|
Гарри Поттер и Узник Азкабана
Автор: Mavis Claire
Пейринг: Сириус/Гарри
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst
Предупреждение: dark, изнасилование
Дисклеймер: все - многодетной мамаше Роулинг.
Размещение: с разрешения автора.
Она принимает его целиком, без остатка, поглощает; ему даже кажется,
что он слышит удовлетворенное чавканье - пока его осматривают, пока он
идет по коридорам - бесконечным полутемным коридорам самой знаменитой
тюрьмы. Но это, конечно, галлюцинация: здесь тихо. Очень тихо, даже их
шаги глушат каменные стены... .Гарри пытается вспомнить, что рассказывал ему Сириус, что он видел
когда-то в воспоминаниях других людей... Он у всех разный, Азкабан.
Для Сириуса он был болью, для Снейпа - холодом, для Малфоя - безвременьем
и недеянием.
Гарри страшно представить, чем Азкабан окажется для него.
- До суда, до суда, Поттер, - сказали ему при осмотре.
- А когда... суд?
- Когда надо, Поттер. Руки за спину. Вперед.
Жесткий топчан, в углу - унитаз и раковина, темное - даже на фоне стен
- пятно окна под головой. Там, за стенами, ночь. Теплая, нежная летняя
ночь, с безумными низкими звездами, с тенями облаков, которые прячут на
мгновение их серебряную россыпь. С еле слышно шуршащими листьями, с резко
пахнущими травами, с июньской прохладой, не пьяной-майской, не расслабленной-июльской,
именно июньской, на грани весны и лета, еще удлиняющихся ночей, еще не
зацветшего папоротника... Гермиона всегда мечтала найти цветок папоротника.
Не успела.
Гарри прижимается спиной к стене - она никакая, не сырая, не холодная,
она просто поддается, повинуясь движению его плеч, камни расступаются
уютно, как спинка мягкого кресла.
Бред. Он не убивал. Как они могли так подумать? Он не убивал.
Я тут ни при чем, - это можно сто, тысячу раз выкрикнуть в податливую
стену. Можно ударить кулаком - и она прогнется. Можно...
Много чего, оказывается, можно здесь... Нельзя только уйти отсюда. Нельзя
не-быть самим собой, придумать себе фантома, которого обвинят в предумышленном
убийстве двоих магов. Этого достаточно, чтобы утратить самоконтроль, но
Поттер - непростая штучка, он держится, зараза... Он держится, не паникует,
не впадает в привычную для этих стен истерику, правда, всплакнул и поорал
- куда ж без этого? - и Азкабану еще интереснее...
- Ты придумал? - Коул, старший смотритель тюрьмы, задает вопрос в пространство,
Коул еще не стар, а скорее - вневозрастен, и хорош собой, узкие брюки,
вечно прилипшая к краю губ сигарета, когда он не занят с гостями извне
- ходит совсем даже не в мантии, а в майке, обтягивающей ладное тело.
Тишина в ответ, но Коулу не привыкать.
- Он - упертый, да? Герой? Его оправдают? Ну, думай-думай...
... Гарри даже удивлен: где ожидаемые мучения? Кроме пытки невиновностью
и пытки неизвестностью - ничего. Тишина. Зато сколько времени подумать
о том, что случилось.
Он сначала решил, что это - красные простыни, на которых они... Нет, не
так. В спальне было слишком тихо, чтобы он мог подумать, что там... Опять
не то, но картинка-то стоит перед глазами: Шимус и Гермиона. Лица, измазанные
кровью. Тела, измазанные кровью. Постель, в крови - вся. Какая-то сюрреалистичная
бойня - вместо веселой встречи спустя неделю после окончания Хогвартса.
Нож, обыкновенный нож, чуть ли не кухонный, валяющийся у двери. Гарри
поднимает его и тупо смотрит, и крутит в руках, и тут одновременно появляются
полицейские, авроры, представители Министерства, а спустя пять минут -
и Рон Уизли.
Гвалт и шум, разборка магглов и магов, в которой, естественно, побеждают
последние, белое лицо Рона с сужающимися глазами, очень белое - на фоне
такой красной спальни, кто-то тянет из его кармана палочку, потом у Гарри
из рук осторожно вынимают нож, потом - так же осторожно, словно он фарфоровый,
выводят из комнаты.
Пустой кабинет в Министерстве, где его запирают - под присмотром молодого
аврора, вероятно, чтобы он не сотворил с собой чего-нибудь, тишина, нарушаемая
только вздохами следящего за ним, и ни одной мысли в голове. Ни одной
мысли. Гарри за последние пару лет привык, нет, притерпелся к смертям
магическим, война-то идет своим ходом, и её никто не отменял, но чтоб
вот так...
Он сидит и прокручивает с разных сторон это бессмысленное "вот так".
Вот как? Почему они не сопротивлялись? Где были их палочки? Кто знал,
что они снимут этот коттедж? Или это всё - случайность?
Поговорить бы с Роном, хоть с кем-нибудь из своих...
А потом за ним приходят. И произносят это слово: "Азкабан".
А Дамблдора - нет, он во Франции, а Минерву здесь никто и слушать не станет,
а новый министр Магии, Адриан Бушмиллз, не жалует Хогвартс вообще.
Гарри еще успевает сказать глупость, что-то вроде: "Меня нельзя в
Азкабан, война, а я... а сами-знаете-кто... ", но на него смотрят брезгливо
и ведут к выходу из Министерства, и больше всего ему хочется упасть, вцепиться
в пол, в стену, в дверь - только бы не...
Проходит неделя. Абсолютно спокойная неделя, во время которой он успел
взбеситься, прорыдаться, подумать, тысячу раз представить себе свой кошмар
- Вольдеморта, или гибель Сириуса, или все-таки дементора, но тюрьма молчит.
Гарри просыпается оттого, что в камере есть кто-то, кроме него. На краю
топчана сидит неизвестно откуда появившийся человек, сидит спокойно, чуть
наклонившись вперед и рассматривая свои руки. То есть, Гарри кажется,
что он их рассматривает, потому что лицо сидящего скрыто длинными черными
волосами, и это...
- Сириус, - шепчет Гарри. - Сириус.
Человек поворачивается к нему и улыбается.
И это действительно Сириус Блэк - только молодой Сириус, с тех редких
старых колдографий, которые хранит Люпин: наглый и веселый взгляд, и гладкая
кожа, и нет морщин, и нет усталости и боли, а только сила - переливающаяся
в совершенном теле. В совершенном теле - точно, потому что Сириус, не
говоря не слова, смотрит в глаза Гарри и начинает стягивать с себя полосатый
тюремный балахон. Гарри, совсем ничего не соображая - я сплю, это сон,
- может только наблюдать: вот Блэк встряхивает волосами, и они скользят
по смуглым плечам, вот он прикусывает губу, развязывая шнурок на поясе
штанов - у Гарри такие же, выданные здесь, серо-синие, а потом, когда
Гарри провожает взглядом сползающую на пол одежду и снова смотрит на крестного
- он раздет. Абсолютно. И возбужден - тоже абсолютно, его член вызывающе
маячит прямо перед глазами Гарри.
А потом Сириус улыбается снова и со всего маху бьет Гарри по лицу.
В ушах звенит от удара, и сбившаяся оправа очков царапает переносицу,
но это - ерунда, потому что Сириус рывком сдергивает Гарри с топчана и
разворачивает его спиной.
- Сириус... это же я... ты что?
Но прохладные ладони спокойно, как само собой разумеющееся, тянут вниз
его штаны, и резко раздвигают ягодицы.
- Сириус!!!
Это - даже не боль, боль можно перетерпеть, это - сокрушающее всё вторжение,
насилие. Неожиданное - и оттого еще более непоправимое. Дело тут даже
не в физиологии, дело совсем в другом.
Гарри не может понять, что болит сильнее - его раздираемая задница, или
что-то внутри - там лопается сердце, там в еще соображающей голове бьется-пульсирует
только одна мысль: "Как он мог? Как он смог?"
А Сириус легко вламывается в его тело, обдирая всё до крови, до нестерпимого
жжения, до каких-то непостижимых глубин, где каждая точка касания - режущая
боль, и боль по всей траектории движения сириусовского члена, и боль при
каждом толчке, и боль от того, что это - Сириус, и все вместе парализует
Гарри, он безволен и податлив, как марионетка, единственное, на что его
хватает - это взглянуть через плечо - и увидеть лицо Блэка, холодное,
прекрасное лицо, с блестящими глазами, с полуоткрытыми губами. С мечтательной
улыбкой на этих отвратительных, порочных, соблазнительных губах... .Если бы Гарри мог - он бы умер прямо сейчас. Потому что вытерпеть это
невозможно. Но толчки становятся все интенсивнее, пока не превращаются
в судорожные рывки, и Гарри чувствует, что кожа на его бедрах сейчас порвется
от этого "туда-сюда", настолько сильно и резко Сириус насаживает
его на себя, и по его ногам текут вперемешку кровь и сперма.
Когда Сириус отпускает его - легко, словно сдувая перышко с ладони, словно
сбрасывая ненужную ношу, ему еще хуже, хотя хуже и быть не может, кажется.
А когда Гарри находит в себе силы оторваться от пропахшего потом матраса
- Сириуса в камере нет. Нет его небрежно разбросанной одежды, нет его
запаха, нет ничего - кроме Гарри Поттера, которого несколько минут назад
изнасиловал его крестный, Сириус Блэк. А еще есть - тусклое дождливое
утро за узким высоким окном.
Гарри трясет. Он еще может сообразить, что во всем виноват Азкабан, но
потом иррациональное: "Это же был Сириус!", сокрушает все логические
доводы.
- Доброго утра, Поттер, - перед Коулом парят несколько тарелок и стаканов.
- Завтрак в постель, так сказать.
Гарри чуть не подпрыгивает при звуках хриплого от постоянного курения
голоса смотрителя. После тишины ночи, ведь Сириус не произнес ни слова,
а Гарри не мог даже стонать, захлебываясь болью и воздухом, после такой
ночи, когда двое дышат не в унисон, когда ты просто пытаешься определить
по его движениям, по малейшим изменениям в его дыхании, когда же закончится
этот кошмар, после всего этого голос Коула - как труба Страшного суда,
одиноко выводящая свою партию.
Надо рассказать обо всем смотрителю... надо спросить... он же не может
не знать?
Тарелка с серой бурдой - овсянкой, судя по всему, крутится перед лицом
лежащего на животе Гарри, от одного взгляда на это варево его мутит, Коул
терпеливо дожидается, когда его вытошнит, с любопытством наблюдая за согнувшимся
над унитазом Гарри...
- Доброе утро пришло за плохой ночью, Поттер?
Нет. Он не спросит. Не скажет.
- Я просто хотел узнать... когда суд?
- Дежурный вопрос, Поттер? Не знаю. Приятного аппетита, - и смотритель
следует дальше по коридору.
Гарри закрывает глаза, чтобы не видеть тарелку. Боль, поднимающаяся обжигающей
спиралью, оттуда, снизу, стихает неожиданно, и он может даже перевернуться
на спину. Он помнит, что вчера вытирался штанами, и они были заляпаны
отвратительной смесью, которую он стирал с трясущихся ног, но сейчас Гарри
с ужасом понимает, что одежда чиста.
Он почти согласен принять кого угодно в роли ночного насильника, кого
угодно: Ремуса, Снейпа, Дамблдора, но только не Сириуса. Только не Сириуса.
Всё, что он пережил тогда, после гибели Блэка, всё, что он летом после
пятого курса отчаянно, выкручивая себя, загонял в глубины собственной
памяти, потому что об этом просили и Альбус, и Люпин, и Тонкс, и все-все-все
("Надо жить дальше, Гарри. Ты не виноват, Гарри. Гарри, ты не должен
быть слабым, сам-знаешь-кто может воспользоваться... Встань и иди, Гарри")
- словом, новое отчаянное осознание потери бумерангом вернулось к нему
на седьмом курсе. Это было ужасно. Несколько недель он мог думать только
об этом, Гермиона, умница, тащила его из последних сил на занятиях, Рон
прикрывал от расспросов однокурсников, а Гарри снова упивался горем и
одиночеством, скулил по ночам в подушку или мастурбировал. Да. Удовлетворял
себя. Представляя. Себе. Сириуса.
Когда он, наконец, решился заговорить об этом с Гермионой, она не очень-то
и удивилась... .- То есть тебя это не шокирует?
- То, что тебе нравятся мужчины? Ну, этого следовало ожидать.
- Почему?
- Гарри, ты целовался с Чжоу, потом пару месяцев был влюблен в Тонкс,
вернее, вбил себе в голову, что был влюблен в Тонкс, а потом - что? Потом
ты спрятался от всех, как улитка в своей раковине, и забыл об этом всем.
Хорошо, что ты хотя бы понял, кто тебе нравится.
- Это еще не все, Гермиона.
- Я думаю... Ты вспоминаешь Сириуса, да?
- Черт... как...
- Я думала об этом, еще когда он погиб. Ты был влюблен в него, Гарри.
В ваш последний год - это точно.
- И ты молчала?
- А что бы ты сказал мне тогда? Это могло добить тебя. Ты и так был не
вполне вменяем. Мне казалось, что это обыкновенная подростковая влюбленность...
Может быть, это так и есть? - с надеждой заканчивает она.
- Я не знаю, Гермиона. Он просто снится мне: ходит по Дому, ругается с
портретами, болтает с Ремусом... если бы я знал, что его можно вернуть,
если бы я только знал, как его вернуть...
Ты хотел, чтобы он вернулся? Ну, так получай.
Гарри уговаривает себя поспать днем, и это у него получается, как ни странно.
Если ночной визит повторится - он должен быть начеку.
Кажется, глаза слипаются только на мгновение - но этого мгновения достаточно
для появления Блэка. На этот раз он сидит, подвернув под себя ногу, и
рассматривает Гарри как какую-то диковину, наклоняя голову, то вправо,
то влево. А потом опять начинает раздеваться. И в тот момент, когда полосатая
роба закрывает его лицо, Гарри бросается на Сириуса. Он сам не знает,
чего хочет добиться этой атакой, точнее, он точно знает, чего не хочет
- повторения вчерашнего. В конце концов, он - здоровый молодой парень,
и Хмури истязал его элементарной физподготовкой весь седьмой курс, да
и квиддич тоже - игра не для слабаков. Но максимум, что ему удается -
это опрокинуть Сириуса на пол, потому что тот мгновенно выпутывается из
одежды, и на голову Гарри обрушивается удар сложенных замком рук. А потом
эти удары оказываются одновременно везде - и на лице, и на теле, и его
собственные руки заломлены в железном захвате.
Это уже Гарри лежит на полу, а босая нога Сириуса легко касается его грудной
клетки.
Что он собирается сделать? Гарри пытается вывернуться, но Блэк качает
головой, как мамаша, любующаяся непутевым малышом, и переносит весь свой
немалый вес на эту самую ногу.
Черт. Это, как минимум, трещина в ребре, потому что дышать невозможно
- при каждом вздохе что-то режет внутри.
Нос в крови, очки вообще давно отлетели куда-то в угол и, похоже, разбились,
а Сириус улыбается, поднимает Гарри и снова сгибает его лицом в топчан.
Боль, пропавшая днем, возвращается с новой силой. Конечно, там ничего
не зажило после вчерашнего, и смазки никакой нет, и Гарри чувствует, как
снова и снова обдирается всё внутри, как ноют свежеполученные синяки -
их много, а Сириус не выбирает, куда положить руки. Гарри пытается отодвинуться
от топчана, чтобы не касаться его грудью, но от этого движения сам еще
глубже насаживается на Сириуса, и кричит от боли.
А утром все в порядке - чистое белье, и очки под подушкой, как будто
он их туда положил вечером, и губы не разбиты и не искусаны, и никаких
ссадин и синяков, и ребро, конечно, тоже не болит.
Гарри больше не может думать о Гермионе и Шимусе - он настолько поглощен
этими ночными кошмарами и поиском способов борьбы с ними. Он отказывается
от еды и только пьет, ему все время хочется пить.
К вечеру он решает попробовать взять инициативу в свои руки - а что ему
остается? Но Сириус не удивляется, хотя милостиво соглашается остаться,
для разнообразия, на кровати. Гарри просто терпит, сжав зубы, съеживаясь
при особо резких движениях, елозя щекой по подушке. И тут он слышит легкий,
на грани слуха, вздох, приподнимает голову, без очков все несколько мгновений
мутно, но потом он видит: за решеткой, в плохо освещенном коридоре, привалившись
спиной к стене, стоит смотритель Коул, лениво разминает сигарету и наблюдает
за происходящим... .Значит, это не тюремщик. У Гарри была версия, что Коул каким-то образом
превращается в Сириуса, но нет. Коул перед ним, а Сириус с силой прижимает
его шею, опуская обратно к подушке.
- Доброе утро, Поттер.
- Коул, я хотел спросить...
- Мистер Коул, Поттер.
- Мистер Коул...
Как спросить? Что спросить? Видели ли вы, мистер Коул, как меня вчера
трахал мой умерший крестный? Вам понравилось наше шоу, мистер Коул? Вы
любите подглядывать за заключенными?
- ... Мистер Коул, этой ночью... вам ничего не показалось странным?
- Показалось, Поттер, раз уж ты сам об этом заговорил.
Ну! Скажи же! Хоть что-нибудь!
- Я не понимаю, Поттер, как это у тебя получается, спать на четвереньках?
Ты же не лошадь, чтобы спать стоя.
- Это я так тренируюсь, мистер Коул.
- Учишься подставлять задницу Вольдеморту, Поттер? - Коул непристойно
улыбается и подмигивает.
Тварь! Он наверняка что-то знает, тварь.
... Через неделю Гарри понимает, что живет ночью, а не днем. Ему по-прежнему
больно и плохо, но Сириус больше не бьет его, просто спокойно насилует
и исчезает. "Спокойно насилует". Гарри произносит это вслух.
Так же как "у меня насморк" или "хочешь кофе?" Так
быстро... привыкаешь... к сильному телу сзади, к прохладным пальцам, которые
не погладят и не приласкают, а просто сожмут тебя, как неодушевленный
предмет. Но зато он рядом, живой или мертвый, призрак, скорее всего, а
не человек, но рядом. Сириус не произносит ни звука, не стонет, кончая,
у него только чуть-чуть сбивается дыхание, так задерживают воздух перед
прыжком в воду. И Гарри постепенно начинает казаться, что эта пауза -
она очень интимна, она - как признание в любви. Хотя, конечно, это самообман,
ничего больше.
Зато днем он иногда говорит с Коулом - когда тот соблаговоляет ему ответить.
- Мистер Коул, а вы давно здесь работаете?
- Я здесь не работаю, Поттер. Я здесь живу.
- Хорошо, живете. А давно?
- А зачем тебе это?
- И при дементорах вы тоже... жили здесь?
Коул неожиданно поддерживает разговор: вероятно, это для него - больная
тема.
- Да баловство это все, Поттер. Страшилки для юнцов и баб.
- Дементоры? Страшилки?!?
- Не нужны они были здесь. Только мешали, шастали по коридору туда-сюда.
Пугали, кого могли. Как дети, право слово...
- Мистер Коул, это же дементоры... Вы о чем?
- О том, Поттер, что Азкабан - совершенен. И ему не нужны всякие фигляры
в лохмотьях.
- А как же поцелуй дементора?
Коул фыркает.
- Разве это смерть? Вот посидеть здесь, как Блэк - это да...
Он сам, сам, произнес это имя!
- А как же получилось, что... Блэк сбежал?
Смотритель улыбается.
- Ты тоже анимаг, что ли? Хочешь попробовать?
- Нет. В смысле - не анимаг. А попробовать...
- Запомни, Поттер: отсюда выходят только по решению суда...
- И кто же это решил выпустить Пожирателей?
- Дослушай сначала: по решению суда или Министерства, и по прихоти Азкабана...
Коул закуривает, сигарета намертво приклеивается к нижней губе.
- Азкабан отпустил Блэка и этих припадочных, которые орали по камерам.
Решил отдохнуть. Дементоры тут ни при чем.
- А...
- Все, Поттер. Слишком много вопросов. Спокойной ночи! Сны-то тебе снятся?
Ты ж парень молодой, скучаешь, небось, без девочек?
Издевается, сволочь. Гарри уверен: Коул знает про Сириуса.
Через несколько ночей Гарри задумывается о себе. Ни боже мой, не о своей
печальной судьбе: Поттера волнует только один вопрос, который постепенно
превращается в навязчивую идею: почему он не возбуждается? Почему мысли,
которые сводили его с ума в Хогвартсе, мысли, от которых полгода назад
у него стоял чуть ли не сутками, мысли, воплощаемые Азкабаном пусть и
в извращенной форме, не приводят ... ни к чему не приводят?
Он прочел тогда чертову уйму книг, принесенных сердобольной Гермионой,
и посчитал себя вполне подкованным. Только вот на практике все оказалось...
немного совсем не так. Где эта гребаная простата, прикосновение к которой
сулит неземное, судя по изученной литературе, наслаждение? То, что ему
всегда больно, черт с ним, но - и это опять из книг - боль может перетечь
в удовольствие. Ну, и? Где звезды перед глазами, где эти, как их, сокрушительные
оргазмы? Он что, урод?
Днем Гарри пытается что-нибудь сделать с собой, представляя себе ночного
Сириуса ласковым и нежным, предупредительным и страстным.
Тщетно.
Ему почему-то нравится это слово, "Тщетно", - повторяет он,
засовывая руку в штаны, "Тщетно", - трогая себя, "Тщетно",
- продолжая это бессмысленное занятие и через полчаса. "Тщетно"
- щекотное слово. Как дыхание Сириуса.
Однажды Гарри решается поменять позу. Все от той же безнадежности - поменять.
Он сам, пока Сириус раздевается (... черт, как же Гарри нравится, когда
он раздевается, пусть равнодушно, пусть механически, но смотреть, как
из бесформенной мешковатой одежды выныривает это тело, и плоский подтянутый
живот, и грудь, и темные соски, и мускулы перекатываются при движении,
и Сириус встряхивает головой, откидывая распущенные - всегда распущенные!
- волосы с лица, а там холодные синие глаза, и высокие скулы, и закушенная
нижняя губа, черт, это так сексуально - когда он прикусывает губы, сосредоточенно
стягивая одежду... ), пока Сириус раздевается - Гарри ложится на спину,
и, окончательно наплевав на стыд, приглашающе раздвигает ноги...
... и получает пощечину - в первый раз после той драки... .Он снова стоит на четвереньках, задницей кверху, и это больно, но Гарри
шепчет - самому себе: "Пусть так. Пусть - так".
Пятнадцатое число каждого месяца - а уже июль - день обязательного визита
в Азкабан Министра Магии.
- Мистер Поттер... ?
О, да Министр! Я вас так ждал. Видите ли, каждую ночь меня насилует Сириус
Блэк. Да, беглый - именно отсюда беглый - преступник. Да, мой крестный,
вы не ошиблись. Лучший друг моего отца. А, так вы не в курсе? Он погиб
два года назад, господин Министр... Нет, я не пытаюсь прикинуться сумасшедшим,
что вы? Кстати, ваш предшественник, мистер Фадж, он просто считал меня
душевнобольным - уж с ним я бы смог договориться...
- Я хочу знать, когда состоится суд, господин Министр.
- Служба расследований работает максимально быстро, мистер Поттер. Я думаю,
в начале августа. Что-нибудь еще?
- Нет, господин Министр.
Ты же не выдашь его - молодого Сириуса, равнодушно-спокойного, знающего
о собственной непогрешимости, холодного, прекрасного, уверенного в том,
что весь мир просто обязан подкладываться под него, подаваться вперед,
трепеща от его прикосновений? Никому не расскажешь о нем?
Проспись, Гарри. О, да, проспись, потому что ночью Сириус придет к тебе.
- До свидания, господин Министр.
- Вас не интересуют изменения в вашем деле, мистер Поттер?
- Нет. Я жду суда.
Через пару дней после посещения Адриана Бушмиллза, Гарри придумывает
себе новую - потрясающую, захватывающую - игру. Как он не подумал об этом
раньше? Это же так просто... И Сириус, хвала Мерлину, не имеет ничего
против.
- ... Знаешь, я думал... мне всегда казалось... что это будет очень нежно...
осторожно... долго-долго... совсем не так...
- ... А в Доме теперь живут Ремус и Тонкс, и с ними весело, а портрет твоей
матушки отнесли на чердак... она так ругалась...
- ... И только Гермиона получила "отлично" по зельям... ах, ну
да... и Малфой, конечно...
- ... Зато МакГоннагал почти завалила его на Трансфигурации...
Гарри разговаривает с Сириусом. Он почти не обращает внимания на боль,
только прерывается на особо резких и жестких толчках, но потом снова начинает
бормотать, сплетать слова как в старинных длинных заклинаниях, не всегда
понимая их смысл, просто произносить что-то. И паузы оказываются очень
кстати, потому что Гарри кажется, что так - так - Сириус отвечает ему.
Коул не приходит больше, и ничто не мешает существованию этой параллельной
ночной реальности.
- ... А после твоей смерти Дом признал Тонкс как наследницу... никто этого
не ожидал... не вызывать же было, в самом деле, Нарциссу или Беллатрикс...
- ... А Чарли погиб... Пожиратели добрались до драконов, и те подняли бунт...
много волшебников погибло... из тех, кто с драконами работал...
- ... А Рон так переживал, когда Гермиона его бросила... но ей, действительно,
лучше с Шимусом...
Он не вспоминает ночью о том, что Гермионы и Шимуса больше нет, в ночной
реальности все живы и счастливы, и Гарри тоже - почти счастлив.
- ... А Слизерин, как всегда играл грязно, и сбили Рона... представляешь,
сбили вратаря...
- Ох!
Сперма обжигает его разодранную плоть.
Рука Сириуса ложится на его затылок. Не удар, просто несильное движение,
чтобы прижать лицо к подушке, а когда он поднимается - Блэка уже нет в
камере.
Гарри садится, раздвигает ноги и смотрит на белесую вязкую субстанцию,
вытекающую из него на матрас. Иногда он вытирается сразу. Иногда - подхватывает
сперму Сириуса пальцами и пытается этой перепачканной рукой возбудить
себя. Бесполезно. Каждый раз бесполезно. Ему не восемнадцать лет, а сто,
наверное. И только в эти минуты ему жалко себя.
- Вот оно как, - говорит Коул, внимательно глядя на серую стену. - Вот
оно как...
Смотритель открывает окно и выпускает ленивую министерскую сову в ослепительный
июльский полдень.
Потом разглаживает принесенный ею свиток, оставляет его на столе.
- Ты понял? - спрашивает он и выходит из кабинета.
- Спокойной ночи, Поттер, приятных сновидений, - Коул разглядывает сидящего
на кровати заключенного. Правда, что ли, герой? Или Азкабан ошибся, но
он не может ошибиться - в принципе. Парень спокоен, никаких истерик, никаких
"я не виноват!" или "пожалуйста, заберите, выпустите меня
отсюда!" - сидит с закрытыми глазами и улыбается. И непохоже на то,
чтобы он сошел с ума, хотя да, здесь такое часто случается...
- Спокойной ночи, мистер Коул.
Даже не смешно, как повторяется в его жизни одно и то же событие. День
рождения, конечно, празднуют все, но только у Поттера почти никогда не
получалось отметить его по-человечески. Сейчас он вспоминает своё одиннадцатилетие,
когда в халупу, где прятались Дурсли, и прятали его, Гарри, ворвался Хагрид.
Он водит пальцем по стене, выписывая на камнях "С днем рождения,
Гарри!", совсем как тогда, на пыльном полу. Он не хочет, чтобы сегодня
приходил Сириус. Не сегодня, пожалуйста. Дай мне встретить мои девятнадцать
лет одному, Азкабан. Не мучай меня, это очень больно - видеть и ощущать
его ... таким. Я привык, я выдержу, но только - завтра. Не сегодня. Пожалуйста... .Но глаза закрываются сами собой, а это означает только одно: Гарри
снимает очки, прячет их под подушку, развязывает шнурок на штанах и ложится
на живот.
Шорох, и знакомое ощущение второго тела на кровати. Сейчас Сириус рванет
его за бедра вверх, и стянет штаны - до колен, ему больше и не надо, и
все будет как обычно. Только не сегодня. Гарри готов заплакать.
Но внезапно рука проезжает по его спине вверх и ерошит волосы, и тихий
голос произносит ... произносит?!
- Гарри, прости меня... Гарри...
Это - последняя капля. Он съеживается и утыкается в тощую, изученную до
последней ниточки на наволочке, подушку, захлебываясь слезами.
Его осторожно поднимают и переворачивают, и это - Сириус. Это - тоже Сириус,
только такой, каким Гарри увидел его в первый раз - в Визжащей Хижине.
... Худой. Измученный. Старый, он выглядит очень старым, вокруг глаз - морщинки,
и между бровями, на переносице, и глаза, кажется, чуть выцвели, и его
так жалко, так жалко - сил нет, Гарри утыкается в его плечо. Там отчетливо
прощупывается кость, и нет больше литой твердой мышцы, кажется, плоти
вообще нет.
- Ой, - рыдает Гарри, - ой, Сириус, это ты...
- Я, я, Гарри... ну же, успокойся... - Сириус гладит его по спине, проводит
пальцами по позвоночнику, и позвоночник плавится от этих прикосновений,
потом аккуратно отводит голову Гарри от плеча и начинает вытирать слезы,
которые льются сами собой - как заговоренные.
Гарри знал, знал! Этого не могло быть, но лучше он все-таки уточнит:
- Сириус... значит до этого... это был не ты?
Блэк замирает на минуту.
- Нет, Гарри. Это тоже был я. Только давай об этом потом? С днем рождения,
Гарри.
И Сириус целует его. У него сухие и жесткие губы, а язык теплый. И этот
язык осторожно скользит по гарриным губам, и дальше - в рот, и это очень
приятно, когда тебя целуют - вот так, нежно, такими легкими касаниями,
что их и не ощущаешь вроде, но каждый раз, когда их языки встречаются,
по телу пробегает дрожь.
А еще у Сириуса большие и теплые ладони, твердые, но так приятно чувствовать
их и на груди, и на лопатках, и на шее. И там, внизу, на члене, тоже.
Гарри боится дышать, боится вспугнуть это наваждение, он просто следует
за руками Блэка, прилипает к ним, вплавляется в них кожей, а Сириус медленно
раздевает его и укладывает на спину, на спину, а не на живот! - ладони
сменяются языком, который тоже умел и ласков, и теплым ртом, в который
Гарри погружается целиком, и больше не может сдерживаться, судорожно вцепляясь
в сириусовские волосы, пытаясь оказаться как можно глубже, прогибаясь
навстречу рту, и руки Сириуса помогают ему, проскальзывая на поясницу
и приподнимая, отрывая его от кровати. И Гарри кажется, что он взлетает,
и перед глазами, действительно, мелькает что-то вроде звезд, и он плачет,
и изливается, бесконечно долго, повторяя несуразное "ой-ой-ой".
Когда он открывает глаза, Сириус по-прежнему одетый, непривычно одетый,
сидит рядом.
Конечно, он должен сделать это.
- Давай, Сириус. Трахни меня, - говорит Гарри.
- Нет.
- Черт, Сириус, ты делаешь это уже почти два месяца. В чем проблема?
- Тебе будет больно. Я не хочу.
- Больно?! Сириус, я перетерплю что угодно, ты до сих пор не понял?
Сириус не двигается. Тогда Гарри сам начинает раздевать его. Мерлин, какой
же он худой! Гарри понимает, что нужно что-то срочно делать, иначе он
опять начнет плакать, а это так глупо... сегодня.
Он просто повторяет сириусовские движения - получается, что он так хорошо
их запомнил? Или слишком часто представлял это себе? Сириус еще пытается
отодвинуться, но Гарри отчаянно запускает руку в его штаны, и в его ладонь
тут же упирается возбужденный член, и это так... так правильно.
И тут Блэк сдается. Нет соблазнительных плавных-текучих движений молодого
Сириуса, этот раздевается рывками, Гарри пытается помочь ему, потому что
где-то внутри, в животе и ниже, все опять сводит от желания, они запутываются
в широких рукавах рубахи, потом Сириус, приподнявшись, стягивает штаны,
и обнимает Гарри за талию.
- Черт. Подожди. Смазка...
Гарри ныряет вниз, к сириусовским бедрам, темные завитки волос щекочут
ему нос, он быстро облизывает член и поднимает голову.
- Давай.
- Я... постараюсь... осторожно...
- Да не старайся ты!
Но Сириус действительно входит медленно, и боли, как ни странно, почти
нет, и с первым же движением он задевает... Гарри еще может сообразить, что
это, вероятно, и есть та самая злокозненная, потерянная им, простата,
а потом возбуждение накрывает его с головой.
Вряд ли это так красиво, как описывают в книгах, все равно словами эти
рваные, иногда ритмичные движения, не описать, потому что они вцепляются
друг в друга, и Сириус шепчет, останавливаясь только когда Гарри целует
его:
- мальчик-мой-мальчик-гарри-прости-мальчик-гарри...
А Гарри смеется. Приподнимается-опускается, прижимается к Сириусу еще
теснее. И смеется. Это потрясающий день рождения. Лучший в его жизни.
Сириус сидит на полу, а Гарри лежит на кровати в своей уже привычной
позе - на животе, и их лица совсем близко...
- ... мы все остаемся здесь, Гарри. Тот, кто умер, тот, кто выжил - все.
Здесь остается... частичка нас, и она-то прикована к Азкабану навсегда.
- Все? И Снейп? И Малфой? И Крауч? И Беллатрикс?
- Да. Но мы не видим друг друга... Просто знаем, что вокруг много других...
узников. И он перемещает нас как кубики, играет нами... или просто наблюдает.
- А ты до меня приходил еще к кому-нибудь?
- Да. Меня... отправляли... к Снейпу. Когда он сидел здесь.
Сириус видит как удивленно ползет вверх гаррина бровь и смеется:
- Нет. Не то, что ты подумал. Просто попугать - что-то из школьных лет.
Но к Снейпу он тоже подбирался долго - почти столько же, сколько к тебе.
- Снейп говорил мне о... холоде.
- Значит, он взял его на этом.
- А что видел ты? Ну, пока сидел.
- Джеймса. Мародеров. Все наши проделки. Но каждый раз все заканчивалось
Годриковой Лощиной.
- Ох...
- Согласен, хреново. Прости меня, Гарри. Я не знаю, почему он придумал
для тебя такое. Не знаю, зачем он делал меня молодым - как в первый день
заключения. Его невозможно понять. Проанализировать. Он любит так... играть
- иррационально и жестоко.
- Это, на самом деле, вполне объяснимо, Сириус.
- Что?
- Почему он отправил тебя - ко мне.
- ...
- Потому что я думал о тебе. Потому что я хотел вернуть тебя. Потому что...
- Ш-ш-ш-ш... - пальцы Сириуса накрывают его губы. - Не надо.
Гарри вздыхает в сириусовскую руку, а потом спрашивает:
- А почему ты сегодня такой?
- О! Это тоже его штучки. Раз в год он дает нам выходной. На сутки. Просто
ты становишься свободным. Ну, насколько можно быть свободным... здесь. Бродишь
по замку, можно с Коулом поговорить... я у него сигареты беру... и сижу на
крыше. Но сегодня - я бы сошел с ума, если бы не пришел к тебе. Не извинился.
Не попытался объяс...
- Ш-ш-ш-ш... - теперь Гарри заставляет Сириуса замолчать.
- Только почему он отпустил тебя сегодня?
- Может быть, из-за твоего дня рождения? Хотя на него непохоже.
Гарри тянет его на кровать.
- Просто полежи со мной рядом, Сириус. Просто полежи.
Это невыносимо - уткнуться в его ключицу, кровать слишком узка для двоих,
они лежат на боку, лицом друг к другу, не разговаривают, не целуются,
просто лежат и молчат.
- Я люблю тебя, Сириус... Я так тебя люблю... - шепчет Гарри, борясь со
сном.
- Мистер Поттер! Мистер Поттер!
Это - не Коул. То есть, Коул тоже здесь, в официальной мантии, сдержан
и скромен. Но еще куча людей, заполнивших коридор. Слишком шумно. Слишком
много народа.
И Сириуса нет рядом.
- Мистер Поттер, вы свободны.
- Что???!!!
- Коул, вы что, не сообщили мистеру Поттеру?
- Ваша сова прилетела поздно. Я решил - пусть поспит нормально, а с утра
и обрадуем.
Коул нагло смотрит прямо в глаза Гарри. Смотрит - словно пытается отыскать
что-то в его зеленых испуганных глазах.
- Это весьма символично, мистер Поттер, что вы освобождаетесь в день своего
рождения.
- То есть, - постепенно доходит до Гарри, - вы нашли убийцу
- Э-э-э... не совсем. Он покончил с собой. Это ваш друг, Рон Уизли.
- Рон?!?! Но он же пришел в коттедж после меня ...
- Он не пришел, а вернулся. Мистер Поттер, мы же можем выяснить все обстоятельства
не здесь? В Министерстве, например. Коул!
Смотритель дотрагивается до решетки, и она растворяется в воздухе.
- Прошу вас, мистер Поттер. Нам еще надо обсудить вопрос компенсации... .
Палочку вам тоже возвратят в Министерстве...
Гарри, как во сне, выходит из камеры, идет по коридору, у дверей обнаруживается,
что он уже в обычной своей одежде. Тюремного балахона, пахнущего Сириусом,
хранящего тепло Сириуса, больше нет.
И у Гарри что-то обрывается внутри.
Его везут на лодке через озеро, а на дальнем берегу стоят Люпин и Тонкс,
и машут ему руками.
Он, спотыкаясь, вылезает на землю.
Ремус целует его, и Тонкс тоже, и говорят какие-то непонятные слова, но
до него все доходит как сквозь вату.
Гарри поворачивается к озеру - Азкабан переливается черным и серым, у
дверей стоит человек в майке и время от времени подносит руку к губам
- курит, наверное.
- Гарри, все кончилось. Гарри, ты снова с нами. Гарри, ты как? Гарри,
столько всего случилось...
А наверху, на плоской крыше, окруженной острыми зубцами, ветер треплет
чьи-то длинные черные волосы. Не видно ни лица, не фигуры, только темные
пряди мелькают над камнями.
- Сириус, - Гарри говорит это почти беззвучно, только губы шевелятся,
- Сириус... я хочу к тебе... я хочу обратно...
- Что ты говоришь, Гарри? - переспрашивает его Люпин.
А вот Коул прекрасно слышит этот шепот.
Он поворачивается к дверям и, прежде чем шагнуть внутрь, проводит рукой
по гладкой, чуть мерцающей стене.
- Молодец. Ты его сделал.
И камень довольно вздрагивает под пальцами смотрителя.
На главную Фанфики
Обсудить
на форуме
Фики по автору Фики
по названию Фики по жанру
|
|