От жажды умираю над ручьем
Автор: Beatrix
Pairing: Снейп/Люпин
Рейтинг: PG-13
Жанр: romance, angst
Дисклаймер: персонажи принадлежат Дж. К. Роулинг,
Размещение: с разрешения автора.
От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне - страна моя родная.
Я знаю все, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я Всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
(Франсуа Вийон "Баллада поэтического состязания в Блуа")
Явиться к Волдеморту сейчас – после трехнедельного молчания – это было бы... Да просто соплохвостам на смех! Всё это время Снейп по решению Дамблдора игнорировал зов Метки и даже не имел права отлучаться куда-либо из Хогвартса.
- Ты должен рискнуть в последний раз, Северус. В последний, я обещаю, - фраза прозвучала ужасно глупо и беспомощно, но Директор, казалось, этого не заметил. Зато у Ремуса даже скулы свело от того, насколько жалко происходящее выглядело со стороны. И Люпин понял, что не желает принимать участия в этом фарсе. За участием обращайтесь к Альбусу Дамблдору, не ошибётесь. Здесь гарантированы участие и сострадание, готовые к вашим услугам круглосуточно семь дней в неделю, без перерывов на обед и выходных.
Выслушав Директора, Снейп на мгновение поднёс руку к губам, словно подросток, привыкший обкусывать ногти, волнуясь. Он никогда ещё не выглядел так по-мальчишески, даже в школе. Тогда у него была одна цель – казаться мрачным, безумным и опасным настолько, чтобы сходу отбивать желание общаться. С «безумным» и «мрачным» всё было нормально, но у него патологически не получалось выглядеть «опасным». И, разумеется, Мародёры – господа Сохатый, Луни, Мягколап и Червехвост – не упускали случая продемонстрировать ему, что для них он представляет не больше угрозы, чем ночной колпак Дамблдора.
«Только не думай, что я сделаю первый шаг», - если бы тогда, в начале шестого курса, Снейп сказал Ремусу нечто подобное, Люпин рассмеялся бы ему в лицо. Но Снейп не произнёс ни звука, говорили только его глаза.
Первым, что почувствовал Ремус, было удивление. Взгляд Северуса – как удар под дых, по-другому не назовёшь. Снейп смотрел на него требовательно, выжидающе, будто недоумевая, почему тот медлит подойти. И было в этом взгляде какое-то бесповоротное «или-или»: или решай сейчас, или проваливай. Конечно, если бы кто-то увидел их вместе, Люпин собирался солгать, что просто проходил мимо, как вдруг... Ремус не видел причины, почему, имея дело со слизеринцем, он должен взять на себя роль самого честного человека в Соединённом Королевстве.
- Это не может продолжаться вечно. Я хочу сказать, наша глупая игра «кто кого переглядит». Одна ночь - и со всем будет покончено, – сказал Северус, притягивая Люпина к себе. И Ремус понял, что готов согласиться с ним каждой клеточкой своего тела. Вот только с чем именно он готов был согласиться – со словами или прикосновениями – Люпин так и не разобрался. Последовали торопливые фразы, потом раздался звук шагов, чужих и его собственных. Знакомые коридоры сменялись тупиками, тупики эти скрывали за собой новые и новые залы, лестницы кружились, словно воздушные акробаты в магглском цирке, и то и дело застывали в пустоте. Временами Люпину казалось, что даже комнаты и коридоры замка настроены враждебно и не упускают случая лишний раз поводить их кругами. Найти свободный класс было не так уж сложно, но Ремус понимал, что первая попавшаяся комната не годилась.
Любовь – это блажь, поцелуи – мальчишество. Но один поцелуй на прощанье – как трогательно! Вот Ремус и тронулся. Должно быть, тронулся умом, если позволил себе ввязаться в такое. Он сказал себе, что надо уметь вовремя остановиться. Дал слово, что уступает любопытству в последний раз, и решил во что бы то ни стало сдержать его. Но, как часто случается, этого не произошло.
Прощальный пир был в самом разгаре. Лили, от которой как никогда отчётливо пахло радостью и флёрдоранжем, шепнула Ремусу что-то праздничное и упорхнула. Вслед за нею очень быстро исчез и Джеймс, взлохматив Люпину напоследок волосы. Питер расхаживал по залу, то и дело с кем-нибудь заговаривая, и поглядывал вокруг так, будто собирается рассказать «солёный» анекдот. На радость стоматологам - во все тридцать два зуба - улыбался сидящий напротив Ремуса Люциус Малфой. А чуть поодаль от Малфоя, прислонившись к стене и впившись глазами в пол, стоял Снейп.
Всеобщее оживление его ничуть не трогало. Может быть, у Северуса была своя причина искать во всех удовольствиях привкус скорого траура, а может, он просто был одним из тех людей, которым не дано радоваться жизни. Время от времени он вяло, но аккуратно водил пальцем по верхнему краю полупустого бокала, и стекло отзывалось на ленивую ласку тягучим звуком: «Ску-учно». Такое печальное музыкальное сопровождение к изначально провальному вечеру.
Неожиданно Ремус почувствовал что-то вроде усталости. Он никогда не умел поддерживать разговоры "ни о чем", а впрочем, на этот раз никто и не ожидал от него чего-то подобного. «А потом… нет-нет, уже потом ты понимаешь, что надрался…» Кто-то совсем рядом с Люпином произнёс эти слова так отчётливо, как это умеют делать только очень пьяные люди. Рука Ремуса сама собой потянулась к чаше с пуншем.
Очень многие пьют только потому, что уверены: выпивка поможет забыть. Это тоже своего рода магия, и ведь многие свято верят в неё, подобно тому, как их предки верили, что самый верный способ избавиться от головной боли – это пробить в голове дыру, через которую болезнь сможет покинуть тело. То, что вместе с болезнью тело человека зачастую покидала жизнь, их ничуть не смущало.
Сначала Ремус просто пил. Потом расслабился и стал с увлечением наблюдать, как Сириус уламывает свою очередную пассию. На такое зрелище можно было продавать билеты – не прогадаешь. Правда, в этот раз Блэк действовал почти небрежно. Говорил как-то слишком торопливо, лихорадочно – набрался уже, что ли? Быстро что-то, выпить ведь даже толком не успел.
Мимо Люпина прошествовали двое, и вмиг потянуло крепкими, дешёвыми сигаретами. Скажите на милость, где они только откопали эту дрянь? От Хогвартса до лондонских трущоб вообще-то далековато. Желудок Ремуса недвусмысленно сжался: на сегодня ему явно хватило и выпивки и веселья. Последний стакан он выпил со знанием дела, не торопясь, чтобы насладиться каждым глотком, - но даже не почувствовал вкуса. И Ремус ушёл так скоро, будто появился на вечеринке исключительно для того, чтобы напиться по-быстрому и свалить, не дожидаясь оваций.
И всё-таки она вертится! Но Ремус понял это слишком поздно. Одержав победу над здравым смыслом и чувством реальности, в голове билась одна единственная фраза: «Ос-та-но-ви-те-Зем-лю-я-сой-ду!» Внезапно кто-то резко рванул его за руку, утягивая в пустой коридор.
Северус.
Земля ускорилась и сделала новый поворот на одном из перекрёстков Вселенной. Снейп чудом удержал Люпина, до боли сжав его плечи. «Лови момент», - приказал себе Ремус. Очень кстати на память пришла недавняя сцена между Сириусом и его подружкой. Слова – почти точь-в-точь повторенные за Блэком – вырвались едва ли не против воли.
- Послушай, Северус... Мы не вернёмся в Хогвартс и... наверное, никогда больше не увидим друг друга. Даже если мы... сейчас... Вреда от этого уже не будет, правда? Ведь это наш последний шанс...
Люпин осторожно заглянул Снейпу в лицо и натолкнулся на твёрдый, насмешливый, но вместе с тем до странности ласковый взгляд: “Молчи лучше”. Это смешило, злило, давало надежду и обескураживало одновременно. Такая чудовищная смесь била в голову куда сильнее пунша.
- Пароль, Ремус, - Люпин даже не сразу заметил, что Снейп назвал его по имени. Впервые. И никакого сарказма. - Скажи мне пароль в твою комнату.
Свет факелов умирал медленно, слегка подрагивая. Весь мир заливало темнотой, и Ремус почувствовал, что утопает в ней. Он отчаянно пытался удержаться на плаву, пока на фальшивом аккорде не захлебнулась звучащая в отдалении музыка и на его спине не сомкнулись чужие руки, как смыкаются волны над головой тонущего.
Наутро Люпин проснулся от внезапной головной боли. Боли, пришедшей, по-видимому, откуда-то из-за пределов космоса, куда Ремуса забросил вчерашний пунш. Земное притяжение усилилось, не позволяя даже моргнуть без труда. Он был в своей комнате. На своей кровати. В одежде. Один. И он пообещал себе, что выставляет себя дураком в последний раз. А через пару дней он покинул Хогвартс. Казалось, что навсегда.
Много позднее Ремус понял, что до конца избавиться от прошлого не удаётся никому. Слишком живучи бывают школьные прозвища, юношеские влюблённости и память сердобольных учителей. Ну, или директоров.
Получив предложение занять место преподавателя Защиты - к слову сказать, слишком прямое и великодушное для того, чтобы не считать его приказом, - Ремус от души подивился выбору Дамблдора. Вопреки ожиданиям Директора, перспектива возвратиться в Хогвартс ему не улыбалась, и даже более того. Но всё же он не стал возражать Альбусу: в конце концов, Люпин никогда не менял свою жизнь – это делали за него другие.
Ремус в то время был не у дел. От случая к случаю он выполнял мелкие поручения Ордена, а по сути же только просматривал корреспонденцию, изредка отвечал на кое-какие письма и медленно сходил с ума от скуки. Его работа – при всей, как ему твердили, важности – была какой-то уж слишком несущественной. Словом, это была не та работа, которая позволяет чувствовать себя необходимым.
Времена, между тем, были тревожные. Министерские чиновники упрямо закрывали глаза на то, что происходило у них под самым носом, однако мало кому хватало духу обвинить их в трусости. Признать правду было не так-то просто. От правды за милю несло мертвечиной. И заключалась эта правда в том, что война уже началась. Конечно, никто не убивал людей прямо на улицах – бесстыдно, не стесняясь прохожих. Никто не сбрасывал тела в сточные канавы и не закапывал их на детских площадках. Со стороны всё выглядело вполне благопристойно. Резня и мародёрство, как правило, происходили за плотно закрытыми дверьми и наглухо заколоченными ставнями, в укромных местах, куда посторонним вход воспрещён. Теперь даже смешно: убийцы и жертвы жались по углам, будто влюблённые парочки.
Не сговариваясь, хотя очень было на то похоже, Люпин и Снейп выбрали одну и ту же технику защиты “меня тут нет, тебя тут нет, и я тебя в упор не вижу”. Оба они имели достаточно оснований полагать, что эта тактика, пусть и не всегда лучшая, уж точно сулит наименьшие потери. Типично английский способ соблюсти необходимые правила приличия: кто-то причиняет тебе неудобство, а ты, в свою очередь, стараешься, чтобы делать это ему было как можно легче и приятнее.
Каждый раз, принимая из рук Снейпа “Волчье проклятье”, Ремус пытался уловить знакомый запах. Запах кладбищенских цветов и собранных в полнолуние трав. Запах Северуса. Но всё перебивал аромат горечи и аконита, непреклонный, как молчание между ними.
На выпускном Люпин не заметил бурных возражений, но, может быть, Северус тогда просто слишком долго был один? Вряд ли Ремус был для него чем-то большим, чем обычный школьный знакомый. Знакомый-оборотень, который каждое полнолуние вынужден прятаться от людей. Например, в Визжащей Хижине.
Занятный, надо думать, вышел когда-то разговор у Снейпа с Директором. Жаль, Ремусу не довелось присутствовать. Но, что бы ни было там произнесено, Северус был смертельно оскорблён. Для него любые чувства были смертельны. Смертельно оскорблён, смертельно уязвлён... Смертельно влюблён?
Надеяться было безумием. Безумием было прийти в комнаты Северуса и впустить туда дождь – принести солёно-горький дождь на волосах и скулах, как другие, возможно, приносили на сапогах снег. Куда большим безумием было подставить ему губы - доверчиво, почти просительно. Безумием – шагнуть к его кровати и услышать “Nox”. И выскользнуть потом из комнаты в полной темноте, стараясь не потревожить казавшегося спящим Северуса, конечно, было безумием ничуть не меньшим.
Отчаянно хотелось завыть по-волчьи. Ремус задрал голову к небу, но луны там не было. По правде говоря, самого неба в подземельях не было тоже - только низкий, каменный потолок. С той ночи было покончено с разговорами из вежливости и поцелуями из жалости. И Ремус поклялся себе, что поддаётся слабости в последний раз. Теперь Люпин хотел одного – поскорее вырваться из Хогвартса. К счастью для него, Снейп это отлично понял.
Наверное, любой из нас представляет собой ходячую свалку дурных воспоминаний, где оседает всё, что есть в жизни плохого: разочарования, обиды, измены. Со временем многие люди учатся глотать неудачу и горе, безболезненно их переваривать и затем выводить из организма. Вот только Снейп уж точно не был из их числа.
Говоря о Снейпе, Люпин почему-то всегда предпочитал отрицательную характеристику. Снейп для Ремуса был Человеком-Который-Не... А дальше могло идти практически всё что угодно: который не подал бы ему руки при встрече, с которым практически невозможно говорить более пяти минут и не поцапаться, который не моет голову десятилетиями... Продолжать этот список можно до бесконечности.
Астрономы всегда пытались оживить лунную географию земными, причудливыми названиями: Океан Бурь, Море Облаков, Море Юмора... Сейчас, на заседании Ордена Феникса, вид Снейпа навёл Люпина на мысль о Море Усталости – жаль, такого не существует.
Северус слишком устал. Он пребывал в отчаянии и поэтому не имел права на отчаянные поступки. Но именно усталость и отчаяние заставили его просто кивнуть, соглашаясь с каждым словом Директора. Да, он справится. Он передаст ложные сведения Волдеморту и затем вернётся в Хогвартс – живым, как от него и ждут. Ну, или не вернётся. Как получится. Но всё это завтра, а сейчас он предпочёл как можно скорее сбежать в свои подземелья. Люпин обвёл взглядом комнату и людей, которые там находились, на миг поразившись тому, что всё это – его жизнь. Пробормотав что-то, смутно напоминающее извинения, Ремус торопливо вышел вслед за Снейпом.
Он нагнал Северуса у самых его комнат. До полнолуния оставалась всего пара дней, и завистливая, масляно-жёлтая луна уже набирала силу. Ремус почуял добычу – явственный запах страха и мёртвых осенних листьев. Но вместо ярости он почему-то ощутил нежность, и не звериные зубы сомкнулись на горле Северуса, а человеческие, дрожащие губы прикоснулись к пульсирующей жилке на его шее. И сотни слов, уже готовых сорваться с языка, и сотни причин, почему Ремус всё-таки должен молчать, – словом, тысяча с лишним бесполезных мелочей были отброшены. Весь мир мог катиться к чёрту. По крайней мере, до завтрашнего утра.
Ремус всегда просыпался легко, мгновенно переходя от сна к реальности. Но когда он просыпался не один, ему нравилось на пару лишних минут притвориться беззащитным и сонным. Много интересного можно было прочесть в эти мгновения на лице лежащего рядом человека. На сей раз не вышло: Северус проснулся раньше, и, разумеется, в спальне его не было.
Когда Снейп обернулся на звук открывшейся двери, Ремус замер от неожиданности – словно впервые увидел его. Бездарность, у которой нет ни вкуса, ни техники – так заклеймили бы художники своего собрата по кисти, которому пришла бы фантазия нарисовать Северуса. И дело вовсе не в том, что Снейпа нельзя было назвать привлекательным. В конце концов, не зря же эти художники столько болтают о том, что значит некрасивость, способная доставить эстетическое удовольствие. Просто рисовать черты Северуса было бы непростительным расточительством: скорбные брови, одна чуть выше другой, глаза – пустые рамы, слепые зеркала души, которой у Северуса, похоже, и вовсе никогда не было, затем горбинка носа – признак своенравия, насмешливая складка у правого – только у одного – края губ... Настоящему человеку искусства следовало бы ограничиться чем-то одним, чтобы обозначить характер. Но искусство тоже могло пока отправляться ко всем чертям.
- Люпин, - взгляд Снейпа обещал Ремусу первое место на международном чемпионате по продвинутому слабоумию. - Ты разве забыл, где находится выход?
Вот так. Кратко и по существу.
- У меня на сегодня запланирована важная встреча, и я хочу подготовиться к ней как следует. Так что, будь любезен, закрой дверь с другой стороны.
Ремус поднял с пола и отряхнул свою мантию. Похоже, он втайне надеялся, что в лаборатории Снейпа её прожжёт кислота или мантия пропитается чем-нибудь отвратительным, так что её можно будет с чистой совестью выбросить. Но, как и любая ненужная, нелюбимая одежда, его мантия была поистине неуничтожима. Сделав это неутешительное открытие, Ремус направился к выходу, и только тут до него дошло, о какой «встрече» говорил Северус...
Снейп же, казалось, и думать забыл о Люпине. Куда больше его занимали сгрудившиеся на столе бумаги и стоящий рядом флакон с неопознанной жидкостью василькового цвета – вероятно, очередное экспериментальное варево. В кабинете запахло горящей бумагой, воском и ещё чем-то таким, чему Ремус никак не мог подобрать название. Возможно, всего лишь спокойствием, от которого он так отвык?
Уже выходя из подземелий, Ремус с досадой подумал о том, что ему невольно запомнился пароль в комнаты Снейпа. Бесполезная, лишняя информация. И Ремус напомнил себе, что этой ночью он и Северус были вместе в последний раз. Что такого не повторится. Вот только это не помогло: пароль никак не шёл у Люпина из головы.