, зверь бросился на неё. Я потерял сознание.
Я очнулся на окровавленной поляне, среди кусков плоти, ещё сегодня бывших моей матерью, и во мне не было ни страха, ни возмущения, ни ненависти. Только тупая боль, холод и пустота внутри. "Ты прошёл испытание" - ухмыльнулся наклонившийся надо мной Сивый. "Теперь ты мужчина, и теперь я посвящу тебя в тайны рода. Ты должен знать, что кровь - великая вещь, Ремус. Ты был слаб и безволен. Не надо быть умником, чтобы найти причину. Отец-маггл, оскорбляющий волшебников, и мать, смешивающая свою чистую кровь со всяким отребьем. Тебе не повезло - ты родился полукровкой, а приверженцы чистой крови правы в том, что ни к чему хорошему это не приводит. Но они не учитывают одного - родство, которое не выбирают, можно изменить. Человек - это всего лишь ступень эволюции, всего лишь необожжённая глина. Сегодня я совершил твой обжиг, Ремус, сегодня я преобразил твою природу. Отныне ты не человек, теперь ты нечто большее. Конечно, это только начало - тебе нужно ещё многому научиться, и прежде всего тебе нужна новая семья. Сейчас ты в замешательстве, и тебе потребуется время, чтобы понять это, но прошу тебя, когда ты поймёшь, приходи ко мне. Ты будешь моим сыном, а я буду твоим отцом. Да, чуть не забыл про мой подарок". Фенрир бросил передо мной яйцо. "До встречи, Ремус!". Он ушёл, из яйца вскоре вылупился феникс (ирландский феникс), а о том, что было дальше, вы уже знаете. Отец с плохо скрываемой радостью согласился на то, чтобы я рос в специальном приюте для оборотней, юридических прав я был лишён, и только благодаря вашему брату я чудом попал в Хогвартс.
С надеждой, что я сумел рассказать вам о главном, Ремус Люпин"

II.

"Аберфорс Дамблдор
Кабанья голова
Хогсмид
----------
Ричард Дэвис
Сектор контроля над магическими экспериментами
Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними
Министерство Магии
Лондон

Уважаемый мистер Дамблдор!
Вы спросили меня о влиянии феникса на оборотня. Это очень интересный для науки вопрос. Дело в том, что именно исследование этого влияния помогло научному сообществу уточнить статус оборотня. Начну издалека. Как вы, наверное, знаете, долгое время кипели споры о том, насколько оправдано относить оборотней к категории тёмных существ. Ни у кого не было сомнений в том, что во время полнолуния тот кровожадный и ужасный зверь, в которого обращается оборотень, является тёмным существом. Однако в остальное время поведение оборотня могло мало чем отличаться от поведения обычного человека, и кое-кто пытался использовать это обстоятельство для дарования оборотням юридических прав. Так, была выдвинута теория, целью которой было показать, что оборотень сам по себе тёмным существом не является и что тот, кто действует в оборотне во время полнолуния, имеет сущность, отличную от сущности того, кто действует в оборотне в остальное время. Как видите, это утверждение противоречит современному пониманию оборотня как единой сущности, которая в разное время может проявлять себя в разных ипостасях (подобно шизофрении), и сущность оборотня является тёмной, если мы можем признать её таковой хотя бы в одной ипостаси. Итак, их теория утверждала, что оборотень - несчастный человек, имеющий на себе печать, которая в полнолуние призывает другую сущность извне, которая на время вселяется в тело, оттесняя собственно человеческую сущность. Мы выдвинули против этой теории тот аргумент, что даже в необращённом состоянии оборотень имеет отличительные свойства (такие, как непереносимость серебра), наличие которых нельзя объяснить, если признать, что перед нами просто человек. Однако против этого аргумента выступили с утверждением, что эти свойства являются следствием той самой печати на человеке, которая в полнолуние призывает извне тёмную сущность, ведь эти свойства сами по себе не являются отличительными свойствами тёмного существа. Итак, чтобы доказать, что сущность оборотня едина и неделима, нам нужно было найти в необращённом оборотне такое свойство, которое являлось бы отличительным свойством тёмного существа. И мы нашли такое свойство! Этим свойством оказалось именно то влияние, которое феникс оказывает на оборотня.
Само присутствие феникса в одном помещении с оборотнем, даже в человеческом облике, вызывает у оборотня удушье, зуд, страх. Нет более жестокой пытки для оборотня, чем пение феникса. От этого он впадает в панику, его болевые ощущения сходны с теми, что являются результатом известного вам непростительного заклятия. К сожалению, мы ограничены в возможностях проведения подобных экспериментов, однако те факты, которые у нас есть, позволяют неопровержимо свидетельствовать, что даже тогда, когда оборотень имеет человеческое обличье, его сущность является тёмной.
Наши оппоненты пытались изменить свою теорию - так, они стали утверждать, что разные сущности оборотня обитают в одном теле постоянно, и в разное время одна сущность преобладает над другой. Однако это утверждение сводится к давно отвергнутой наукой манихейской теории о наличии в человеке двух воль. Научный подход запрещает умножать сущности сверх необходимости. Итак, оборотень - это единая тёмная сущность, которая в разное время проявляет себя в разных ипостасях, и это, надо сказать, отличная уловка, ведь такая неочевидность их тёмной природы как раз и позволяет искать прибежище у совести тех, кому жалко "бедных, несчастных бесноватых". К счастью, наука раз и навсегда сорвала с оборотней этот покров.
Надеюсь, что дал исчерпывающий ответ на ваш вопрос, и если я добавил к нему разъяснения, к самому вопросу отношения не имеющие, то это потому, что подоплёка, заставившая вас интересоваться влиянием феникса на оборотня, заключается, скорее всего, именно в вашем желании разобраться в природе оборотня. Так что заранее уверяю вас в том, что оборотень - это тёмное существо, и в этом не может быть никаких сомнений".

"Когда началась эта история? Право, это и для меня загадка. Быть может, в тот момент, когда, согласно догматам, была сотворена моя душа? Или же было нечто до этого? А может быть, она началась там, где находятся самые ранние проблески моей памяти? Но я не помню даже своего рождения, а коли так, то достаточно ли надёжна такая вещь, как память? И если эта история подобна линии, точками на которой отмечены её события, то не подведёт ли меня моя память, способная менять расположение этих точек в моём представлении? У меня не было обыкновения вести подробные дневники, которые теперь могли бы помочь восстановить эту историю, а вместо этого было обыкновение время от времени сжигать те немногие записи, которые я вёл, не говоря уже о письмах. Я любил сидеть у камина, глядя на пламя, в котором сгорало моё прошлое. Во всяком случае, мне хотелось верить в то, что оно сгорает. Я не был столь глуп, чтобы полагать, что симпатические связи текста и описываемой им реальности столь сильны, чтобы уничтожение одного могло повлиять на другое. Нет, я всего лишь старательно пытался выжечь то, что меня беспокоило, из своей памяти. Иногда мне это удавалось. Однако облегчения это не приносило, и мои мечты о думосливе испарились с осознанием того, что забвение прошлого не дарует свободу от него. Ещё одна причина, по которой я не любил вести дневники, заключалась в том, что моё мировоззрение всегда было изменчивым, и ничто не изменяло его так, как мои попытки воплотить его в текст. Мои мысли, обретшие конечную форму, уже не были моими мыслями, а были мыслями кого-то другого, существовавшего в прошлом и уже умершего. Читая написанный мною текст, я краснел от стыда, потому что он казался мне плоским и глупым, ведь теперь я уже мыслил иначе. У меня нет твёрдой почвы под ногами. Когда я пытаюсь её нащупать, земля уходит из-под ног. Я заблудился. Я брожу в лабиринте моих мыслей и воспоминаний подобно Тесею, потерявшему нить Ариадны, и страшный зверь, который является частью меня, рыщет следом подобно Минотавру. Мне кажется, что мой рассудок похож на сломанный часовой механизм, который со стороны выглядит рабочим, но внутри валы крутятся вхолостую, и одна шестерёнка не в силах зацепить другую. Часовая же стрелка иногда движется оттого, что некий червячок внутри обгладывает латунь.
Вы спрашиваете меня, когда началась эта история, и вас, видимо, интересуют мои травмы рождения, пренатальные инграммы или что-то в этом роде. Увы, ничего такого я не помню. Между тем, попытаюсь нащупать начало этой истории. Моё раннее детство ассоциируется у меня со словом свобода. Чтобы вам стало ясно, какой смысл я вкладываю в это понятие, я расскажу о том, что для меня есть не-свобода. Когда валы и шестерёнки крутятся в голове вхолостую, и нет никакой возможности остановить их, это не-свобода. Когда каждый шаг и каждое действие предваряется мыслями о том, как это будет воспринято и как я при этом выгляжу в глазах окружающих, это не-свобода. Когда за меня кто-то решает, что я буду думать и что я буду чувствовать, это не-свобода. Таким образом, я отлично понимаю, что свобода - это моё внутреннее состояние, которое, казалось бы, должно зависеть только от меня, но я уже давно примирился с тем, что хозяином моего внутреннего состояния являюсь не я. Я не хочу, чтобы вы предположили, что свободой для меня является то, что я переживаю каждое полнолуние. Да, в детстве, как и теперь по полнолуниям, я больше ощущал и меньше думал, но при этом я всё же был самим собой. Не знаю, можно ли объяснить это тому, кто никогда не ощущал того, что ощущаю я. В полнолуние внутри меня просыпается нечто, что мною не является. Сжимая в кулак мою волю, парализуя мой разум, наполняя меня силой и яростью, оно завладевает мной, оттесняя сознание на окраину. О, как свободно в этот момент моё сознание от всего того мозгоё*ства, в которое оно обычно укутано! Я могу только ощущать, совершенно ничего не контролируя, и эти ощущения более чем приятны. Это гораздо ярче оргазма, и в этот момент нет ни страха, ни стыда, ни раскаяния, какие бы ужасы в это время ни творило то, что обычно дремлет внутри меня. И это похоже на экстаз того безумца, который, очнувшись после припадка, обнаружит себя на изуродованном окровавленном теле, которое он только что кромсал ножом в момент блаженства. Нет, в детстве я мог быть свободным, владея при этом собой.
Сейчас то состояние детской души представляется мне чистым, незаполненным пространством. Но природа не терпит пустоты. Однажды родители повезли меня на море, куда-то на восточное побережье. Там со мной произошло событие, которое стороннему наблюдателю, впрочем, трудно назвать событием, однако в моей жизни произошло, безусловно, нечто очень важное. Я видел море впервые, и я навсегда запомнил всё то, что ощутил тогда. Были предрассветные сумерки, ветер обдувал лицо, и в воздухе было разлито предчувствие чего-то очень важного. Близился рассвет, тучи над горизонтом покрывались золотом. И вот первый луч восходящего солнца упал на меня и пронзил меня насквозь. Луч пробился сквозь все мои ещё не окрепшие оболочки в самую мою суть, наполнив меня ясностью и светом. Несколько мгновений длилось ощущение того, что солнце вспыхнуло в груди, и вот это ощущение прошло, но с того момента я уже не был прежним. Мне стали сниться особые сны. Мне снилось живое пламя, которое согревало меня, одаривая радостью и восторгом. Просыпаясь же, я наполнялся разочарованием и обидой. Это пламя из моих снов казалось мне знакомым, и даже какое-то имя вертелось у меня на языке, но я никак не мог его вспомнить. Позже я прочёл это имя в энциклопедии волшебных существ, где я нашёл иллюстрацию с живым пламенем из моих снов. Феникс. Я никому не рассказывал о моих фантазиях, даже родителям. Это было для меня чем-то глубоко личным, моей тайной любовью, моим сокровищем, чем-то, чем нельзя делиться с другими. Вы второй человек, которому я рассказываю об этом, но даже сейчас, описывая свои детские ощущения, я чувствую себя так, словно предаю свою любовь. Я не знаю, что произошло бы в моей жизни, встреть я свою любовь до события, разбившего мою жизнь и исказившего меня до неузнаваемости. Возможно, не произошло бы ничего, и я вынес бы из этой встречи только разочарование. А возможно… Впрочем, теперь поздно играться со сослагательным наклонением. Меня покусал оборотень, и так манящий меня свет стал мне недоступен.
Помню, как я умолял вашего брата дать мне попробовать. Я не верил в то, что я не могу быть исключением из правила. Он слишком уважал чужую волю для того, чтобы отказать мне. Когда в его кабинете я увидел пылающую птицу, внутри меня всё сжалось. Я упал на пол, пытаясь превозмочь всю боль, которая резала меня изнутри, вспарывая внутренности и перемалывая кости. Я чувствовал, что это не феникс делает мне больно. Феникс делал больно ему, и оно мучило меня, чтобы я прекратил его мучения. Внутренними усилиями я пытался вырвать это из меня, напрягая всю волю до предела. И тут оно показало мне то, каким образом оно связано со мной. Я не могу это описать, но в тот момент я ясно осознал, что нет никакой надежды, что оно навсегда останется частью меня. В тот самый момент я похоронил свою мечту. Альбус вынес меня из кабинета, и могу поклясться, что я видел, как Фоукс плакал. После того случая я перестал подбрасывать дрова мечтаний и фантазий в пламя, пылавшее в моей груди. Постепенно огонь угас, душа охладела и затвердела. Я стал учиться жить, жить нормальной жизнью, какой жили сверстники, меня окружавшие. И мне это почти удавалось.
Таково, по-видимому, и есть начало этой истории.
Ваш друг, Ремус"

III.

"Ещё раз здравствуй, Фенрир!
Что ж, ты умён и проницателен. Однако мне кажется, что ты всё-таки не до конца понимаешь моё состояние. Не всё можно узнать через шпионов. Да, я наивен и глуп, и я, наверное, ещё верю в добро, позволяю Дамблдору манипулировать собой и в глубине души продолжаю верить в то, что когда-нибудь смогу исцелиться. Но главного мотива, толкающего меня к тебе, ты не знаешь. Я не написал об этом в письме, потому что мне казалось, что для тебя это очевидно, и ты не можешь не прочесть это между строк. Что же, буду более прямолинеен.
Я не могу адекватно передать тебе то, что я ощущал, когда моё лицо упиралось в траву и грязь, тело было прижато к земле полным животных сил зверем, чьё горячее дыхание обжигало шею, терпкий запах ударял в нос, и зверь при этом входил в меня своим обжигающим членом. К сожалению, я не испытал всех этих пьянящих ощущений в полной мере - отчасти оттого, что это было в первый раз, я был мал, боялся этого и сопротивлялся, отчасти оттого, что мои ощущения помимо твоего тела занимал только что начавшийся во мне процесс трансформации. Но когда ты участил толчки, причиняя мне блаженную боль, захрипел и излил внутрь меня горячее семя, я парил, и я парил оттого, что почувствовал то, что ощущал ты. Пойми, я вдруг осознал, какое это наслаждение, когда некто сильнее меня использует меня и получает от этого наслаждение.
Возможно, то, что я написал, выглядит наигранно и неправдоподобно, но когда мы встретимся и я покажу тебе, как выглядит мой Телесный Патронус, ты всё поймешь.
Твой Ремус"

"Дорогой Ремус!
Вполне верю, что вы считали, что это не имеет отношения к делу. Вы никогда не отличались дальновидностью. Это не укор вам - однажды ваша простота вас спасёт. Но даже вы должны были обратить внимание на то, что если один и тот же субъект совершает два действия в одно и то же время, они не могут не быть связаны. Возможно, вы считали, что Сивый инициирует таким образом каждого укушенного. Вы ошибались. Мне кое-что известно о методах Фенрира, и тем любопытней мне было прочесть в вашем письме о том, что именно он делал с вами. Он очёнь умён. Он гораздо умнее, чем вы предполагаете. И если оборотня возможно исцелить, то Фенрир не может об этом не знать. Когда я только взялся за наш эксперимент, я сразу предположил, что мы можем надеяться на результат лишь в том случае, если и Сивый предполагает возможность такого результата. И я был очень рад обнаружить, что Фенрир отмечает укушенных некой особой печатью, которая, видимо, и должна не позволить процессу повернуть вспять. Это даёт нам уверенность в том, что наши надежды небезосновательны.
Итак, я узнал, что Сивый отмечает укушенных печатью, и теперь я знаю, какой именно печатью он отметил вас, а значит, можно строить дальнейшие догадки о способе исцеления. Постараюсь донести до вас мою логику с помощью примера. Допустим, оборотень исцелялся бы, отведав ягод остролиста. Зная об этом, Фенрир мог бы, например, опаивать укушенных зельем, вызывающим у них отвращение от одного только запаха остролиста. Однако тем, кто о способе исцеления не знал, Сивый оказал бы тем самым большую услугу, ведь, узнав о свойствах зелья, мы бы сделали логичный вывод, что Фенрир не хочет, чтобы оборотни ели ягоды остролиста, а значит, именно эти ягоды и исцеляют оборотня. Конечно, Сивый мог бы опаивать укушенных и таким зельем, которые убивало бы отведавших ягод остролиста, однако обнаружить это свойство зелья и приготовить противоядие всё же легче, чем вслепую искать способ исцеления. Итак, если мы предполагаем, что Фенрир сотворил это с вами не от неудержимой страсти педофила, а от желания оградить вас от чего-то, то нужно искать, от чего именно вас ограждают те свойства, которыми он таким образом вас наделил.
Благодарю вас за то, что вы поведали мне о том, что он с вами сделал, а теперь я хочу узнать ваши предположения о том, какими именно свойствами это вас наделило.
С наилучшими пожеланиями, Аберфорс"

"Аберфорс!
Вы упрекали меня в неискренности и недоговорённостях, но вот и у меня есть возможность упрекнуть вас. Если бы вы сразу поведали мне о своих предположениях, я бы знал, что мне нужно вспоминать о том, что конкретно Фенрир сделал мне. Вы же, подобно одитору из дурной маггловской организации, задавали мне один и тот же вопрос, ожидая правильного ответа. После вашего письма я вижу, что у меня есть ещё и другие важные факты, которые имеют отношение к делу. Но прежде, как вы меня и попросили, поведаю вам о свойствах.
Думаю, что вы и так уже догадываетесь об этом. При вашей то проницательности. То, что Сивый направил моё сексуальное влечение на мужчин, проявилось не сразу. Но когда я это обнаружил, я скрывал это не менее, чем тот факт, что я оборотень. И даже больше, ведь если о втором мои друзья однажды узнали, то о первом не догадывались до самого конца. Конечно, не обо всех вещах принято говорить в обществе. Но если кто-то получает удовольствие от посасывания своего мизинца и никому об этом не рассказывает, то здесь мотив умолчания всё же отличается от мотива того, кто скрывает свою не вполне традиционную сексуальность. Если рассказывать первое просто неприлично, рассказывать второе значит превращать себя в изгоя. Это всё равно, что поведать всем о своей природе оборотня. Так что если говорить о тех свойствах, которыми меня наделил Фенрир, то неискренность и скрытность входят в их число. Но вернёмся к свойствам моего сексуального влечения - что-то мне подсказывает, что именно здесь и зарыта собака. Я стал не просто пидором, но пидором пассивным, имеющим мазохистские наклонности, влекомым к мужчинам сильным, грубым и звероподобным. Таким, как Сивый. Мне стало доставлять удовольствие во время секса быть униженным, оскорбленным и подчинённым.
В подтверждение предположения, что Фенрир ставил себе целью искажение моей сексуальной жизни, накладывая на меня эту "печать", расскажу о тех самых других фактах, имеющих, по моему мнению, отношение к делу. Речь идёт о том, что случилось, когда год назад я жил в подполье, среди оборотней Свободной Стаи. Когда по просьбе Ордена я отправил Сивому письмо с просьбой принять меня в Стаю, аргументировав это своими изменившимися взглядами на добро и зло, он сразу заподозрил во мне шпиона. Он действительно очень умён. Он прислал мне письмо, текст которого я приведу полностью:

"Ах, Ремус, Ремус!
Как же ты наивен и глуп. Ты не умеешь лгать, твоя ложь выдаёт сама себя. Я знаю тебя очень хорошо. Как бы то ни было, я побывал в тебе и, как бы тебя это ни удивляло, я видел твою душу. Она примитивна, Ремус. Не думай, что тогда я забыл о тебе. Я всегда о тебе помнил и следил за тобой. У меня достаточно шпионов для того, чтобы знать, чем ты занимаешься и как живёшь. Я не верю в то, что ты неисправим. Однако я точно знаю, что ты ещё не дозрел для того, чтобы желать вступить в наше братство. Я достаточно хороший акушер для того, чтобы точно знать, на какой стадии делания ты находишься. Конечно, процесс затянулся, да и свои методы я с тех пор усовершенствовал. Я больше не отпускаю инициированных в мир. Тебя приходится доделывать по старому методу, но однажды ты всё поймешь.
Сейчас же ты пишешь, что разочаровался в людях, что узрел пустоту, стоящую за понятиями добра и зла, и что хочешь примкнуть к нашему братству. И это при том, что я отлично знаю, что ты служишь Дамблдору и ещё веришь в добро и любовь, которые символизирует тот самый желанный тобой феникс. Нет-нет, ты не купишь меня на это. Они решили подослать тебя в качестве шпиона, и ты, конечно же, согласился.
Пойми меня правильно, Ремус. Ведь я вполне мог ответить тебе согласием и, когда ты пришёл бы ко мне, разоблачить тебя и наказать. Но я не хочу этого. Это всё равно, что вырвать с корнем не созревшее дерево за то, что оно не приносит плоды. Когда-нибудь ты созреешь и когда-нибудь ты начнёшь приносить плоды. Уверен, что из тебя получится неплохой акушер. А пока знай, что ты у меня как на ладони. Удачи, amigo!
Фенрир Сивый, вождь Свободной Стаи".

Я не рассказал Ордену про это письмо и, соответственно, не рассказал о том, как именно мне всё же удалось проникнуть в Стаю. Я убедил Фенрира в том, что я его хочу. И он мне поверил, потому что это было правдой. Он ни разу не притронулся ко мне за то время, которое я провёл в Стае, однако он нашёл способ, как закрепить во мне те свойства, которые он вложил в меня когда-то.
Вождь принял меня в одной из пещер, окружённый своими телохранителями, дюжиной плотных и накачанных суровых мужиков.
- Я ждал тебя. Ты обещал мне показать свой Патронус.
- Expecto Patronum!
Серебристый волчара вырвался из моей волшебной палочки. Сивый ухмыльнулся.
- Трудно поверить. Ну что ж, я готов тебя принять. Но сначала ты должен пройти обряд посвящения в члены Свободной Стаи. Ты согласен на боль?
- Да.
- Храбрый мальчик.
Его телохранители бросились на меня. Удар сапогом в спину. Я упал на холодные камни лицом вниз, разбив локти. Удар сапогом в голову, и я разбил о камни губы. Сначала они пинали меня ногами, и я сжался, пытаясь защитить голову, живот и рёбра.
- Тебе нравится боль? - спросил Фенрир.
- Нет! - закричал я.
Наконец, они перестали меня бить, и один из них, одной рукой подняв мою голову за волосы, другой достал из штанов свой уже эрегированный член и ткнул мне его в окровавленные губы. Я открыл рот, и этот тип стал вгонять воняющий мочой и потом член так глубоко, что его косматые яйца упирались мне в подбородок. Я задыхался, меня тошнило, но он не останавливался, крепко держа меня за волосы обеими руками. Другой в это время стащил с меня брюки и вошёл сзади. Когда первый кончил, залив сперму мне в горло, я ещё не успел откашляться, как его место занял другой. После того, как я удовлетворил их всех, на меня, залитого кровью и спермой, кто-то помочился.
- Ты прошёл испытание, - сказал Сивый.
Меня унесли, и после этого за время моей подпольной жизни я больше ни разу не видел Фенрира. Обо всём остальном можно прочесть в моём служебном отчёте.
Думаю, я достаточно подробно описал, что именно делал со мной Фенрир и какими свойствами он хотел меня наделить. Быть может, оборотня исцеляет обручальное кольцо, и он не хотел допустить моего брака? Шучу.
Ремус Люпин"

"Мой мальчик!
Если я подобен одитору, то вы подобны зацикленному на неэтичностях по второй динамике этик-офицеру. Вы считаете, что именно в сексуальной сфере, как вы выразились, зарыта собака, и всё, что хотел Сивый, это сделать из вас извращенца. Насчёт обручального кольца не знаю, но в том, что вас может исцелить брак, вы, возможно, недалеки от истины.
Я благодарен вам за то, что вы подробно описали этот случай, и я согласен с вами в том, что таким образом Фенрир хотел зафиксировать в вас какие-то свойства, но вопрос в том, какие именно свойства он хотел в вас закрепить. Ваш Патронус - это случай более сложный, чем может подумать неискушённый в таких делах волшебник. Сивый в области Патронусов неискушён, и ему, должно быть, пришло в голову то же самое простое объяснение, которое уже давно не вызывает сомнений и у вас, а именно, он решил, что вы в него влюблены. И если он и хотел зафиксировать в вас нечто этим "обрядом посвящения", то, как я могу предположить, исходя из того, что вы написали, он хотел закрепить в вас убеждение, что вы недостойны любви, что тот, кого вы любите, не ответит вам взаимностью, что от возлюбленного ничего хорошего ждать не стоит или что-то в этом роде. В общем, мне кажется, я знаю, где нужно копать, чтобы отыскать вашу собаку, и для того, чтобы убедиться в том, что мы на правильном пути, нам нужно встретиться. Жду вас у себя, в "Кабаньей голове".
Ваш одитор, А.Дамблдор"

IV.

"Люпин. Читая ваше письмо, я мог бы подумать, что вы писали, руководствуясь единственно желанием загладить свою вину и изменить моё отношение к вам посредством потока тошнотворно приторной лести, изливаемой мне на голову, и только моя искренняя убеждённость в вашей абсолютной некомпетентности как преподавателя не даёт мне сделать такой вывод. Трудно поверить в то, что тот, кто вот-вот будет преподавать ЗОТС в Хогвартсе, может задавать такие вопросы, но в то, что эти вопросы можете задавать вы, я верю. Конечно, лести в вашем письме тоже предостаточно. Вижу, вы учитесь хорошим манерам. Поздравляю, может быть, когда-нибудь и вы станете приличным человеком. Но заранее хочу вас предупредить - на меня подобные штуки не действуют. Практикуйтесь в другом месте, а переписка со мной - не лучшее место для ваших упражнений в риторике. Я понимаю ход ваших мыслей. Кто-кто, а уж вы то должны быть абсолютно уверены, что любую рану можно зализать, если только не жалеть слюней. Но у меня ваши слюни не вызывают ничего, кроме отвращения. Не подумайте, что ваше общество совершенно мне невыносимо и что ваши поступки в прошлом бесповоротно превращают вас для меня в кучу дерьма. То, что вы делали тогда, можно расценивать по-разному. Вы мне противны, это правда, но поверьте, что вы противны мне не от того, как вы вели себя в далёком прошлом, а от того, как вы ведёте себя сейчас. Вы можете мне не верить и считать меня злопамятной гадюкой. Скорее всего, вы так и будете считать, потому что такие, как вы, могут раскаиваться только в своём прошлом. Каким бы вы ни были и что бы вы ни делали, в настоящем вы всегда совершенны, и только когда настоящее претворяется в прошлое, вы оглядываетесь назад и с удивлением обнаруживаете, каким "безответственным и заискивающим подлецом" вы были. Да, вы были, а сейчас вы другой! Не обманывайтесь, Ремус, вы всегда один и тот же, и вы никогда не менялись. Так вот, мне противны именно ваше теперешнее заискивание и теперешняя безответственность, и они во сто крат хуже того, что было в прошлом. Раньше вы заискивали только перед друзьями, а теперь вы заискиваете ещё и перед врагом. Раньше вы были безответственны по отношению к настоящему, а теперь вы не хотите брать ответственность ещё и за то, что творили в прошлом, ведь примирение со мной, которого вы ищете, и говорит о том, что вы хотите забыть о ваших поступках, списав их на юношескую безмозглость. Поймите, Ремус, вы никогда не вызовите у меня хоть сколько-нибудь дружеских чувств, потому что вы их не заслуживаете, но вы будете вызывать во мне большее уважение, если возьметё, наконец, ответственность за свои деяния, признаете, что вы делали то, что вы делали, и не станете списывать их со счетов. На этом завершаю разжёвывание соплей и перехожу к насущным для вас вопросам, "коллега".
Вас интересуют вопросы, связанные с Патронусом, и я с ужасом воображаю, для чего вам это нужно. Предупреждаю вас - даже и не думайте пытаться обучать кого-то Патронусу. Вы испортите учеников. Вам этого не понять, но поверьте мне на слово - в этой области магии очень важно с самого начала, позвольте мне так выразиться, правильно поставить руку, а сделать это может только опытный и квалифицированный преподаватель. Я вообще считаю, что раз уж ваше преподавание есть неизбежное зло, то вам стоит ограничиться чтением лекций. Желательно, воспроизводя текст учебника слово в слово. Однако, поскольку мне невыносимо стыдно за вас, а также за Хогвартс, будущий преподаватель Защиты от Тёмных Сил которого не знает элементарных вещей, я всё же дам вам азы теории. Вы совершенно неправильно трактуете образ Патронуса. Он не создаётся ментальными ассоциациями с патроном. Вы можете ассоциировать себе что угодно, но никакой ментальный онанизм не создаст образ вашего Патронуса. Это образ создаётся реальными симпатическими связями вызывающего Патронус волшебника и его патрона. То есть, поскольку реальную магическую силу Патронусу даёт не волшебник, его вызывающий, а патрон этого волшебника, то именно внутренняя суть патрона и воплощается в Патронусе того, кого этот патрон опекает. И волшебник теряет Патронус со смертью своего патрона именно из-за разрушения этой симпатической связи, а вовсе не из-за душевного потрясения, как вы думаете. Так что остальные ваши вопросы, касающиеся практических аспектов "ментального конструирования" отметаются, как не имеющие смысла. Практика здесь основана на симпатических связях, Люпин, так что для начала читайте основы алхимии.
Снейп"

"Северус!
Вы, как всегда, необыкновенно приветливы и доброжелательны! Вы мне льстите, говоря о моих слюнях, оставленных на страницах письма. Ведь я, холодный тип, писал вам с исключительно эгоистичной целью разузнать у вас о практических аспектах Патронуса, поэтому я не заслуживаю столь высокого мнения вас обо мне как о том, кто ищет прощения и примирения. А если я и наследил в письме, то это от моей нечистоплотности и неаккуратности, а не от высоких чувств.
Что касается моих представлений о Патронусе, то я ведь их не из пальца высосал. Поверьте, у меня не столь цветущая фантазия, как у вас. Симпатические связи - это, конечно, интересно, но ведь у нас всё же не Тёмные века, чтобы всё трактовать через призму алхимии. Я с уважением отношусь к этой науке, в которой самые авторитетные труды были написаны столетия назад, но к преподаванию ЗОТС я всё же готовился, читая современные теоретические труды, а в них приводятся достаточно веские доказательства несостоятельности приведённой вами теории симпатических связей. Возможно, вам это неизвестно, конечно, ведь вы не приемлете ничего, что открыто столь недавно - всего-то полтора века назад, но науке известен точно документально зафиксированный факт того, как Патронус одного волшебника сохранил свою прежнюю форму после смерти патрона. Но вы ведь не станете утверждать, что умерший патрон и после смерти продолжает направлять свою магическую силу на помощь живому опекаемому?
Ремус"

"Выпей йаду, Ремус.
Очередное письмо и очередное подтверждение вашей полной некомпетентности. Я ужасаюсь, представляя себе, как может выглядеть ваш Патронус. Пожалейте учеников. Скажите, чего стоят ваши теоретические познания, если, имея их, вы остаётесь импотентом в практике? И вообще, какой смысл в теории, если эта теория отдельна от практики? Вы считаете, что всё, что вам нужно было узнать о сути Патронуса, вы узнали, а теперь вы хотите перейти к практическим вопросам, а именно, к умению дать кому-то способность создавать свой собственный Патронус. Но если бы вы действительно познали суть, то вам не понадобились бы никакие учителя, чтобы научить вас практике. Правильная теория гармонично порождает интуитивную способность ею пользоваться. Что касается приведённого вами "доказательства", то оно может быть доказательством только в том случае, если мы условимся, что исключение из правила отменяет это правило. Это было бы так, если бы наш мир был устроен механически и существовал бы по раз и навсегда установленным законам. Но мир устроен иначе. Из любого правила есть исключение. Самый незыблемый закон мироздания однажды может быть нарушен. Это называется чудом, Ремус.
И ещё, Люпин, подумав, я решил, что практическое занятие вам всё же не повредит. Я свободен накануне ближайшего полнолуния и готов встретиться с вами сами-знаете-где. Я захвачу с собой аконит.
Снейп"

"Фенрир, дружище!
Во время последней операции мне в лапы попало письмо, которое сильно компрометирует двух наших союзников. Первому я никогда не доверял и был бы рад, наконец, от него избавиться, передав это письмо нашему Лорду, однако я знаю, что под удар при этом попадёт и второй, к которому ты, насколько я знаю, неравнодушен. Ситуация эта для меня очень щекотлива, потому что если Лорд узнает, что я скрыл это письмо от него, то от меня останутся хвост и уши, однако я слишком тебя уважаю, чтобы с тобой не посоветоваться. Я думаю, будет лучше, если оригинал письма пока останется у меня, но ты можешь быть уверен, что далее я перепишу его тебе слово в слово:

"Здравствуйте, Аберфорс!
Простите меня за то, что снова беспокою вас. Да, наша последняя встреча в "Кабаньей голове" убедила меня в том, что мы зашли в тупик. Война отнимает у нас всё больше сил, всё больше наших друзей гибнет с каждым днём, и сейчас не время решать мои личные проблемы. Тем более, что они, как я теперь вижу, большей степенью мной надуманы. Я могу жить, оставаясь оборотнем. Во всяком случае, это не более болезненно, чем жить так, как теперь живут многие наши друзья, оставшиеся без рук или без ног. Однако мне, между тем, кажется, что я ещё должен напоследок рассказать вам кое-что. Речь идёт о человеке, одно упоминание которого, наверное, болезненно для вас. О человеке, убившем вашего брата.
Я презирал его с первых лет учёбы в Хогвартсе. Однако надо признаться, что не его личные качества вызывали во мне такое к нему отношение. Мои друзья издевались над ним, я им это позволял, и надо же мне было хоть как-то оправдаться за своё бездействие перед самим собой. Вот я и убеждал себя в том, что Снейп - заморыш, негодяй и достоин унижения. Так продолжалось до тех пор, пока я однажды чуть не разорвал его в клочья, будучи в обращённом состоянии. С того момента что-то во мне изменилось. Мне понадобилось несколько дней для того, чтобы осознать эту перемену. Впервые в жизни при мысли о сексе мне захотелось не быть использованным, униженным и опущенным, а занять совершенно противоположенную позицию. Ещё недавно сама мысль о том, что я могу оказаться с Северусом в одной постели, вызвала бы во мне отвращение. Теперь же я начинал мечтать о том, как я могу связать его, разорвать на нём одежду в клочья и яростно оттрахать, чтобы он взвыл и молил о пощаде. При том, что мы были по разную сторону баррикад, такой сценарий вполне мог бы быть воплощён в жизнь, если бы я не был столь тактичен и благоразумен.
Прошло около пятнадцати лет, и мне представился случай встретиться с ним наедине. Я тогда готовился преподавать ЗОТС по просьбе вашего брата. Убеждая себя в том, что Снейп может помочь мне разобраться в методах обучения Патронусу, я писал ему письма с просьбой мне помочь, и вот однажды он согласился встретиться со мной в штаб-квартире.
Я примчался с вином, будучи в возбуждённом состоянии. Близилось полнолуние, и Северус должен был прийти с аконитом. И вот через пару часов должно начаться обращение, мы находимся в штаб-квартире одни, дверь заперта Снейпом каким-то ему одному известным заклятием, он открывать её наотрез отказывается, говорит, что ему всё надоело, что аконита у него нет и что он хочет покончить жизнь самоубийством, выбрав в качестве орудия меня, и что для меня это будет хорошим уроком. Я долго бил его, обещая убить, если он не откроет дверь, он тоже не оставался в долгу, но в конце концов я, изрядно напившись, повалил его на стол, разорвал одежду и изнасиловал. Я сделал то, чего хотел так долго. И меня это очень разочаровало. У меня было такое ощущение, что это он использует меня, а не я его. Я очень хорошо чувствую то, что ощущает мой партнёр. Снейп не ощущал ничего. И это бесило меня. Он должен был чувствовать себя униженным, подчинённым, он должен был получать наслаждение оттого, что кто-то сильный его имеет. Это было то, чего я от него хотел. Но Снейп был подобен парализованной рыбе. Словно не член входил в его задницу, а червяк полз по его ноге. Я имел его и при этом я его не имел. И при этом я не мог остановиться. Я словно попал в раствор едкой кислоты, барахтался в нём, изнемогая от раздражения всех чувственных рецепторов, но никак не мог выбраться. Я стал терять себя. Всё то, что составляло цельного меня в моём представлении, теряло связи. Снейп же был словно катализатором, непосредственно не участвующим в реакции, но заставляющим меня растворяться в этой кислоте. Не знаю точно, сколько времени это продолжалось. Мне стоило больших усилий вынуть свой член из его задницы и, так и не кончив, я сел на пол, закрыл лицо руками и зарыдал.
Когда я проснулся, Снейпа уже не было. Он наврал про аконит - видимо, подлил мне его в вино. Я до сих пор не могу понять, зачем ему всё это было нужно. Ведь он ничего от этого не получил - уж это я точно знаю. Возможно, эта та цена, которую платят за метку на левой руке. Но зачем тогда ему всё это было нужно? Может быть, он надеялся на то исключение из правил, называемое чудом, о котором он мне писал когда-то? Стало быть, он ожидал, что я стану сказочным принцем, который растопит его замороженную способность наслаждаться? Чуда не произошло. А я по-прежнему его хочу, хотя понимаю, что если это и случится снова, у меня снова ничего не получится, потому что Северус холоден, фригиден и бесчувственен. Незадолго до того, как он предал нас, когда я прибыл в Орден, будучи шпионом в Свободной Стае, нам случилось случайно остаться наедине, и я вдруг опять разрыдался, потому что понял, что на самом деле я хочу быть мужчиной, а желания быть мужчиной с кем-то другим, кроме Снейпа, у меня не возникало и не возникнет. Простите меня за то, что снова вылил на вас свои комплексы. Теперь я чувствую, что высказался полностью.
Ремус Люпин".

Вот такое вот письмо, мой дорогой Фенрир, принесла сова нам прямо в руки в тот момент, когда мы убивали Аберфорса Дамблдора. Ты понимаешь, что это значит? Ты принял Люпина в Стаю, а он оказался шпионом. Но главное, это то, что Снейп об этом знает, ведь они встречались в их Ордене после того, как Люпин был принят нами, а ведь Снейп утверждает, что Люпин действительно предал тогда Дамблдора и больше не имел с ним ничего общего. Люпин нас обманул, а Снейп его покрывает. Ты уж там разберись с Люпином и напиши мне, что к чему.
С.В. "

V.

"Милая Нимфадора!
Я понимаю, что любые попытки утешить вас сейчас вызывают у вас только раздражение и отвращение. Причиной тому ваша убеждённость в том, что понять вас сейчас не может никто. Не буду с этим спорить. И утешать вас тоже не буду, потому что те, кто пытается вас утешить, не понимают, что вас сейчас нужно не утешать, а напротив, взять за шкирку и поставить лицом к лицу перед тем фактом, который и может стать причиной необходимости вас утешить. Ваше стремление замкнуться и отгородиться ото всех вызваны тем, что вы просто ещё не смирились с вашей потерей и продолжаете её отрицать. Вы должны преодолеть отрицание, Тонкс. Вы уже не ребёнок для того, чтобы с вами нянчились, да и время сейчас не то, чтобы те немногие силы, которые остались у Ордена, тратились на ваши переживания, а не на наше дело. Я позволю себе быть с вами жёсткой, потому что я знаю, что на самом деле вы очень сильная женщина, и вы только притворяетесь слабой. И делая это, вы ведёте себя очень эгоистично и безответственно. Люпин предал нас, Тонкс, и это такая же суровая реальность, как и смерть Дамблдора и предательство Снейпа. Вам нужно это принять, посмотреть в глаза этому и вспомнить о том, что больше и важнее ваших собственных проблем и переживаний. А для того, чтобы не быть голословной, я покажу вам то, что должно во многом объяснить то, что случилось с Люпином. Проводя обыск в номере, где он останавливался после той роковой ночи, авроры обнаружили в холодной золе камина чудом сохранившиеся листы пергамента, которые почти сгорели, но ещё не рассыпались в прах. Тщательная экспертиза позволила восстановить текст, который был написан на этих листах, и это оказался почерк Ремуса. Видимо, это был его дневник или что-то в этом роде. Во всяком случае, он позволил нам окончательно убедиться в том, что поступки Люпина действительно были совершенны им самим, по его воле, во что нам было так трудно поверить, потому что из него видно, какие внутренние терзания привели его к этому. Я надеюсь, что и вы, прочтя приведённые мною записи этого дневника, тоже убедитесь в этом.

"Я устал бороться. Я устал прятать от себя очевидное, отгоняя от себя вопрос, ради чего я делаю всё это. Нет, речь идёт не об этой войне и не о том, кого не следует называть. Даже если мы победим, что будет тогда, когда отгремят чествования героям, и мы допьём пьянящее вино этой победы до дна? Настанет мирная жизнь, и я снова останусь наедине со своей борьбой. Нет, дело не в войне. Эта война, напротив, была мне даже в радость, хотя я и страшился себе в этом признаться, потому что она отвлекала меня от самого себя. Мне было приятно чувствовать себя героем, жертвующим своим счастьем и терпящим лишения ради дела добра и света. В глубине души я даже мечтал о том, чтобы пожертвовать своей жизнью, принеся её на алтарь победы. Единственная возможность сделать со своей жизнью что-то путное. Безупречное оправдание для того, чтобы снять с себя ответственность решать, как жить после войны. Увы, мне не повезло - я остался жив. И теперь принесение себя в жертву даже мне самому покажется нелепым фарсом, и сколько бы ни пытали меня круциатусом перед смертью, тот факт, что круциатус в переводе с латыни значит распятие, только увеличит эффект пародии на то распятие, которое действительно когда-то имело значение.
Я устал бороться с неизбежностью своего положения. Я устал стыдиться того, что моя природа искажена, и раскаиваться в том, что является следствием этой искаженности, потому что это не я себя исказил. Да, я согласен, что мои мысли - это не мои мысли, и мои поступки - это не мои поступки, и что мои мысли и поступки принадлежат тому, кто хочет быть мною. Однако я отказываюсь соглашаться с тем, что я должен бороться с теми мыслями, которые он мне внушает, и с теми поступками, которые он заставляет меня делать, потому что я теперь совершенно не имею сомнений на тот счёт, что он навсегда останется во мне, а вечная война - это не мой выбор. Если мне суждено жить с этим, то лучше всего будет принять жизнь такой, какая она есть, и перестать сопротивляться тому, что невозможно изменить. Я не верю в чудеса, потому что я на своём опыте убедился, что место чудесам есть только в головах тех глупцов, которые либо срываются в конце концов и начинают уничтожать то, что ещё недавно они так бережно хранили, либо до самой смерти сохраняют свою глупую веру и именно из-за неё подчас и умирают. Я выбираю жизнь".

"Я начинаю всё больше их ненавидеть. Они мной манипулируют, они хотят заставить меня жить так, как они считают правильным. О, как они умны и правильны! И ведь это то огромное болото, в котором погрязли мы все. Они думают, что знают правду, будучи благоразумными и рассудительными. Конечно, они никогда не испытывали тех приступов безудержной ярости и чувственности, которые иногда испытывал я. И они боятся этого, они видят в этом моё уродство, и они хотят вырвать это из меня с корнем. И я был не лучше их, потому что я, прикованный теми же цепями, что и они, вырывался на свободу, наслаждаясь пьянящими ощущениями реальной, настоящей, полной жизни, выл и дышал полной грудью, то есть знал то, чего не знали они, и при этом я, возвращаясь в ту же темницу, позволял им убедить себя в том, что в том, что со мной происходило, действительно заключается моё уродство и проклятие. Возможно, они и имели право так думать, ведь им то это было недоступно, но ведь я то должен был быть умнее их и понять, что в этом заключается моё благословение. Я не буду пить аконит перед следующим полнолунием, а отправлюсь глубоко в лес, чтобы вспомнить то, что я так долго заталкивать в глубины своей души".

"Чувствую себя отвратительно. Последнее время мне тошно от одного только факта моего существования. Я существую, и это что-то мерзкое. Вряд ли кто-то меня поймёт. Ну, в общем, весь мир начинает ощущаться мной как одно огромное болото. Дерьмо. В общем-то, в дерьме нет ничего плохого, но и хорошего тоже. Просто всё одно и то же, и нет ничего, что было бы выше, и что было бы ниже. Представление об иерархии рухнуло в моих мозгах. И вообще, я пытаюсь разобраться в своих мыслях и словно погряз в трясине. Был на заседании Ордена, и меня спросили, всё ли со мной в порядке. Видимо, я действительно произвожу в последнее время тяжёлое впечатление, так как уж они то должны были привыкнуть к моим циклам. А я просто слышал то, что они говорят, и никак не мог их понять. И дело даже не в том, что мне стало трудно связать их слова в осмысленные фразы, нет, я не мог разобраться даже в одном слове. Я услышал в начале заседания от кого-то слово долг, и вот это слово до сих пор не выходит у меня из головы, потому что я снова и снова его повторяю и не могу понять его значения. А ведь когда-то я знал, что оно значит. Во всяком случае, оно не вызывало у меня вопросов. А теперь я не знаю. Я должен. Что должен? Кому должен? Почему должен? Впрочем, я, кажется, разобрался. Во всяком случае, за фразой "Это твой долг" мне ясно слышится понятный мне подтекст "Я хочу, чтобы ты делал это и не хочу, чтобы ты у меня спрашивал о разумных причинах это делать". Зачем лгать, а не сказать прямо?".

"Я знаю, почему мне так плохо. Потому что раньше я всегда верил в эти самые "экзистенциальные ценности", которые суть пустое место, но которыми я жил, не замечая болота, меня окружавшего. Фальшивая жизнь. Жизнь слепого. А теперь этот пузырь лопнул, и я заметил, наконец, реальную жизнь, и с непривычки мне от неё тошно. А она, в принципе, наверное, не так уж и плоха. Думаю, я скоро к ней привыкну. А пока меня сильно тянет напиться".

"Ах, каким идиотом я был! Наконец, у меня настало просветление! Я так ясно вижу, как жизнь проста и свободна, что я не верю в то, что отныне это можно у меня отнять! Я бегал по лабиринту мыслей, преследуемый Минотавром, который на самом деле являлся частью меня, не понимая, что из лабиринта нет выхода в горизонтальной плоскости. Однако теперь я увидел вертикаль и воспарил! Это упоительно, и самое главное, что в этом нет ничего сложного, ведь это так просто! И как только они все не понимают этого? Как я сам этого не понимал? Но нет, это было не зря, это было не напрасно. Ведь понять завершённость и осмысленность всего пути возможно лишь в том случае, если смотреть из конечной точки, которая и была целью этого пути. Я достиг цели, я обрёл любовь, свободу и беззаботность! И я вижу, что все мои страдания, тревоги и сомнения, через которые я прошёл, были не напрасны. Я со смехом вспоминаю свои размышления о свободе. Как давно это было! Я ожидал трансформации, которая меня преобразит, не подозревая о том, что ничего менять не надо. Я уже достиг цели! Ах, это не объяснить словами! Но я всё равно буду пытаться, потому что я хочу помочь и другим обрести то, что обрёл я. Но сначала ещё вина!".

"Ненавижу себя! Боже мой, как мне противно, тошно, невыносимо, больно. Не вижу выхода! И какую невыразимую тупость и низость я сумел выразить, будучи в жопу пьяным. Да-да, именно низость, потому что самое низкое и плотское алкогольное опьянение я спутал с самой высокой наполненностью духом. А есть ли на свете более противоположные вещи? И если я не вижу разницы между этими двумя вещами, то есть ли вообще смысл вести дальнейшую речь о чём-либо? То, что я хочу сейчас, это взять лезвие и закончить, наконец, эту нелепую комедию, называемую жизнью".

"Дурацкая привычка вести дневник. Оставленная мне с того времени общения с Дамблдором, когда я ещё был полон надежд. Зачем я его вёл? Ах, да. Когда я выражал свои мысли, я переставал с ними соглашаться в той форме, в какой я их выразил, то есть сам процесс написания текста, как выразился Аберфорс, трансформировал меня самого, а потому он видел в том, что я буду вести дневник, какую-то для меня пользу. Видимо, он считал, что у трансформации будет какая-то положительная конечная цель, но ведь я то теперь ясно вижу, что это просто вязкое, аморфное и бессмысленное изменение, переливание из пустого в порожнее. Я не могу ничего выстроить из своей жизни, я не нащупываю почву под ногами, потому что её нет, жизнь - это что-то, похожее на амёбу, да-да, именно так. И только какие-то дурацкие остатки старых верований не дают мне это принять. Да, мне нужно принять существование таким, какое оно есть, а для этого мне нужно уничтожить того старого Ремуса Люпина, каким я был когда-то. Не для этого ли я тогда поднёс лезвие к левой руке? Но тут сова залетела с посланием, что мне нужно срочно явиться на заседание Ордена. Я отправился участвовать во всей этой тягомотине, о чём скоро пожалел. Однако это остановило меня от поступка, который сейчас я совершать не хочу, и это, я думаю, правильно. Что-то мне ещё нужно сделать, я точно это осознаю, но никак не могу понять, что. Какая-то нить в моей голове. Как хочется всё бросить и погрузиться в сон, просто плыть по течению, ни о чём не заботясь. А самое главное, остаться, наконец, наедине с самим собой. Я не слышу ни одного разумного слова. Я не слышу ни одного правдивого слова. Я ненавижу речи тех, кто меня окружает, нет никакого смысла даже пытаться с ними что-то обсуждать, потому что они никогда меня не понимали и никогда не поймут. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу сидеть в темноте и одиночестве, закрыв голову руками, и созерцать свою душу. Даже если мне понадобятся на это столетия. Потому что только так я найду выход. Но я возненавижу того, кто скажет, что мне нужно сидеть в темноте и одиночестве, закрыв голову руками, и созерцать свою душу, потому что он будет говорить о том, чего сам не будет знать и понимать, потому что для того, чтобы найти выход, нужно не сидеть, отдаваясь диффузии и разложению, а рваться наружу, напрягая все силы и всю волю! Температура болота достигла той величины, когда я просто существую и варюсь в своём собственном соку. Диалог с людьми себя исчерпал, и любые речи, которые я слышу, приводят меня в бешенство".

"И всё-таки меня заносит в последнее время. Лунные циклы. В прошлое полнолуние я не пил аконит, и в это тоже, видимо, мне не придётся его пить. Я собираюсь провести индивидуальное занятие по анимагии в лесу. Моего студента зовут Роджер Дэвис, он учится на Рэйвенкло, и он был моим учеником в Хогвартсе когда-то. Теперь он стажёр в Аврорате, и моя судьба причудливым образом свела меня с ним. Ему хватило смелости и воли уже в семнадцать лет, как выражаются американцы на своём сленге, вылезти из шкафа, на что мне воли не хватало никогда. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения, Он уже оборачивается в животную форму, но ему это даётся с трудом. Кажется, всё дело в академической атмосфере. Я думаю, что в лесу, в присутствии оборачивающегося оборотня, он примет форму пса гораздо быстрее, чем это происходит здесь, в уютной и спокойной обстановке. А для меня это будет отличной возможностью вспомнить своё былое мародёрское прошлое".
Вот и всё, Нимфадора. Несчастного Роджера нашли истерзанным в лесу. Видимо, бедный мальчик не сумел вовремя обернуться в пса, и на него накинулся оборотень. А для Ремуса это, по-видимому, стало последней точкой, которая стёрла для него последнюю грань между добром и злом. Он перестал быть нашим шпионом в Свободной Стае - он действительно стал членом Стаи.
И напоследок я хочу сказать вам о том, что Ричард Дэвис, отец Роджера, вышел на работу в Министерстве уже на следующий день после похорон. Вот то отношение к своему долгу, с которого стоит брать пример. Подумайте об этом, Тонкс.
Минерва МакГонаголл"

VI.

"Ричард Дэвис
Сектор контроля над магическими экспериментами
Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними
Министерство Магии
Лондон
----------
Роджер Дэвис
Школа Магии и Волшебства Хогвартс
Шотландия

"Отец!
Ты пишешь, что до тебя дошли слухи о моём недостойном поведении, которое я демонстрирую в обществе, и что, поскольку эти слухи, безусловно, ложны, ты просишь меня быть аккуратнее и осмотрительнее на особо важных приёмах и раутах и не давать лживым языкам поводов для лишних сплетен. Увы, я вынужден тебя огорчить. Эти слухи не ложны. Я понимаю, что для тебя это удар, но будет лучше, если ты сейчас проглотишь эту горькую пилюлю правды, чем всю оставшуюся жизнь будешь строить насчёт меня иллюзии, закрывая глаза на очевидное.
Знаю, что даже упоминание этой темы тебе отвратительно и отталкивающе. Я не стану в чём-то тебя разубеждать, хотя мне и самому были бы противны те картины, которые могут возникнуть у тебя при представлении этого. Просто хочу сказать, что это не то, что ты думаешь, не то, что ты представляешь, и не то, что ты предполагаешь. Хотя я, конечно, никогда не смогу объяснить тебе, что это такое для меня.
Предвижу твой вопрос о том, зачем мне было нужно это афишировать. Конечно же, это не было тем, о чём я трезвонил на каждом углу. Просто я счёл, что имею право быть с тем, с кем я хочу быть, не скрывая этого и не притворяясь. Я не повторю судьбу Оскара Уайльда, отец, если ты тревожишься об этом. Есть лишь одна вещь, по поводу которой я могу испытывать чувство вины, и это твоя репутация как моего отца. Однако я счёл, что моя честь для меня ценнее твоей репутации. Да, отец, именно честь.
Ты учил меня всегда быть смелым, решительным и независимым. Ты учил меня всегда помнить о том, чья кровь течёт в моих жилах, о нашем славном роде и о его основателе, шотландском короле Давиде, победившем когда-то дракона и съевшем драконье сердце. Он был магглом, но он преобразил этим подвигом свою кровь и стал волшебником. И ты рассказывал мне о переходящем из поколения в поколение предании, что лишь до тех пор, пока потомки Давида хранят верность храбрости своего прародителя, в нашем роду будут рождаться волшебники, но когда мы предадим эту храбрость, проявив себя малодушными и трусливыми, волшебная сила в крови нашего рода иссякнет, и мы выродимся в магглов. Думаю, что дальнейшие мои слова будут выглядеть неуклюжей попыткой защититься, предупреждая твои нападки своими собственными упрёками, и я действительно должен был высказать тебе это раньше, а не сейчас, но лучше поздно, чем никогда. Ты проявил себя трусливым в своей жизни, отец, потому что нет большего проявления трусости, чем предать свою мечту. Когда этот лицемер Тритон Обмандер протолкнул в 1965 году Запрет Экспериментального Разведения, ты сломался. У тебя был выбор - либо бросить высокую должность, покинуть Англию и продолжать заниматься любимым делом, либо оставаться в комфорте, запретив себе то, что является твоим призванием. Ты выбрал второе, и этот выбор определил тебя. С самого детства я ощущал в тебе тоску и скуку человека, предавшего себя. И когда я узнал, в чём причина твоего состояния, я дал себе слово, что никогда себя не предам.
Я остаюсь верен себе, отец, чего бы мне это ни стоило.
Твой любящий сын"

"Здравствуйте, мистер Дэвис!
Пишет вам ваш бывший сокурсник, соперник в матчах по квиддичу и собутыльник в межфакультетских попойках Гарри Поттер. До меня дошли новости, что вы проходите стажировку в Аврорате. Я искренне горжусь вашим выбором и, признаюсь, несколько завидую. Если меня примут на стажировку, когда у меня появится для этого время, вы, видимо, будете к тому времени уже бравым аврором. В эти времена приходится быстро взрослеть. Желаю вам всяческой удачи!
И ещё мне нужно вас кое о чём предупредить. Я знаю, что вы сейчас практикуетесь в анимагии, и вашим наставником является не кто иной, как профессор Люпин. Я прошу вас быть осторожными. Это не оттого, что я не доверяю профессору - он замечательный человек и очень дорог мне. Но есть вещи, которые он сам не может в себе контролировать. Я не могу это вам объяснить, но поверьте мне, что сейчас не лучшее время для того, чтобы оставаться с профессором Люпином наедине. Постарайтесь по возможности приостановить ваши совместные занятия. Поверьте, я желаю вам блага.
С наилучшими пожеланиями, Г. Поттер"

"Уважаемый мистер Поттер!
Вам не нужно мне ничего объяснять. Боюсь вас разочаровать, но ваше письмо было совершенно излишним. Мне давно известно, что есть вещи, которые профессор Люпин не может в себе контролировать. На самом деле, мало для кого это является секретом, потому что нужно было быть идиотом, чтобы в конце нашего третьего курса не догадаться, в чём дело. Я уверен, что весь Гриффиндор шептался об этом. И могу вас уверить, что шептался не только Гриффиндор. Однако мне было неприятно узнать, что вам эта особенность профессора кажется опасной для окружающих. Он действительно замечательный человек, как вы верно заметили, но если для вас это, верно, значит, что он добрый несчастный бедняга, себя не контролирующий и опасный для окружающих, то для меня это значит, что он опытный и ответственный аврор, который никогда не подвергнет окружающих опасности. Между тем, благодарен за ваше предупреждение. Не знаю, чем вы заняты и стоят ли ваши занятия того, чтобы откладывать стажировку в Аврорате, но когда освободитесь, обязательно приходите к нам. Я уверен, что вас примут, и профессор Люпин хорошо о вас отзывался.
Честь имею, Р. Дэвис"

"Мистер Дэвис!
Боюсь, вы меня неправильно поняли. Когда я говорил о профессоре Люпине, я не имел в виду его ликантропию. Я, как и вы, уверен, что сама по себе его болезнь опасности не представляет. Профессор достаточно разумен для того, чтобы не забывать принимать аконит. Однако есть и другие обстоятельства, о которых я не могу вам поведать, но которые, тем не менее, поверьте мне, могут сделать профессора Люпина опасным. Это продлится недолго. В ближайшее время я постараюсь встретиться с профессором, после чего всё будет отлично, и вы сможете без страха продолжать свои занятия. Однако до моей встречи с ним постарайтесь быть осторожными. К сожалению, дела меня постоянно задерживают, но я постараюсь встретиться с профессором Люпином как можно скорее.
С уважением, Поттер"

"Мистер Поттер!
Вы очень меня разочаровали. Мне стыдно за то, что я являюсь вашим деканом. Когда вы отказались сообщить, где вы были с Дамблдором перед его убийством, и начали самостоятельно крутить какие-то тёмные дела, заявив, что Альбус завещал вам заниматься этим в одиночку, и воображая, что вы сами можете справиться с этим лучше, чем наш Орден, я ещё сомневалась. Я подумала, что если действительно Дамблдор так решил, то это к лучшему. Я решила, что раз вы что-то умалчиваете, то на то должна быть веская причина. Однако я поняла, что ошибалась, когда обнаружила, что это не единственное, что вы умалчивали, что было ещё нечто, о чём вы не соизволили нам сообщить, и следствием вашего молчания стала гибель вашего сокурсника. "Однако есть и другие обстоятельства, о которых я не могу вам поведать, но которые, тем не менее, поверьте мне, могут сделать профессора Люпина опасным". Мы обнаружили это среди личных вещей Роджера. Я не знаю, что это были за обстоятельства, но вы о них знали, и это было очень безответственно с вашей стороны не сообщить нам. Вам что-то известно о Люпине, что не известно нам, и теперь я не прошу, а требую. Я требую от вас, чтобы вы рассказали нам о том, что произошло с Люпином. И ещё я требую, чтобы вы объяснили мне, что значит следующая записка, потому что интуиция подсказывает мне, что вы в курсе дела:

"Мистер Дэвис!
Меня очень заинтересовала та легенда, о которой вы мне рассказали, и для меня было очень любопытно встретиться с первоисточниками, когда я искал ответ на тот вопрос, который вы мне задали. Действительно, это нетривиальный обряд. Конечно, мы понимаем, что недостаточно скормить магглу купленное в лавке драконье сердце для того, чтобы сделать из него волшебника. Однако, это не значит, что эта легенда не говорит о реальных фактах и что её нужно трактовать аллегорически. Я думаю, что трактовать её нужно самым, что ни на есть, буквальным образом. Но преображение здесь стало следствием не столько собственно поедания драконьего сердца, сколько всего совершённого подвига в его совокупности. Это не то, что даст результат, если подвергнуть это профанации. Это нельзя поставить на поток. Но факт остаётся фактом - множество обстоятельств сложилось в таинство подвига, совершённое вашим предком, и результатом этого таинства стало преображение крови. Поедание Давидом драконьего сердца здесь имеет ту смысловую нагрузку, что храбрость и сила дракона переходят к королю Давиду. То есть, я думаю, что Давид действительно буквально съел драконье сердце, но свойства, которые дали столь удивительный результат, как приобретение магических способностей, есть свойства не субстанции драконьего сердца, а той субстанции, в которую это сердце претворилось при совершении таинства подвига. Я обещаю, что ещё поищу материалы по этому поводу, потому что мне это тоже кажется важным, и поделюсь в вами своими выводами. Увидимся на следующем занятии по анимагии.
Профессор Люпин".

Вы должны мне рассказать о том, что всё это значило для профессора Люпина. И ещё вы должны, наконец, поведать мне, где вы были с Дамблдором перед его убийством, потому что теперь я вижу, что причиной вашего молчания является простая паранойя и что ваше молчание может приводить к ужасным последствиям.
Всё ещё ваш декан, профессор МакГонаголл"

"Мисс Тонкс!
Мне нужно сообщить вам одну важную вещь, и я очень, очень прошу вас хранить её в тайне, и в том числе, в тайне от Ордена. Это касается профессора Люпина. В том, что с ним произошло, нет его вины. Более того, в этом, большей частью, виноват я. Я не могу сейчас всё раскрыть вам, но я умоляю вас, не теряйте веру в профессора. То, что он сделал, есть следствие ужасных страданий, которые испытывает тот, чью сущность подвергают возгонке. Это должно было очистить его душу, но что-то пошло не так. Я знаю, что вы его любите, и это очень важно, потому что только ваша любовь может его спасти. До тех пор, пока вы остаётесь верной своей любви, мисс Тонкс, остаётся надежда на то, что профессор Люпин может быть спасён, и я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы спасти его. Верьте, мисс Тонкс!
Гарри Поттер"

VII.

"Мистер Поттер!
Читая ваше письмо, я не мог не заметить между строк того, что вы написали, изрядную долю жалости к самому себе, и этой жалостью пропитаны и ваши слова о том, сколько сил вы затрачиваете, работая сразу на двух фронтах, и немой упрёк в одиноком многоточии. Я подозреваю, что вы недовольны тем, как сильно я загружаю вас в то время, как вы вынуждены заниматься ещё и тем делом, завершить которое вам завещал мой покойный брат. Мне нечем оправдаться перед вами. И я не стану оправдываться. Я действительно не знаю, что именно вам досталось в наследство от Альбуса, но я, конечно же, подозреваю, кого это касается и какого напряжения это от вас требует. Но я могу только продолжать уверять вас в том, что выполнить то дело, которое дал вам я, не может никто, кроме вас. Вы можете меня спросить, почему я так тороплю события и не могу начать нашу с вами работу тогда, когда закончится война, а закончится она, по-видимому, тогда, когда вы выполните волю Дамблдора. Я отвечу вам, что меня толкает на это моя интуиция и моё особое умение глубоко чувствовать тот момент, когда нужно действовать. Вещи в этом мире связаны друг с другом гораздо изящней и необычней, чем это может показаться на первый взгляд. Разные уровни бытия, разные сферы этого странного мира пересекаются друг с другом, и любое изменение на одном уровне приводит к изменению на другом. Наступив на бабочку, можно ожидать самых непредсказуемых последствий. Работая над этим составом, вы должны быть готовы к тому, что любая операция над ним приведёт к изменениям не только на эмоциональном и ментальном уровнях, что, как вы уже знаете, отразится на чувствах и мыслях тех, кто связан с этим составом симпатическими связями, но также и на каузальном уровне, где на первый взгляд случайные цепи событий складываются в сложную мозаику жизней и судеб. Более того, я думаю, что действие состава, который вы готовите, на каузальный уровень во время его приготовления будет не меньшим, чем известное вам действие зелья "Феликс Фелицис" после его принятия. Однако действие этого состава должно быть более изощрённым и менее поддающимся анализу, потому что он действует на связь событий не так топорно, как "Феликс", злоупотребление которым может навсегда сломать каузальное тело человека, превратив его в неизлечимого неудачника. Итак, я чувствую, что приготовление этого состава должно быть тесным образом связано с теми событиями, которые сейчас происходят. Но у меня есть на то и другая причина, которая, я думаю, будет вам более понятна. Дело в том, что я не уверен, что доживу до конца войны. А если вам придётся готовить состав самостоятельно, то я не смогу вам помочь, если вдруг возникнут проблемы. И кроме того, может оказаться, что мои выкладки будут нуждаться в корректировке, что, кстати, уже произошло, и мне уже есть, что вам поведать, но об этом позже. Я обещал Люпину, что помогу ему, и я не могу этого не сделать.
Вам кажется, что если делать два дела одновременно, то обязательно придётся разрываться между ними, рубя данное вам время и силы на две части, и, поскольку эффективность выполнения дела зависит от того, как много времени и сил вы в него вложите, то значит, что, делая два дела одновременно, ни одно из них вы не сделаете так хорошо, как могли бы сделать, если бы тратили на него всё время и силы, что у вас есть. Мир не так прост, мистер Поттер. Волны от двух источников могут как гасить друг друга, так и друг друга усиливать. То же самое касается и дел, которыми вы занимаетесь. Иногда, занимаясь только одним делом и стремясь только к одной цели, отложив другую до тех пор, пока вы не достигните первой, вы можете попасть в тупик, из которого долго не будете способны выбраться, а в случае, если вы занимаетесь двумя делами одновременно, они могут друг другу помогать и взаимно ускорять ваше продвижение к соответствующим целям. Всё зависит от того, как именно вещи коррелируют друг с другом.
Ну а теперь перейду к тому главному, ради чего я пишу вам это письмо, а именно, к корректировке моих выкладок. Я ошибся в рецептуре, и моя ошибка является следствием недостаточного осмысления роли последнего ингредиента. Вы не должны добавлять его собственно в состав. Этот ингредиент должен вступить в реакцию с Люпином до того, как он разрушит в себе подавляющую его печать. Этот ингредиент должен стать стабильной связующей основой между ним и тем, кто поможет ему разрушить эту печать. Поэтому в крови Ремуса Люпина этот ингредиент должен оказаться до того, как он встретится с Нимфадорой Тонкс. Поскольку этот ингредиент является всего лишь основой и не задействован в тех симпатических связях, которые уже созданы между вами, Люпином и тем составом, который вы готовите, то его, в отличие от остального зелья, Ремусу вовсе необязательно пить исключительно из ваших рук. Однако это не значит, что он может выпить этот ингредиент хоть сейчас. Ингредиент должен быть выпит Люпином после того, как будет пройдена критическая точка возгонки, потому что во время дистилляции кровь очищается также и от любого рода внешней основы. Остальное вам уже известно.
С пожеланием терпения, Аберфорс Дамблдор"

"Профессор МакГонаголл!
Мне горько, что вы во мне разочаровались и что вы перестали мне доверять. Но я продолжаю верить в то, что профессор Дамблдор не ошибся, когда попросил меня самостоятельно завершить то дело, которое он начал и о сути которого я по-прежнему не могу вам рассказать. Я верю, что когда-нибудь вы поймёте, и тогда вы простите меня и, возможно, будете даже мной гордиться. Что касается истории с профессором Люпином, о которой я, согласен с вами, должен был вовремя вам рассказать, то она никаким образом не связана с тем делом, которое мне доверил профессор Дамблдор. Здесь причина моего молчания заключалась в том, что с профессором Люпином происходили некие процессы, которые для него самого должны были оставаться тайной. Я боялся, что если кто-то ещё об этом узнает, то информация может дойти и до профессора.
Я пишу вам из забытой богом деревушки в Девоншире, название которой я не буду вам называть, и я должен сказать, что со мной, помимо Рона и Гермионы, находится мисс Тонкс. Наверняка, вы её разыскиваете, поэтому хочу попросить вас не волноваться. Это я позвал её с собой, потому что она нужна Ремусу. Через несколько часов, видимо, решится, сможем ли мы спасти профессора Люпина или нет, а пока я хочу вам хоть что-то объяснить, чтобы хоть как-то загладить свою вину.
Полгода назад я получил письмо от Аберфорса Дамблдора, где он просил, чтобы я с ним встретился. Я тогда был чрезвычайно занят тем самым делом, которое мне поручил его брат Альбус. Я попросил Аберфорса подождать, но тот ответил, что его вопрос касается профессора Люпина и что от того, соглашусь я встретиться с Аберфорсом или нет, зависит, сможет ли Люпин когда-нибудь исцелиться или же он навсегда останется оборотнем. Я не мог не согласиться на встречу. Когда я прибыл в "Кабанью голову", мистер Дамблдор отвёл меня в один из гостиничных номеров, где рассказал о том, что я сейчас поведаю вам, профессор МакГонаголл.
Аберфорс сказал, что неделю назад он встречался с Люпином в этой самой комнате и в тот самый день он нашёл способ исцелить Ремуса. Дамблдор рассказал мне о жидком философском камне, очень редком и специфическом зелье, имеющем дело с самой сутью того, кто его использует. Это зелье, будучи выпито человеком, находящимся в состоянии внутренней борьбы, заставляет его сделать окончательный выбор. Кроме того, это зелье растворяет все связи с внешними источниками зависимости, будь то заклятие империус или любовный приворот. По словам Аберфорса, тот, кто выпивает это зелье, неким образом выпадает из-под власти этого мира и какое-то время находится вне пространства и вне времени. Человек полностью остаётся наедине с самим собой, и он не может не сделать выбор, потому что у него не остаётся ни одной возможности избежать этого выбора. И если для окружающих процесс действия зелья занимает не так уж и много времени (всего несколько часов), то для того, кто его выпил, время, проведённое наедине с самим собой, равнозначно тому, как если бы он имел тысячи и тысячи лет для того, чтобы определиться, что ему действительно важно. Это зелье подобно сильнейшему катализатору, в один момент бросающему человека на тысячи миль в направлении, соответствующем его теперешнему вектору движения. В общем, это зелье обладает такой силой, что оно способно даже растворить чёрную метку у того, кто по-настоящему этого хочет. Редкость же этого зелья обусловлена том, что оно очень много требует от того, кто его варит, и прежде всего, оно требует, чтобы изготовитель этого зелья вложил в него свою суть. Жидкий философский камень должен быть выпит обязательно из рук того, кто его приготовил, и он навсегда создаёт крепчайшую мистическую связь между тем, кто его готовил, и тем, кто его выпил, и связь эта появляется уже тогда, когда начинается процесс его приготовления. Тот результат, который даёт зелье, по словам Аберфорса, также зависит от того, каковы качества того, кто его готовил, хотя мне и трудно понять, как можно совместить это с утверждением, что выпивший это зелье остаётся наедине с самим собой и что никто из окружающих на его выбор повлиять не может. Поэтому волшебнику невозможно приготовить это зелье дважды. Только один раз в жизни и только одному человеку можно помочь сделать окончательный выбор. Мистер Дамблдор не объяснял мне, каковы должны быть начальные условия, и я не знаю, почему именно мне необходимо было начать готовить это зелье для профессора Люпина, но раз уж я его начал, то именно я должен его закончить.
Аберфорс сказал, что процесс приготовления зелья свяжет воедино состояние состава, меня и того, для кого этот состав предназначен, и для того, чтобы работа протекала правильно, профессор Люпин должен оставаться в неведении относительно того, какова истинная причина его внутреннего состояния.
Я не буду рассказывать вам все подробности того, как я готовил жидкий философский камень, как Аберфорс мне помогал и что я чувствовал, выполняя дело Альбуса и при этом испытывая на себе мучительное влияние зелья, которое творилось моими руками. Потом Аберфорс погиб, и я остался один. Моя вина в том, что я был большим эгоистом, потому что я был зациклен на том влиянии, которое этот состав оказывает на меня, забыв о том, что профессор Люпин переживает не меньше меня. Зелье было уже готово к тому, чтобы я мог встретиться с Люпином, заранее договорившись с мисс Тонкс, которая тоже должна сыграть свою роль в этой работе. Однако я тянул время, уверяя себя в том, что я сильно занят тем, что поручил мне Альбус, что я не могу прямо сейчас отвлечься ради Люпина и что состав подождёт. Итогом моего промедления стало то, что профессор Люпин сорвался.
Профессор МагГонаголл, я уверен, что смогу искупить свою вину, и я верю, что уже завтра профессор Люпин вернётся к вам, и он вернётся человеком, а не оборотнем. Всё то, чем я занимался полгода, сфокусировалось теперь на сегодняшнем вечере, и всё то, что я делал ради профессора Люпина, сублимировано в этот один предстоящий нам акт преображения. Я сумел связаться с ним и пригласить его сюда, пообещав, что здесь не будет никого, кроме меня, Гермионы, Рона и Нимфадоры. Я уверен, что профессор Люпин прибудет, несмотря ни на что, и мы встретим его с приготовленным мною составом и пузырьком драконьей крови наготове. Профессор Люпин будет спасён, после чего я вернусь к делу, которое вас, простите меня, не касается.
А что насчёт письма профессора Люпина Роджеру Дэвису, о котором вы меня спрашивали, то здесь ваша интуиция вас подвела, потому что мне не известны никакие подробности этого дела. Хотя мне и любопытен тот факт, что легенда о преображении крови показалась профессору важной, потому что мне причина этого видится мне в том, что его собственная кровь в это время находилась в процессе делания.
С уважением, Г.Поттер"

VIII.

"Они погибли. Всё кончено.
Теперь уже нет смысла что-то скрывать. Мы взяли на себя слишком тяжёлую ношу. Мы сорвались в пропасть. Через несколько часов я тоже буду мертва, заплатив своей жизнью за уничтожение очередного осколка его души. Но будет ли это иметь какой-то смысл, если существование оставшегося осколка так и останется тайной для всех? Профессор МакГонаголл, вы должны знать. То тайное дело, которое профессор Дамблдор доверил Гарри, заключалось в уничтожении крестражей, осколков разодранной души Сами-Знаете-Кого, заключённых им в примечательные для него артефакты. Дело в том, что это единственный способ уничтожить его, потому что до тех пор, пока крестражи, рождённые кровавыми слёзами и несущие в себе отпечаток самых страшных деяний, остаются в целости, тот осколок души Сами-Знаете-Кого, который остаётся в его теле и продолжает творить все эти ужасы, которые нас окружают, никогда не покинет этот мир и всегда будет находить себе новое прибежище. Крестражи - залог его бессмертия. Есть все основания полагать, что Сами-Знаете-Кто создал шесть крестражей, расколов свою душу на семь частей, но четыре из этих шести крестражей уже уничтожены, сегодня я уничтожу пятый, и вам остаётся отыскать и уничтожить шестой крестраж, после чего у вас появится надежда на то, что победа над ним в этой войне будет окончательной. Я не знаю, что именно вам нужно искать, но скорее всего, шестым крестражем является некий артефакт, принадлежавший Годрику Гриффиндору или Равене Рэйвенкло.
Мы занимались поиском и уничтожением крестражей, начиная с лета, и я думаю, что мы успешно с этим справились бы, как и рассчитывал Альбус, если бы не вмешался его брат. Он поручил Гарри ещё и другое дело, о котором Гарри вам уже писал. Мало того, что это дело постоянно отнимало у нас много времени и сил, отвлекая от действительно важного, но главное, что именно оно привело нас к вчерашнему роковому вечеру. Гарри сумел отыскать Люпина, я не знаю как, потому что я была занята крестражами, и он просил его о встрече, пообещав, что будем только мы и Нимфадора. Мисс Тонкс должна была сыграть большую роль во всём этом. Дело в том, что на Ремуса Люпина, помимо того, что он был оборотнем, была наложена ещё и особая печать, которая закрепляла роль его тёмной сущности в нём. Если бы он выпил зелье в то время, как печать оставалась на нём, то она заставила бы его сделать выбор в пользу своей тёмной сущности, и Люпин навсегда превратился бы в ужасного адского зверя. Таким образом, прежде, чем давать ему зелье, мы должны были растворить в нём эту печать, однако сложность заключалась в том, что растворение этой печати вовсе не было отдельной и независимой от остального процесса операцией. Нет, весь процесс был целостен, и по сути, Гарри готовил состав не только в своём котле, но через это ещё и в себе и в Люпине. И к растворению печати мы должны были приступить только после того, как будет пройдена критическая точка стадии возгонки. К сожалению, мы пропустили этот момент, Люпин убил мистера Дэвиса и переметнулся на сторону Сами-Знаете-Кого. Однако Гарри никак не мог поверить в то, что всё действительно так плохо, и он написал Люпину письмо. Тот ответил. Думаю, мне стоит привести вам текст этого письма.

"Гарри!
Я безмерно тебе благодарен за то, что ты продолжаешь мне верить. Я чувствую себя ужасно, боюсь, что я не могу тебе объяснить, что со мной происходит. Я убийца, но я не предатель, даже если ради блага мне приходится жертвовать своей чистой совестью. Да, я постараюсь тайно с тобой встретиться, чтобы никто об этом не узнал. Как только у меня появится вариант времени и места встречи, я отправлю тебе сову. Я тоже этого хочу, потому что я чувствую, что мне нужно многое тебе рассказать. Ты молодец, Гарри. Джеймс гордился бы тобой. И пожалуйста, Гарри, не называй меня больше профессором.
Просто Ремус".

Люпин умел играть на чувствах. Гарри не мог ему не поверить. Они договорились встретиться в заброшенном доме в одной старой девонширской деревушке. Для того, чтобы профессор Люпин исцелился, он должен был выпить драконьей крови, после чего нам следовало оставить его наедине с Нимфадорой, потому что, по словам Аберфорса, для того, чтобы печать, подавляющая профессора, растворилась, он должен был ощутить в себе своё мужское начало, а для этого он должен был овладеть женщиной, с которой он захотел бы почувствовать себя мужчиной. Аберфорс считал, что Нимфадора Тонкс как никто может справиться с этой роль, потому что она любила Люпина, и эта любовь могла разжечь в нём пламя. После этого Гарри должен был напоить Люпина зельем.
Они ворвались неожиданно и связали нас всех заклятием инкарцеро. И среди них был Люпин. Он смотрел на нас с презрением, и его взгляд сразу дал мне всё понять.
Связанных по рукам и ногам, нас положили на пол, и самый ужасный из них, плотный, заросший, с длинными жёлтыми ногтями-когтями и с тьмой, вращающейся в чёрных зрачках, нас поприветствовал.
- Гарри Поттер, - сказал он, подходя к Гарри. - Какая честь для меня. Находиться в вашем присутствии.
Гарри плюнул ему в лицо.
- Круцио!
Остановитесь! - закричала я. - Просто убейте нас, раз всё кончено, и Вольдеморт вознаградит вас на наши трупы.
Тут они все страшно захохотали, и тот ужасный, который, похоже, был главным, перестал пытать Гарри.
- Вольдеморт? Тут нет Вольдеморта. Здесь есть я, меня зовут Фенрир Сивый, и я, в отличие от Вольдеморта, не стану придумывать себе другого имени, потому что мне нечего стыдиться.
Он сжал руки в кулаки, поднял их кверху и громко крикнул: "Фенрир Сивый!"
- Да здравствует Фенрир Сивый! - закричали остальные, и Люпин был среди них.
- Скажите, Гарри, неужели вы думаете, что повелитель всех оборотней может не замечать в своём логове предателя и не читать как на ладони мысли того, кого он инициировал и кто всегда мелькает перед его глазами? - спросил Фенрир.
- Ремус! Неужели всё это время вы были с ними? - я не могла в это поверить.
Люпин молчал.
- Всё это время? - переспросил Фенрир. - смотря, что вы подразумеваете, произнося эту фразу. С моей точки зрения, Ремус был со мной с нашей первой встречи, хотя он сам до поры до времени об этом и не догадывался. Когда я принял его в Стаю, он служил вашему Ордену Феникса. Точнее, он думал, что ему служил, потому что в глубине души он служил мне и, сам того не подозревая, своими действиями помогал мне, и вот, теперь он помог мне необыкновенно возвыситься. Теперь работа над Люпином закончена. Обычный процесс. Пришедшее, наконец, к нему осознание того, что все условности общества придуманы идиотами, искусственны и подавляют то настоящее, что только и дарит ощущение жизни. Понимание, что в этом мире нет ни добра, ни зла, а есть только сила и есть трусы, которые боятся ей воспользоваться. Позволение себе быть тем, кто он есть на самом деле, а именно, высшей ступенью эволюции, чем-то большим, чем являются обычные люди, оборотнем.
Фенрир подошёл к Люпину и погладил его по взъерошенным волосам, и тот, обернувшись, облизал ему ладонь. Это выглядело отвратительно.
- Теперь Люпин стал моей правой рукой. Но скажите мне, неужели вы, во что мне трудно поверить, действительно приготовили то, с помощью чего хотели его исцелить?
Слово "исцелить" он произнёс в особо язвительной манере. Фенрир подошёл к столу и протянул руку к лежащему на столе свёртку.
- Убери свои грязные руки! - закричал Гарри.
- Заткнись! - рявкнул Сивый, обернувшись, и, хотя он даже не взмахнул палочкой, Гарри обмяк, словно его ударили кирпичом по голове.
- Профессор Люпин! - крикнула я. - Неужели вы забыли о том, кто вы? Неужели вы не понимаете, что есть вещи, которые страшнее смерти? Неужели вы так и будете до конца своих дней облизывать этого мерзавца?
- О, лизать, как вы верно заметили, мой милый Ремус умеет очень хорошо. Это его особый конёк. Вы ещё не видели, что вытворяет этот шалун, когда мы остаёмся одни, но вы ошибаетесь, если думаете, что не это то, чего он хотел всю жизнь.
- Ремус! Я люблю тебя! - закричала Нимфадора, которая всё это время молчала.
Все захохотали, а Ремус по-прежнему молча на нас смотрел.
- Вы любите Ремуса, но вопрос не в том, кого любите вы, а в том, кого любит Ремус. Скажи Ремус, ты любишь её?
- Нет, мой господин, - ответил Ремус.
- Подойди к ней, - сказал Фенрир.
Люпин подошёл к связанной Нимфадоре и склонился над ней, положив руку ей на плечо и пристально глядя ей в глаза.
- Скажи ей, как ты к ней относишься.
- Мне тебя жалко, - сказал Люпин. - Ты привязалась ко мне, и эта привязанность застилает тебе глаза. Ты не хочешь видеть, что я тебя не люблю. Меня раздражала твоя привязанность, потому что ты, строя из себя несчастную влюблённую, чья любовь жестоко отвергается, постоянно подвергала меня немым упрёкам. Я ощущал, что ты требуешь от меня чего-то. Ответной любви, ласки, тепла. Того, чего я не мог и не хотел тебе дать. "Я тебя люблю". Простая фраза. Но если в устах одного она не говорит ничего, кроме этого бескорыстного "Я тебя люблю", то в устах другого она приобретает другой смысл: "Я тебя люблю и хочу, чтобы ты в ответ сказал мне то же самое". Та любовь, которую проявляла ты, принадлежала ко второму случаю, поэтому она на меня давила, бесила и отталкивала меня. Я не люблю тебя.
По щекам Нимфадоры текли слёзы. Сивый распечатал свёрток, достав оттуда запечатанный состав и пузырь с драконьей кровью.
- Хорошая работа, - сказал он. - Очень ценный состав. Если вы приготовили его правильно, то Ремус, выпив его до дна, должен был сделать окончательный выбор между человеком или зверем. Что касается драконьей крови, то я знаю, зачем она вам. Но скажите, даже если бы Люпин до сих пор считал, что он на вашей стороне, неужели вы всерьёз полагаете, что он почувствовал бы себя мужчиной с этим слезливым хамелеоном? Ремус, который всегда был ценителем грубой силы и у которого всегда текли слюни при виде мускулистого мужского торса?
- Вы мерзкий лгун, предатель и извращенец! Вы животное! Мне противно, что вы ещё были нашим учителем! Меня тошнит от вас, Люпин! - закричал Рон.
- Увы, увы - сказал Фенрир. - К сожалению, вы уже слишком взрослые для того, чтобы вылепить из вас что-то приличное. Конечно, я мог бы попробовать сделать из вас оборотней, и через много лет вы стали бы совсем другими, но нет смысла тратить на это столько сил и времени. Особенно сейчас, когда в моей власти находится каждый английский ребёнок. Перед тем, как я убью вас, я хочу, чтобы вы знали, что через десять лет Англия станет страной оборотней.
- Вы тупой идиот, если вы думаете, что Вольдеморт даст вам такую власть после победы, - сказал Гарри. - Он использует вас. Победив, он вас уничтожит.
- Мне плевать на этого ублюдка и сифилитика! - закричал Сивый. - Я уже сказал, что здесь нет Вольдеморта, а есть я, Фенрир Сивый. С кого из вас мне начать?
Фенрир подошёл к Гарри и направил на него палочку.
- Прощай, мальчик. Жаль, что ты не увидишь новую землю.
- Постойте, мой господин, - остановил Сивого Люпин.
- Да, Ремус? - спросил Фенрир.
- Я подумал о составе. Ведь он окажется бесполезен, если Поттер умрёт.
- Верно. И что ты предлагаешь?
- Я подумал… Я подумал, что хочу навсегда остаться зверем.
Сивый задумался.
- Ты действительно этого хочешь? Ты должен ясно осознавать, что это будет окончательной сепарацией, полным разделением твоих сущностей.
- Я готов к этому.
С минуту Сивый молчал.
- Ну что же, я оценил твой выбор. Я не против. Но Поттер должен сам согласиться напоить тебя этим зельем.
- Я думаю, он не откажется, - сказал Люпин. - Ведь ты согласен напоить меня из своих рук, Гарри?
- Нет! - закричала я.
- Да, - твёрдо сказал Гарри. - Если вы меня развяжете.
С Гарри сняли инкарцеро и дали в руки флакон с зельем. Он медленно подошёл к Ремусу и протянул руку с флаконом к его лицу…
- Мой господин, а это ничем не чревато? - испуганно спросил кто-то из свиты.
- Нет, - ответил Фенрир. - Он обернётся в зверя, но он останется в сознании.
Люпин медленно выпил состав до дна. И в тот момент, когда он вдруг захрипел, схватившись за живот, Гарри выхватил из-за его пояса волшебную палочку и, направив её на нас, закричал: "Фините Инкантатем!", после чего направил палочку на дверь, которую разнесло в щепки. Палочку выбило из рук Поттера, Ремус катался по полу, издавая душераздирающие крики, а мы бросились бежать, и только Нимфадора не сдвинулась с места, пустыми глазами глядя на возлюбленного.
- Авада Кедавра! - раздался ужасный вопль Сивого, и Гарри упал бездыханный. Я не могла себе поверить и только продолжала бежать что есть мочи с Роном, пока он тоже не упал на землю, задетый этим же непростительным заклятьем. Мне удалось спастись.
Гарри Поттер и Рон Уизли погибли. Ремус Люпин теперь навсегда останется зверем. Нимфадору Тонкс они наверняка тоже убили. А я отдам свою жизнь для того, чтобы уничтожить очередной обломок души Вольдеморта, потому что другого выхода нет. Я прошу вас, профессор МакГонаголл, чтобы наши жизни не пропали впустую, отыщите последний крестраж и уничтожьте его. Нечто, принадлежавшее Годрику Гриффиндору или Равене Рэйвенкло. Прощайте, профессор.
Гермиона Грейнжер"

IX.

"Привет тебе, Вульф!
Спасибо тебе за письмо, хотя меня и несколько смутило то, что ты не прислал мне оригинал. Ты пишешь, что боишься Лорда, хотя уважение ко мне и пересилило страх к нему. Его есть за что бояться, но помни о том, чей ты вассал, Вульф. Ты находишься у него не потому, что ты ему действительно нужен, а потому, что ты являешься символом того, что я нахожусь в его подчинении. Если только я перестану тебе покровительствовать, он тебя в любом случае раздавит, поэтому тебе следовало бы меня бояться больше.
То, что Люпин был на их стороне в тот момент, когда он пришёл к нам в Стаю, мне было известно. Это я позволял ему быть шпионом, чего ему в голову прийти не могло. Конечно, я следил за тем, чтобы действительно важная информация через него не утекла. Не спрашивай меня, зачем мне это понадобилось. Я счёл, что так нужно. И сейчас, видя результаты, я убеждаюсь, что не ошибся.
Что касается информации в письме, касающейся отношений Люпина и Снейпа, то она действительно меня заинтересовала, потому что в том, что Люпин почувствовал к Снейпу, я учуял некоторую опасность. К счастью, Снейп оказался не в той кондиции, чтобы представлять собой опасность. Глупое предположение Люпина о метке, якобы не позволяющей наслаждаться. Мы то с тобой знаем, что какой-то отпечаток на ощущения она, конечно, накладывает, но что касается секса, то мне, по крайней мере, она особо не мешает. Фригидность же этого урода Снейпа, видимо, имеет причиной его отравленность затхлостью лабораторий и пылью книг. Никогда не любил читать. Книги - вот настоящее зло! Прогулка по лесу, свежий воздух и здоровый сон, и глубокий оргазм гарантирован. Снейп же променял нормальные радости жизни на тлен, а теперь вот соблазняется моим Ремусом, мерзавец. То, что он хранит обман нас Люпином в тайне, то это оттого, что он, наверное, всё ещё строит на него свои грязные планы. Конечно, неплохо бы его проучить, но, как ты верно заметил, это ставит под удар ещё и Ремуса. Хотя вполне возможно, что мы ошибаемся, и Снейп уже давно рассказал Лорду правду о Люпине, просто Лорд не видит нужды наказывать вассала своего вассала и полагается на мою проницательность.
Спасибо тебе, друг! Полагаю, тебе там нелегко, но даю слово, что скоро наше положение значительно улучшится. Всего хорошего, amigo!
Фенрир Сивый"

"Фенрир!
То, что про ложь Люпина тебе уже известно, меня, признаться, несколько разочаровывает. Хотел, так сказать, угодить. Ну и, переписывая для тебя это письмо, я находил важным именно тот абзац, который компрометировал Снейпа и Люпина, а оказывается, заинтересовало тебя совсем другое, а именно, их е*ля. Потому вижу нужным рассказать тебе то, что тебе, думаю, будет интересно.
Я, в общем-то, нечасто пересекался со Снейпом, хотя они часто собирались вместе, вроде как наказывать его за очередные провинности перед Лордом. Я ещё всё думал, как он всё это переносит. Сам то я, как ты знаешь, не очень люблю бить лежащих, ну меня и не принуждали в расправах участвовать. А Снейпа, бывает, уводят совсем уж бледным и болезненным, а возвращается он как будто посвежевшим. Но вот однажды мне сказали, что Снейп опять напортачил, и теперь пытать его должен я. Потому как они все уже устали постоянно "Круцио!" на этого зельевара кричать.
Ну, короче, собрались мы в чёрной комнате, они кругом встали, а Снейп в центр вышел и на пол уселся. Подхожу я к нему, а тот сидит, исподлобья смотрит, ухмыляется, волосы сальные, рука в локте согнута, подбородок на кисти лежит. Нос горбатый, ворон вылитый, и вроде как развратно намекает: "Ну давай, посмотрим, какой у тебя круциатус". Я палочку поднимаю и думаю: "сейчас е*ать тебя буду круциатусом, заморыш заспиртованный, так, что мало не покажется". И при мысли "е*ать" мне в голову такое полезло… А тот ещё голову выгнул, волосы откинул, шею обнажил, на шее висит амулет какой-то, а я смотрю на его кадык, и чувствую, как у меня ноги трястись начинаются. А у него пальцы тонкие, кожа совсем уж не юношеская. Словно картина из чёрных изломанных линий на жёлтом пергаменте. А он весь из этой изломанности соткан, но она не отталкивает, а вроде как даже изящна что ли… Тьфу! Короче, гляжу я на его кадык, кадык хищной птицы, а он всё ухмыляется, и чувствую, как у меня от паха тепло по телу разливается. Ну я как это ощутил, так такой гнев на меня накатил. "Да как ты смеешь, тварь недоделанная, меня возбуждать!" И я, всё ещё палочку на него направленной держа, закричал: "Круцио!" А он упал и молчит, только напрягся весь. Жилы словно струны натянуты, и суставы выгнулись так неестественно, что он ещё уродливей стал, и показалось мне, что он как клубок ниток для вязания, сотнями спиц утыканный остриём наружу, и так жутко это выглядит, что меня наружу рвать стало. Чувствую, как этот клубок по пищеводу внутрь меня продвигается, и эти спицы меня пронзают. И чувствую я, что чем громче кричу, тем сильнее сжимаю в ладонях осколки разбитого стекла, и тем больнее мне. Смотрю я на его шею и невыносимо мне вдруг захотелось зубами в неё вцепиться. Выронил я палочку, к нему бросился, а остальные смотрят, словно им не впервой и вроде как даже нервничают, а у кого-то уже брюки напрягаются. А я как упал на колени, нагнувшись над его головой, так укусить уже не могу, а он как усмехался, так и усмехается, только уже ногами меня обхватил и к себе прижал. Я не сопротивляюсь, только чувствую, что эти иглы его меня насквозь пронзили, из глаз слёзы потекли, а по телу боль струится, но так сладко, словно мёд. А он уже руку мне в штаны засунул и всё с той же неизменной равнодушной ухмылкой…
Он вытер руку о мою рубашку, тяжело поднялся и ушёл. А я сижу и рыдаю. С меня словно всю броню содрали, все застаревшие раны расковыряли и все нервы оголили. Тут подходит ко мне кто-то, руку на плечо положил и шёпотом говорит: "Да успокойся ты. Если думаешь, что стал пидором, и из-за этого убиваешься, то всё с тобой нормально. Это всё ошейник его. Манок на мужиков. Это его наш Лорд так наградил. Он у него мужскую энергию забирает, и Снейп её таким образом восполняет. А сам ничего не чувствует. Всё манок забирает". А я не из-за этого рыдал. Просто во мне всё размякло, словно из меня стержень вынули.
В общем, насчёт Люпина не беспокойся, Фенрир. Не он первый, не он последний. Без манка-то он Снейпа вряд ли захочет. А с манком Ремус уже пробовал, и ему это, как ты знаешь, не понравилось.
С.В."

ОЧЕРЕДНАЯ КРОВАВАЯ БОЙНЯ
Зверские убийства в Девоншире

"Вчера утром по вызову одного из магглов маггловская полиция обнаружила в заброшенном доме среди разломанной мебели и луж крови пять тел. Когда агенты Министерства Магии определили магическую природу того, что произошло в этом доме, к делу приступил следователь Министерства. Одно из тел оказалось живым, и, этим телом, как выяснилось, оказался высокопоставленный сотрудник Министерства Ричард Дэвис, чей сын недавно, как сообщалось нашей газетой, был зверски разорван на куски оборотнем. Два других тела были опознаны как ученики Школы Магии и Волшебства Хогвартс Гарри Поттер и Рон Уизли. На телах несчастных детей следов увечий не обнаружено. Два других тела опознать не удалось, так как они были сильно изуродованы. Наш журналист долго блевал в кустах после того, как увидел эту душераздирающую картину. Одно из тел выглядело так, словно вся передняя часть плоти была кем-то обглодана до костей, причём те волосы, которые сохранились на задней части головы, имели жуткий красно-зелёный цвет (фотография на следующей странице). Другое же тело представляло из себя кровавое месиво из разодранной в клочья плоти. От дальнейших комментариев следователь отказался".

"СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Отдел Тайн
----------------------------
Рудольф Хенли
Сектор расследования уголовных преступлений
Отдел обеспечения магического правопорядка

"В соответствии с передачей уголовного дела №19981092 в Отдел Тайн в связи с упоминанием в материалах дела терминов, попадающих под определение чрезвычайно секретных (внутриорганизационный секретный декрет о чрезвычайной секретности), я, Рудольф Хенли, следователь по этому делу, прилагаю следующее показание свидетеля:
"Я, Ричард Дэвис, глава Сектора контроля над магическими экспериментами Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними Министерства Магии, даю эти показания, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти, отдавая себе отчёт в том, что дача ложных показаний является преступлением, и в том, что эти показания могут быть использованы против меня.
Прежде всего, я заявляю, что нарушил Запрет Экспериментального Разведения от 1965 года, продолжая заниматься выведением новых магических сущностей после принятия этого закона, находясь при этом на посту в Министерстве и злоупотребляя тем самым своим служебным положением.
Подробности работы находятся в моих научных отчётах, которые я никогда не публиковал и которые являются теперь приложением к моему делу. Одна из новых форм, выведенных мною, проходит в отчёте за июль 1986 года под именем NC-616 и представляет собой особо опасное тёмное создание, тёмная составляющая которого взята у дементора и которое забирает у жертвы жизненные силы посредством материального поглощения объекта атаки.
Этой зимой мой сын, Роджер Дэвис, подвергся нападению зарегистрированного оборотня Ремуса Джона Люпина, который, зная о своей сущности оборотня, отправился в ночь полнолуния с моим сыном в лес. В соответствии с презумпцией виновности Закона об оборотнях, Ремус Джон Люпин, как тёмное существо, был заочно признан судом Англии виновным в умышленном убийстве. Кроме того, прошу учесть тот факт, что мой сын неоднократно подвергался сексуальным домогательствам со стороны этого оборотня, что карается Законом о совращении несовершеннолетних и о чём я прежде не заявлял в судебные органы, боясь, что это повредит репутации и карьере моего сына. После убийства Роджера Дэвиса в нашу канцелярию пришёл запрос из Отдела обеспечения магического правопорядка с просьбой дать им срочную научную консультацию. Меня это заинтересовало, и я решил лично заняться этим делом. В конверте лежало прошение с просьбой определить координаты, в которых находилось перо, которым было написано приложенное к прошению письмо, в момент написания письма. Прочтя письмо, я понял, что из него следует, что в это самое место, где оно было написано, должен прибыть Ремус Люпин. Я решил отомстить этому оборотню за убийство сына и, определив координаты, отправился туда, захватив с собой экземпляр NC-616 в стеклянной банке.
Это место оказалось заброшенным домом в Девоншире. Зайдя в дом через пустой дверной проём, я обнаружил внутри множество неопрятных, грязных и заросших лиц, которые, видимо, были оборотнями. Оборотни часто выглядят такими неотесанными варварами. Они явно не ждали посторонних, так как посмотрели на меня с удивлением, а один из них грубо рявкнул: "Что вам здесь надо?" Тут я заметил сидящего на полу и прислонившегося к стене Ремуса Люпина, которому явно было не по себе. Он хрипел и держался руками за живот. Молча достав из кармана банку с экземпляром NC-616, я бросил её в Люпина. Однако тут раздался пронзительный женский визг, и некая особа с болезненно выглядящими красно-зелёными волосами бросилась между мной и Люпином, приняв удар на себя. Банка разбилась, и NC-616, оказавшись на её коже, стало поглощать её тело. Я успел применить заклинание, чтобы рассыпать созданную мной форму в прах, хотя и понимал, что уже поздно и жертву атаки не спасти, после чего был кем-то оглушён. Очнулся я в больнице Святого Мунго, где меня вскоре и посетил следователь.
Таковы мои показания, и я готов подтвердить их истинность под веритасерумом. Я искренне каюсь в своих преступлениях и прошу принять в качестве смягчающего мою вину обстоятельства тот факт, что я имел намерение убить оборотня, который долго причинял вред моему сыну и, в конце концов, хладнокровно его убил. Моё горе подтолкнуло меня на эту попытку умышленного убийства, а то, что при этом погибла ни в чём не повинная женщина, есть несчастный случай".
Я, Рудольф Хенли, заверяю, что вышеприведённые показания были даны Ричардом Дэвисом в моём присутствии"

X.

"Миссис Вэнс, милочка моя!
Вы пишите мне, что огорчены тем, как быстро я согласилась с обвинениями Ремуса Люпина в предательстве и убийстве, когда в наше время ни в чём нельзя быть до конца уверенным. Вы пишите, что удивлены тем, какой холодной я оказалась, веря наветам на того, кто никогда по своей воле и мухи бы не обидел. Но вы ошибаетесь, если думаете, что Ремус мне безразличен.
Мне тоже очень горько из-за всей этой истории, произошедшей с ним. Я знаю, что он всю жизнь стремился обуздать своё тёмное начало, он всегда стремился, чтобы добра в этом мире стало хоть чуточку больше, а закончилось всё тем, что он нас предал и стал причиной гибели тех людей, которые его любили. Я понимаю, что для вас эта история остаётся достаточно смутной, и я не могу вам всего поведать, потому что из-за некоторых дополнительных обстоятельств, узнанных мной из полученного от Гермионы перед её исчезновением письма, дело было передано в Отдел Тайн. Но я могу вас уверить, что он действительно творил это по своей собственной воле. Он мечтал исцелиться от ликантропии, но, начав лечение, не преодолел испытания, впав в отчаяние и перейдя на сторону врагов. И в результате из-за него погибли люди, которые пытались ему помочь. Ремус навсегда обернулся в зверя и пропал без вести. Возможно, он был убит в бесчисленных стычках этого смутного времени. Возможно, он до сих пор скитается в лесах Дартмура. Я думаю, мы должны вынести урок из этой истории. Впрочем, я привыкла выносить уроки из всего, что происходит в жизни.
Причиной поступков Люпина было не безумие. Причиной его поступков был самый обыкновенный эгоизм и зацикленность на себе. Он видел на своей душе тёмные пятна, которые ему не нравились, которые он не принимал. Вместо того, чтобы смириться с этим и творить, несмотря ни на что, добро, Ремус предпочёл сфокусироваться на этих пятнах, пытаясь вырвать их из себя и избавиться от них. Чем дольше он этим занимался, тем больше он погружался в самого себя, зацикливаясь на одном и том же и уделяя этим тёмным пятнам, которые от заботливости только увеличивались в размерах, всё больше и больше внимания. Постепенно они полностью затмили его душу, и Люпин, ослепнув, сорвался в бездну. Он пытался руками разогнать тьму вокруг гаснущего костра, не понимая того, что нужно лишь сильнее разжечь пламя, и тьма рассеется.
Я не хочу очернить Ремуса. Напротив, я хочу сказать, что он был добрым и хорошим человеком, но правда в том, что быть добрым и хорошим человеком недостаточно. Он был даже слишком добрым и хорошим, и больше всего он боялся, что кому-то он может показаться злым и плохим. Поэтому он никогда не был искренним. Общаясь с ним, я всегда видела, что он прячется за сотней масок, всегда стараясь выглядеть радушным и приветливым. Однако его напряженная поза и пустые глаза всегда выдавали ту броню, в которую он, несмотря на улыбку и открытую позу, себя облачил. Глупый, он сделал это из-за страха, что ему причинят боль, не понимая того, что, запретив себе боль, он запретил себе тем самым и все остальные чувства. Если бы ради чьего-то блага ему понадобилось бы закричать на кого-то или кого-то ударить, он был бы неспособен на это. Несколько раз я говорила ему об этом, и он лишь пожимал плечами и всё так же продолжал улыбаться, словно прося прощения. Иногда меня это выводило из себя, и больше всего на свете мне хотелось как следует его отдубасить, а я могла это сделать безопасно на себя, потому что тактичный Ремус никогда не поднял бы руку на женщину, потому что только это, по-моему, могло бы хоть как-то пробить его броню и вызволить наружу его истинные чувства, которые он прятал внутри себя с самого детства. Я знаю, что люди плачут от боли обычно не потому, что сама боль заставляет их так страдать, а потому, что эта боль даёт возможность выйти невыплаканным слезам, которые гложут и разрушают душу изнутри. Per crucem ad lucem. К сожалению, я так этого и не сделала.
Люпин никогда не плакал. Я видела его на похоронах его близкого друга. Когда зазвучал похоронный марш, он чуть было не всхлипнул, но удержал себя. Он стоял, и по его взгляду было видно, что крепостные стены, окружающие его душу, вознеслись ещё выше. В его отстранённых серых зрачках навсегда застыли чувства вины и обиды, полностью прочувствовать которые и отпустить он был не способен. Он избегал боли, а потому он запретил себе то, что было для него дороже всего. Он запретил себе видеть феникса. А ведь мечты о нём никогда не покидали Ремуса, и это именно он предложил название для нашего ордена.
ORDO PHOENICIS.
Он боялся себе в этом признаться, но ему нравилось обращаться в зверя. В глубине души он осознавал, что только это даёт ему глоток свежего воздуха, позволения просто быть тому, что есть. Запретив себе быть свободным в человеческом обличье, он упивался тем жалким подобием свободы, которым его одаривала полная луна.
Он потерял себя, миссис Вэнс, и я признаю, что и на нас, тех, кто окружал Люпина, лежит ответственность за это, но это всё же не снимает с Ремуса вину за то, что он натворил. Я не стану его оправдывать, потому что я думаю, что ему уже всё равно, что о нём скажут, а вот повторится ли подобная история или нет, во многом зависит от нашей оценки. Я надеюсь, теперь вы с пониманием отнесётесь к моей позиции.
Минерва МакГонаголл"

"Северус!
Прежде, чем ответить на ваш вопрос, я хочу ещё раз поблагодарить вас за вашу неоценимую помощь. Я думаю, что уже никогда не смогу ковыряться пальцами этой руки в носу и ушах настолько же ловко, как раньше, но спасибо вам и на том, что я остался жив.
Вы спрашиваете меня, уверен ли я в том, что продолжение этого дела нужно поручить именно Гарри Поттеру. Да, я уверен. Более того, я думаю, что Поттер - это единственный, кто может справиться с этим делом. Я никогда не планирую и не рассчитываю всё заранее, но есть вещи, которые для меня ясны как день. И я не могу не видеть, что всё это время Вы-Знаете-Кто не мог справиться с Поттером оттого, что Гарри защищала любовь. И я знаю о том, что нет большей любви, как если кто… Впрочем, вы и сами это знаете. Уничтожение вы-знаете-чего, о существовании чего я подозревал давно, но убедился только благодаря вам, это всего лишь механика. Я чувствую, что только самопожертвование и есть то единственное истинное оружие, которое поможет нам справиться с Вы-Знаете-Кем. А в том, что сделать это должен именно Поттер, меня убеждает не столько пророчество, когда-то подслушенное вами, сколько всё то, что происходило с Поттером на протяжении последних пяти лет. Я не знаю, насколько далеко от него потребуется зайти в своём самопожертвовании, и будет ли он на это способен. Возможно, я ошибаюсь. Но если я не попробую, то никто никогда не узнает, ошибался ли я или нет.
Конечно, и от каждого из нас понадобится быть готовым к самопожертвованию. Но я не хочу говорить об этом сейчас, потому что это деяние имеет смысл лишь тогда, когда оно идёт от чистого сердца, а не навязано извне. Я добавлю лишь, что самопожертвование имеет множество лиц. Все привыкли видеть жертвенность в том, что кто-то отдаёт свою жизнь за высокое дело. Но разве не меньше жертвует собой тот, кто своими деяниями помогает Свету восторжествовать над Тьмой, при этом обрекая себя на вечное осуждение и проклятие?
На этом прощаюсь с вами, Альбус Дамблдор"

"Мистер Дамблдор!
Я не буду с вами спорить по поводу того, стоит ли поручать это дело мистеру Поттеру или нет, хотя я по-прежнему сильно сомневаюсь в его способностях, потому что я знаю, что вы верите в людей до конца, и до самого последнего момента, пока Поттер наконец не проебёт всё наше дело, здраво променяв крест, который вы ему навязываете, на сытую семейную жизнь с женой-блондинкой и попойки со старыми друзьями, вы будете делать на него ставки. Просто подумайте, а хочет ли сам мистер Поттер быть тем жертвенным агнцем, которого вы из него делаете?
Но раз с делом об уничтожении вы-знаете-чего всё уже решено, то я не буду с вами спорить по этому поводу. Пусть по этому пути идёт мистер Поттер. Я же хочу поговорить с вами о другом. Ведь вы же понимаете, что это не единственный способ его уничтожить. Я думаю, что нам будет разумно подстраховаться и искать способы использовать второй вариант. Хотя бы на тот случай, если первый провалится. Не хочу, чтобы вы подумали, что я ищу у вас поддержки в том, чтобы самому сделать это. Заранее предупреждаю, что я не сделаю этого ни при каких обстоятельствах. Я знаю о том, что страшнее смерти. Но я уверен, что среди его соратников найдутся те, кто будет готов пойти на это. Хочу знать ваше мнение по этому поводу.
Северус Снейп"

"Северус!
Я понимаю то, о чём вы говорите. Признаюсь вам, что это всегда было большим соблазном для меня. У меня никогда не было иллюзий по поводу того, что это не приведёт к появлению другого Тёмного Лорда, однако приятно тешить себя надеждой, что новый Лорд будет слабее предыдущего, тем более, что его душа не будет столь изуродована ради приобретения бессмертия, а значит, и справиться с ним будет легче, чем с нынешним. Однако нельзя разорваться и идти сразу в двух направлениях. Никогда нельзя подстраховываться, Северус. Говорить о том, что этот путь плох и мерзок, поэтому я пойду другим путём, но если идти другим путём у меня не получится, то я, так и быть, вернусь к первому, значит обрекать себя на неудачу. Сжечь все мосты и идти напрямик. Либо победа, либо смерть. Только так можно сотворить нечто действительно стоящее. Пока я делаю ставку только на Поттера, хотя это вас и тревожит, у меня ещё есть надежда на то, что Поттер справится. Если же я начну хотя бы предполагать, что ошибся с Поттером, и искать другие пути, то нет сомнений, что Поттер не справится.
А кроме того, я не хочу пользоваться тем, что вы предлагаете, ещё и по другой причине. Я считаю, что не столь важно, какие цели мы перед собой ставим, даже если это такая цель, как уничтожение Вы-Знаете-Кого, сколько то, в какую сторону сдвинется мир, если мы достигнем той или иной цели. Мы можем его уничтожить, и всё станет только ещё хуже. Тёмные маги всегда использовали в качестве своего главного оружия ложь, и их главная ложь заключалась в том, что они утверждали, будто различия в тёмной и светлой магии есть лишь вопрос этики, вопрос того, хороша или плоха цель, которую мы достигаем, используя при этом магию, которая сама по себе нейтральна. Это не так. Я бы даже сказал, что любая цель нейтральна. Всё зависит от того, какую магию мы используем и каков источник тех сил, которые мы черпаем для того, чтобы достичь этой цели. Если эти силы берут своё начало в Свете, то, что бы мы ни делали, это будет приводить только к благу. Если же мы черпаем силы из Тьмы, то наши самые благие намерения приведут нас в ад.
Обретение бессмертия - цель неординарная. Но про неё нельзя сказать, хороша она или плоха. Если для этого мы занимаемся кристаллизацией философского камня и преображаем свою природу, то она, на мой взгляд, хороша. Но если для этого мы рвём свою душу на части, навсегда уродуя свою природу, то она плоха. То же самое, на мой взгляд, касается и нашей цели уничтожить Вы-Знаете-Кого. Уничтожение вы-знаете-чего, которое требует от нас самопожертвования, в любом случае сдвинет мир в лучшую сторону, даже если мы и не достигнем нашей конечной цели. Наша же попытка использовать иной способ, упомянутый вами, я уверен, приведёт к худым последствиям.
Я надеюсь, что вы поняли ход моих мыслей, и верю, что в глубине души вы тоже его разделяете. Иначе вы не перешли бы на нашу сторону, Северус.
Альбус Дамблдор"

XI.

"Здравствуй, Северус!
Если ты читаешь эти строки, значит, тебе пришла в голову идея проверить этот рекламный буклет на наличие тайнописи Ордена Феникса. Удивляюсь, зачем рассылать рекламу осуждённым на казнь?
Как ты себя чувствуешь, Северус? Мне кажется, что это очень страшно. Не знаю, как я воспринимал бы всё это, если бы был на твоём месте. Я понимаю, что все мы смертны, и я знаю, что когда-нибудь и я умру, но одно дело, когда ты просто об этом знаешь, а другое, когда ты зажат в тисках неизбежности и видишь, как песчинки в песочных часах твоей жизни отсчитывают оставшееся тебе время. Я не знаю, как тебя судили. Я не знаю, что ты говорил в своё оправдание. Я не знаю, что из того, что ты мог говорить, могло быть правдой. Но главное, я не знаю, виновен ли ты или нет, и интересней всего для меня то, что я и не хочу об этом знать. Про себя я знаю точно, что я виновен и что я заслуживаю того наказания, которому вот-вот подвергнут тебя. Я полагаю, английское правосудие тоже об этом знает. Поэтому я теперь и скрываюсь. Про тебя я не знаю, был ли ты пойман или же сдался властям по своей собственной воле. Я не знаю, на чьей стороне ты оказался. Наверное, теперь это и не важно. Тем более, что я не знаю даже того, на чьей стороне оказался я.
Впрочем, это всё мои иллюзии. Я предатель и убийца, погубивший всех, кого я любил и кто любил меня. Последний из оставшихся в живых дорогой мне человек вот-вот выпьет зелье, которое вычеркнет и его из списка живых, и я останусь совсем один. И при этом меня всё это мало тревожит.
Но я хотел написать тебе не об этом. Я хотел написать тебе о том, что ты мне дорог. Нет, нужно выразиться иначе. Признаюсь честно, что твоя теперешняя судьба беспокоит меня мало. Думаю, что я оказался бы в замешательстве, если бы ты вот-вот возник передо мной и сказал бы, что наши судьбы теперь каким-то образом связаны. Мне были бы в тягость и взаимное присутствие, и взаимные разговоры, и даже взаимный секс, и вообще всё то, что обычно вкладывают в понятие отношения. Нет, упаси меня Бог от того, чтобы иметь с тобой отношения. Я даже испытываю внутреннее облегчение от понимания того, что тебя скоро не станет. Так что точнее будет выразиться, что это не ты мне дорог, а мне дороги мои воспоминания о тебе и о том, что было между нами.
Тогда, когда ты написал мне о том, что тебе нужно со мной встретиться и что это должно остаться в тайне от Фенрира, я чуть было тебе не отказал, потому что думал, что он обязательно об этом узнает. Но что-то во мне заставило ответить тебе согласием. Ты явно чего-то от меня ожидал, и я сильно подозревал, что ты хочешь заняться со мной сексом, и я был готов при встрече с тобой подтрунивать над твоей бесчувственностью, потому как я думал, что ты снова ожидаешь от меня чуда, которое растопит в тебе лёд. На этот раз ты не ошибся. Чудо произошло. И для этого нам не понадобилось трахаться.
Ты сел на диван, положив ногу на ногу, я сил напротив, и когда ты предложил мне бокал вина, я заметил, что не ощущаю того обычного холодка, которым от тебя обычно веяло на заседаниях Ордена. Впервые за столько лет я ощутил, что от тебя идёт приятное тепло. Я видел в твоих глазах нетерпение, ты то и дело поглядывал на часы, и мне было приятно осознавать, чего именно ты так не можешь дождаться. Когда я взял тебя за руку, то сразу же ощутил этот идущий от тебя ток, из-за которого отпустить тебя теперь было невозможно. Не отпуская руку, я перемахнул через стол и прижал тебя к себе всем телом. Мы упали с дивана на пол, и я, положив подбородок на твоё плечо, погрузился в свои ощущения. Я жадно выгрызал костный мозг из каждого мгновения, которое я провёл в твоих объятьях. Надо сказать, что у меня не было даже эрекции, но это было гораздо, гораздо лучше секса. Твой запах, который я вдыхал полной грудью, открывал тебя передо мной, и это было так, словно я открыл и читаю ту самую книгу, самую лучшую книгу в мире, которую я всегда мечтал отыскать и прочесть, но не знал, где она и кто её автор. А книга эта иногда мне снилась, и иногда я даже, кажется, припоминал её содержание, но всегда неизменно забывал. И порой мне казалось, что в этом мире этой книги нет, но я обязательно должен её написать, и я садился перед чистым листом пергамента, открыв чернильницу и взяв в руки перо, и пытался нащупать эту нить повествования, сюжет самого лучшего романа, который только может быть написан, но мне никогда это не удавалось, и я вставал из-за стола, либо оставив после себя чистый лист, либо скомкав лист с теми нелепыми фразами, которые я написал. И вот теперь я читал эту самую книгу совершенно ясно, не во сне, а наяву, и было упоительно лететь между изящных и опасных строк, выведенных в твоей душе, и я ловил каждый миг, потому что знал, что когда эта книга закроется, я всё забуду. И я осознавал, что только раз в жизни можно прочесть этот кровавый текст, погрузившись в то, из-за чего сердце выскакивает из груди, и это тоже было тем, чем происходящее отличалось от секса, потому что сексом занимаются снова и снова, бесконечно повторяя одни и те же ощущения, а тем, чем занимались мы, можно было заняться всего лишь однажды. Это было похоже на посвящение, во время которого я понимал, что после него уже не останусь прежним, хотя я и не понимал, что именно должно произойти в моей жизни, потому что та сторона меня, которая ещё верила в добро, не видела никакого иного выхода, кроме смерти. Но самым потрясающим для меня было обнаружить то, что при всём при этом ощущаешь ты. Ты получал от этого удовольствие, растворяясь в моих животных соках и обнимая ту ужасную тварь, которая таится в глухих лабиринтах моей души. Тебе это было нужно. И чем полнее я это понимал, тем сильнее я прижимал тебя к себе.
Я пишу это не потому, что ожидаю от тебя объяснений или взаимных признаний. Я уже сказал, что мне это не нужно. Просто я хочу, чтобы ты знал о том, чем ты был в моей жизни. Ты был произведением искусства, которым следовало насладиться в полной мере, а потом оставить и идти дальше. Спасибо тебе за это, Северус.
Ремус Люпин"

"Ремус!
Большего я от тебя и не ожидал. Мне было приятно получить подобное письмо. Особенно перед казнью. Смерть, знаешь ли, начинает выглядеть в моих глазах после прочтения твоего опуса не такой уж и отталкивающей вещью. Спасибо за то, что вернул мне отвращение к жизни. И ещё я благодарен тебе за твоё равнодушие к вопросам моей виновности и моего к тебе отношения. Это могло бы избавить меня от необходимости тратить оставшееся мне время жизни на то, чтобы объяснять тебе очевидное. И всё-таки я взялся за письмо, потому что меня бросает в дрожь при мысли о том, какую радость и гордость за себя могут вызвать в тебе воспоминания обо мне и о том, что было между нами. Запомни навсегда, Ремус, что если ты думаешь, что я всё это устроил потому, что не нашёл никого достойнее тебя для своих объятий, то ты ошибаешься. Ты не тот, ради чьего тела я стал бы так напрягаться. Соглашусь, что мне это не было неприятно, но не более, чем с кем бы то ни было другим, а к тому, чтобы сделать это с тобой, меня подтолкнули не мои о тебе мечты и фантазии, и даже не любопытство, а мой долг.
И всё-таки надо признаться, что ты меня приятно удивил, Ремус. Ведь то, что сделал Сивый, это, как я догадываюсь, твоих рук дело? Признаюсь, что я долго выискивал подходящую кандидатуру. Среди его сторонников было много тех, кого удерживал только страх и кто был бы рад от него избавиться. Однако я не нашёл никого, кому я мог бы доверить это дело без страха быть выданным. Тех, кого Томми окончательно заебал, было предостаточно, но тех, кто при этом был бы ещё и достаточно смел и рискован для того, чтобы решиться на такое, я не нашёл. Надо сказать, что мысль о Фенрире Сивом приходила мне в голову, однако он никогда не присутствовал на раутах лично, да и то, как я буду с ним договариваться, я тоже представлял себе с трудом, а потому я всё больше и больше убеждался в том, что сделать это, видимо, предстоит мне. Я уже почти решился на это, как Сивому вдруг понадобилось срочно встретиться с Лордом. И я был поражён, когда в окружении всех нас он бросился на Томми. Мы при этом только молча стояли и смотрели на происходящее. Все были изумлены, и только я один, кроме Сивого, верно, понимал, что именно сейчас происходит. Впрочем, когда метки стали нас жечь и показали, с кем теперь они связаны, я думаю, все поняли, кто их новый хозяин. Я долго это планировал и думал о том, как мои интриги приведут к появлению нового Тёмного Лорда, которого я тут же убью непростительным заклятьем. То, что будет со мной потом, меня не волновало. Однако теперь, когда Фенрир Сивый поднялся, я с ужасом ощутил, как много в нём теперь силы, не в пример больше, чем было в том Томми, который только что погиб, что не удивительно, ведь Фенрир не уродовал свою душу, размазывая себя тонким слоем ради приобретения бессмертия. Он был смертен, но он был столь силён, что я понял, что не успею сказать даже "Авада", подняв палочку, как он одним взглядом отправит меня в мир иной. Фенрир ушёл, сказав, что скоро с нами свяжется, и я тут же начал обдумывать в голове варианты его уничтожения, и только после того, как мне стало известно, что Сивый разорван на куски, причём разорван тобой, я сдался правосудию.
Скажи, Ремус, действительно ли это ты натолкнул на эту мысль Фенрира, и если да, то скажи, как ты вообще узнал о таком способе сменить одного Тёмного Лорда другим? Ведь ты, сказать по правде, не блистаешь интеллектом. И как тебе стало известно, что такая смена вообще имеет смысл, ведь не можешь же ты знать, что именно использовал Томми для того, чтобы простое его убийство не привело бы к результату? И самое главное, как тебе удалось обмануть Сивого, чтобы он не заподозрил, что ты советуешь ему это сделать вовсе не из-за любви к нему, а для того, чтобы потом его загрызть? Хотя я и на пороге смерти, но меня всё ещё гложет любопытство.
Северус"

"Дорогой Северус!
Я перечитал твоё письмо несколько раз и всё же не до конца понял, что именно ты хотел до меня донести. Прежде всего, отвечу тебе на твой первый вопрос. На мысль о том, что кто-то может забрать себе магические свойства кого-то другого, съев его сердце, меня натолкнул мой студент, которого я обучал анимагии и нечаянно загрыз в лесу, предок которого, согласно легенде, поведанной мне этим студентом, был магглом, но обрёл магические способности, съев драконье сердце. Я какое-то время занимался этим вопросом, потому что он показался мне интересным, и мысль о том, что на месте дракона может быть Тёмный Лорд, показалась мне очевидной. Правда, я не видел в этом особого смысла. Нашей целью было уничтожить Тёмного Лорда, а навести на него палочку и произнести непростительное заклятие, безусловно, легче, чем зачем-то пожирать его сердце и творить нового Лорда. Поэтому мне непонятен твой второй вопрос. Конечно же, это не имело смысла, хотя я, конечно, рад, что в любом случае, пусть и так, это всё-таки привело у уничтожению Тёмного Лорда. Но если у меня так вышло случайно, то зачем тебе сознательно было нужно, чтобы твой Томми сменился кем-то другим, мне непонятно. Тем более, ты сам пишешь, что пришедший ему на смену Фенрир стал ещё сильнее, чем прежний Лорд. Так что я не понимаю, почему простое убийство старого Лорда не привело бы к результату. Ну а что касается твоего третьего вопроса, то в его основе, видимо, лежит твоё слишком высокое мнением обо мне. Я не обманывал Фенрира, не намеревался его загрызть, но действительно был ему предан. Я рассказал ему о том, как он сам может стать Тёмным Лордом, потому что он этого хотел, а я хотел ему помочь.
Когда я дописываю эти строки, остаются считанные часы до твоей казни, Северус, и я знаю, что ты не успеешь ответить, и не уверен, успеешь ли ты это прочитать, но я хочу, чтобы ты знал, что то, о чём я написал в моём прошлом письме, не совсем правда. После того, как приговор будет приведён в исполнение, совы уже не станут носить твои письма. Я полагаю, что так. Но я всё равно был бы рад тебя видеть.
Твой Ремус"

XII.

"Весеннее солнце вот-вот начнёт садиться за горизонт, и со стороны моря наползёт тьма, а свежие морские брызги долетают до меня, сидящего на берегу и отложившего роман о Гильгамеше для того, чтобы записать что-то важное.
Весна вновь врывается в мою жизнь, холодными потоками воды смывая с души старые проблемы и покрывая её зеленью новых надежд. Этой весной Гарри Поттер мог получить диплом об окончании Хогвартса, но мне не суждено поздравить его с этим. Есть вещи, которые не смываются, и есть раны, которые не лечатся. Я не знаю, как исправить старые ошибки. Мне никогда не удавалось хоть что-то делать в полной мере. Даже моё исцеление получилось каким-то половинчатым. Я чувствую, что мне нужно что-то понять. А потому последую совету Аберфорса и запишу всё как есть.
Когда я выпил зелье из рук Гарри, меня скрутило, и я решил, что Гарри где-то напутал в рецептуре, и зелье, по-видимому, теперь убьёт меня. Мне было так плохо, что я не замечал ничего из того, что происходило вокруг, а происходило, судя по тому, что я обнаружил, когда очнулся, много чего. От живота боль распространилась по всему телу, и я ощутил, что внутри меня будто ползают черви, и это было столь отвратительно, что мне захотелось вспороть свою плоть для того, чтобы выпустить всё это наружу. Мои чувства затуманились, и я стал медленно погружаться в темноту. Я словно опускался на дно бездны, и когда я коснулся дна, меня стало заносить илом. Темнота обернулась пустотой. Я словно оказался в мире, ограниченном моими пределами. И тут я увидел себя, единого и неделимого, в неразрывной связи с тем, кого я всегда отталкивал от себя и кем в конце концов решил себя заменить. Боль прошла, я был в холодной пустоте, и ко мне пришло ощущение полной безнадёжности, сменившееся безмятежным спокойствием. Когда-то, когда я впервые увидел феникса, я уже испытывал нечто подобное, увидев, что моя связь со зверем нерасторжима. Но ведь после того случая во мне всё-таки родилась надежда на исцеление, а значит, я увидел это в тот раз недостаточно ясно. Теперь же, выпив зелье для того, чтобы зверь навсегда вытеснил мою человеческую сущность, я удивлялся тому, каким слепым я мог быть, ведь теперь же я чётко видел, что в моём мире человек и зверь навсегда слиты воедино, и какое бы то ни было вытеснение одного другим невозможно. Я словно осязал руками эти вечные, раз и навсегда установленные, разумные, логичные законы мироздания, нарушить которые нельзя, ибо неоткуда прийти чему-то, что могло бы сделать это. Я удивлялся тому, как кому-то вообще могла прийти в голову идея приготовления подобного зелья, ведь это ясно как день, что сама идея того, что какое-то зелье может принести тот результат, который предполагался, ошибочна. Никакое зелье не способно разбить ту связь, которая теперь была передо мной как на ладони. Я пытался понять, что именно это зелье делает со мной, и я видел, что оно раскладывает (не совсем точное слово, потому что то единство, которое я ощущал в себе, было невозможно разложить по-настоящему) меня на матрицу из тёмных и светлых частиц, но поскольку эти частицы на самом деле были не частицами, составляющими нечто составное, а принадлежали простой сущности, пусть и не примитивной, то каким бы то ни было образом разделить эти частицы, отделив их друг от друга, не было никакой надежды. Я видел глубинную дуальность мира, где светлое и тёмное переходят друг в друга, и одно не имеет никакой возможности одержать победу над другим. Эта ясность пронзала моё сознание, и от этой ясности некуда было бежать. Я всегда только и делал, что убегал от самого себя, но вот теперь нет никакой возможности убежать куда бы то ни было. И я проникался осознанием механистичности, бессмысленности, простого существования, которое существует не потому, что это для чего-то нужно, а просто потому, что оно существует. Шли столетия. Я сидел в холодной пустоте, обхватив голову руками и созерцая свою душу, раз и навсегда убеждаясь в том, что я навсегда останусь оборотнем. Зверь не зверь… Человек не человек…
И тут мир раскололся.
Это было гораздо больнее круциатуса. Это было настолько больно, что я и не мог вообразить себе такую боль, и эта боль усиливала саму себя, потому что она не только не затуманивала сознание, но и напротив, делала его гораздо яснее. Это было невозможно, немыслимо. Происходило что-то, что не могло произойти никогда. Такие ясные, разумные и логичные законы мироздания рассыпались как карточный домик. Что-то явилось извне моего мира, и это что-то безжалостно вспарывало мою неделимую сущность. Мои глаза раскрылись, мои уши отверзлись, и тогда я обнаружил, в чём дело. В старом деревенском доме, среди разбегающихся оборотней и схватившегося за голову Тёмного Лорда, прямо передо мной парил Фоукс. И он пел.
Это пение было невыразимо прекрасным. Это было прекраснее всего, что я только мог себе представить. Оно резало меня словно скальпель, рассекая всё то, что было едино, и я, раскалившись добела, сгорал в волшебном пламени. Эту боль я ощутил во всей её полноте, и мне начинала открываться обратная сторона этой боли, и я начинал ощущать немыслимое наслаждение. Только сейчас я обратил внимание на то, что я обращён в зверя, и я понял, что эта пытка будет продолжаться до тех пор, пока я не сгорю дотла вместе с этим зверем.
- Авада Кедавра!
Пение внезапно умолкло, боль сразу же прекратилась, и только тут я заметил, что кроме меня и Фоукса в комнате оставался ещё и Фенрир Сивый, чьё непростительное заклятье только что рассыпало феникса в пепел. Я не смогу в полной мере передать всю ярость и гнев, которые на меня хлынули в этот момент, но Фенрир, на которого я тут же бросился и в чью плоть я вонзил свои зубы, ощутил их в полной мере. Будучи вне себя от злости, я успел разорвать Сивого на кусочки, прежде чем ощутил вкус крови на языке и вспомнил о том, что я нахожусь в сознании. Теперь мне кажется, что в старой легенде, повествующей о волке, сотворённом Дьяволом и покусавшем своего создателя, есть своя мудрость. Так пришёл конец Тёмному Лорду. Я не знаю точно, но наверное, именно в этот момент чёрные метки стали растворяться.
Ощущал я себя весьма странно. Впервые в моей жизни я был в зверином обличье и при этом оставался в человеческом сознании. За исключением звериного возбуждения и сильного голода. Но не настолько сильного для того, чтобы я бросался на каждого, кто окажется на моём пути. Позже, когда я обнаружил, что теперь могу это контролировать, меня поначалу даже обрадовало, что я окончательно не стал человеком. По-прежнему, когда приближается полнолуние и полная луна будит во мне звериные силы, я ощущаю, как внутреннее волнение накатывает на меня, и мне хочется бегать по лесам в зверином обличье, выть на луну, трахать деревья и быть свободным. Но обернусь я в зверя или не обернусь, теперь зависит только от моего сознательно выбора. Поначалу мне казалось, что это даёт мне больше возможностей, но потом я осознал, что это требует от меня больших усилий. Теперь мне тяжелей, чем раньше, быть верным тому, во что я, как ни странно, до сих пор ещё верю. У меня нет иллюзий по поводу природы того, во что я могу обращаться. Это не анимагия. Видимо, это какая-то лёгкая форма ликантропии, то, что осталось от того оборотня, сжечь которого до конца Фоуксу помешал Сивый. В любом случае, оно имеет тёмную природу. И оно постоянно искушает меня, внушая мне мысли о том, что нет ничего опасного в том, что я просто побегаю на природе, подышу свежим воздухом, вспомню былое и наслажусь звериными ощущениями. Это моя болезнь, но только от меня зависит, поддамся я ей или нет. Я не собираюсь ей поддаваться.
В тот день, когда я, убежав в лес, принял, наконец, человеческий облик, я долго сидел на поваленном бревне, заросшем мхом, и думал о том, как мне теперь жить. На мне лежала, и до сих пор лежит, вина за очень многое, и наверное, я должен был сдаться правосудию. Но я этого не сделал. Какое-то время я буквально питался подножным кормом, скрываясь от всех, предпочитая быть среди магглов, и лишь изредка добывая газету другую, чтобы узнать новости моего мира. Там, среди прочих послевоенных известий, я наткнулся на заметку о предстоящей казни Северуса Снейпа, приговорённого Визенгамотом к высшей мере наказания. Мне удалось передать ему письмо и даже получить ответ. А потом приговор был приведён в исполнение. Северус Снейп выпил склянку Магической Смерти. Полное и окончательное лишение волшебника магических способностей. Волшебник Северус Снейп умер.
Мне удалось встретиться с магглом Северусом после этого. Это было на восточном побережье. Мы шли по берегу, волны накатывали на туфли, пахло солью, и в какой-то момент мне даже показалось, что это то самое место, где много лет назад восход солнца пронзил мою душу насквозь и заронил в неё мечту о фениксе. Я пытался понять, что изменилось в Снейпе, и каково для него это теперь - быть магглом. Но он старательно избегал всего, что касалось этой темы. Он даже не сказал мне, чем он теперь занимается. Мне удалось только понять, что его приютил у себя какой-то бывший его ученик. Я же ему честно признался, что хочу стать писателем, придумать себе звучный псевдоним, публиковаться в маггловских журналах и жить на эти гонорары. Увидев на лице Северуса презрительную скептическую улыбку, я даже показал ему листки с начатым мной романом. Я пишу о Гильгамеше, человеке, потерявшем своего самого близкого друга и отправившемся на поиски бессмертия. Снейп моего энтузиазма не разделил, сказав, что, судя по тому, что он видит на этих листках, я пытаюсь в этом романе объяснить что-то самому себе и тем самым публично занимаюсь тем, чем нормальные люди занимаются, запершись в туалете. Впрочем, я думаю, он просто завидует.
Я рассказал Снейпу о том, что произошло, когда я выпил зелье из рук Гарри, о том, как ко мне прилетел Фоукс, и о том, каковы были последствия этого. Северус оживился. "Признаюсь, что когда я читал рецептуру, для меня оставалось загадкой то, как это зелье действует. Дело в том, что состав явно дуален, а дуальные системы недейственны. Это известно ещё со времён манихеев. Этому зелью явно не хватало какого-то третьего начала, которого не было в его составе. Авторитет источника не давал повода усомниться в том, что зелье должно сработать, но я не понимал, как именно. То, что случилось, нельзя назвать случайностью, однако я поражаюсь тому, как случайные на первый взгляд элементы силой необходимости выстраиваются в нужном порядке. Можно применить это…" И тут Снейп замолчал и помрачнел. Видимо, он вспомнил о том, что теперь он маггл, и любимая им алхимия теперь ему недоступна. А потом он рассказал мне о том, для чего он тогда встречался со мной. Оказывается, для того, чтобы помочь мне в моём исцелении. Когда же я напомнил ему о его былой бесчувственности и спросил, а не сыграл ли я свою роль в том, чтобы её растопить, Снейп разозлился, назвал меня идиотом и сказал, что чувства ему вернул не я, а Фоукс, расклевавший ему какой-то "чёртов ошейник".
Я попытался узнать у Снейпа, что было бы со мной, если бы Фоуксу позволили допеть его песню до конца прежде, чем преждевременно обратить его в пепел, и мог ли бы я тогда сделать свой окончательный выбор в пользу Света раз и навсегда. Снейп на это ответил, что я не только идиот, но ещё и тупица, ничего не мыслящий не только в алхимии, но и в богословии, потому что если бы я мог сделать свой выбор раз и навсегда, то я перестал бы быть человеком и стал бы ангелом, которые являются единственными созданиями, делающими свой выбор раз и навсегда.
А потом мы молча шли по берегу, морская волна заливала туфли, солёный ветер обдувал лицо, и говорить уже было не о чем. Этот разговор словно окончательно исчерпал всё то, что могло оставаться между нами. Теперь мы принадлежали двум разным мирам. Побитый волк и облезлый ворон.
Снейп сказал, что ему пора, мы пожали друг другу руки на прощание, и я остался на берегу, провожая заходящее солнце, встречая наползающую из-за моря тьму и пытаясь продолжать роман о Гильгамеше. А теперь я записал эти строки в дневник, пытаясь что-то понять и в чём-то разобраться, и на память мне пришла старая песня. Я помню, она была очень популярна как раз в те годы, когда меня покусал Фенрир.

When I find myself in times of trouble
Mother Mary comes to me
Speaking words of wisdom, let it be.
And in my hour of darkness
She is standing right in front of me
Speaking words of wisdom, let it be.
Let it be, let it be.
Let it be, let it be.
Whisper words of wisdom, let it be"

На главную   Фанфики    Обсудить на форуме

Фики по автору Фики по названию Фики по жанру