Драко Малфой и Солнечный путь

Часть 2 (5)

Хогвартс, 28 февраля 1998 года

Сольвейг дулась еще недели две, никак не меньше. Гермиона по десять раз на дню собиралась пойти к ней мириться, понимая, что Сольвейг никогда не сделает первый шаг к примирению, но что-то останавливало. Гермионе не хотелось думать, что это боязнь собственных, новых и таких странных чувств, и она предпочитала думать, что у нее нет времени, и она не может отловить Сольвейг - не подходить же к ней в Большом зале, у всех на виду.

А в конце февраля случилась весна, и, вдыхая мокрый, сладкий, почти теплый воздух, Гермиона чувствовала непонятную и острую тоску, желание бежать - просто бежать, или стоять на чернеющей лесной прогалине, подставив лицо светло-желтому, по-весеннему радостному и застенчивому солнцу, любоваться на белые облачка, что несутся вприпрыжку по небу, и еще быть в чьих-то объятиях, прижав руки к чужой груди, спрятав лицо в чужой шее, чувствуя прикосновения к своим волосам. Сердце словно подменили - незнакомое существо в груди билось быстро, так что Гермиона задыхалась, исчезало, оставляя на своем месте трепещущую пустоту, всякий раз, стоило ей увидеть каштановые блики на стриженных черных волосах, пыталось плакать, петь и сочинять стихи…

Гермиона думала, что Сольвейг не пойдет на квиддич - это была бы отличная возможность поговорить. Но, выйдя после завтрака из Большого зала сразу за слизеринцами, чтобы не потерять из виду Сольвейг, Гермиона увидела, что та вместе со всеми - впрочем, относительно вместе, поскольку все старшекурсники, болтая и перекрикивая друг друга, толпились вокруг семерых игроков, а Сольвейг шла чуть в стороне и сзади, не отставая, не обгоняя и не вливаясь в группу, не вступая в разговоры, засунув руки в карманы и опустив в задумчивости голову - идет к выходу из замка. Гермиона замерла в дверях, раздумывая, как же ей поступить, и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда над ухом спросили:

- Ты идешь на игру?

Обернувшись, Гермиона увидела Гарри. По правде сказать, в последнее время они почти перестали общаться, так что Гермионе показалось, что она не видела своего друга несколько недель. Он странным образом изменился: похудел и даже как будто стал выше ростом. Вид у него был очень серьезный, волосы причесаны, взгляд задумчив. И еще он был очень красивым, таким, каким Гермиона никогда его не считала.

Внезапно Гарри, чуть наклонив голову, улыбнулся, и у Гермионы потеплело на душе, потому что с этой улыбкой на губах он оказался прежним Гарри - слегка застенчивым, нервным парнем, похожим на мокрого воробья.

- Ты классно выглядишь, - сказал он.

- Да? - Гермиона автоматически провела рукой по волосам. - В каком смысле?

- В прямом. Ты очень хорошо выглядишь. Влюбилась?

- Не смешно, Гарри, - нахмурилась Гермиона.

- А я и не смеюсь, - снова улыбнулся Гарри. - Ты так… в общем, у тебя волосы в порядке и одета ты по-другому… Так ты идешь на игру?

- А ты?

- Да, я собираюсь, - ответил Гарри.

- И за кого будешь болеть?

- За слизеринцев, - усмехнулся Гарри. - Ты удивлена?

- Нет.

- Ты так мне и не ответила.

- Ох… Да, иду, - она вытянула шею, выглядывая Сольвейг, но слизеринцы уже вышли из холла. Повернувшись к Гарри, она увидела, что он смотрит туда же. Потом он вздохнул и неожиданно спросил:

- Как ты думаешь, любить двоих людей сразу - это очень безнравственно?

От неожиданности Гермиона поперхнулась.

- Гарри… это…

- Ох, прости, - Гарри вытянул руку, словно пытаясь закрыть Гермионе рот. - Я брежу. Извини. Ну что, идем?

Неподалеку от площадки для квиддича толпились слизеринцы; Гермиона разглядела неправдоподобно светлую голову Малфоя и удивилась, что такого могло случиться, что игроки застряли на подходах к полю, рискуя опоздать на собственную игру. Вокруг слизеринцев уже начинал потихоньку собираться прочий хогвартский люд.

Приблизившись, Гермиона услышала голос Сольвейг:

- Малфой, если я ее отпущу, она меня ударит. А у меня низкий болевой порог.

- Мы переживем твои слезы, Паркер, - раздался в ответ протяжный и слегка раздраженный голос Малфоя. - Ради Бога, сколько ты еще собираешься ее так держать?

- Пока она не уймется, - ответила Сольвейг.

- Пропустите меня! - рявкнула Гермиона, расталкивая любопытствующих. Пробившись к внутреннему кругу, образованному слизеринцами, она увидела замечательную картину.

Пенси Паркинсон, вопя и матерясь, размахивала руками, пытаясь добраться до Сольвейг. Та была удивительно спокойна; одной рукой она зажимала оба запястья Пенси, а другую утвердила на лбу разъяренной девицы, удерживая, таким образом, ее на приличном от себя расстоянии. Пенси несколько раз пыталась пнуть Сольвейг, но та делала пару шагов назад, и Пенси никак не удавалось достать ее.

Блэйз Забини крутилась рядом, явно в панике. Драко стоял напротив Сольвейг с раздраженным и злым лицом, пытаясь утихомирить девиц.

- Грейнджер! - облегченно воскликнул он, завидев Гермиону. - Сделай с ней что-нибудь!

- Не могу, мы в ссоре, - ответила Гермиона, с удовольствием наблюдая за очередной неудачной попыткой Пенси дотянуться до Сольвейг. На губах темноволосой слизеринки мелькнула короткая улыбка.

- Мы опоздаем на игру, - обреченно произнес Драко.

- Команда, опоздавшая на игру, автоматически проигрывает, - заметил Гарри.

- Ох, заткнись, Поттер! - раздраженно бросил Драко.

- Я переживаю, - возразил Гарри. - Я же собирался болеть за Слизерин. Сольвейг, может, ты все-таки отпустишь ее?

- Она меня ударит, - ответила Сольвейг. - Пусть она уймется…

- А ты за кого собиралась болеть, Грейнджер? - спросил Драко.

- За Слизерин, - ответила Гермиона, улыбаясь. - Наверное…

- Что тут смешного?! - истерично завопила Блэйз. - Уйми их, Грейнджер! Они, черт побери, из-за тебя дерутся!

- Что? - Гермиона повернулась к Драко, тот, улыбнувшись, пожал плечами.

- Пенси заговорила о ваших с Сольвейг отношениях. Кажется, были использованы слова "извращение" и "уродливая гриффиндорская всезнайка". Не знаю уж, что рассердило Сольвейг, притеснение гомосексуалов или проявление межфакультетской розни, но она ответила Пенси фразой, в которой я разобрал слова "подстилка" и "кто на тебя позарится". Кажется, это расстроило нашу Пенси…

- Драко! - заныла Блэйз. - Ну сделай что-нибудь!

- Бо-о-оже мой! - протянул откуда-то из-за левого плеча Гермионы голос с абсолютно малфоевскими интонациями, словно законный обладатель этих интонаций стоял сейчас позади нее, а не посреди импровизированной дуэльной площадки. - Это что, новый аттракцион? Девичьи бои без правил? Отчаялись завоевать сердце Дракона обычными путями и теперь выставляете его как приз победительнице?

Она еще договаривала фразу, когда Сольвейг сделала нечто совершенно дикое и непостижимое уму. Отшвырнув от себя Пенси так, что та налетела на Блэйз, и они упали вместе, Сольвейг двумя прыжками преодолела разделяющее ее и Вельгельмину пространство, быстро, но мягко отодвинув с пути Гермиону, и набросилась на драконозаводчицу. Та не устояла ногах, и вцепившаяся ей в горло Сольвейг - тоже. Они покатились по земле, рыча сквозь оскаленные зубы.

Мгновение спустя Гарри уже стоял над раздирающими друг друга в клочья девицами с палочкой наизготовку; возможно, он бы и метнул каким-нибудь заклинанием в Сольвейг, но напротив него уже стояла Гермиона, наставив на Гарри палочку.

- Вы что, с ума сошли?! - воскликнул Драко прежде, чем с губ Гарри или Гермионы успело сорваться хотя бы одна угроза или заклинание.

- Пусть он уберет палочку! - произнесла Гермиона, не сводя глаз с Гарри.

- Пусть твоя сумасшедшая подруга отпустит Мину! - огрызнулся Гарри. В этот момент Мина, ловко подмяв под себя Сольвейг, одной рукой вцепилась ей в запястье, а другой - в горло, почти полностью погрузив острые ногти в смуглую кожу. Сольвейг попыталась разжать ее пальцы, но безуспешно. Тогда она вскинула свободную руку и резким коротким движением ударила Мину по носу - ребром раскрытой ладони снизу вверх. Драконозаводчица охнула, слегка запрокинув голову, и пальцы на горле слизеринки разжались. Воспользовавшись этим, Сольвейг извернулась и вцепилась зубами в ту руку, что сжимала ее запястье. Мина взвизгнула и ударила Сольвейг по лицу; та же вцепилась пятерней в светлые волосы, а освободившейся из захвата рукой в свою очередь ударила Мину по щеке, оставляя на коже четыре царапины, которые моментально налились кровью.

- Мина! - Гарри вновь вскинул палочку, не обращая внимания на то, что губы Гермионы уже шепчут заклинание, но тут его руку перехватил Драко.

- Ты можешь попасть в Вельгу, - коротко произнес он. - А ты - в Сольвейг, - добавил он, обращаясь к Гермионе. - Так что опустите палочки, ненормальные!

- Что здесь происходит?!

Это, конечно же, была профессор МакГонагалл, примчавшаяся узнать, отчего задерживается игра. Мгновенно оценив обстановку, она произнесла заклинание, и дерущихся девчонок отшвырнуло друг от друга как взрывом.

- Мисс Паркер! - взревела декан Гриффиндора. - Мисс Малфой!

С коротким нечеловеческим рыком Сольвейг поднялась на ноги. Судя по ее виду, она была готова наброситься на Мину еще раз, не смущаясь присутствием МакГонагалл и других учителей, но, разгадав ее намерение, на Сольвейг одновременно повисли Драко и Гермиона. Мина, поднимаясь на ноги и отряхиваясь, бешено отбивалась от попыток Гарри помочь ей, но никаких иных признаков агрессии не проявляла.

- Мисс Паркер, - жестко произнесла профессор МакГонагалл. - Я требую, чтобы вы немедленно вернулись в замок, прошли в учительскую и ждали меня там. Я определю вам наказание. Я буду настаивать, чтобы вас отстранили от должности старосты.И пятьдесят баллов со Слизерина за ваше отвратительное поведение! Мистер Малфой, живо на площадку. Еще две минуты промедления - и выигрыш автоматически засчитывается команде Рейвенкло! Еще десять баллов со Слизерина за то, что вы, мистер Малфой, будучи старостой, никак это не прекратили.

Драко, насупившись, кивнул и, подав знак своей команде, быстро направился к квиддичному полю.

- Мисс Грейнджер, - продолжала экзекуцию МакГонагалл, - десять баллов с Гриффиндора - за то же самое. И проводите мисс Паркер в учительскую.

Гермиона дернула Сольвейг за локоть, и та, бросив еще один ненавидящий взгляд на Мину, дала увести себя прочь.

- Мисс Малфой, - тяжело произнесла МакГонагалл, - я, к сожалению, не имею над вами власти, но я требую, чтобы вы немедленно удалились туда, где вам и должно находиться, и я буду говорить о вашем поведении с мистером Уизли.

- Она не виновата! - воскликнул Гарри. - Паркер набросилась на нее!

- Еще десять баллов с Гриффиндора! - если бы Снейп был здесь, он бы, вне всяких сомнений, наградил аплодисментами эту реплику МакГонагалл - с таким высококлассным змеиным шипением в голосе была она произнесена. - За вашу невероятную дерзость, мистер Поттер. И, если вы не хотите, чтобы я вычла еще по десятку баллов за каждое сказанное вами слово, рекомендую вам отправиться на трибуны и следить за игрой.

Ни Гарри, ни Мина не посмели возражать. Украдкой пожав девушке руку, Гарри отправился следом за слизеринцами к полю. Мина, бросив на МакГонагалл тяжелый взгляд из-под выцветших ресниц, ушла в противоположную сторону - к драконарию.

- Ты совсем с ума сошла? - заговорила наконец Гермиона, когда они отошли от сердитой профессорши на приличное расстояние.

- Да нет, - ответила Сольвейг, и, глянув на нее, Гермиона с изумлением увидела, что слизеринка улыбается. - Но весело же было…

- Ага, особенно эпизод со снятием пятидесяти баллов, - язвительно заметила Гермиона. В ответ на это Сольвейг весьма развязано ей подмигнула.

- Ты придаешь слишком большое значение внешнему, Грейнджер. Кому нужны, если задуматься, эти баллы? Мне лично всегда было начхать, выиграем мы в межфакультетском соревновании или нет. Нельзя же из этого делать смысл жизни!

- Но тебя теперь накажут, - заметила Гермиона. Сольвейг пожала плечами.

- Покуда Дамблдор не внял мольбам Филча и не начал назначать нам телесных наказаний, я как-то этих взысканий не боюсь. Другое дело, что боль я плохо переношу - это да…

Эта фраза напомнила Гермионе некий весьма интересующий ее предмет.

- Из-за чего ты подралась с Пенси?

- Ты же слышала, - пожала плечами Сольвейг. - Из-за тебя.

Гермиона слегка порозовела.

- Из-за меня?

- Из-за тебя, из-за тебя, - усмехнулась Сольвейг. - Грязный ротик мисс Паркинсон произнес много чего, но особенно мне не понравился термин "шлюха Поттера" - уж не знаю, почему-то именно он меня зацепил… Надо заметить, сказано было даже с оттенком зависти…

- Сольвейг… - начала Гермиона.

- Не надо меня благодарить, - с восхитительной самоуверенностью обронила слизеринка.

- Я и не думала, - отрезала Гермиона. - На Вельгельмину ты зачем налетела?

- Она мне не нравится, - на губах Сольвейг мелькнула жестокая улыбка.

- Нельзя бить людей только потому, что они тебе не нравятся, - твердо произнесла Гермиона.

- Слово "бить" тут не подходит, - возразила Сольвейг. - Это была двусторонняя драка.

- Но ты начала первой!

- Но она же мне не нравится!

- Сольвейг… - Гермиона закрыла лицо руками. - Ты невозможна… Интересно, почему я не могу на тебя сердится?

- Вот уж не знаю, - с иронией в голосе отозвалась Сольвейг. - Как раз пыталась понять, виной ли тому моя неземная красота или мой великолепный ум…

- Сольвейг… - преградив слизеринке дорогу, Гермиона потянулась к ней, обнимая Сольвейг за шею; руки той моментально обвились вокруг талии Гермионы, и она счастливо вздохнула.

- Так мы больше не в ссоре? - судя по голосу, Сольвейг улыбалась.

- Наверное, нет, - отозвалась Гермиона. - Сольвейг…

- Что?

- Как ты думаешь, я и правда хорошо выгляжу?..

Крики со стороны квиддичной площадки послужили ему сигналом, и Деннис Криви со всех ног припустил к драконарию. Видит Бог, ему совсем не хотелось попасться ей, но другая пугала его еще больше.

- "Иногда происходит нечто такое, что если это не запечатлеть, никто потом тебе не поверит", - говорила она, и звук ее голоса лишал его воли, как кролика - взгляд змеи. - Что бы это значило, а, Криви?

На самом деле, это был почти блеф, хвастовство, и ничего там не было такого, что бы могло служить доказательством. Потому-то ему и было сказано - найди больше. Найди, сними, опубликуй - ты получишь славу, а я - доказательства. Ох, как же ему было страшно! То, что он видел - пусть краем глаза, пусть это больше напоминало игру его буйной фантазии, но этого было достаточно, чтобы испугаться и держаться от нее как можно дальше. Но чего не сделает папарацци ради классного снимка, чего не сделает начинающий "желтый" газетчик, чтобы получить хороший репортаж? Будем считать, сказал он себе, что это война, а ты - специальный корреспондент на ее фронтах. Пора в бой!

Драконарий был почти пуст - только двое драконологов, чернокожий рослый парень с совершенно невозможным именем и еще русоволосый Януш, очевидно, дежурные, играли в карты во дворе. Деннису не было нужды заходить во двор; он обогнул его, обогнул драконий загон и подкрался к баракам, где жили драконологи. Огляделся - и, подтянувшись на руках, шмыгнул в невысокое окно.

Он оказался в спальне, явно, впрочем, не ее. Двери здесь, очевидно, не запирали вообще, так что Деннис выбрался в коридор и двинулся по нему, заглядывая во все попадавшиеся на его пути двери.

Искомая комната оказалась четвертой по коридору. Он сразу понял, что это ее комната - девичью комнату несложно отличить от мужской, даже если эта комната мало похожа на классическую девичью.

Здесь была, как и положено в спальне, кровать, у окна стоял стол, который, видимо, использовался как трюмо. Целый угол закрывала ширма. На полу покоился вытертый, но еще вполне приличный ковер. Рядом с ширмой стояла вешалка, на которой висело несколько костюмов, упакованных в пакеты. А в ногах кровати помещался большой сундук.

К нему-то и рванул со всех ног Деннис. Естественно, сундук был заперт заклинанием, скорее всего, личным. На всякий случай Деннси попробовал Алохомору, но сундук не открылся. Не сработало и Фините Инкантатем. Да, это было прочное личное заклятие, снять которое мог только тот, кто его наложил.

Деннис никогда не был блестящим или даже просто хорошим учеником. Но существовали чары, которые интересовали его в силу их пригодности; и вот одним из них было Тающее заклятие. Его, как читал Деннис, частенько использовали воры; главная сложность состояла в том, чтобы заставить растаять содержащее, не тронув при этом содержимого. Разумеется, против этого заклинания существовали защитные чары, иначе воры колдовского мира очень скоро стали бы самыми богатыми его представителями.

Деннис не собирался становиться вором, но он хотел стать высококлассной "акулой пера", и потому научился этому заклинанию в совершенстве. Сейчас ему впервые в жизни предстояло применить эти чары для дела.

Он внимательно смотрел на сундук, представляя, как медленно исчезают, будто истаивая, его стенки (на всякий случай Деннис решил сохранить дно и крышку - там могли быть потайные отделы). Слова заклинания послали неяркую светло-голубую вспышку с кончика палочки; стенки сундука дрогнули, как воздух в знойный день, и, словно мираж в жарком пустынном мареве, неторопливо растворились. Крышка с мягким стуком упала на рассыпавшийся ворох тряпок.

Сердце Денниса бешено заколотилось; он оглянулся на дверь, но та была все так же закрыта, как он ее и оставил, и ничьи шаги не нарушали тишину. Глубоко вздохнув, Деннис отодвинул крышку и запустил руки в содержимое сундука.

Увы, там не было ничего, что могло бы заинтересовать широкую общественность, не считая подозрительно малого количества вещей - белья и всего прочего, чего у девчонок должно быть в изобилии. Девчонки все-таки бывают разные… Не было там и разных мелочей, который характеризуют хозяина - плюшевых мишек, или деревянных четок, или любовных романов, или фотоальбома, или набора красок… С другой стороны, девушка была драконологом; так, может, драконы - это единственное, что ее интересует?

Совсем отчаявшись, Деннис простучал костяшками пальцев дно сундука. Но оно издавало характерный глухой звук, какой бывает, когда стучишь по сплошному дереву. Деннис сел на пятки и тоскливо уставился в перевернутую крышку сундука.

Так. А это что такое?

Крышка была обита изнутри тканью. Деннис никогда раньше не видел, чтобы крышку сундука обшивали тканью. Пальцы дрогнули, когда коснулись грубой материи. Деннис нажал сильнее, и что-то хрустнуло внутри. Совсем как бумага.

Облизнув губы, внезапно пересохшие от возбуждения, Деннис вынул из кармана острое бритвенное лезвие (он много чего таскал в карманах, так, на всякий случай) и вспорол обшивку сундука. И сунул пальцы внутрь, где они моментально наткнулись на острый край плотного бумажного листа. Даже не бумажного, поправил себя Деннис, вытащив находку на свет, а картонного.

Это был плотный белый лист, точнее, половинка прямоугольного листа, разрезанного вдоль. На рисунке, выполненном в коричнево-черно-белой гамме, с возбуждающей четкостью и талантом был изображен темноволосый юноша, раскинувшийся на белом постельном белье. Его бедра прикрывала простыня, часть которой была оторвана, голова была повернута набок, рот приоткрыт в страстном вдохе или выдохе, волосы почти скрывали лицо. Но там, где у всех людей располагается сердце, у нарисованного юноши, диссонируя с общим тоном рисунка, было грубо намалевано красное нечто, весьма напоминавшее кровавую рану. А над ней неведомая рука все той же красной краской намалевала несколько странных символов.

От прилившей к голове (одновременно? :) не может быть:) - ОК, я не знаю анатомии :)) крови Деннису стало жарко, зато страха не осталось вовсе. Уложив рисунок на полу, он навел фотоаппарат и сделал несколько снимков. И нетерпеливо сунул руку за обивку с другой стороны - он уже не сомневался, что найдет там вторую половинку рисунка.

Так оно и было. На второй половинке был изображен еще один юноша, с гладкими светлыми волосами; сложенные вместе, половинки давали прекрасно нарисованную и потому очень возбуждающую картинку - белокурый юноша нависает над темноволосым, опираясь одной рукой на постель за его головой, вторую просунув между ними, под простыню, что прикрывала их бедра, а языком приникнув к шее брюнета. Кто бы не разделил две половинки рисунка, он сделал это крайне аккуратно, отделив юношей друг от друга.

Но, глядя на лицо белокурого юноши, Деннис содрогнулся. Он знал, что оно должно быть красиво; сейчас же лицо юноши на рисунке была залито какой-то желто-зеленой дрянью. И чем дольше Деннис смотрел на эту странную массу, тем явственнее понимал, что где-то он уже что-то похожее видел.

Шорох за спиной выдернул его из задумчивости. Помертвев, Деннис оглянулся, но сзади никого не было. Шорох, впрочем, нисколько не напоминал шаги, и Деннис нахмурился, потому что звук этот, тем не менее, был ему знаком. Пока он размышлял над природой странного шума, шорох раздался вновь. Нервы не выдержали, и Деннис, вскочив, распахнул дверь…

Пронзительный девичий крик перекрыл вой болельщиков и вопли Дина Томаса, но Малькольму не было до этого никакого дела. Через секунду после того, как свербящий уши и леденящий душу визг, не хуже воплей банши, разрезал воздух, пальцы Малькольма сомкнулись вокруг трепещущего снитча, и Драко улыбнулся ему своей замечательной, солнечной улыбкой.

Они опустились на землю одновременно, и тут же воздух сотряс усиленный заклинанием голос профессора МакГонагалл:

- Всем студентам срочно пройти в свои гостиные! Не выходит оттуда до специального распоряжения! Старосты и учителя, на главную трибуну!

- Умница, - Драко поцеловал сияющего Малькольма в губы и легким шлепком пониже спины отправил его к прочим слизеринцам. - Ступай в гостиную. Я скоро подойду.

- Нападение на ученика, - произнес Дамблдор, когда старосты факультетов и учителя собрались на центральной трибуне. - К счастью, Деннис Криви не мертв, но он окаменел. Старосты, я прошу сообщить об этом факте ученикам. Никто не должен бродить один по Хогвартсу даже днем. Комендатский час соблюдать строжайшим образом - мистер Малфой, это касается также и вас с мистером Поттером.

- Что это, профессор? - спросила МакГонагалл, прижимая руки к груди. - Опять василиск?

- Не знаю, Минерва, - Дамблдор обвел быстрым взглядом старост, которые - все, кроме Драко и спешно примчавшейся Гермионы - взирали на него с жадным любопытством. - Я знаю только, что Тайную комнату никто не открывал. Пожалуй, следует поговорить с профессором Трелони, поинтересоваться, что нам делать дальше…

Гермиона громко хмыкнула; профессор МакГонагалл покачала головой, явно не одобряя шуток в такое время. Драко же замечание о Трелони словно и не услышал - подняв глаза на Дамблдора, он спросил:

- Сэр, а где нашли Криви?

- Его нашла мисс Уизли, Драко, - ответил Дамблдор. - На берегу озера, неподалеку от драконария.

Мистер же Поттер, особо упомянутый директором Хогвартса, на совещании преподавателей и старост не присутствовал, и потому замечания Дамблдора о Тайной комнате не слышал. В этот самый миг длинные ноги несли его по школьному коридору - но не в гостиную Гриффиндора, где всем учащимся этого факультета надлежало быть, а в редко посещаемый уголок третьего этажа - к туалету Плаксы Миртл.

Он остановился у двери, держась за ручку и молясь, чтобы внутри не оказалось ни одной девочки. То ли небо было к нему благосклонно, то ли девочки все попрятались, но туалет бы абсолютно пуст. Сейчас он ничем не отличался от тысячи других туалетов для девочек, и Гарри, возможно, взгрустнул бы об утраченном своеобразии этого места, душой которого была Плакса Миртл, но сейчас ему было совершенно не до того. Трепеща от радостного нетерпения, пузырьками вскипавшего в крови, Гарри приблизился к заветной раковине.

С нее счистили ржавчину, но изображения маленькой змейки на кране никуда не делось. Может быть, ее просто не заметили, а может, ошпарила Гарри неожиданная мысль, он был единственным, кто мог ее видеть. Ну… почти единственным.

Гарри склонился над краном. Змейка смотрела на него блестящими глазами.

- Откройся! - приказал Гарри. Она чуть качнула маленькой головой, признавая его господство, и раковина, заскрипев, поехала в сторону. За ней открылся черный мрачный проход; пахнуло затхлой сыростью.

Гарри решительно сел на край образовавшегося прохода, спустив ноги в черную трубу. Это, конечно, было опасно, но ему не привыкать к опасностям. Он просто обязан выяснить, что же происходит!

Он глубоко вздохнул и медленно, держась руками за край, пополз вниз - чтобы падать было чуть менее высоко. И в этот момент в голове ярко вспыхнула мысль: "А как я отсюда выберусь?"

Гарри в панике рванулся наверх; руки и ноги поехали по скользкой трубе, предавая своего хозяина. Гарри не удержался на краю и, вскрикнув, полетел вниз.

Он очень неловко ударился, приземлившись, и, кажется, потерял ненадолго сознание. Впрочем, вряд ли больше, чем на полминуты; очнулся он в полумраке, где пахло сыростью, а, подняв голову, увидел над собой пятнышко света - спуск, через который он попал сюда.

Видеть-то он его видел, но вот как туда попасть?.. Ты идиот, Поттер, сказал ему внутренний голос, в точности копируя интонации Драко. Кто в здравом уме полезет в дыру, из которой заведомо невозможно выбраться?

Оставалось только звать на помощь. Не самый удачный выход, поскольку сейчас Гарри полагалось находиться вовсе не здесь, а в своей гостиной. Но лучше уж быть наказанным, чем умереть от голода. Тем более что - будем честны! - из школы его все равно никто не выгонит.

В этот момент какая-то тень на мгновение закрыла свет. Гарри вскинул голову, вглядываясь в далекое желтое пятно. Показалось?

- Эй! - неуверенно позвал он. - Там кто-нибудь есть?

Ответа не последовало, но тень мелькнула снова, и на этот раз Гарри был уверен, что ему не показалось.

- Эй! - выкрикнул он снова. - Это я, Гарри Поттер! Я упал! Не могли бы вы мне помочь или позвать кого-нибудь?

И снова он не получил ответа, но тень, закрывшая свет, не исчезла. Наоборот, она стала как будто даже четче. Кто-то стоял наверху, вглядываясь во тьму колодца.

- Вы меня слышите? - неуверенно позвал Гарри. Тень шевельнулась. Кто-то тихонько хихикнул. А потом раздался звук, от которого Гарри заледенел - мерзкий скрип, как будто что-то тяжелое волокут по каменному полу. Не вполне осознавая реальность происходящего, Гарри наблюдал, как меркнет свет, просачивающийся из туалета Плаксы Миртл. С похоронным грохотом раковина встала на свое место, и Гарри оказался в полной темноте.

Стало тихо. Где-то мерно капала вода.

Ужас и паника были такими, что Гарри едва удержался от крика о помощи. Только мысль о том, что он уже здесь был, и тогда ему не было так страшно, удержала его от бесполезных воплей.

Да, тогда ему не было так страшно, но тогда он был не один, он пришел, чтобы спасти друга, и он, наконец, был мальчишкой, а мальчишки вообще бесстрашны. Черт! И еще тогда он не был влюблен…

Не хочу умирать…

Не паникуй, строго сказал он себе. Здесь может быть еще один выход. Где-нибудь дальше. Куда ты не дошел в прошлый раз. Здесь просто обязан быть еще один выход!

В конце концов, разве не затем ты спустился сюда, чтобы выяснить, что происходит?

Хогвартс, 28 февраля 1998 года,
около шести вечера, гриффиндорская гостиная

- Ну?

Две головы склонились друг к другу, отгороженные каминным экраном от шумной и взволнованной последними известиями гриффиндорской гостиной.

- Я говорила с ней.

- И что она сказала?

- Она рассказала мне об этом своем заклинании. Она считает…

- Не все ли равно, что она считает? Ты думаешь, это ее рук дело?

- Нет. Честно, нет. Она любит их обоих. Знаешь, она их любит… вместе.

- Понимаю.

В наступившей тишине слышно было только, как трещат дрова в камине. И еще - гул фоном - разговоры в гриффиндорской гостиной.

- А что у тебя?

- Я разговаривал с ним. Узнал кое-что интересное о прошлом годе. И еще я получил письмо.

- Откуда?

- Из Дурмштранга.

- Что?! Из Дурмштранга? О… ней? Но как?

- У меня там друзья, - легкая самодовольная улыбка скользит по нежно-розовым губам.

- И?..

- Они знали ее. Рассказывают много интересного.

- Например?

- Например, ее выгнали из школы.

- Я слышала об этом, вроде бы, у нее что-то было неладно с поведением…

- О, да, и еще как! Ее выгнали из Дурмштранга за злоупотребление черной магией. Такая была формулировка. Что в точности она сделала, никто не знает, но представь, что это должно быть, если ее выгнали из Дурмштранга!

- А палочка?

- Палочку сломали, так мне говорят. Ну, для того, чтобы работать с драконами, палочка особенно-то и не нужна…

И снова стало тихо. Тонкий наманикюренный пальчик задумчиво крутил прядь огненно-рыжих волос.

- Ты думаешь, мы вправе делать из этого какие-то выводы? То есть, я понимаю, черная магия, Дурмштранг… но ведь это еще не значит, что она…

- Я и не собираюсь делать никаких выводов, - светлые глаза пристально смотрели огонь, и в них зловеще поблескивало отражение язычков пламени. - Пока.

- А что ты думаешь, - короткий взгляд из-под каштановых ресниц, - по поводу всего этого?

- Ты имеешь в виду, кто это делает? С Плаксой Миртл и Деннисом?

- Да.

- А ты что думаешь?

- Ты знаешь. Я не думаю, я знаю.

- Василиск?

- Короткий кивок.

- Я не был уверен, что это правда. Ну, то, что рассказывали о тебе, о Гарри пять лет назад…

- Да. И сейчас… Дело не только в Деннисе и Миртл, есть и другие признаки. Кто-то передушил хагридовых петухов - как и тогда… Мне непонятно только, почему никто не умер…

- Тебя так огорчает этот факт?

- Господи, нет! Но взгляд василиска убивает! В прошлый раз никто не смотрел василиску прямо в глаза. Помнишь, первой жертвой была миссис Норрис? Она видела отражение василиска в воде. Потом был Колин Криви - он смотрел через глазок фотокамеры. Джастин Финч-Флетчи - видел змею сквозь Почти Безголового Ника. А Гермиона и Пенни Кристалуотер смотрели в зеркальце.

- Может, Деннис тоже видел василиска через глазок камеры?

- При нем не было камеры.

- При Деннисе не было камеры? Брось, этого быть не может! Камера - третий глаз Денниса, он без нее в туалет, и то не выходит.

- При нем не было камеры. Я полагаю, ее кто-то забрал.

- Кто-то, кто наткнулся на Денниса раньше тебя? И не поднял тревоги?

- Кто-то, кто натравил змею на Денниса.

- Или просто навел чары. Ведь Деннис не умер.

- Ты знаешь такие чары? Я спрашивала у Гермионы, она утверждает, что ничего подобного не слышала. Такой эффект вызывает только взгляд василиска.

- В том случае, если не убивает.

- Да. Только в том случае.

- И что ты думаешь?

- Есть одна мысль. Детеныш.

- Детеныш василиска?

- Да. Детеныш.

- Откуда?

- Из куриного яйца, высиженного жабой, знать надо такие вещи.

- Жабой? А что случится в этом случае с жабой?

- А кому это интересно?

- Например, тому, что знает, что в драконарии, в кладовке, где хранится мясо, нашли труп жабы. Жабы не едят мяса.

- А детеныши василиска едят…

- Думай! Ты просишь не спешить с выводами - тебе не кажется, что мы слишком долго не спешим?

- Я не прошу тебя не спешить. Выводы - это одно. Доказательства - другое. И их у нас нет.

Кто-то вошел в гриффиндорскую гостиную, и народ всколыхнулся; лесным шорохом прокатилось имя Гермионы. Затем раздался серьезный голос девушки, что-то настойчиво втолковывающий гриффиндорцам, а потом - громче - ее вопрос:

- Кстати, кто-нибудь видел Гарри?

Палочка горела неярким, но ровным светом, освещая Гарри путь. Жуткая паника, слава Богу, улеглась, Гарри вспомнил, что он волшебник и у него есть волшебная палочка. Он даже не испугался, когда из мрака выплыла огромная шкура, сброшенная змеей. За прошедшие годы она нисколько не изменилась, и Гарри не сомневался, что пройдет еще не одна сотня лет, а эта старая ненужная кожа, так похожая на настоящую змею, будет лежать здесь, нетронутая ни людьми, ни временем. А ведь, наверное, можно вытащить ее отсюда, сдать в какой-нибудь музей, может быть, даже денег дадут… Интересно, почему Дамблдору не пришло в голову что-нибудь подобное? Давно пора привести эту комнату в человеческий вид. Летний аттракцион для туристов: "Ужасы Тайной Комнаты"! Здесь покоится шкура, сброшенная Василиском на таком-то году жизни. А здесь потерял память сам Гилдерой Локхарт, Лауреат, Кавалер и прочая! И восковые фигуры поставить. А за этой дверью начинается вход в собственно Тайную Комнату, где Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, сражался с Василиском. Обязательно надо рассказать Малфою, его это позабавит…

Гарри замер. Дверь, которую охраняли две каменные змеи с алмазными глазами, была распахнута настежь, а змеи, показавшиеся ему такими живыми пять лет назад, сейчас были неподвижными каменными изваяниями, и не более.

"Ну и что с того, что открыта, - подумал Гарри, на всякий случай прикоснувшись рукой к стене - чтобы было на что опереться… - Может, она осталась открыта в прошлый раз. Я-то ее не закрывал… точно… может, она сломалась или что-то…" Внезапно ему стало стыдно, и, подгоняемый этим стыдом как плетью, Гарри резко оттолкнулся от стены и вошел.

Здесь ничего не изменилось. Разве что теперь это место не дышало опасностью и черной магией, и у ног огромной статуи с безобразным лицом, что изображала Салазара Слизерина, не было распластано тело маленькой рыжеволосой девочки.

Гарри едва не рассмеялся. Тайная Комната была одним из главных ужасов его жизни, куда страшнее, чем то место, где они на первом курсе искали философский камень, страшнее, чем Запретный Лес, почти такой же страшной, как то кладбище, где умер Седрик Диггори. Оказалось, что этот кошмар - всего лишь старая, грязная, запыленная, в сырых потеках по стенам зала с безобразной статуей и огромными полуразрушенными колонами в виде змей.

Внезапно Гарри вспомнил, что василиск передвигался в замке по вентиляционным трубам, а значит, где-то здесь должен быть вход в эти трубы. Возможно, он находится где-нибудь в статуе Слизерина, потому что именно оттуда василиск выползал в прошлый раз. Конечно, может быть, там всего лишь располагалось его логово, но попытка не пытка.

Если только сейчас там не прячется второй василиск.

Но пыль на каменном полу выглядела такой нетронутой, что невозможно было представить, будто здесь кто-то живет. Во всяком случае, не огромная змея, у которой, как известно, нет ног, и она потому передвигается ползком.

Гарри остановился у подножия статуи. Даже если допустить, что проход в вентиляционные трубы находится внутри статуи, что, в общем-то, тоже довольно маловероятно, рассуждал он, то и в этом случае в статую надо еще как-то забраться. Вряд ли у него получится. Надо искать другой путь.

В этот момент, когда он стоял между ног гигантской статуи, его посетило странное ощущение, как сказал бы Драко, дежа вю. Ему показалось, что когда-то очень давно он уже стоял точно так же, глядя вверх, в каменное лицо давно умершего мага, раздраженный собственным страхом, успокоенный и немного разочарованный страшной Тайной Комнатой, которая оказалась обычной пыльной дырой… И с его губ сорвались слова, которые он сказал тогда, и он даже вспомнил, что их вызвало тогда - отчаяние и желание быть большим, чем он есть на самом деле, а сейчас они были не более чем насмешкой и еще попыткой показать самому себе, что ему вовсе не страшно:

- Поговори со мной, Слизерин, величайший из хогвартской четвёрки…

Шипение, сорвавшееся с его губ, заставило Гарри подскочить на месте. Но вот эхо страшного звука закончило гулять между высокими колонами, чуть утих бешеный стук сердца, и Гарри перевел дыхание, почти успокоенный мыслью, что ничего не случилось…

…как вдруг уловил в пещерном мраке разверстого рта статуи почти незаметное движение.

Гарри сделал шаг назад. "Спокойно, спокойно! - приказал мозг запаниковавшему сердцу. - Не трусь!"

Я не трушу.

Гарри сделал еще шаг назад, не отрывая взгляда от черного провала. Он просто уйдет отсюда. Просто уйдет… Он поищет дорогу наверх в другом месте…

Ужас, заполнивший его до краев, был совершенно диким, первобытным, слепым, как голод или похоть. Ничто не двигалось вокруг, стояла мертвая тишина, и с каждым шагом - он по-прежнему медленно отступал спиной вперед - Гарри становилось все страшнее и страшнее, пока этот ужас не стал нестерпимым, пока Гарри не хлестнула непереносимая мысль, что оно стоит за спиной. Мертвея, он оглянулся, и, естественно, никого не увидел.

Он перевел дыхание, чувствуя, как страх немного разжал свои острые когти, и в то же мгновение комната наполнилась шорохом и почти неслышным, но ощутимым шипением. Этого Гарри не вынес. Крепко зажмурившись, он кинулся бежать.

Он налетел лбом на косяк, кое-как нашарил проем и вылетел из залы. Ужас шелестел и шипел за спиной; возможно, это была игра гарриного воображения, но он не мог и не хотел это проверять.

Естественно, бег вслепую не мог продолжаться долго. В конце концов Гарри споткнулся и растянулся во весь рост на грязном каменном полу.

Теперь, когда не стало эха его собственных шагов, единственным звуком осталось только его дыхание. Гарри даже на мгновение перестал дышать, прислушиваясь, но ни шорохов, ни шипения не услышал. Было тихо, звеняще тихо, страшно тихо. Гарри вдруг понял, что он знает эту тишину - такое бывает в американских триллерах, когда чудовище, преследующее героя, куда-то исчезает, и тот только успевает успокоиться, как оно набрасывается на него снова.

А потом Гарри услышал голос. Кто-то кричал, рождая многоголосое эхо под сырыми сводами, и в этом крике Гарри узнал свое имя.

Он поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел на голос. Потом шаг его ускорился, а еще потом Гарри увидел свет и перешел на бег. И, грязный, не замечающий слез, в два ручья сбегавших по лицу, он влетел в объятия того, кто держал в руке палочку с зажженным на конце Люмосом, зарылся лицо в его плечо и разревелся по-настоящему.

- Шшш… тише, тише… - бормотал знакомый голос; нежные руки поглаживали Гарри по спине, губы скользили по мокрым щекам, вискам, носу, губам… - Тише, Гарри, тише, любимый, все в порядке, все хорошо, я здесь…

Почувствовав запоздалый стыд, Гарри немного отстранился от Драко и сквозь пелену слез и запотевшие очки посмотрел тому в лицо. В глазах Драко не было ни тени насмешки, только тревога, вытесняемая облегчением.

Потом взгляд посветлел, посуровел, и Драко сделал попытку разжать руки, обнимающие Гарри за талию, но тот прижался к нему и потерся носом о плечо слизеринца. И объятия Драко, на мгновение затвердевшие, снова, будто примирившись с неизбежным, стали теплыми и уютными.

- Что ты здесь делаешь? - шмыгнув носом, спросил наконец Гарри.

- Надо полагать, спасаю тебя от ужасной опасности, - в голосе Драко, естественно, звучала насмешка, но она была доброй - а может, Гарри просто уже привык к манере Драко вести себя. Удивительная нежность к любимому другу затопила сердце Гарри, и он, не особенно задумываясь над своим поступком, оторвался от плеча Драко и поцеловал его.

Драко, не колеблясь, приоткрыл рот, впуская Гарри в поцелуй; обнимал его нежно и ласково, отдаваясь, защищая; целовал так, как будто этот поцелуй был единственным, ради чего стоило жить, как будто Гарри был единственным, кому Драко мог отдать свою нежность, свое тепло, свою защиту. Когда поцелуй закончился - не оборвался, не прекратился, а именно закончился, как заканчивается вино в бокале, - он еще какое-то время не отрывал своих губ от губ любимого, вдыхая его выдохи.

- Пойдем, - произнес он наконец. - Надо выбраться отсюда.

Он взял Гарри за руку и повел за собой. Через несколько шагов Гарри засветил свою палочку. Еще через несколько - мягко высвободил свою руку из пальцев Драко и зашагал рядом, слегка касаясь плечом его плеча.

Они долго шли молча; когда, наконец, Гарри заговорил, голос его оказался хриплым:

- Как ты сюда попал?

Драко покосился на него с легким удивлением.

- Через спуск, который начинается в туалете Плаксы Миртл.

Гарри остановился. Драко по инерции прошел еще пару шагов; заметив, что Гарри не идет следом, остановился и он.

- Что-то случилось?

- Как ты открыл проход?

- Он был открыт.

Гарри смотрел на Драко изумленно и недоверчиво; Драко смотрел на Гарри с вежливым удивлением.

- Открыт? Но когда я упал, кто-то закрыл его за мной! Я видел! Кто-то еще был в туалете, он смеялся, а потом закрыл проход! Это что, был ты?!

- Ты в своем уме? - резко спросил Драко. Гарри опустил глаза. Глядя на его склоненную голову, Драко произнес: - Ко мне прибежала Грейнджер. Она сказала, что нигде не может тебя найти. Я направился сюда…

- Почему? - спросил Гарри, и Драко, в свою очередь, потупился.

- Я… знал, где тебя искать… Когда я пришел, проход был открыт.

- Ты знал, где меня искать? - повторил Гарри. - Почему?

- Просто знал, - ответил Драко. Настал черед Гарри смотреть на склоненную перед ним голову, теряясь в словах и чувствах. Наконец он притянул Драко к себе, обнял его и прошептал в ухо:

- Спасибо.

И они снова пошли бок о бок, не говоря ни слова.

Вскоре впереди забрезжил свет, и они вышли к тому месту, где начинался подъем в туалет. Гарри остановился, словно налетев на невидимую преграду.

- Драко, а как мы выберемся?

- Ты думаешь, я такой же идиот, как и ты, Поттер? - насмешливо поинтересовался тот. - Разумеется, я предусмотрел, как нам выбраться.

- Любишь демонстрировать, какой ты умный, да, Малфой? - усмехнулся Гарри.

- Это не демонстрация, это мое естественное поведение, - снисходительно объяснил Драко. - Просто я умный. Всегда.

Гарри рассмеялся.

- Ну, тогда скажи, что ты там такое придумал.

- Застывшие чары левитации, - гордо произнес Малфой.

- Надеюсь, ты уверен, что умеешь их делать? - приподнял Гарри брови.

- Нет, я использую их впервые, - отозвался Драко как ни в чем не бывало. - Поэтому ты пойдешь первым, Поттер. Так я хоть буду уверен, что они работают.

- А если они не сработают? - спросил Гарри, улыбаясь.

- Тогда я наложу другие чары, не беспокойся, Поттер.

- Я не могу не беспокоиться, Малфой, сколько бы ты новых чар не накладывал, падать-то все время буду я.

- Если бы я думал, что это тебе повредит, Поттер, я бы не стал гнать тебя первым. Давай, вперед! - он легонько подтолкнул Гарри в плечо. То, обернувшись, одарил Драко нежной и застенчивой улыбкой и вступил в кружок, что образовывал на полу падающий из туалета Плаксы Миртл свет. Сейчас же заработали чары левитации, и Гарри втянуло в дыру как в пылесос.

Он плавно опустился на пол; минутой спустя рядом стоял Драко. При ярком свете Гарри увидел, что на щеках Драко - грязные полосы, а волосы припорошены пылью. "Интересно, как же, в таком случае, выгляжу я?"

- Ты весь грязный, - словно прочитав его мысли, сказал Драко. Гарри кивнул и подошел к раковине.

Драко умылся быстрее и, прислонившись бедром к краю раковины, стал наблюдать за фыркающим и плещущимся Гарри.

Наконец, тот поднял голову, стряхивая воду с волос. Драко протянул ему салфетку. Тишина вдруг стала напряженной; сквозь рассыпавшиеся мокрые пряди черных волос Драко видел, что кончики гарриных ушей слегка порозовели. Он протянул руку и бережно отодвинул прядку, открывая ухо. Гарри опустил салфетку, и она мокрым комочком упала на пол.

- Драко, ты что делаешь? - спросил Гарри и потрясенно умолк, к ужасу своему увидев, что на глаза Драко наворачиваются слезы. Блондин замотал головой, судорожно стиснув челюсти, всхлипнул и подался вперед, так что кончик его носа коснулся гарриного.

- Ты что плачешь? - шепотом спросил Гарри, бессознательно зарывая пальцы в платиновые волосы. - Все же хорошо…

Драко кивнул, его волосы скользнули по лицу Гарри, посылая волну восхитительного аромата "тропик", потом одна его ладонь оказалась на талии Гарри, а другая - в волосах, бережно нажимая на затылок, и в этот момент щелкнула дверная ручка. Гарри отскочил назад; Драко злобно посмотрел на вошедших в туалет девчонок. Те растерянно столпились на пороге.

- А что вы тут делаете? - выдавила наконец Лаванда Браун.

- Трахаемся! - огрызнулся Драко. - Неужели не похоже?

Он выскочил из туалета будто ошпаренный, намереваясь бежать - куда? Наверное, куда глаза глядят; но он успел только преодолеть половину коридора, когда его окликнули:

- Малфой, погоди!

Драко, скрестив руки на груди, уставился на Гарри.

- Развлекся, Поттер?

- Прекрати, Драко, - устало отозвался Гарри. - Почему ты вечно устраиваешь истерики?

Несколько мгновений у Драко было такое выражение лица, словно он и впрямь намерен закатить истерику. Но вот черты лица отвердели и застыли, словно затянутые льдом - перемена, которую Гарри видел уже не в первый раз, - и Драко произнес:

- Прости. Я не хотел тебя беспокоить.

- Ты меня вовсе…

- Я же сказал - прости. Что ты намерен сейчас делать?

- Я пойду к Дамблдору, - Гарри - и снова не в первый раз решил оставить бесполезную попытку достучаться до Малфоя. - Мне кажется, я видел змею там, внизу.

Драко передернул плечами.

- Я бы сказал, что у тебя были глюки, Поттер. Во всяком случае, если судить по тому, как я нашел тебя…

- Драко, кто-то закрыл проход! - вскипел Гарри. - И ты можешь сколько угодно считать меня психом…

- Ура, я, наконец, получил разрешение, - ядовито заметил Драко.

- Меня там заперли, и я видел василиска! - воскликнул Гарри. - Спасибо, конечно, что вытащил меня, но это еще не дает тебя права обвинять меня во лжи!

- А я и не обвиняю, я думаю, что ты псих, - усмехнулся Драко. - Ты мне сам только что разрешил. Ладно, пошли, - он протянул было Гарри руку, но тут же убрал ее. Впрочем, Гарри, кажется, этого не заметил.

- Куда пошли?

- К Дамблдору, конечно, - удивился Драко. - Ты же собирался…

- Я тебя ненавижу, - пробурчал Гарри, обгоняя Драко и устремляясь вперед по коридору. Сзади донесся легкий смешок.

28 февраля 1998 года, около шести вечера, слизеринская гостиная

Слизеринская гостиная окружила Драко возбужденной толпой. Никого, естественно, происшествие с Криви не расстроило; напротив, все, как и пять лет назад, лихорадочно ожидали дальнейших событий, и шепот "Наследник Слизерина" крался по подземельям.

Драко вкратце пересказал слова Дамблдора, отбился от дурацких расспросов и, прихватив Малькольма, поднялся с ним в свою спальню.

Они сидели в кресле - Малькольм на коленях у Драко, - целовались, Драко курил, а Малькольм отнимал у него сигарету, и Малфой, размышлял, как это, должно быть, мило, возможно, даже возбуждающе смотрится со стороны. Блэйз ему недавно сказала, что они с Малькольмом - красивая пара…

- Оставь сигарету! - неожиданно вспылил он. - Ты можешь посидеть спокойно хоть минуту?

- Извини, - Малькольм моментально покраснел.

- И вообще, слезь с меня! - Драко резко двинул коленом, и Малькольм слетел на пол.

- Извини, - повторил Малькольм, отводя глаза. - Мне уйти?

- Если бы я хотел, чтобы ты ушел, я бы так и сказал, - отрезал Драко. - И прекрати, наконец, извиняться. Поди сюда.

Малькольма не надо было просить дважды - он живо вскочил на ноги и почти подбежал к Драко. Тот положил руки мальчику на бедра и неторопливо притянул его к себе, поставив между колен.

- Я тебя люблю, - нежно прошептал Малькольм, наклоняясь к нему.

- А я тебя нет, - отозвался Драко, захватывая губы Малькольма.

В дверь громко и нетерпеливо постучали, и Драко отстранил от себя Малькольма, с мрачной радостью отметив, что глаза мальчика повлажнели.

- Кто там?

- Малфой, открой, - раздался голос Паркер. - Поттер не у тебя?

Драко открыл дверь и с элегантным возмущением посмотрел на незваную гостью.

- С какой стати он должен быть у меня?

- Ну, а вдруг? - Паркер нагло окинула взглядом комнату и, увидев Малькольма, скривила губы. - Вижу, что нет. Грейнджер его ищет. Его нет в гриффиндорской гостиной и нет вообще нигде, где он может быть. Она подумала, что он мог пойти к тебе. Ты не знаешь, где он?

- А я должен? - приподнял левую бровь Драко.

- Не знаешь - так и скажи, - пожала плечами Сольвейг. - Не видел, не знаешь, не был, не участвовал. Пошла докладывать…

- Паркер, погоди, - Драко повернулся к Малькольму. - Подожди меня здесь.

Они вышли, и Драко спросил:

- Грейнджер собирается его искать?

- Конечно, - усмехнулась Сольвейг. - Гриффиндорцы не бросают друзей предположительно в беде.

- Я помогу, - сказал Драко.

Грейнджер дожидалась их у входа в слизеринскую гостиную, только что не подпрыгивая от волнения. Не давая ей задать ни одного вопроса, Драко услал девчонок к Хагриду. Они объясняли ему, что уже были там, но Драко был настойчив, утверждая, что Гарри мог забрести в Запретный лес и выйти оттуда к Хагриду, или он до сих пор там, и тогда надо попросить Хагрида найти его.

Когда, девушки, наконец ушли, Драко двинулся по коридору на третий этаж, к туалету Плаксы Миртл. Если бы кто-нибудь спросил его, с чего он взял, что Гарри нужно искать именно там, он бы ответил, что ему подсказал внутренний голос. У него был хороший внутренний голос, и, в отличие от внутренних голосов всех прочих людей на земле, у этого было имя - Рональд Уизли.

Не иначе, Дамблдор ухитрялся каким-то образом знать обо всем, что происходит в замке. Наверное, у него есть всевидящие зеркала, настроенные на все помещения Хогвартса, мрачно подумал Драко. Старый вуайерист…

Он ждал их у входа в свой кабинет. Попросил Драко остаться, а Гарри повел наверх.

Драко остался, что было совсем не обязательно. Вряд ли Дамблдор хотел с ним поговорить: хотел бы - позвал вместе с Гарри, не показания же он сверять будет, в самом деле. И ждать Гарри было незачем. Момент был упущен, наверное, безвозвратно, хотя Драко не знал, в чем его ошибка. Ему об этом даже думать не хотелось. Тяжесть собственной любви надавила на него совсем как прошлой весной, и снова захотелось все бросить. Было время, когда он считал, что человек в состоянии управлять своими чувствами, любить или не любить по желанию, и, более того, он сам умел это делать. Тогда. Не теперь.

- Малфой…

Вздрогнув, он обернулся - в коридоре, бледной тенью в окружении более темных, маячила тонкая фигура светловолосой девушки. Драко поднялся, с некоторым трудом выпрямляя затекшие от долгого сидения на полу ноги.

- Мина?

Стройный силуэт чуть качнулся, и девушка подошла ближе. Она нервно стискивала руки и, метнув на Драко один короткий, отчаянный взгляд, опустила глаза.

- Ты ищешь Гарри? - вежливо спросил Драко, инстинктивно отступив назад. Вельга снова качнулась, словно хотела шагнуть к нему, но передумала; она резко отвернулась, и подбородок ее, вздернутый и отчетливо видимый Драко, странно застыл, затвердевая.

- Нет. Тебя, - коротко ответила она. Два резких взмаха ресницами и руки, судорожно стиснутые в кулаки - Драко вдруг понял, что девушка с трудом сдерживает слезы.

- Меня? - на всякий случай уточнил он.

- Я хотела попросить у тебя прощения, - на одном дыхании выдала Вельгельмина. Драко сделал еще шаг назад, изумленно приоткрыв рот.

- За что?

- За то, что я… ты… - она замолчала, словно ей резко перестало хватать воздуха. - Я тебя так ненавидела всегда… - выдавила она наконец. - Я о тебе так много слышала… от Ксавиеры, от Чарли… и ты мой брат… сын моего отца… - кажется, нервы сдали, и она резким движением провела рукой по глазам. - Ты знаешь, как я мечтала о том, чтобы у меня был отец? - почти прошептала она, и теперь в голосе отчетливо звучали слезы. - А у тебя… был… есть…

- Это не самый лучший отец в мире… - медленно произнес Драко. Вельга махнула рукой.

- Какая разница?! Я так тебя ненавидела… я… - она наконец взглянула прямо на Драко, и в глазах ее он увидел самые настоящие слезы. - Я все про тебя узнала… Чарли рассказал многое… и в газетах писали… и я расспросила Ксавье, когда он нашел меня… и я узнала про тебя и…

- Про Гарри, - закончил Драко, чувствуя что-то вроде тяжкой тошноты. Он вытянул руку - больше всего ему хотелось, чтобы она замолчала, но он не мог ей этого сказать - спазм сжал горло.

- И про Гарри, - она отчаянно закивала головой. - И я решила, что знаю, как тебе навредить… Меня Ксавиера научила… еще давно… это вроде магии вейл, только не надо быть вейлой, чтобы ее использовать… это такое зелье, оно используется как духи…

- Ты сделала это нарочно, - стиснув руки за спиной, Драко отступил назад, борясь с диким желанием придушить мерзавку.

- Я хотела, чтоб тебе было плохо, - сдавленным шепотом произнесла Вельга. - Чтобы ты знал, что значит быть брошенным. Ты же не знаешь…

- Благодарю за урок, - холодно сказал Драко. - Ты довольна?

- Я не рассчитывала… - прошептала она. - Я не собиралась влюбляться… и никак не думала, что ты будешь реагировать так…

- Как - так?

- Так… болезненно. Я хотела тебя обидеть… я не хотела тебя мучить… поверь мне… - она смотрела прямо ему в глаза, и теперь взгляд ее был умоляющим. - Я не знала, что так будет. Действие этих чар со временем проходит… я думала, что все выветрится… но я влюбилась…

- И продолжила использовать чары? - неприятным голосом осведомился Драко.

- Нет! - выпалила она, глаза ее сверкнули, и в этот момент - впервые, наверное, с тех пор, как он услышал историю графини де Флер о своей незаконнорожденной сестре - Драко поверил, что Вельгельмина - действительно Малфой. В этот момент она была так похожа на Люциуса, что вызывала невольный страх и уважение. И вместе с тем Драко почувствовал, как кровь отливает от щек, кончиков пальцев на руках и ногах - признак самого настоящего, тошнотворного ужаса. Он не мог ей не верить, как бы ему ни хотелось, чтобы ее слова были ложью.

- Я люблю Гарри, - она наконец улыбнулась, и эта улыбка была настоящей - такой Драко на ее лице еще не видел. - Но я и тебя люблю. Ты мой брат. Мы семья, понимаешь? Я… всю жизнь мечтала о семье… о настоящей семье…

Мина протянула руку, и Драко сделал еще шаг назад и уперся в стену.

- Ты понимаешь, о чем ты меня просишь? - он не узнал собственного голоса. - Ты предлагаешь мне наблюдать ваше счастье? Быть добрым дядюшкой Драко? Ты плохо знаешь меня, сестренка, я не альтруист и не мазохист!

- Нет, - отрезала Мина. - Я хочу рассказать ему. Гарри. Пусть знает, что я сделала. И пусть делает выбор. Он… он сам не свой в последнее время. Он думает о тебе. Ему тебя не хватает.

- И ты полагаешь, что лучший способ поднять ему настроение - рассказать, что на самом деле любимая девушка обманула его? - Драко сардонически усмехнулся. - Хорошее же у тебя представление о счастье, Вельга.

- Ты не желаешь меня слушать, Малфой! - выкрикнула Мина, и это у нее получилось настолько по-поттеровски, что Драко даже улыбнулся.

- Это верно, не желаю, - согласился он.

- Я хочу, чтобы Гарри был счастлив, а он будет счастлив только с тобой, - произнесла она на одном дыхании. Выдержала паузу и добавила: - Я могу уехать. Мне, наверное, и придется уехать. Чтобы не мешать вам, - она улыбнулась. - Знаешь, я всегда думала, что главное - добиться счастья. А теперь мне хочется, чтобы он был счастлив. Даже если мне придется умереть за это. Черт! - она отвернулся, и Драко снова увидел ее напряженный профиль. - Как же я так влипла?

- На его могиле напишут "Гарри Поттер, проклятие Малфоев", - усмехнулся Драко. - Брось, Мина, он не будет счастлив со мной. Я умею только причинять страдания. Давай мы просто перестанем об этом говорить.

- Я хочу, чтобы ты был моим братом, - твердо произнесла Мина. - Не только по крови. Я была дура, что не понимала этого раньше. Я тебя люблю. Я хочу быть твоей семьей. Пожалуйста, позволь мне…

Она шагнула к нему, и Драко, сломленный мольбой в ее голосе и ее решительной и такой малфоевской, такой родной красотой, шагнул ей навстречу, протянул руки, принимая девушку в свои объятия, инстинктивно зарывая лицо в светлые, пахнущие раскаленным железом и пыльным ветром волосы. Что-то горячее и мокрое коснулось его шеи, и Драко, приподняв личико Мины за подбородок, с изумлением увидел слезы в ее глазах.

- Ты почему плачешь?

Она не ответила, только помотала головой. Она была теплой, даже горячей, и слезы ее пахли совсем не так, как обычно пахнут слезы. Это был какой-то сладковатый, одновременно противный и приятный, и очень знакомый запах. Взлетевшие волосы, легкие, как пух, задели лицо Драко, а потом она чуть приподнялась на цыпочки - она была ненамного ниже ростом, - и их лица оказались вплотную, словно Драко смотрел на свое отражение в зеркале, приблизив лицо к стеклу. Прикрыв глаза, Драко потянулся губами к губам своего отражения, как он часто делал, но в этот раз его губы встретили не холодное зеркальное стекло, а такие же теплые и живые губы. Отражение ответило на поцелуй.

Они распались спустя мгновение и уставились друг на друга дикими глазами. Драко не знал, что сказать или что сделать и, очевидно, Мина этого также не знала. Гарри очень удачно выбрал именно этот момент, чтобы появиться в коридоре.

- Мина! - воскликнул он и, слегка покраснев, метнул быстрый и чуть испуганный взгляд на Драко. Тот опустил веки, переводя дыхание и пытаясь сообразить, что же творится. - Ты почему здесь?

- Я встретила Гермиону с этой полоумной, - Мина невольно поморщилась. - Они искали тебя. Я спросила, искали ли они тебя у Драко, а они сказали, что да, и что тебя там нет, и что Драко тоже пошел тебя искать. Я решила найти Драко, - она коротко взглянула на брата, - пошла в замок и встретила девчонок, с которыми ты учишься. Они видели вас в туалете. А что это вы делали в туалете, а? - она вдруг широко, лукаво и совсем не по-малфоевски улыбнулась.

- Я тебе расскажу, - Гарри робко взял ее за руку и оглянулся на Драко. Тот по-прежнему стоял у стены, прикрыв веки. Мина посмотрела сначала на него, потом на Гарри, потом шагнула к брату и взяла его за руку.

- Вы мне оба расскажете, - твердо сказала она, не обратив внимания на изумленный взгляд Гарри, второй рукой притянула его к себе и, обняв его за талию, а Драко - за плечи, - повела их обоих прочь от старой каменной горгульи.

Как только они ушли, от стены, словно призрак покинувшего это место Драко Малфоя, отделилась тонкая фигура бледного светловолосого мальчика. Небесно-голубые глаза сощурились, глядя вслед удаляющимся фигурам. Поколебавшись мгновение, юноша наконец решительно оттолкнулся от стены и почти бегом двинулся вслед за троицей.

Они прошли через холл и, сняв засов с двери, вышли и замка, и Шеймус Финниган вышел следом за ними. Он еще успел заметить, что они удаляются в сторону драконария, и что диспозиция сменилась - явственно видимые в сумерках платиновые волосы Драко и Вельгельмины теперь белели по краям, а в центре, как провал во тьму ночи - черноволосая голова Гарри. Он снова замер, сомневаясь, стоит ли идти за ними, и тут пара сильных теплых рук обхватили его сзади и мягкий смешок прощекотал ухо.

- Попался! Гуляем после отбоя, солнышко? Что это ты тут делаешь?

Шеймус прижался спиной к широкой груди драконолога, откинулся головой на мускулистое плечо и, закрыв глаза, подставил губы.

- Пошли к тебе, - прошептал он, когда его рот оказался свободен. Взволнованное дыхание над ухом яснее слов говорило, что отказа он не получит и что обладателю его уже неинтересно, что Шеймус делает вне спальни после отбоя.

Неизвестно, где, неизвестно, когда

Нет такого человека, который мог бы выдержать пытки. Сказки все это, героические бредни. Если ты в конце концов не умираешь, то делаешь все, что от тебя требуют.

Зачем Паркер зелье? Неужели она согласилась, чтобы ей поставили метку?

А почему бы и нет? Ведь поставили же метку Драко Малфою, с согласия его отца.

Почему, почему я попал сюда? Как я попал к ним?

Вопросы эти были, конечно, глупы, хотя бы потому, что некому их было задавать. Только сам Снейп знал ответы.

Мисс Паркер обладала удивительной особенностью все - все на свете - втаптывать в грязь. Однажды она несколькими небрежными фразами полностью уничтожила хорошие чувства, которые Снейп питал к единственному гриффиндорцу (не считая Лили, конечно):

- Люпин весь течет, когда смотрит на твоего брата.

Он знал, что ее слова могли бы быть не более чем гнусной инсинуаций. Ну, хорошо, пусть даже это была правда, в любом случае, это не было так грязно, как она говорила. Но то, на что она вешала ярлык "грязь", уже не могло стать чистым в представлении Снейпа. Она слишком сильно влияла на него. Наверное, дело было в ее синих глазах.

Она прекрасно знала имя северусова брата, но никогда не произносила его, как будто человек, лишенный имени, мог, в конце концов, исчезнуть с лица земли.

Ужасно быть младшим. Старшие, будучи лишены соперников, всегда вырастают более любимыми, более красивыми и независимыми от кого-то, кто не взрослый, но кто чуть старше и при этом такой же, как ты, и кто любим бесконечно. Конечно, со временем он избавился от этой гнусной зависимости, но сначала…

Он действительно забирался по ночам в кровать брата, и тот прижимал его к своей уже тогда широкой и мускулистой груди, пел песни и рассказывал сказки. Они были одинокими детьми в доме, где никому не было дела до их душ, были бы накормлены и ухожены тела. У отца были дела, у мамы были приемы. Типичная высокородная семья. В другой, любящей и заботливой, он бы не попал в такую зависимость от старшего брата.

Когда брату исполнилось одиннадцать, ему, как и полагается, пришло письмо из Хогвартса, куда Северусу предстояло отправиться только через два года. Когда младший мальчик понял, что любимый брат уедет почти на год, он сначала закатил истерику, впервые в жизни потеряв самообладание, а потом заболел. Он пролежал в жесточайшем жару почти месяц, и, в конце концов, добился от брата клятвы, что тот никогда его не оставит, а от отца - решения поговорить с Дамблдором. Договорились, что оба мальчика пойдут в школу со следующего года.

Джеймса Поттера они встретили в "Хогвартс-экспрессе". Поттеры не были тем семейством, с которым общались Снейпы - отец называл их выскочками и магглолюбцами. Джеймс не понравился Снейпу сразу же. Возможно, потому, что также моментально Поттер понравился брату Северуса.

Когда Шляпа, только что отправившая Северуса в Слизерин - она долго выбирала между Слизерином и Рейвенкло, но, в конце концов, поддалась на уговоры Северуса, что вся его семья училась в Слизерине - отправила его брата в Гриффиндор, Северусу показалось, что он умирает. В одночасье он остался один. А старший брат выглядел таким счастливым…

Он долго уговаривал себя, что это не то же самое, что десять месяцев жить без него в родительском доме. Он учился обходиться без брата на несмежных с Гриффиндором уроках. И он не мог спать по ночам, и сбегал из спальни в гриффиндорскую башню. Он бродил по коридору, забывался в тревожной дремоте на подоконнике и у входа в гриффиндорскую гостиную. В конце концов, брат узнал об этом; он проникал по ночам через проем с портретом Толстой Тети и, бормоча "Горе ты мое…", отводил Северуса в свою спальню. И они снова спали в одной кровати, укрытые одним одеялом, спрятанные пологом от посторонних взглядов, а по утрам Северус тихонько уходил.

Но однажды их поймал молодой завхоз Аргус Филч, только что сменивший на этом посту Аполлиона Прингла, и потому очень деятельный, обоих сильно наказали, и брат сказал, что это пора прекращать.

Вскоре Северус начал догадываться, что старшего брата тяготит чрезмерная зависимость младшего. У него были свои друзья, не имевшие ничего общего с Северусом, у него был квиддич, к которому Северус всегда был равнодушен; наконец, делала свое дело и межфакультетская рознь. Он начал отдаляться, на просьбы не обращал внимания, от истерик раздражался. У Северуса же не было друзей, не было забав вроде квиддича, у него был только брат и еще зелья. Но брата он потихоньку терял, а зелья… при всей любви к ним Северуса, они не могли обнять и утешить.

Мисс Паркер была так же никем не любимой и совершенно непопулярной девочкой. Слизеринцы ее не любили, потому что ее происхождение было нечисто; все прочие ее не любили, потому что она была слизеринкой. Она попыталась завязать отношения с Северусом в первый же день его появления в Хогвартсе, но тогда он ее проигнорировал. Когда же он понял, что одинок, он обратился к единственному человеку, который проявлял к нему интерес.

И еще у нее были льдисто-синие глаза, совсем как у его брата.

Она научила его ненавидеть, она объяснила ему, кого надо ненавидеть. Врагами были гриффиндорцы, квинтэссенцией гриффиндорцев - четверка мародеров. Северус не мог ненавидеть своего брата, не питал он неприязни и к Рему Люпину, потому что тот не сделал ему ровно ничего плохого. Питер Петтигрю был просто недостоин никаких чувств, в том числе и ненависти. Но вот Джеймс Поттер…

Северуса крутило от ненависти, стоило ему лишь только услышать это имя. Поттер стал той черной дырой, которая поглощала все мечты Северуса. Он крал все то, что Снейп любил. Иногда - возможно, что это была всего лишь паранойя, - Северусу казалось, что Поттер делал это нарочно.

В течение всего второго и третьего курса Северус и мисс Паркер нещадно, остроумно и изобретательно третировали гриффиндорцев. Северус надеялся, что никто ни о чем не догадается, но однажды брат отловил его в коридоре и избил. Не сильно.

После этого происшествия Джеймс Поттер накануне решающей игры со Слизерином упал с лестницы и растянул щиколотку. Случайно.

Война, которую Снейп и мисс Паркер объявили гриффиндорцам, если не обеспечила им друзей среди слизеринцев, то, во всяком случае, принесла некоторую славу. Теперь даже Люциус Малфой, краса и гордость всего факультета, смотрел на Северуса с уважением.

На четвертом курсе эта война неожиданно прекратилась, во всяком случае, та ее часть, что обеспечивал Северус. Просто у него появился новый друг, и с этим другом ему было интереснее, чем с мисс Паркер.

Лили Эванс училась на факультете Рейвенкло. Они оказались в паре на Траснфигурации, и Северус было начал фыркать на "грязнокровку", но оказалось, что "грязнокровка" умна. Если и было что-то, перед чем Северус преклонялся больше, чем перед глазами цвета самого синего льда, так это ум. Что же до пресловутой чистоты крови, то она никогда не была особенно интересна Северусу.

Теперь настала очередь мисс Паркер беситься и ревновать, но Снейп не обращал на это внимание, всецело поглощенный Лили. Он сам не заметил, как влюбился в нее.

На пятом курсе, когда выяснилось, что он не один такой, кому девочки вдруг стали интереснее всего на свете, он начал ухаживать за Лили. Его никто не учил, как это делать, но, очевидно, то, что он делал, было правильно. Он присылал ей с совами конфеты, дарил во время их прогулок цветы, которые при ней же извлекал из волшебной палочки, носил ее сумку, подавал мантию и придвигал стулья… Он начал следить за своей внешностью - впервые в жизни. Она с удовольствием и сиянием в чистых изумрудно-зеленых глазах принимала его ухаживания.

Поэтому он был просто убит - второй раз в жизни, - когда однажды поздно вечером мисс Паркер выманила его из комнаты, отвела в Астрономическую башню и показала милующуюся парочку. Это были Лили и Джеймс Поттер.

К тому времени Северус прекрасно научился держать себя в руках. Он не закатил истерики и даже не нагадил Джеймсу. Нет, на этот раз план мести был задуман более тонко. Удар должен был прийтись на одного из друзей Поттера.

Решение созрело сразу же, как только Северус отметил странную закономерность в ежемесячных исчезновениях Люпина. Ему не составило труда сложить два и два; осталось только проследить за Люпином, чтобы получить неопровержимые доказательства.

Эти слежки не могли остаться незамеченными.

Северусу не хотелось вспоминать то, что было дальше. Это до сих пор снилось ему в кошмарных снах.

После того, как все было закончено, и с его братом тоже было покончено навсегда, и у него больше не было брата, а те, кто желал его смерти, даже не понесли заслуженного наказания - кто станет удивляться, что после всего этого он пошел за первым же, показавшим ему иную справедливость?

Снейп слишком быстро понял, что идеи Тома Реддля совсем ему не подходят. Ему хотелось варить зелья, писать книги о зельях, преподавать, возможно, растить детей, любить жену… В мечтах у его жены были ярко-зеленые глаза… Обычные желания, у миллионов живущих на земле людей были такие же. Что бы там ни думали о нем Вольдеморт, Малфой и мисс Паркер, он не был тщеславным.

Вот тогда он узнал, что значат евангельские слова о широких и узких воротах. Попасть к Вольдеморту было легко, а вот покинуть его…

То, что происходило дальше, почти не зависело от воли тогда уже Мастера Зелий. Он ушел от Вольдеморта и пришел за защитой к единственному, у кого эту защиту можно было найти - к Дамблдору. И тот предложил ему очень опасную игру… Если бы мечты Северуса были явью, если бы ему было что терять - он бы не согласился. Но терять ему было нечего.

Мисс Паркер не была частью его мечты, но она оставалась частью его жизни. Связь с ней оказалась полезна - она была одной из упертых Упивающихся, из Ближнего круга, и Северус на правах ее "почти-что-мужа" состоял на хорошем счету. Вольдеморту всегда нравились семейные пары в его окружении. И дети, конечно. Его будущие слуги.

Наблюдая, как Вольдеморт благословляет маленького Малфоя, Северус поклялся себе, что его ребенок, если он у него будет, никогда не достанется Вольдеморту.

Ровно четыре месяца спустя он узнал, что мисс Паркер беременна.

Дочь родилась в октябре - ее день рождения пришелся на пять дней раньше северусова. В тот же день Северус, подкупив врача и акушерку, увез девочку из больницы в свой дом. Мисс Паркер он сказал, что ребенок умер, и, кажется, та была только рада.

Через год случилось то, чего никто не ждал. Вольдеморт сгинул. Его ближайшие соратники, в том числе и мисс Паркер, оказались схвачены и брошены в Азкабан. Кого-то убили авроры, к кому-то применили Поцелуй, кто-то сумел оправдаться. Северуса защитил Дамблдор.

Возможно, ему не стоило врать мисс Паркер. Возможно, что ребенок смягчил бы ее сердце и тогда, возможно, она не попала бы в Азкабан. И они жили бы нормальной семьей. Северус не знал, нуждалась ли его дочь в матери. Если принять во внимание тот считающийся непреложным факт, что нормальный ребенок может вырасти только в нормальной, полноценной семье, тогда, конечно же, нуждалась. Но странно - за все шестнадцать лет, что Сольвейг провела бок о бок с ним, она ни разу не спросила его о матери. Он сам рассказал ей полуправду - правдой там было все, что касалось мисс Паркер. Кроме, разве что, того факта, что на самом деле мисс Паркер не умерла в Азкабане. Но Северус не открыл ей, что он ее отец, и сейчас, признаться, он сам не мог вспомнить собственных резонов. Кажется, он не хотел открывать своих слабых мест. Одно дело, казалось ему когда-то, воспитанница, другое - дочь.

И вот сейчас, похоже, настало время, когда Сольвейг собиралась расплатиться с ним за все. За ложь, за отсутствие семьи. Возможно, он был с ней слишком строг - в таких случаях ребенок всегда мечтает о ком-то, кто придет однажды и заберет его. Возможно, ей действительно не хватало матери, а он даже не потрудился завести няньку. Или переступить через себя и жениться.

И вот появляется мисс Паркер - красивая, смелая, добрая, умная, обещающая семью, друзей, которых у Сольвейг никогда не было, и, главное, независимость от старого, сальноволосого, противного опекуна. Нет, он не мог винить Сольвейг за ее предательство. В конце концов, если тебя предают третий раз в жизни, не стоит ли задуматься, что виноваты не те, кто предают, а тот, кого предают?

Странно, но Северусу Снейпу ни на мгновение не пришла в голову мысль, что мисс Паркер, возможно, лжет ему.

Хогвартс, 7 марта 1998, на закате

- Ты знаешь, о чем я думаю?

- Нет…

- Я думаю - на свете есть столько странных, волшебных созданий… Некоторые из них владеют магией большей, чем люди… Драконы, например. Они сильнее, чем люди. Умнее. И все же им недоступно многое, что доступно людям.

- Например?

- Например, чувства. Нет ни одного существа на земле, чьи чувства были бы так запутаны… Вот, подойди сюда. Смотри. Кого ты видишь?

- Это Сириус и профессор Люпин.

- Как ты думаешь, о чем они говорят?

- Ну… не знаю. Они могут говорить о чем угодно. Вспоминать прошлое. Или о Гарри…

- Луни…

- Сириус, отстань!

- Я хочу поговорить.

- Мне некогда, Мягколап. Я спешу. В конце концов, я учитель, у меня много работы…

- Намекаешь на то, что я бездельник?

- Я не намекаю, Сири…

- Луни, не зли меня! Сегодня суббота! Выходной день… Тебе же нужно отдыхать. Тем более, что ты после трансформации.

- Еще на весь Хогвартс крикни…

- Луни!

- Все, я сказал.

Легкая усмешка растянула тонкие бледные губы.

- Как бы не так! Тебе не кажется, что Блэк слишком темпераментно себя ведет?

- Нет, не кажется…

- Это потому, что он очень сдержан. На самом деле, он сильно волнуется. Одна мысль не дает ему покоя. И он хочет узнать, правда это или нет. А профессор Люпин не хочет говорить на эту тему, потому что ему придется сказать правду. Правда же, думает он, обидит и оттолкнет Сириуса. Но он не прав.

- Откуда ты все это знаешь?

- Бог с тобой, Грейнджер… - девушка улыбнулась еще шире. - Ни черта я не знаю. Я сочиняю. Тренируюсь, так сказать.

Несколько учеников четвертого курса, возвращающиеся из Хогсмида и наперебой обсуждавшие новые заморочки близнецов Уизли, изумленно смолкли, когда мимо них, создав маленький ураган, пронесся профессор Люпин. Мантия вздувалась за спиной, голову профессор склонил так низко, что почти не видно было лица. Всегда такой приветливый, профессор защиты от Темных сил никак на этот раз не среагировал на "Здравствуйте" учеников.

- Людям кажется, что они скажут что-то не то, что-то, что может кому-то другому не понравиться… И почти всегда они ошибаются. Людям свойственно боятся призраков. Они считают, что лучше молчать и страдать, чем сказать… Они не понимают, что во втором случае всегда есть выбор. Нет, не понимают. Жизнь может быть сколь угодно пуста, но не дай Бог что-то в ней всколыхнуть! Словно вязнешь в болоте и боишься сделать лишнее движение, лишь бы не увязнуть глубже и быстрее. Неужели они не понимают, что, двигайся или не двигайся, болото все равно затянет. Но если двинуться или хотя бы позвать на помощь, будет шанс спастись.

- Ты говоришь так, будто ты не человек…

Люпин попытался захлопнуть дверь, но ступня, скользнувшая в щель, не дала ему. Разозлившись, Люпин с силой прищемил нахальную ногу. Сириус взвыл, но ступню не убрал.

- Рем, ты меня калекой хочешь оставить?

- Сириус, ну чего тебе от меня надо? - Рем, смирившись с неизбежным, отпустил дверь, и Сириус вошел.

- Чтобы ты расслабился и получил удовольствие, - ухмыльнулся тот. - Я хочу с тобой поговорить.

- Сири, мы говорим каждый день. Если тебе этого мало, побеседуй с Гарри…

- Реми, я хочу поговорить с тобой, - возразил Сириус, - и Гарри тут ни при чем. - Я пытаюсь начать этот разговор с Рождества, но ты все время увиливаешь. Рем, у тебя есть совесть?

- Нету, - буркнул Люпин. - Отвяжись.

- Сядь, - Сириус кивнул на стул. - Разговор будет долгим.

- Сириус, я устал, - заныл Люпин, решившись на последнюю попытку. - Я устал, хочу спать, и мне нужно работать.

В ответ Сириус оседлал табуретку и уставился на Люпина через стол. Вздохнув, оборотень опустил руки на стол, голову - на руки, и пробурчал:

- Говори.

Сириус смолк, словно собираясь с мыслями, и вдруг на едином дыхании произнес:

- Помнишь, когда мы еще учились здесь, в Хогвартсе, курсе на пятом, я рассказал тебе, что влюблен в Джеймса?

Люпин посмотрел на него одним глазом.

- Помню, конечно.

- Что ты почувствовал, когда узнал об этом? - почему-то понизив голос, спросил Сириус. В ответ раздался тяжелый вздох.

- Мне стало грустно.

- Почему?

- Потому что это было бесполезно. Ты влюбился в своего друга. Мне тогда казалось, что влюбится в друга - это ужасно. Что это предательство. Ты словно обманом пробираешься в чужую спальню. Ты можешь подглядывать за ним. Это так неправильно…

- Но ты мне этого не сказал… - тихо произнес Сириус.

- Ты был так счастлив, - Люпин улыбнулся. - Это странно - что человек может быть счастлив только оттого, что влюблен. Пусть даже его и не любят. Жаль, что это не может длиться вечно… Я тоже был счастлив.

- А теперь?

- Теперь?.. Теперь я даже не уверен, что понимаю, что такое счастье. Знаешь, я доволен жизнью, - Люпин поднял голову и откинулся на спинку стула. - У меня есть работа, которая мне нравится, есть ты, есть Гарри, есть даже зелье, хотя и нет Северуса… Но Драко - достойный ученик. Я даже смирился со своей природой. Да, я вполне доволен.

- Если бы нам было по семнадцати лет, я бы назвал это прозябанием, Луни, - произнес Сириус.

- Но нам не по семнадцать, верно, Мягколап? - Рем серьезно и строго посмотрел в глаза друга. - Ты замечаешь, до чего странно и даже нелепо звучат наши прозвища? Ты прошел Азкабан, и у тебя навсегда ввалились щеки, а я помню, что они были круглыми, совсем как у Гарри сейчас. А у меня в голове седых волос больше, чем русых. По волчьим меркам я вообще старик, Сириус.

- Мне не нравится, когда ты зовешь меня "Сириус", - мягко произнес Блэк. - Это звучит так, будто ты сердишься.

- А я сержусь, - кивнул Люпин. - Я уже стар, а ты хочешь убедить меня, что я еще могу быть счастлив. Зачем ты затеял этот разговор, Сири? Чтобы я еще на что-то надеялся? Я не стану конкурировать с памятью о вечном молодом Джеймсе Поттере, Сири! Он никогда не поседеет, в отличие от меня!

- Мне надоели эти разговоры, - произнес Сириус, поднимаясь на ноги.

- Отлично, - Люпин скрестил руки на груди и отвернулся от Сириуса. - Увидимся за ужином.

Однако Сириус и не думал уходить. Подняв на него глаза, Люпин увидел, что анимаг стоит, чуть покачиваясь с мысков на пятки, и улыбается. В руке у него была волшебная палочка, нацеленная на Люпина.

- Сириус, ты в своем уме? - осторожно спросил Люпин.

- Еще как, - улыбочка Сириуса стала, мягко говоря, неприличной. - У меня для тебя подарок, Луни, - он шагнул к Люпину, в мгновение ока оказавшись у него за спиной, и мягко потянул с плеч оборотня мантию. Люпин вздрогнул.

- Сириус, ты что делаешь?

- Готовлю тебя к получению подарка, - мурлыкнул ему в ухо Блэк. От его дыхания шее стало щекотно, и Люпин непроизвольно склонил голову к плечу. Движения Сириуса были такими мягкими, такими успокаивающими, такими расслабляющими… но когда он начал расстегивать на Реме рубашку, тот пришел в себя и с силой рванулся из рук анимага. Пуговицы полетели в разные стороны.

- Не надо, Сириус! - в панике выкрикнул Люпин.

- Да что с тобой? - Сириус шагнул к нему, осторожно и не отводя взгляда от глаз Рема, словно имел дело с опасным хищником. - Я ничего плохого тебе не сделаю, Луни.

- Сириус, прекрати это, - Рем шагнул назад.

- Почему? - спросил Сириус, ухмыляясь.

- Потому что это нечестно! Ты… ты не можешь… неужели ты не понимаешь, как я к тебе отношусь? - с отчаянием прокричал Люпин.

- Ты же не хочешь мне сказать, - заметил Сириус, усмехаясь. - Скажи мне.

- Черт тебя дери, Блэк!.. - прорычал Люпин, шагнув к Сириусу. Тот хитро сощурил глаза.

- Ладно, так и быть, - великодушно произнес он. - Я добрый сегодня.

Он взмахнул палочкой, веревка, змеей вырвавшаяся из ее кончика, скользнула по запястьям Рема и стянула его руки за спиной. Все это произошло в одну секунду; оборотню осталось лишь изумленно пялиться на своего ухмыляющегося друга. Внезапно Люпин понял, что уже очень давно не видел Сириуса таким… радостным.

- Ты душка, - сообщил анимаг, приобняв Рема за талию. - Пойдем.

- К-куда? - заикнулся Люпин.

Вместо ответа Сириус обхватил его поудобнее и потащил в ванную.

- Ты собрался меня купать? - раздраженно спросил Люпин, глядя, как Сириус открывает воду.

- У меня для тебя подарок, - повторил Сириус.

- Новая пена для ванны? С ароматом собачьей шерсти?

- Ха-ха, - заметил Сириус, доставая что-то из кармана. - Мимо, Луни.

- Что это? - Люпин изумленно уставился на флакон, который Сириус поставил на полочку.

- Краска для волос, Луни, - Сириус широко улыбнулся. - Цвет - светло-русый с медовым оттенком. Полностью закрашивает седину.

- Ты с ума сошел, - успел сказать Рем, прежде чем сильная рука схватила его за загривок и сунула головой под кран.

- А иногда мне и хочется быть нечеловеком, - Сольвейг вернулась к кровати и устроилась на самом краешке, свернувшись в клубочек. - Хорошо же…

- Чего хорошего? - Гермиона пристроилась сзади, обняв подругу за талию. - Люди умеют любить. Никто больше этого не умеет.

- А лебединая верность?

- Сказки Брема.

- Кто это?

- Неважно…

Наступила пауза. Гермиона гладила Сольвейг по плечу. Потом раздался глухой голос слизеринки:

- Сплошные страдания, Грейнджер. Вот скажи мне, ты знаешь пару счастливых влюбленных?

- Ага, - кивнула Гермиона. - Это мои родители.

- Родители не считаются.

- Почему это?

- Они уже давно вместе. Ты думаешь, они все еще влюблены друг в друга?

- О! - Гермиона улыбнулась. - Ты не знаешь моих родителей. Они так влюблены друг в друга, что иногда даже тошно. В доме постоянно цветы - папа дарит их маме. Они никогда не забывают памятных дат. Они вместе ходят в магазины, они ходят в театры и кино, всегда отдыхают только вместе. Иногда я чувствую себя в этом доме лишней…

- А почему они не завели еще детей?

- Они пытались, - Гермиона погрустнела. - Когда мне было семь лет, мама забеременела. Они узнали пол ребенка, выяснили, что будет мальчик… Как мы его ждали! А потом что-то пошло не так, и маме сказали, что если она будет рожать, то непременно умрет, и надо делать аборт. Даже не аборт - для него было поздно, а искусственные роды…

- Это подло, - тихо произнесла Сольвейг, вырвалась из рук Гермионы и встала. - Это так подло - что желанные дети умирают, а ненужные, вроде меня, рождаются и живут.

- Ну что ты! - Гермиона вскочила, подошла к Сольвейг и обняла ее за плечи. - Я уверена, ты была нужна Снейпу. Он любил тебя…

- Не смей говорить так, будто он умер! - с тихой яростью в голосе произнесла Сольвейг.

- Я тебя ненавижу.

Профессор Защиты от Темных сил сидел в кресле. Теперь его руки были привязаны к подлокотникам. Голову профессора укутывала потешная чалма из полотенца.

- Да? - удивился Сириус Блэк. Он сидел напротив Люпина и курил. - А кто-то совсем недавно почти признался мне в любви…

- Я поторопился, - отрезал Люпин. - Я не знал всей глубины твоего коварства.

- Зато представь, какой ты теперь будешь красавчик! - Сириус даже зажмурился от удовольствия. - Все студенты будут твоими.

- Отлично! - буркнул Люпин. - Но сначала я займусь Снейпом.

- Ничего у тебя не выйдет, он скучнейший натурал, - Сириус улыбнулся. - Кстати, Реми, ты слышишь?

- Что я могу слышать, если ты намертво замотал мне уши полотенцем? - ядовито осведомился Рем.

- Твоя неведомая зверушка снова скулит, - Сириус предпочел проигнорировать выпад. Рем вздохнул.

- Сири, ты мне друг?

- Не развяжу, - тут же среагировал Блэк. - Ты тут же снимешь полотенце.

- Ладно! - рявкнул Рем. - Там, в шкафу, бутыль молока и хлеб. Достань, пожалуйста. Нет, правая дверца. Так. Теперь из левого ящичка - большое блюдо. Налей туда молока и накроши хлеба. И подогрей.

- Как?

- Сири, ты все-таки не в своем уме. Ты же волшебник!

Сириус, с огромным блюдом в одной руке и палочкой в другой выглядящий почти так же глупо, как и Рем с полотенцем на голове, раздраженно произнес:

- Мог бы не ругаться, тебе же помогаю!

- Ага, после того, как ты же меня и обездвижил, - огрызнулся Рем. - Приоткрой дверь в спальню и поставь это там.

Когда Сириус подошел к двери, скулеж с той стороны стал еще громче, и к нему добавился скрежет когтей. Блэк приоткрыл дверь, из-за которой тут же выглянула любопытная черная мордочка. Сириус поставил блюдо на пол. Черный волчонок, совсем маленький, доверчиво вышел из спальни и уткнулся носом в молоко.

- Боже, Реми, что это? - Сириус осторожно погладил зверька за ушами. Тот не среагировал, продолжая сосредоточено лакать.

- Волчонок, - улыбнулся Рем. - Я нашел его в лесу. Странно, он обычно недоверчив к чужим.

Поевший волчонок дал Сириусу себя приласкать и вернулся в спальню. Ухмыляясь, Сириус опустился в свое кресло.

- Чувствуешь себя папочкой, верно, Луни?

- В некотором роде, - буркнул тот. - Сириус, у меня голова чешется. Давай уже снимем этот кошмар!

Сириус бросил быстрый взгляд на песочные часы и кивнул.

- Ты прав. Пора.

- Учти, - произнес Люпин, когда Сириус отвязывал его от кресла, - если у меня волосы позеленеют или еще что-нибудь в этом роде, я тебя убью!

- И давно ты так беспокоишься о своей внешности, Луни?

- Меня и так люди боятся, Мягколап, - отозвался Люпин. - Хочешь, чтоб от меня шарахались?

- Дурак ты, Люпин, - очень неожиданно ответил Сириус и потащил друга в ванную. Рем хотел было выяснить, что именно Сириус имел в виду, но тот, не дав сказать профессору ни слова, снова сунул его голову в воду.

Наконец, краску смыло, и Люпин, выпрямившись, пожаловался:

- Мне вода натекла в штаны. И спина ноет.

- Зато сейчас ты будешь красавчик, - утешил его Сириус и произнес высушивающее заклинание. Люпин провел рукой по волосам - выпадать они, судя по всему, не собирались.

- Я хочу посмотреть.

- Погоди, - Сириус усадил Рема на край ванны и взял расческу. - Сейчас я тебя только причешу, и ты будешь совсем красавица.

- Что ты мелешь… - пробормотал Люпин, но скорее по инерции. Прикосновения к волосам действовали на него как самое лучшее расслабляющее; Сириус, зная это, продолжал медленно ласкать гребенкой густые пряди, так что Рем даже замурлыкал от удовольствия.

- Мне всегда нравилось тебя расчесывать, - заметил он.

- Мне тоже нравилось, - мягко улыбнулся Рем. - Но только пока ты не начинал меня стричь.

- Когда это я тебя стриг? - удивился Сириус.

- Было такое, - ответил Люпин. - На пятом курсе, когда у меня сильно отросла челка и лезла в глаза…

- А, ну да, - Сириус провел широкой ладонью по волосам Люпина, захватывая их ото лба и отводя назад. Рем зажмурился от удовольствия. - И челка у тебя в результате стала кривая.

- А Лили сказала, что это модно, - вспомнил Рем.

- Это был ужас, - Сириус скривился. - Я думал, ты меня убьешь…

- Ну да… - тихо произнес Люпин, подняв руку и слегка коснувшись запястья Сириуса. Руки в его волосах вдруг замерли. А потом одна из них скользнула на шею и отвела пряди в сторону. И нежно, почти невесомо оголившейся шеи коснулись губы.

- Сири…

- Реми…

Внезапно Сириус скользнул на пол и опустился на колени у ног Люпина.

- Реми, ты любишь меня?

- Как же я могу не любить тебя? - Люпин протянул руку, чтобы коснуться плеча друга, но почему-то не коснулся.

- Нет, Реми, я не о том, - Сириус поднял голову. - Ты - любишь - меня?

- Да, - ответил оборотень. Сириус наклонил голову и уткнулся лицом в его колени.

- Я так хочу любить тебя, Луни… Ты ведь дашь мне возможность научиться?

- Сириус, я не…

- Я люблю тебя! Я буду хорошим. Я постараюсь сделать все, чтобы со мной было хорошо! Луни, я так скучал по тебе. Я так хочу остаться с тобой…

- Да я же не гоню тебя! - воскликнул Люпин.

- Я хочу остаться с тобой, - упрямо повторил Сириус. - С тобой, понимаешь? Навсегда?

- Ты мне предложение, что ли, делаешь? - улыбнулся оборотень. Сириус поднял голову и улыбнулся в ответ.

- Ну да… Получается…

- Мы не староваты, чтобы начинать новую жизнь, Сири?

- А у меня старой не было, - улыбка немного смягчила горечь этих слов, но не сняла ее вовсе, и Люпин почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. К сорока годам становишься все более сентиментальным… - Кстати, ты вовсе не стар, - добавил Сириус, с удовольствием глядя на Люпина. - Сейчас сам увидишь.

Он встал и помог подняться Люпину, хотя тот и не нуждался в помощи. Но все он принял предложенную руку и, ведомый этой рукой, слегка робея, подошел к зеркалу.

Оказывается, на его лице было вовсе не так уж и много морщин. В обрамлении пепельно-русых волос без единого седого оно казалось даже слишком молодым для мужчины почти сорока лет.

- Нравится? - спросил Сириус в ухо. Люпин слегка повернул к нему голову, не забывая краем глаза все же поглядывать в зеркало. А оно показывало восхитительное зрелище - двое красивых мужчин, один - с гривой угольно-черных волос, другой - с копной золотисто-русых, один - высокий, мускулистый, крепко сбитый, другой - пониже ростом, изящный и хрупкий. Люпин слегка улыбнулся.

- Мы выглядим слишком сахарно.

- На тебя не угодишь.

Люпин рассмеялся и снова отвернулся к зеркалу, собираясь разглядеть что-то на кончике уха, что привлекло его внимание. Приблизившись к зеркалу вплотную, он отвел волосы за ухо… а потом неожиданно сказал:

- Я все-таки убью тебя.

- А что такое?

Люпин отвернулся от зеркала, демонстрируя Сириусу ухо. Оказалось, что анимаг, крася волосы Люпину, ухитрился перемазать в краске всю ушную раковину.

- Это смывается? - опасным тоном осведомился оборотень.

- Эээ… кажется, нет, - Сириус изобразил невинную улыбку. - Ничего, со шкуркой слезет.

- Ты мне за это заплатишь, - Рем шагнул к Сириусу, и глаза его блеснули. Анимаг ухмыльнулся.

- Тебе просто был нужен повод, Луни…

- Не смей даже думать о том, что он умер.

Сольвейг снова вскочила с кровати, подошла к окну и распахнула его во всю ширь. Промозглый холод мартовского вечера ворвался в комнату, и Гермиона, поежившись, забралась под одеяло.

- Я не хотела тебя обидеть, Сольв…

- Обидеть… - мрачно хмыкнула Сольвейг. - Меня нельзя обидеть. Я прожила всю жизнь с Северусом Снейпом - и только он способен меня обидеть. Единственный человек на земле. Ты любишь своего отца? - безо всякого перехода спросила вдруг Сольвейг.

- Да, - после небольшой паузы ответила Гермиона. - Конечно. И маму…

- Ты не понимаешь, о чем я тебя спрашиваю, Грейнджер. Любишь ли ты его так, что чувство вины за то, что ты не такая дочь, какую бы ему хотелось видеть, гложет тебя беспрестанно? Любишь ли ты его настолько, что от того, улыбается ли он сегодня или хмурится, будет зависеть твое настроение на весь день? И противишься ли ты ему настолько, что не откажешься ни от единой своей привычки в угоду ему, но будешь прятаться, скрываться и лгать, притворяясь примерной дочерью? Спроси Северуса, чем я интересуюсь - и из десяти попыток ни одна не будет верной, потому что я ничего не говорю ему о себе, а если и говорю, то ровно столько правды, сколько можно сказать, чтобы не заслужить отповедь и хмурый взгляд на весь день. А я не умею лгать, Гермиона! Он ничего обо мне не знает. Это страшно.

Стало очень тихо. Свинцовая тяжесть потихоньку заливала грудь Гермионы. Тоска Сольвейг становилась ее тоской, любовь Сольвейг - ее любовью. Нет, слизеринка умела лгать, только не знала этого. Как раз сейчас она лгала - Гермиона поняла, что ее подруга всегда будет поступать именно так, как захочет Снейп. И это понимание вовсе не прибавило Гермионе желания, чтобы профессор зельеделия вернулся живым и невредимым. Впервые в жизни Гермиона всерьез пожелала кому-то смерти - и пришла в ужас, осознав это, и еще раз ужаснулась, потому что даже осознание этой мысли не принесло избавления от нее.

- Как он меня достал, Грейнджер, - тихо произнесла Сольвейг, разбив мертвую тишину. - Своим вечным занудством. Своим вечно плохим настроением. Своим постоянным стремлением заставить меня жить так, как ему хочется. Если бы ты знала, сколько раз я желала ему смерти.

Она замолчала, и Гермиона поняла, что Сольвейг плачет. По-настоящему, не скрывая слез. Гриффиндорка выбралась из-под одеяла, встала, подошла и Сольвейг сзади и обняла ее.

- Но он - такое счастье, когда все хорошо, - прошептала Сольвейг сквозь слезы. - Когда мы дома летом, и играем в шахматы, в карты, и гуляем, и собираем грибы, и ходим купаться, или когда он варит зелья, а я сижу и смотрю, и его это не бесит - такое бывает редко. Или когда он говорит, что я хорошо готовлю. Или когда мы играем в снежки. Или когда он читает мне вслух. Боже, как я хочу, чтобы он вернулся! Пусть с ним все будет хорошо…

- С ним все будет хорошо, - прошептала Гермиона. Ей было жаль Сольвейг, но вместе с жалостью пришло до сих пор не знакомое чувство - ревность. К Снейпу. Чувство это показалось ей настолько диким и недостойным, что Гермиона моментально решила наказать себя за него. - У меня есть идея, Паркер.

- Какая? - шмыгнув носом, спросила Сольвейг.

- Насчет снейповского брата. Нам надо найти старые фотоальбомы. Где-нибудь в школьных архивах они наверняка есть. Старые выпуски, понимаешь? Обычно на обороте всегда пишут список студентов. И мы узнаем, кто там был Снейп, кроме Северуса.

- Если, конечно, фотки не делали уже после того, как его изгнали, - усомнилась Сольвейг.

- Но там должны быть фотографии и с первого курса. Не мог же он быть изгнан до одиннадцати лет - это дикость!

- Грейнджер, - задумчиво произнесла Сольвейг. - Мы ведь выяснили, что брат нам не поможет. Он изгнан, он не может принять Поисковое зелье.

- Но он может подтвердить или опровергнуть, дочь ты Снейпу или нет, - возразила Гермиона. - И потом, может, у него есть свои дети…

- Это отрезанная ветвь.

- Такие заклинания не распространяются на потомков!

- Знаю, - буркнула Сольвейг. Гермиона прищурилась.

- А ты действительно хочешь его найти?

Сольвейг бросила на нее хмурый взгляд.

- Очень хочу, Грейнджер. Я понимаю, что тебя это удивляет…

- Извини, - перебила ее Гермиона.

- У меня есть идея получше, - проигнорировав ее извинение, произнесла Сольвейг. - Я предлагаю рискнуть и использовать Поисковое Зелье.

- И кто будет реципиентом? - удивилась Гермиона.

- Я, - пожала плечами Сольвейг. - Мы полагаем, что я - дочь Северуса. Так давай проверим это.

- Сольвейг, - Гермиона крепко взяла слизеринку за обе руки. - Ты понимаешь, что если ты не кровная родня Снейпу, то зелье окажется неверным? А всякое неправильно сваренное зелье - яд?

Сольвейг криво улыбнулась.

- Десять баллов Гриффиндору, Грейнджер. Северус был бы тобой доволен. Он, кстати, очень жалел, что ты не выбрала зелья для курсового проекта.

- Я бы выбрала, если бы не Арифмантика, - отозвалась Гермиона.

- Ладно, - развела руками Сольвейг. - Давай займемся фотографиями. Может, они нам что-нибудь прояснят… С чего начнем?

- С Филча, - ответила Гермиона.

Хогвартс, 14 марта 1998 года, вечер

Шеймус снова не пошел ужинать. Он заглянул на кухню, выпросил у домовых эльфов пару бутербродов и собрался было покинуть в замок, чтобы прогуляться до драконария, но тут из Большого зала выглянула Джинни.

- Шеймус, ты почему не пришел на ужин? - она протянула ему письмо. - Это тебе. Сова принесла. Вроде от твоей мамы.

- Я уже полгода не хожу завтракать, обедать и ужинать, - Шеймус засунул бутерброд в рот и начал распечатывать письмо.

- Я знаю. Ты стал худой как щепка, - неодобрительно заметила Джинни. Шеймус проглотил бутерброд и хмыкнул.

- А что ты беспокоишься? Мужем твоим я все равно не буду.

- Мне бы не хотелось, чтобы ты умер от голода, - нахмурилась Джинни.

- Спасибо, мамочка, - отозвался Шеймус, пробегая глазами письмо. - Мне, знаешь ли, до ужаса надоело, что все шушукаются при моем появлении и старательно прячут глаза и ухмылки. Скоро камнями начнут кидать…

Внезапно Шеймус замолчал и так сильно побледнел, что Джинни испугалась.

- Шеймус? Все в порядке?

- Читай, - чуть шевельнул губами Шеймус и протянул ей письмо. Джинни быстро пробежала глазами письмо, сморгнула и вернулась к началу.

"Дорогой сын, - начиналось это послание, написанное твердой и явно неженской рукой, - долгие годы мы прощали тебе многое, за что иной представитель чистокровного волшебного семейства давно был бы изгнан из рода. В силу безмерной любви к тебе, единственному сыну, мы даже простили тебе твое наглое заявление о твоих сексуальных пристрастиях, хотя мать едва не умерла, когда ты "обрадовал" нас этой новостью. Но времена меняются, и, возможно, это правильно - что наследники древних имен всеми силами пытаются сделать так, чтобы история их рода закончилась вместе с их жизнью.

Но то, что мы узнали о тебе недавно, не вписывается ни в какие рамки. Нам пришло известие от твоих школьных товарищей, что ты дошел до крайней степени унижения и продаешь свои сексуальные услуги. Скажи мне, сын, мы мало давали тебе карманных денег? Или ты, в силу развращенности своей натуры, просто развлекаешься таким образом? Чем бы ты ни руководствовался, я не надеюсь, что ты хоть чуточку изменишь свое поведение, узнав, что с матерью случился удар, когда она прочла это письмо. Развлекайся, мальчик! Отныне мне не придется за тебя краснеть - ты больше не принадлежишь к семейству Финниганов. Живи как знаешь. Я думаю, с твоими талантами ты сумеешь себя обеспечить. Я направил письмо директору Дамблдору, где сообщаю, что мы прекращаем оплачивать твое обучение в Хогвартсе. Я надеюсь, нет нужды сообщать, что в доме Финниганов ты более не желанный гость. Прощай.

Джоэль Финниган".

Джинни машинально свернула письмо вчетверо и только после этого посмотрела на Шеймуса. Челюсти того были крепко сжаты.

- Я думал, это просто чертовы слухи, - сквозь зубы произнес он наконец. - Просто дурацкие сплетни, в которые никто, кроме девчонок-младшеклассниц, не верит. Черт, Джин, ты же не веришь в эту фигню?!

- Нет, - быстро ответила Джинни. - Нет, конечно, Шеймус. Надо как-то объяснить твоим родителям… Давай, я напишу им?

- Не надо, - тихо ответил Шеймус. - Я пойду, Джин…

- Погоди, куда ты пойдешь? - Джинни поймала его за рукав. - Шеймус…

- Мне нужно кое-кого увидеть, - Шеймус вырвался из ее рук и быстро пошел в сторону драконария.

В конце концов, он перешел на бег. Нетерпение сжигало его изнутри, нетерпение и страстное желание объясниться. Даже несмотря на то, что темноволосый зеленоглазый драконолог с его широкими ладонями и мягким голосом, был всего лишь заменой, Шеймус успел привязаться к нему и даже начать надеяться, что тот, другой, навсегда исчезнет из его головы и сердца. Пусть только это дрянь еще не дошла до него…

Теперь становились понятны и косые взгляды, и перешептывания. Упаси Господи, его репутация никогда не была чистой и незапятнанной, он даже гордился легким налетом грязи на своем имени, но это… К этому он был совершенно не готов. С твоими талантами ты сумеешь себя обеспечить…

Януша не было во дворе, и в питомнике тоже. Зато в драконьем загоне Шеймус наткнулся на Чарли Уизли и рыжую девицу из Слизерина, кажется, Забини. Чарли выгуливал малышей-драконят и демонстрировал их ей. При виде Шеймуса Забини выразительно подняла брови.

- Чарли… - позвала она. Тот обернулся.

- Шеймус?

- Чарли, где мне найти Януша? - быстро спросил Шеймус. Гримаса девицы стала еще выразительнее, но он предпочел этого не заметить.

- Посмотри в гнезде, - предложил Чарли. - Там мамаша сидит на яйцах - по-моему, он собирался почистить песок.

- Спасибо, - ответил Шеймус и помчался к гнезду.

Там было очень жарко, и Януш, голый по пояс, что-то напевая себе под нос, скреб горячий песок специальной щеткой. В дальнем конце комнаты спала огромная драконица, прикрыв крыльями горку крупных пятнистых яиц.

- Януш, - негромко позвал Шеймус. Тот поднял голову, слегка нахмурился и, отложив щетку, подошел к Шеймусу.

- В чем дело?

- Я хотел с тобой поговорить, - растерянно произнес Шеймус, обескураженный холодным тоном драконолога.

- Говори, - кивнул тот, скрестив руки на груди. Шеймус открыл было рот, но не смог произнести ни звука - он вдруг понял, что абсолютно не знает, что сказать.

- Я скучал по тебе, - наконец произнес он.

- Да? - приподнял бровь Януш. - Я думал, тебе хватает развлечений. Ты же у нас веселый мальчик, верно?

- Ты о чем? - похолодел Шеймус.

- Брось, ты знаешь, - усмехнулся Януш. - Я о том, что ты дурил меня полгода. Я о том, что неосмотрительно влюбился в шлюху.

Шеймус сделал шаг назад - ему показалось, что его со всей силы ударили по лицу.

- Это неправда, - произнес он тихо.

- О, тогда прошу прощения, что оскорбил твою невинность, - сардонически усмехнулся Януш. - А я-то недоумевал, где ты таким штукам выучился… Опыт - великая вещь, верно, детка?

- Кто тебе сказал? - выдавил наконец из себя Шеймус.

- Да весь Хогвартс знает, - зло ответил Януш. - Причем уже давно. Только я один дурак… Мне сказала Мина.

- Мина, - повторил Шеймус, чувствуя, как растерянность уступает место злобе. - И откуда же она узнала такие подробности моей личной жизни?

- Полагаю, что ей сказал Гарри, - ответил Януш. - Или кто-нибудь другой… Полагаю, в Хогвартсе у тебя было много… приключений.

- И ты поверил этой двуличной дряни, - качнул головой Шеймус. - Мило, Януш, мило. Как ты сказал? "Неосмотрительно влюбился…" Надеюсь, в следующий раз, когда в меня кто-то влюбится, это будет что-то более надежное.

- Не смей делать вид, будто я во всем виноват! - зашипел Януш.

- А что я должен делать, если передо мной стоит человек, который готов скорее поверить лживой суке, чем тому, кого любит?! - заорал Шеймус.

- Не смей так говорить о ней! Она замечательный, честный и добрый человек! - выкрикнул Януш.

- Я видел, как она целовалась с родным братом! После того, как рассказала, что обманом влюбила в себя Гарри!

В следующий момент сильный удар по лицу сбил его с ног.

- Лжешь, шлюха!

Шеймус машинально слизнул кровь с губы и рассмеялся, глядя на Януша снизу вверх.

- Ну, давай, продолжай, - он издевательски улыбнулся. - Можешь трахнуть меня. Хочешь ведь.

Януш отступил на шаг, и Шеймус, еще раз хохотнув, поднялся на ноги.

- Пошел ты на… - произнес Шеймус, впервые в жизни выругавшись по-настоящему. - Иди, целуйся со своей ведьмой. Может, натуралом станешь. Еще не все потеряно.

Ноги сами вынесли его из драконария; Чарли окликнул его, но Шеймус предпочел прикинуться глухим. Он сейчас не мог и не желал ни с кем разговаривать. Первый же его собеседник вполне мог пасть жертвой бешеной ярости, что душила Шеймуса.

Он продрался сквозь густые заросли приозерных кустов до опушки Запретного леса и чуть было не двинулся дальше, но его спугнули голоса. В одном из них Шеймус узнал голос профессора Люпина.

- …не говоря уж о том, что меня это попросту компрометирует, - произнес профессор, и чей-то голос, смутно знакомый, ответил ему:

- Скажите, какие мы щепетильные! Ты ангела выведешь из себя, Рем!

Шеймус не хотел слушать дальше; он развернулся и направился к берегу озера.

Он намеренно залез в самые колючие заросли, порвал одежду и ободрал до крови нежную кожу. Он вдруг захотел появиться перед всем Ховгартсом в таком виде, увидеть их лица, услышать их шепот. Ему страшно захотелось действительно окунуться в ту грязь, которой поливали его имя. А что? Если пропадать, то хотя бы за дело. Терять-то уже нечего…

Озеро открылось перед ним - огромная масса черной воды. Уже совсем стемнело.

"Утопиться, что ли? - с неожиданной тоской подумал Шеймус. - Вот уж нет, не доставлю змеюке такой радости! Я лучше ее утоплю собственноручно, дрянь, суку!"

Он сделал шаг вперед и почувствовал, как вода потекла в ботинки. В тот же момент чья-то рука легла ему на плечо.

- Утопиться решил, Финниган?

Дальше

Оглавление

На главную   Фанфики    Обсудить на форуме

Фики по автору Фики по названию Фики по жанру