Драбблы (2)

Автор: Цыца
Pairing: разные
Рейтинг: от G до R
Жанр: разный
Дисклеймер: все относящиеся к циклу о Гарри Поттере персонажи принадлежат Дж.К. Роулинг.
Размещение: с разрешения автора.

mobius: фэмслеш с Нарциссой, мрак и жуть, рядом с водой, на рассвете, поздней осенью.

Невыносимо. Это слово как нельзя более подходило для описания твоего состояния в это омерзительное, промозглое осеннее утро, когда первые снежинки, смешанные с грязным дождем, пачкали меховой воротник твой белоснежной мантии, бурыми пятнами покрывали подол платья, а от легкого макияжа не осталось и следа.
Она опаздывала. Она, проглоти её мантикора, опаздывала, и это выводило тебя из себя. Никто не смеет опаздывать на встречу с тобой. В твоем поместье. У этого мутного озера, заросшего илом и усыпанного последними почерневшими листьями, ты стояла, покачиваясь на ветру, проклиная эту гнусную репортершу.
- Белый, - сказала она вместо приветствия, - цвет невинности очень идет вам, миссис Малфой.
Она появилась из воздуха, материализовалась напротив тебя, в своей ужасной крокодильей накидке, с этой омерзительной розовой сумочкой.
- Вы опоздали, Рита.
Здесь она выглядела человеком из другого мира - картинкой, вырезанной из совершенно другой истории, вклеенной для смеха в этот изысканный пейзаж. Кислотно-желтые ногти. Тебя передернуло, когда она ухмыльнулась в ответ на твое замечание.
- Пардон, - она отвесила издевательский поклон, - но я человек дела, времени вечно ни на что не хватает. Даже в столь ранний час.
- Хорошо, - процедила ты сквозь сжатые губы, - тогда к делу. Вы получили письмо и изъявили свое согласие в ответ на то, что я предложила…
Прежде, чем ты успела закончить начатую фразу, отчаянно, до рези в глазах яркое зачарованное перо взметнулось в морозный воздух. На фоне застывшего озера, похожего на кусок темного венецианского стекла, на фоне призрачных полупрозрачных деревьев, этого сплетения древних узловатых веток, на фоне изящного силуэта Малфой-Мэнор, проступающего сквозь предрассветный туман, это дурацкое перо и сама его обладательница выглядели… неприлично. Непристойно. Да, это было верное слово.
- Да, да, конечно, мадам, - подтвердила Скитер, посасывая кончик пера, - как вы там изящно выразились? Отвести излишнее внимание общественности…
- Замять скандал с моим мужем, - резко перебила ты, чувствуя, что над тобой издеваются, - с это недавним арестом. Всё предельно просто, Рита. Я щедро оплачиваю вам новую статью.
- О, да, - каким-то странным голосом сказала твоя несносная собеседница, - золотые галлеоны и…
- И что? - спросила ты, глядя на застывшую поверхность пруда, - вы не можете возразить. Ваш ответ был весьма определенным, не думаете же вы, что я собираюсь с вами спорить.
Очередной порыв ветра, ряска по воде - и ты уже пожалела, что не накинула шаль. Грязный дождь превратил некогда ухоженные песчаные дорожки сада в грязное месиво, и каблуки твоих модных туфель все глубже вдавливались в землю.
Ты вновь посмотрела на Риту, размышляя о том, как бы поступил на твоем месте Люциус. Развернулся бы, наверное, и ушел. А может быть, бросил бы что-нибудь напоследок о её малиновых перчатках из искусственной кожи.
- Моя прекрасная мэм, - насмешливо протянула Рита, - уж не думаете ли вы, что я поведусь только на эти деньги. За работу в "Пророке" мне платят гораздо больше, чем вы можете себе представить.
Дыхание перехватило - от возмущения ты не знала, что ответить. И самое ужасное было даже не в этой бессильной злости - в том, что ты внезапно почувствовала себя страшной идиоткой. Люциус бы никогда не попался на эту удочку. Он не снизошел бы до торговли с отбросами вроде этой Скитер. Ты резко отвела взгляд и - почему-то - машинально стала застегивать верхние пуговки на своей мантии. Ты поняла вдруг, почему это всё тебя так раздражало. Вид этой репортерши здесь, в Малфой-Мэнор, когда она стола так близко к стальной кромке воды… Он словно был упреком всему, что состовляло твою жизнь - тебе, Люциусу, этому парку, твоим атласным митенкам и кружевам на платье тончайшей гоблинской работы. На какое-то мгновение тебе стало неизъяснимо, отчаянно страшно: её облик - он был настолько нелеп, так фантастически абсурден - он будто ставил под сомнение твое существование.
- Тут есть одна маленькая загвоздочка, - елейным голосом продолжала Рита, - всего одно небольшое условьице. Уверена, в отсутствие мужа…
Она, ничуть не смущаясь, сделала попытку поймать твой взгляд, а когда это не удалось, спрятала перо и подошла ближе.
- …Который, смею напомнить, находится сейчас в Азкабане…
Она стала медленно стягивать малиновую перчатку с правой руки, а ты стояла с широко открытыми глазами и, как зачарованная, смотрела на бледно-розовый жемчужный рассвет, что занимался над восточным крылом замка, за кромкой старого сада.
- ...И даже все ваше влияние не в силах вытащить его оттуда…
Как ни старалась ты не реагировать на то, что происходило вокруг, всё же - о, Мерлин - тебя забила отчаянная дрожь, липкий ужас разлился по твоему телу, тебе словно дали пощечину, изо всей силы, с размаху - когда белая рука Скитер скользнула за воротник мантии, легла на твое обнаженное плечо, и длинные желтые ногти до крови впились в твою нежную кожу.
- ...Репутацию древнего и уважаемого семейства Малфой может спасти только одно, - закончила она, и тонкая ниточка жемчужных бус - лямка твоего платья - лопнула с тихим треском.

Jenni: снарри, хэппи-енд, в течение седьмого курса

И снова. Снова. Все повторяется, все движется по зачарованному кругу. Седьмой курс - и профессор вновь в Хогвартсе - и ты вновь ничего не можешь с собой поделать.
Он всё такой же - какой и был. Его пальцы по-прежнему тебя очаровывают, он привычным жестом откидывает с лица черную прядь волос, и его губы - как и раньше - искривляются в саркастической усмешке. Когда он глядит на тебя. Когда он снимает с тебя баллы. Когда он говорит, что ты жалок, что ты неуклюж, что ты всё такой же идиот, как и раньше. И тогда нож, которым ты нарезал хвост щуки серебристой, падает у тебя из рук, в сотый - нет, в тысячный раз - подтверждая его обвинения.
И ты, краснея, лезешь за ним под стол. И, конечно же - как без этого? - падаешь, зацепившись за ножку Гермиониного стула.
Ты почти бегом покидаешь кабинет Зельеварения, тебя трясет, тебя знобит, тебе кажется, что это - всё, конец. Но вместе с тем ты понимаешь, что - нет, ты будешь жить для того, чтобы это повторялось. В определенные моменты тебя охватывает такой привычный, такой знакомый тебе страх. Тебе кажется, что остаток жизни ты проведешь под впечатлением неотступного, мучительного дежавю - тебя ничего уже не сможет удивить, всё время тебе будет казаться, что ты это уже видел.
Новый преподаватель ЗОТИ вещает что-то с кафедры, а ты не слышишь его, увлеченный своими мечтаниями. Твое перо скользит по тетради, вырисовывая зловещие профили, один за другим, и Рон с любопытством косится в твою сторону. Спина ноет - когда ты упал назад никто, разумеется, тебя не подхватил. И ты растянулся на полу, вдоль твоего позвоночника красовалась цепочка синяков.
Никто не знает о твоей маленькой тайне; никто не должен о ней знать. Никто не знает и о том, что с прошлого года у тебя остался крохотный пузырек с густой жидкостью цвета сусального золота. Феликс Феличитас, глоток чистого счастья. Он не стоил дурацкого квиддича, слов Слагхорна, ничего из того, на что ты его потратил. Но осталось лишь чуть-чуть, на самом донышке - для исполнения самой заветной мечты. Твои пальцы подрагивали каждый раз, когда ты вновь и вновь вынимал его на свет божий и, налюбовавшись, снова забирал в ящике.
Когда-нибудь, убеждал ты себя, когда-нибудь всё будет не так. Спина ныла, ушиб болел, а ты думал о том, как же здорово было бы, если бы тебя вовремя подхватили. Да, да, с этого падения, с этой самой серебристой щуки всё и начнется. Ты потянешься за упавшим ножом, зацепишься за ножку стула - и, падая назад, почувствуешь его сильные, крепкие руки. А Северус впервые в жизни почувствует, как его колени подгибаются от этого прикосновения, как ты таешь от удовольствия у него в руках. Вы сольетесь в страсти сразу же после урока, а бедолага Малфой вылетит пулей из его кабинета, застав нас во время жаркого секса на учительском столе. На следующий день преподаватели дружно ахнут, увидев, как вы вместе входите на завтрак в Большой Зал, крепко держась за руки.
Это больше, чем желание покрасоваться, больше, чем привязанность, восхищение, больше, чем просто страсть. В твоей голове прокручиваются десятки, сотни сценариев, пока ты лежишь в темноте, готовясь ко сну.
Весь ужас заключается в том, что - снова и снова - ты натыкаешься на ту же перегородку. Все они кажутся тебе слишком хорошо изученными. Слишком знакомыми.
Старая мысль - о, если это было только возможно - поменяться с ним ролями, хоть ненадолго, хоть на один день.
Ты был бы снисходителен и милосерден. Ты не корил бы его за неуклюжесть, за неизлечимый идиотизм, за глупую привычку обгрызать ноготь на мизинце левой руки. Его обиды ты лечил бы поцелуями, его промахи - крепкими объятьями, его ошибки исцелялись бы твоими усердными ласками…
На утро ты обнаружил, что проспал первую пару. О, нет. Нет, нет, нет, только не Зельеварение. Только не это. У вас же семестровая контрольная - не-е-еет… Как, как ты войдешь в класс? Как объяснишь всё Снейпу? Как избежишь наказания, каким чудом ты вообще не вылетишь прямо сейчас из этой школы?
Варианты спасения заболел-отравился-связали-заколдовали лихорадочно прокручивались в твоей голове, но ты понимал что ни один не сработает. Не помня себя от волнения, ты бросился к закрытому ящику прикроватной тумбочки.
Когда ты бежал по длинному коридору, Глоток Счастья всё ещё пульсировал, плескался где-то внутри, и ты не помнил себя от головокружительного ощущения радости, эйфории.
Когда ты бежал по глухим подземельям, ты был уверен заранее, что получишь "превосходно". Подпрыгивая от восторга, ты подбежал к запертым дверям и услышал, как Снейп диктует контрольное задание.
Ты вошел в класс, и никто даже не захихикал. Профессор стоял у кафедры, и перед ним в ряд лежали ингредиенты.
- А, Поттер, - спокойно сказал он, - опоздали. Ну, проходите.
Под изумленные взгляды ты двинулся между рядов к своей парте. Ты шел молча, пока тебя не остановил странный звук, раздавшийся сзади. Ты медленно обернулся, и застыл на месте. Острое, поразительно четкое дежавю. Что-то из области снов или ночных фантазий. Что-то из коллекции самых несбыточных твоих сценариев.
Словно в замедленной съемке, острый нож Снейпа завис над приготовленном для разделки скользком тельцем серебристой щуки. Завис - и, внезапно дрогнув, выскользнул из умелых пальцев. Ты стоял и глядел, как недоумение на лице профессора сменяется крайним изумлением. Когда он наклонился за упавшим ножом, ты уже точно знал, что произойдет дальше.
И ты, торжествуя, сделал два шага вперед. И протянул руки.

drowse: что-нибудь про Люциуса, после шестой книги

- Глупец, - бросил Люциус, стиснув прутья решетки с такой силой, что, казалось, ещё секунда - и он согнет их с дугу, - идиот. Ты Малфой, черт тебя подери, тролли и гоблины, ты не должен и ногой ступать на территорию Азкабана.
- Ты тоже Малфой, - тихо ответил Драко, - и ты здесь.
- Это совсем другое! - взорвался Люциус, вновь дернув на себя железную дверь.
Драко медленно закрыл глаза: он и представить себе не мог, что несколько месяцев заключения в этом месте превратят его сдержанного, всегда спокойного родителя в… в…
- Если ты думаешь, что я не знаю, о чем думает в данный момент мой собственный сын, то ты сильно ошибаешься. Убирайся отсюда, Драко, я вижу, что тебе противно на меня…
- Нет, - быстро проговорил тот, - нет, нет, это… это другое. Просто я не думал, что будет так. На входе дементоры, дементоры на выходе, и я…
- …И ты из вежливости решил навестить отца. И уже жалеешь об этом.
- Я…
- Мне такая твоя вежливость к черту не нужна, понял? - не своим голосом проговорил Малфой, - ты нужен своей матери прямо сейчас. Ты должен уйти отсюда. Отправляйся в поместье, немедленно, разберись с бумагами, спроси совета у Снейпа, только не пачкай полы своей мантии об этот грязный пол, Драко. Займись делом, ты слышишь меня?!
Драко молчал некоторое время, изучая узор каменных плит. Голова раскалывалась, колени дрожали - он чувствовал, что стены давили на него, что постоянное присутствие дементоров, пусть и там, за стеной, но всё же - сводило с ума.
Но на всё это было бы наплевать, если бы он не застал отца… таким. Взбешенным, отчаявшимся, нет, твердил он себе, Малфои не должны быть такими, не должны, не должны быть такими.
А Люциус смотрел на него долгим, жадным взглядом, что просто сверлил его из-за полумрака камеры.
- Нарцисса знает, что ты здесь? - спросил он через некоторое время.
- Нет, - растерянно ответил Драко, - она бы не пустила меня…
- И правильно бы сделала, - отрезал отец, - Драко… Драко, мне стыдно за тебя. У тебя нет гордости, раз ты совершаешь подобные поступки. Как тебя вообще допустили сюда?
- Я… - голос Драко сорвался, но он, запнувшись, продолжил, - я заплатил дежурному.
- Сделки со всякой тюремной грязью, - с каким-то мрачным удовлетворением подытожил Люциус, - вот до чего мы докатились.
Драко почувствовал, как что-то защемило в груди, и, Мерлин, это было так стыдно, это было унизительно, он не мог, он просто не мог сейчас себе этого позволить…
Не перед отцом.
- Я просто… - начал он, но запнулся.
- Просто - что? - резко перебил Люциус, - валяй, оправдывайся.
- Я хотел…
- Что ты хотел?
- Мне очень хотелось повидать тебя, - наконец выдавил Драко - и отвернулся, потому что щеки покраснели совершенно неподобающим образом, а ком в горле никак не желал пропадать.
Несколько минут напряженной тишины - это мучение, борьба с собой, с унижением, чувством стыда, вины и злости на себя. Не стоило ему этого делать, Малфои ведь умеют терпеть. Терпеть, даже несмотря на то, что отца он не видел полгода.
А когда он обернулся, то увидел, что Люциус с усталым вздохом прислонился к заплесневелой стене камеры. Он никогда не видел такого выражения на его лице - дескать, всё, сдаюсь.
Драко посмотрел на него растерянно, вопросительно, и через несколько секунд увидел, как тонкая бледная рука отца протянулась к нему между металлических прутьев и - не сон ли это? - прикоснулась к его замерзшим пальцам.
Быстрое прикосновение, легкое пожатие - держись, Драко, держись. Всего на несколько секунд. А потом Люциус медленно, будто нехотя отвел руку. И, помолчав немного, сказал чужим, глухим голосом:
- Теперь иди.
Но Драко прирос с полу, он не двигался с места, осторожно поднося свои пальцы, которых коснулся отец, к губам. Хотелось навсегда сохранить это прикосновение - кто знает, на какой срок растянется эта разлука?
- Иди! - страшно, хрипло выкрикнул Люциус, и Драко сорвался с места, развернулся и, чуть не поскользнувшись на влажном полу, заросшим серым мохом, бросился прочь.
Не останавливаясь. Не оборачиваясь.

Solinary: Люц/Драко, ключевое слово "эльф", без насилия и грязи.

Пригоршня цветных камешков со дна ручья в старом саду. Нераспустившееся соцветия дикого ириса, несколько бутонов подснежников и кора старого дуба, ароматная, пахнущая первым солнцем, золотистой землей. На серебряном подносе.
- Отнеси их в кабинет отца. И не вздумай говорить об этом кому-либо, - наставляет Драко домового эльфа, - даже если будут спрашивать.
- Да, господин, - пищит он и тает в нагретом воздухе его белоснежной спальни.
За ужином отец чуть было не проносит вилку мимо рта. Он внимательно следит за сыном и Нарциссой, но так как всегда рассеянна - её мучают мигрени и нервные сердцебиение - а взгляд Драко совершенно непроницаем.
Отец не скажет ни слова, и Драко это знает. Он не ждет от него никаких слов - лучшим подарком будет случайно подсмотренная улыбка.
Драко прижимается к замочной скважине. Кабинет отца. На столе - три лилии, они выглядят необычайно… живыми по контрасту с пыльными старыми фолиантами - "Базис черномагической теории", "Защита и нападение" - тяжелой янтарной бронзовой чернильницей и мраморным пресс-папье. Люциус лишь на мгновение появляется в поле его зрения: он встает с кресла и осторожно разминает затекшие плечи.
- Он не выходит из кабинета уже третий день, - испуганно шепчет мать, отловив его в полутьме коридора, - Драко, может, ты постучишься? Я не решусь.
- Всё в порядке, мама, - покровительственно говорит он, - ты знаешь, сейчас непростые времена. Идет война. Необходимо найти подготовиться к каждой встрече с нашим Лордом.
Нарцисса поспешно кивает и, прижимая к розовым губам батистовый платочек, скрывается за тяжелой портьерой. Тайная дверца ведет в её будуар. Через несколько минут до Драко доносится жалобный всхлип.
Он снова наклоняется к скважине и видит отца - теперь он сидит к нему вполоборота. Губы Люциуса изгибает легкая улыбка, и он берет со стола цветок. Этого достаточно - сердце бьется с неимоверной частотой, и Драко лишь на то, чтобы, подавив судорожный вздох, опрометью бросится назад, в комнату.
Трех цветков лилии хватает на ночь рыданий. Пригоршни речных ракушек - на сладостное сердцебиение, букетика светло-желтых нарциссов - на долгие часы пустых мечтаний. В твоих грезах две горсти первых пахучих, липких почек заставят его коснуться твоих губ нежным поцелуем. Оборванный листок краснотела - провести пальцем от кобчика до затылка - легко, неторопливо - а букетик первых лиловых тюльпанов - подхватить тебя на руки и не отпускать до рассвета.
Люциус ничего ни у кого не спрашивает, но по его отрешенной улыбке, по случайному рассеянному взгляду, затуманенному мечтательной пеленой, Драко понимает, что отец ничего не знает. И хотел бы узнать - но не решится.
Мать шатается по поместью, напоминая привидение. Её запястья стали почти прозрачны - когда она поднимает руку, и пышная пелена кружев обнажает её кожу, видно, как отчаянно, часто бьется синяя жилка у основания ладони. Она пьет какой-то травяной ликер и, не отрываясь, смотрит на Люциуса, когда тот встает посреди обеда и направляется в свой кабинет. Ему некогда, говорит он. У него много работы.
Драко осторожно поворачивает ручку двери. Эльф в этот раз не появился - должно быть, Люциус запретил. Или Нарциссе опять стало плохо, и вся прислуга обязана была до самого рассвета менять мокрые полотенца.
Отец спал. Спал прямо в кресле, на его коленях лежал один из этих тяжелых томов. Драко подошел поближе, и сердце вновь забилось - глухо, отчаянно. Между пыльных страниц был заложен цветок лилии. Осторожно положив на ручку кресла несколько веточек лаванды, Драко готов был уйти, но отцовские пальцы на секунду взметнулись вверх - и в следующее мгновение с силой прижали его кисть к протертому бархату.
- Мой тайный воздыхатель? - сказал Люциус, не открывая глаз.
А потом открыл. Драко замер на месте, зажмурившись, прикусив язык. Мерлин, Мерлин, Мерлин всемогущий и святая Моргана, этого не должно было случиться.
- Сын… - выдохнул Люциус, глядя на него так, словно в первый раз его увидел. А в следующее мгновение порывисто схватил Драко за руку и притянул к себе - быстро, рывком - на колени. Мантия Люциуса пахла подснежниками.
Мантия Драко была влажная от росы.

danechka: снарри без насилия
В фике действие происходит после того, как Гарри окончил Хогвартс и вернулся туда уже в качестве преподавателя.

Задыхаясь, я прислонился к стене. Отзвуки слов Минервы до сих пор звенели у в ушах - я и сам не помнил, как вылетел из учительской и бросился к себе в комнату. Слава Мерлину, были каникулы, и школа пустовала.
Черт подери. Ну почему, почему я узнал об этом только сейчас? Когда она вызвала меня для того, чтобы утвердить мою кандидатуру на должность преподавателя ЗОТИ? Только сейчас она невзначай бросила мне, что уже на днях профессор Снейп перебирается в Бобатон. Уезжает из Хогвартса… Меня словно выключили на мгновение - это была оглушительная новость.
Нет, воистину мне не понять женского ума… Всю неделю она твердила мне, что мы со Снейпом - взрослые люди, что нам давно уже пора перестать дичиться друг друга и поговорить начистоту. Но почему же она только сейчас сказала, что на исполнение этого мне отведено всего пару дней? Почему я только сейчас выяснил, что Северус… уезжает?
Северус. Я только ради встречи с ним и вернулся в школу. Хогвартс без Дамблдора - не Хогвартс, а уж без Снейпа… Меня просто выбило из колеи это заявление. Я не могу просто так пойти с ним и поговорить. Я перебрался в школу, чтобы получить время на подготовку этого разговора, да, медленную, тщательную подготовку - а как я могу рассказать ему всё, что нужно, когда у меня колени подгибаются от одного его взгляда?..
А я думал, что Мак Гонагал знает. За все время, пока я был на испытательном сроке, мы с ней столько говорили о Снейпе. Мне хотелось узнать о нем как можно больше: его увлечения, его привычки, то, где он бывает, что делает, куда уезжает на каникулах… И мне казалось, что она понимает. Казалось. Ну в самом деле, я и не пытался скрывать своих намерений ни от кого - кроме Северуса, разумеется. Я долго подготавливал нас обоих к важному разговору. Он всё ещё называет меня "Поттер", но я уже, кажется, смирился с моим обращением "Северус".
Мы установили, что время от времени даже можем быть вместе. Например, несколько секунд на перемене между двумя парами.
- Как ученики?
- Болваны.
- Я понимаю тебя, Северус.
Или, к примеру, я могу попросить его передать мне кофейник. Это же большой прогресс по сравнению с тем, что было! Но теперь… Теперь…
Теперь уже всё, все мои чаянья привели вот к такому вот печальному концу.
Я в отчаянье стукнул кулаком по изголовью кровати. Черт. Чер-рт.
Ну и что мне теперь делать? Вообще не идти?
Подло, Поттер, - раздался тоненький голосок откуда-то изнутри, - тут дело не только в твоих чувствах. Тут дело в прощении. Тебе действительно есть, за что извиниться…
Да, вяло подумал я, но извиниться-то я хотел, чтобы он стал лучше ко мне относиться и нормально воспринял мое планируемое - где-то в далеком, далеком будущем - признание.
Я не помню, чтобы я спал в ту ночь. Все думал о том, в какой глупой ситуации я оказался. Под утро перед глазами все плыло, и я чувствовал себя так, будто всю ночь жал гири. Но во всяком случае, одно уже точно было решено.
И я отправился к Снейпу.
Цвет его лица был сравним только с оттенком мякоти недозрелого авокадо. Он был злой, как Пушок, лишенный на ночь Первого-Концерта-Для-Скрипки-С-Оркестром.
- Шесть часов утра, Поттер, - произнес он загробным голосом, с какой-то нездоровой жалостью глядя на меня, - я вижу, тебе тоже не спиться.
Я понял, что это уже вышло за все пределы человеческого гнева. В ту минуту мне стало не по себе, и я затараторил всё, что сочинял до рассвета, громко и решительно, хоть и отчаянно путаясь в словах.
- …Я знаю, мы многое пережили, все эти скандалы и склоки, я понимаю, Сириус, Люпин, Дамблдор, похороны, но ты меня прости, я думал, это ты, первый курс, философский камень, происшествие на Турнире, я на самом деле идиот, мне очень, очень стыдно, и я не имею ничего такого в виду, но может быть, мои чувства к тебе подойдут на роль смягчающих обстоятельств, потомучтояпонялянемогубезтебя?..
Он снова смерил меня каким-то странным взглядом.
- Поттер, шесть пятнадцать, - повторил он, будто всё, что я так долго говорил, готовил, из-за чего я так переживал, не имело никакого значения.
- Да, да, я понимаю, - забормотал я, отчаявшись, - да, я не буду тебе мешать, ведь ты собираешь чемоданы…
- Какие чемоданы? - неожиданно спросил он.
Когда я всё объяснил ему убитым голосом, он молчал минуты две. А потом так же безмолвно посторонился, приглашая меня войти. Когда я отказался - уж больно было мне паршиво - он поинтересовался:
- Это тебе Минерва сказала?
Я молча кивнул и развернулся, готовясь уходить. Но его тихий оклик заставил меня замереть на полушаге.
- Поттер, - позвал он, - Поттер.
Я обернулся и впервые увидел, как он покраснел. Нет, правда, честное слово, всегда бледные щеки Снейпа залил румянец! В это трудно было поверить, но это было, и я видел это так же четко, как и его пальцы, нервно перебирающие край ночной рубашки. И только тут я осознал, что он сказал мне до этого: "Тебе ТОЖЕ не спится"
- Старая сводница продолжает дело Дамблдора, - просто сказал он, - мне было доложено, что завтра ты перебираешься в Дурмштранг.

Eide: Люциус/Гарри, после 6-ой книги, хэппи-энд, лубоф

- Что я должен сделать? - выкрикивает он, его пальцы впиваются в мою кожу, он бешено трясет меня за плечо, - не спи, Поттер, что мне делать?!
Год заключения в Азкабане - и его волосы уже не блестят так, как раньше, на его мантию вообще смотреть страшно, хотя и видно, что он пытался её починить, но осанка у него такая же, как и прежде.
Он наклоняется так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
- Я не понимаю, что ты делаешь сейчас, - быстро говорит он, глядя на мое лицо, - но закончи то, что начал. Куда мне идти?
- Бегите, - выдыхаю я, очнувшись, - через Западное Крыло. Там сейчас нет авроров.
Его переносицу пересекает глубокая складка, и он какое-то время продолжает гипнотизировать меня напряженным, испытующим взглядом - но времени на проверку уже нет.
- Сейчас сюда придут, - говорю я, и он кивает, - я буду ждать вас там у выхода. Бегите.
Там, за стеной, бушует схватка, и слышится грохот - верно, разбита ещё одна стена - с потолка сыплется щебень. Менее чем через сутки от Азкабана не останется и следа - а пока надо вывести отсюда Люциуса…
Я не успел додумать мысль: острый кончик чьей-то палочки уткнулся между лопаток. Краем глаза я вижу рукав черной атласной мантии. Крэбб?
- Отпусти его, Поттер, - его горячее дыхание обжигает мне ухо - я поднимаю глаза и вижу Люциуса, он всё ещё не ушел, он стоит в полумраке узкого тюремного коридора.
- Люц, что этот паршивец…
Ну конечно. Он увидел палочку в моей руке, и подумал, что… Я медленно поднимаю руку.
- Винсент, - голос Люциуса тих и вкрадчив, - я нашел Поттера, мне с ним и расправляться. Оставь нас… наедине.
Крэбб переминается с ноги на ногу: я вижу, как ему не хочется бросать начатое.
- Винсент, - повторяет Люциус; в его голосе явно звучит угроза.
Тот медленно отводит палочку от моей спины и, ухмыляясь, исчезает за стеной. Люциус отрывисто мне кивает:
- Услуга за услугу, Поттер. До встречи.

- Что я должен тебе за спасение? - говорит он потом, когда мы уже были в безопасности, за воротами - уже бывшего - Азкабана.
- Вы спасли мне жизнь, - говорю я, глядя, как зачарованный, в его серые глаза.
- Твоя инициатива. Я не понимаю, зачем ты это сделал.
Он устало прислонился к стволу дерева. Какой он высокий…
- Ну, я…
- Ты хочешь денег? - спросил он, - обещания, власти, клятвы, что ты хочешь?
Я… Я. Идиот.
Когда приходит пора что-то объяснять ему, Люциусу Малфою, меня просто парализует.
- Ты всегда такой молчаливый? - с прохладной усмешкой осведомляется он, - словам в школе не научили?
Я огрызнулся, конечно, - так, ляпнул какую-то грубость, но, по-моему, навсегда утвердился в сознании Малфоя, как круглый гриффиндорский идиот. Черт.
Всё должно было произойти не так - всё должно было происходить постепенно, плавно, как было задумано - но кто же знал, что мне придется спасать его из Азкабана, а потом отвечать вот так, сию минуту, на прямой вопрос. И что мне ответить? Что это, дескать, серьезно? Что я жду взаимности прямо сейчас? Клятвы в вечной любви? Или - о, Поттер, ты мне тоже очень давно нравишься. Не могу назвать это любовью, но мы можем попробовать. Бред какой-то.
Я не умею говорить о любви, ей богу, не умею. Я должен был бы написать к этому моменту речь или хотя бы набросать на пергаменте план признания. Но это же невозможно.
А теперь я просто взял и всё испортил.
Малфой долго изучал меня пристальным взглядом.
- Что-то мне это напоминает, - наконец, протянул он, - этот очаровательный румянец, это "Я…я…", это выражение твоего лица, Поттер. Да, кажется я начинаю понимать, чем могу тебе отплатить.
Бежать отсюда. Бежать, и как можно быстрее. Пока ты не усугубил свое положение.
Но в тот момент, когда ты уже начал стремительный разворот, его пальцы крепко сжали твое плечо: стой, дурачок.
Тебя дернуло назад, быстро, рывком, его пальцы легли на твой горячий лоб и прижали твой затылок к твердой груди Люциуса. А потом что-то коснулось твоей шеи, ты не сразу понял, что.
- Поправь меня, если я ошибаюсь, - сказал Малфой.

Сеа: Джинни, Луна

- Мне кажется, - доверительно шепчет Парвати, - что эта Полумна и вправду сумасшедшая.
Ты делаешь вид, что не услышала этой реплики, хотя внутри всё клокотало - сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая. О, тебе ли не знать, до чего она сумасшедшая. Она ходит за тобой и глядит на тебя своими пустыми выпуклыми глазами.
Ступеньки летят, сердце колотится, ты бегом - бегом, бегом - взлетаешь на третий этаж, пока лестница не изменила свое направление. Взгляд Луна не отпускает тебя ни на минуту - это подобно черным теням тестралов, что преследуют тебя всю жизнь, если ты хотя бы раз, хоть краем глаза, видел смерть человека.
Она не говорит с тобой, но в последнее время тебе кажется, что Луна караулит тебя в каждом углу этой школы.
Запыхавшаяся, ты взлетаешь наверх - за секунду до того, как лестница меняет свое направление. Ты точно знаешь, что кроме тебя никто не успел бы попасть наверх, но ты замираешь от неожиданности, увидев в мягком полумраке темного коридора внимательный взгляд Полумны.
Ты киваешь, ты почти бегом проносишься мимо, и Дин, поджидавший тебя в пятой от галереи нише, перехватывает тебя за локоть. Поспешные поцелуи, его ладонь, подрагивая, быстрым движением расстегивает крючки на твоем бюстгальтере - и тут снова.
- Кто это? - удивленно спрашивает Дин.
Он испуганно пялится за твое плечо, в темноту. Ты оборачиваешься, зная заранее, что увидишь. Ремешок её сумки лопнул, и она опустилась на одно колено, собирая рассыпавшиеся книги. Её юбка помята. Её юбка задирается вверх.
- Дин!
Она исчезает, тает в воздухе, словно и не была здесь минуту назад. Кто из нас сумасшедший? - думаешь ты, слезая с подоконника.
Дин умоляюще смотрит тебе вслед, говорит тебе что-то, но ты не слушаешь его, припустив по коридору. Она, должно быть, направилась в галерею.
Ледяной воздух бьет тебя в грудь, твои спутанные волосы лезут в глаза, в рот, но ты всё равно успеваешь ухватить её прежде, чем она снова исчезнет. Ты хватаешь её за плечо, резко, грубо, рывком, и она останавливается, удивленно глядя на тебя.
- Подожди, Лавгут, - говоришь ты, - есть разговор.
Ты говоришь ей, что это невыносимо. Ты не можешь так больше - ты видишь её за каждым углом, в каждом коридоре, на каждой лестнице, когда ты идешь куда-то, когда ты куда-то бежишь - в гостиную, в библиотеку, на завтрак, на квиддичную тренировку - она всегда идет рядом, и это выводит тебя из себя.
- Какого черта ты мне преследуешь? - кричишь ты, - что тебе надо? Тебя попросил мой братец, чтобы узнать, с кем я целуюсь? Ты пишешь обо мне статью в эту свою "Придиру"? Что ты пялишься на меня, Лавгут? Что ты от меня хочешь?!
Она удивленно на тебя смотрит, и высвобождает свой локоть из твоих пальцев.
- Не понимаю, о чем ты, Джинни. По-моему, это ты преследуешь меня… Впрочем, я ничего не имею против.
Все подрыгивает вверх, все передергивается мелкой рябью, ты понимаешь, что это ты, а не она, сходишь с ума. Луна, Луна. Луна.
- Я всё время вижу тебя, - просто, доверчиво говорит Полумна, - где бы я ни находилась. Может, эта какая-то вторая реальность?
Что за бред, отвечаешь ты, это очередная из твоих идиотских теорий?
Может быть, ты просто ходишь во сне? Или это я хожу во сне - и сейчас как раз ночь? А свет за окном нам просто снится?
- Твои теории тоже очень глупые, - честно говорит Луна, - если бы ты действительно не хотела меня видеть то, по твоей теории, ты должна была бы попросить меня тебя ущипнуть, чтобы проснуться.
- Ненавижу щипки, - признаешься ты, - Дин всё время щипается. Может, есть идеи получше? Как начет пробуждения с поцелуем?
Она послушно поднимается на цыпочки и чмокает тебя в щеку. Несколько секунд вы стоите, прислушиваясь к собственным ощущениям.
- Не выходит, - говоришь ты.
- Не выходит, - соглашается Луна, - но мне всё равно понравилось.
- На самом деле, мы наяву немножечко лунатики, - сказала она чуть позже, - ходим друг за другом и сами этого не замечаем. А ты из-за этого на меня злишься.
Ты не стала с ней спорить. Опыт подсказывал тебе, что это бесполезно.

Virginia: воспитание Джинни Томом и последствия этого

Прошло уже два года после того, как Том тебя покинул, а ты всё ещё просыпаешься по утрам с ладонями, перемазанными кровью. Ногти вонзаются в кожу, тебе снятся страницы дневника, залитые синими чернилами, твои собственные неуклюжие каракули, клякса в конце каждой строки.
Томa нет больше, и ты не слышишь его высокий, холодный голос в своей голове, тебе перестала мучить бессонница. И каждый раз, когда ты на Рождество возвращаешься в Нору, Чарли нежно обнимает тебя за плечи и целует в щеку, Перси, насупившись, отвешивает тебе старательный - и банальный до безобразия - комплимент, и даже Билл, не думающий ни о ком, кроме этой французской крали, замечает, как ты похорошела.
А Гарри смотрит на Чжоу Чанг.
Невилл дарит тебе заколдованные розы, Дин рисует твой портрет - и в его дрожащих линиях ты замечаешь какое-то чужое сходство. Будто ты - это не ты, а кто-то другой.
Сквозь растушеванные карандашные штрихи, сквозь рыжие кудри и отчаянно зеленые глаза проступают черты совсем другого человека - которого ты знала когда-то очень давно и видела всего раз в жизни - но запомнила навсегда.
"Том, - шепчешь ты, прикасаясь к рисунку кончиками пальцев, - Том". Чжоу идет по коридору, и Гарри не может отвести от неё глаз, он стоит и глядит её в спину, как зачарованный. Гарри, Гарри, ты закусываешь губу и стонешь ночью в подушку, когда все спят и никто не может тебя услышать, Гарри, и потом ещё раз - Гарри. А потом засыпаешь в слезах, и чувствуешь, что скоро твое сердце разорвется. Тебе вновь снится дневник, и снова ты царапаешь собственную кожу, ты слизываешь с ладоней кровь, которая почему-то пахнет бумажной пылью и плесенью хогвартских труб и подземелий.
Утром раздраженная донельзя Парвати сообщает тебе, что ты снова разговаривала во сне.
- Что я говорила?
- Всё ворочалась на постели и спрашивала у кого-то "Что мне сделать? Что же мне сделать?". Чушь какая-то.
Но ты понимаешь, что это никакая не чушь. Когда вы случайно встречаетесь за завтраком взглядами с Чжоу - и ты глядишь на то, какая она веселая и хорошенькая в своей новой мантии, в окружении хохочущих подружек - ты понимаешь, что это всё не случайно.
И ты снова смотришь на Гарри, такого близкого и недосягаемого в то же время.
Что мне делать, Том, что же мне сделать?
Он смотрит на Чжоу так, как будто она держит его под гипнозом. Когда ты глядишь на её лицо, тебя кажется, что она - пустышка, никчемная и неинтересная девица, но изучая поведение Гарри, ты думаешь: а может быть, он видит в ей что-то ещё? Как ты видишь в рисунках Дина двойное изображение?
Бросив вилку, ты выбегаешь из Большого Зала, и сердце твое колотится так, будто ты пробежала не меньше полумили.
Задыхаясь, ты прислоняешься к холодной стене, и ответ приходит очень быстро. Недели, месяцы ты спрашивала его совета, а теперь поняла, что он хотел тебе сказать.
Убей, оглушительно звенит в твоей голове, убей, схвати, растопчи, изничтожь, задуши, сведи на нет. Нет, кричишь ты, нет.
Нет, нет и нет.
Всё так просто, говорит Том, всё очень просто. Избавься от соперницы. Убей лишнего. И ты добьешься того, чего так хочешь. Ты ворочаешься на кровати, в кровь сдираешь кожу на руках, твои простыни напоминают наждачную бумагу. Я не могу, кричишь ты во сне, я не могу, и Парвати с шипением будит тебя посреди ночи.
До бала остается несколько дней, ты просыпаешься посреди ночи в холодном поту, и тебе вновь кажется, что в твоих волосах застряли петушиные перья.

Хельгрин: CC/РЛ, без шестой книги, слова "притяжение и противостояние"

Люпин. Его прохладные сухие пальцы случайно касаются твоей бледной руки - и тут же отдергиваются, словно обжегшись. Ты с шипением отдергиваешь руку. Так происходит - за каждым моментом вашего сближение следует удар, толчок в грудь, неизбежное отторжение.
Притяжение - и противостояние. Два слова, что определяют ваши отношения, вашу болезненную страсть, вашу ненасытную мстительность, все ваши обиды, все взлеты и падения. Люпин, не глядя на тебя, протягивает чашку кофе.
- Это уже завтра?
- Да, - отвечаешь ты сквозь зубы, - метка снова начала жечь. Завтра он меня вызывает.
Вы стоите на маленькой грязной кухне в штабе. Он вздыхает и отворачивается.
Вы ненавидите друг друга, вы точно друг друга ненавидите. Ты в этом уверен - возможно ли простить тебя после всего, что ты ему сделал? Ты варишь ему аконит. О, эта большая, большая уступка с твоей стороны, это шаг вперед, вы ближе, чем когда-либо ещё. Когда он принимает кубок с шипящим зельем из твоих рук, ваши пальцы соприкасаются.
За каждое такое соприкосновение ты платишь очередным неизбежным разочарованием - унизительной встречей в темном коридоре, когда он выставляет тебя на посмешище перед Поттером. Картой Мародеров, буквально выхваченной из твоих рук. Мантией-невидимкой, раздери её горгулья.
Вы никогда не были ближе, чем тогда, в Воющей Хижине, когда его губы были всего в миллиметре от твоего рта. Когда ты впервые почувствовал что-то кроме этой глупой, ненужной страсти - какое-то совсем другое желание, что-то помимо привычного, болезненного возбуждения.
И ты ненавидел себя за это. На следующий день ты сделал всё, чтобы убрать его из Хогвартса.
Ты жил толчками: за каждый шаг вперед ты платил двумя шагами назад, за каждым моментом вашего сближения следовало отторжение. Ты не мог позволить себе эту слабость, ты не мог позволить себе подпустить его ещё ближе. Только не сейчас.
Здесь, на этой крошечной тесной кухне он стоял ближе к тебе, чем когда-либо ещё.
- Завтра будет очередное нападение, - говоришь ты, и он, словно эхо, повторяет:
- Завтра будет новый бой.
А потом ты готов провалился сквозь землю, потому что только сейчас замечаешь, как тонкие, теплые пальцы Люпина скользят по твоему рукаву.
- Люпин, - шипишь ты, - что ты, черт подери, делаешь?
Он останавливается, и смотрит тебе в глаза - так, как ни смотрел никогда раньше. С какой-то пустой, сладостной обреченностью, с каким-то скрытым теплом, но всё же - напряженно, даже настороженно.
- Северус, - говорит он, - может быть, это наша последняя встреча. Может быть, завтра этого уже не будет.
"Ну и что?" - упрямо хочешь сказать ты, сам понимая, что знаешь ЧТО. Поэтому ты просто молчишь, первый раз в жизни подпуская Ремуса так близко - его палец ложится на твои губы, заставляя тебя молчать.
Ваш поцелуй никогда не закончится. Когда его губы терзают твой рот, ты ненавидишь вас обоих, но его рука ложится на твою талию, и ты забываешь обо всем. Ты мычишь что-то нечленораздельное, пытаясь его оттолкнуть, и он на минуту отстраняется со словами:
- Может быть, хватит уже, Северус? Мы и так оттягивали это до последней минуты.
И ты понимаешь, что он прав. Когда в постели он быстро, торопливо сдирает с тебя одежду, ты и не пытаешься сопротивляться. Когда он входит в тебя, это наслаждение не сравнимо ни с чем, что ты испытывал до этого - и потому, наверное, тебе так горько. И за это придется платит непомерно высоко - особенно за это.
С утра ты просыпаешься первым, и выходишь из комнаты. Под ледяными струями воды твоя метка уже не жжет так, как вчера - она просто горит каким-то мутным зеленым пламенем, и ты понимаешь, что это - хуже любой боли.
Он лежит, укрытый одеялом, и ты понимаешь, что позволил себе слишком много. Нет, ты не станешь его будить, ты не будешь оставлять ему никакой записки. Ты глядишь на его лицо, освещенное бледным утренним солнцем, и чувствуешь какое-то подобие грусти ли горечи.
Но не грусть, и не горечь. Всё и так ясно. Ты знаешь, какую именно цену тебе придется заплатить за свое вчерашнее счастье, и тебе незачем терять время на пустую жалость, тебе не надо смотреть на это бледное лицо, бесполезно пытаться получше его запомнить - тебе ничем не поможет это украденное воспоминание.
Ты молча и очень сосредоточенно аппарируешь.

Insvit_F.D.: снарри, хеппи-энд, романс, постхогвартс, ключевое слово - "поздно"

В доме номер двенадцать на Гриммауд-Плейс вечеринка медленно и сладко угасала, приглашенные лениво разбредались по свободным комнатами и темным углам. В гостиной было накурено, осколки чьего-то бокала были рассыпаны по ковру.
- Ну давай же, - шепнула Гермиона, - вечно я должна тебя подталкивать!
Гарри вырвал руку из её цепких пальцев и судорожно выдохнул. Профессор Снейп на том конце комнаты безучастно рассматривал портрет какой-то из этих бесчисленных кузин Блэк.
- Нет, - пролепетал Гарри, - я не могу. Только не сейчас.
- Сейчас самый что ни на есть подходящий момент, - зашипела рассерженная Гермиона, - вы оба выпили, сейчас вечеринка, вы в гостях - не будет же он устраивать скандалы!
- Ну что, что я должен сделать? - взвился Поттер, - вот так подойти и сказать ему всё? Hачать извиняться прямо здесь? Да он просто не станет меня слушать! Это… это неподходящее время и место!
- Во-первых, ты уже не его ученик, и никаких баллов он с тебя не снимет. Да ты вообще ничего не теряешь, Гарри, ты же полгода ждал, когда с ним можно будет поговорить! Не теряй момент, потом уже будет поздно!
Гарри с тоской поглядел на профессора. Тот, казалось, так и простоял у этой стены с самого начало вечеринки. Пока мимо скользили влюбленные парочки, пока пьяный Хмури в обнимку с Мак Гонагал распевал победный гимн Хогвартса, пока Рон в углу целовался с Гермионой, пока Невилл неуклюже флиртовал с Джинни - он так и не двинулся с места: всё стоял и наблюдал за всем этим с таким равнодушием, что Гарри всё хотелось подойти и встряхнуть его за плечи.
- Но как я это сделаю? Я начну говорить, а он тут же скажет, что не желает меня слушать!
- Гарри, - хитро улыбнулась Гермиона, - существует один старый проверенный способ.
Прежде, чем он успел возразить, её пальчики легли на пластинку старинного патефона. Раздался приглушенный свист, Гермиона подвинула иглу - и пыльное, задымленное пространство комнаты наполнила одна из самых странных и чарующих мелодий из всех, что Гарри когда-либо слышал.
Медленные нежные скрипичные переливы отражались от стен, поднимались выше, играли в складках тяжелых портьер и завитках старинной лепнины. Заслушавшись, Гарри и не заметил, как остался в гостиной один на один со Снейпом. Тот едва заметно вздрогнул и медленно повернул голову.
Что ж, отступать было поздно. Гарри решительно пересек комнату, и подошел к нему так близко, что мог сосчитать стежки на воротнике его рубашки.
- Профессор, - выдохнул он, глядя на его плотно сжатые губы, - можно… можно пригласить вас на танец?
Когда его тяжелая рука легла на плечо Гарри, когда его тело оказалось так близко, он почувствовал, что все в этом мире встало на свои места. Гарри никогда не умел хорошо танцевать - но сейчас он почему-то повел так уверенно, будто танцевал с колыбели. Прядь длинных черных волос Снейпа скользнула ему на плечо, и он с улыбкой дунул, смахивая её.
Лицо профессора оставалось совершенно непроницаемым, хотя что-то в его глазах, в глубоких складках у уголков жесткого рта неуловимо смягчилось. Они слушали медленную, нежную, горьковато-печальную музыку, и слова никак не хотели складываться в предложения.
"Давай, Гарри, - прозвучал в голове настойчивый голос Гермионы, - вам надо поговорить".
Но разрушать танец не хотелось - Гарри чувствовал тепло тела Северуса, его ладонь покоилась на его талии, другая - скользнула в его ладонь.
Пальца профессора были плотно сжаты, его руки были холодными - но Гарри не собирался его отпускать. Постепенно Снейп расслабился, и позволил Гарри переплести его пальцы со своими.
"Вам надо…"
- Профессор, - шепнул Гарри прямо в его ухо, скрытое за длинными прядями волос, - профессор.
Он медленно повернул голову - и в его взгляде не было ни злости, ни ненависти, ни неприязни. Гарри глубоко вздохнул, крепче сжав его пальцы.
- Нам надо поговорить.

sinopsis: пэйринг - близнецы, рейтинг - детский, желательно не OOC, главный мотив - давненько мы не проказничали…

- Давай, давай, Фрэд, пока никто не видит.
- Тссс! Это тебе не навозныебомбы, а живые нюхлеры, дело тонкое. А вообще, ты-то на стреме стоял, пока я их утаскивал под носом у Хагрида…
Картонные коробочки отчаянно пыхтели, и Джордж, едва сдерживая хохот, принялся доставать из них маленьких пушистых зверьков. Вытянутые мордочки принюхивались ко всему букету разнообразных запахов Норы, глазки-бусинки горели нетерпением.
- Погодите, погодите, мои дорогие, вот через пару минут мы дадим вам простор для творчества, - приговаривал Фрэд, запихивая одного за пазуху, а другого вручая Джорджу, - то-то Мокрица обрадуется… Кстати, этого я назвал Фрэдди, а вот этого - Джорджи….
- Да тихо ты, - ухмыльнулся Джордж, - там внизу тридцать человек гостей. Мы же хотим сделать сюрприз Флер к помолвке, а сюрпризы должны оставаться сюрпризами.
- О, у мен`я стол`ко этих драгоценнёстей, стол`ко, мне все их дар`ят, все, - прощебетал Фрэд голосом Флер, - Билли, дорогой, как я рада, что у меня будут такие братья…
Джордж фыркнул, и, вытащив нюхлера, крепко ухватил его за хвост. То же самое сделал Фрэд.
- Ты идешь на чердак, а я начинаю с кладовки. Готов? - спросил Фрэд одними губами.
- Да, - прошептал Джордж.
Они разошлись по разным уголкам "Норы".
- Итак, мой маленький друг, - торжественно изрек Фрэд, обращаясь к своему Джорджи, - на поиски Мокрицыных цацок - вперед!
В следующий момент произошло нечто невообразимое, и, главное - неожиданное. Вместо того, чтобы ринуться в комнату, Джорджи рванул в совершенно другую сторону. Направо, а Фрэд, уцепившийся за его хвост, не удержался на ногах. Впрочем, в следующее мгновение он всё же грохнулся на пол, да ещё с силой ударился лбом о стену кладовой.
Нюхлер словно взбесился - поднимая клубы пыли, он рванул из кладовой, даже не взглянув на всё, что там хранилось. Фрэд, уцепившись за его хвост, с воплями полетел по кордиру, задевая ногами ручки дверей.
Дверь Джинни… О, Мерлин, Джорджи, куда же ты несешься?..
- Ах, ты, приду…
- Прости, Джин! Ух, я не смотрю, не смотрю, - Фрэд хотел было прикрыть ладонью глаза, но вспомнил, что должен держать нюхлера, пока он не перевернул весь дом.
Джинни с визгом стала натягивать майку, но это уже было не обязательно, потому что нюхлер Джорджи рванул из комнаты, утаскивая за собой орущего Фрэда.
- Джоржи, ты что… - начал Фрэд, увидев, что злополучное создание устремилось вниз, на лестницу, - только не туда-а-аа!
В следующий момент он со всей силы впечатался лбом в ступеньку. Совершенно обезумевший нюхлер тащил его вниз - и Фрэд услышал, как где-то на другой половине дома резонансом с его собственными криками раздавались пронзительные вопли Джорджа.
- Фрэд-ди, мать твою. Куда ты меня тащишь? Стой, Фрэдди, стой, нюхлер поганый, сто-ой!
Тем временем Джорджи совершенно спокойно миновал комнату Флер, набитую золотыми штуковинами. Нюхлера, похоже, совсем не волновали побрякушки Флер. Он с визгом пронесся в гостиную, и первое, что полетело на пол, было блюдо с огромном белоснежным тортом. Там Фрэд и остался сидеть, облизывая взбитые сливки со своих пальцев. За стеной гремела музыка, слышались разговоры гостей, которые ещё не догадывались о предстоящем сюрпризе. Кое-как схватив в охапку безумного зверька, Фрэд со стоном растянулся на блюде.
Как оказалось, это было ещё не всё. Как только Фрэд подумал, что хуже уже не будет, в гору крема и поломанных бисквитных коржей с воплями приземлись что-то тяжелое, чуть не сломав Фрэду шею. На поверку это оказалось Джорджем.
- Этот… Эта сволочь совсем обезумела, - выдохнул он, показывая на нюхлера Фрэдди, что, выпрыгнув из его ладней, рванул к истошно пищащему нюхлеру Джорджи.
- О. Мерлин, - медленно проговорил Фрэд, - братец, какие же мы с тобой идиоты.
- Оно и верно, братец, - так же медленно кивнул Джордж, - шалость определенно не удалась. Какие там золотые побрякушки, когда это мальчик и девочка. Фрэдди и Джорджиана.
- Природные инстинкты не перебьешь запахом Мокрицыных колец, - ухмыльнулся Фрэд, - одно хорошо - мы приземлились в правильном месте.
- Оно и верно, братишка, - захохотал Фрэд, плюхнув на голову брата огромный кусок свадебного торта Флер.

Миледи: Билл/Чарли до шестой книги с высоким рейтингом

- Как твои драконы? - спрашивает Билл, напряженно уставившись в окно.
- Замечательно, - с натянутой улыбкой отвечает Чарли, - у меня всё хорошо.
"Мальчики, вы должны поддерживать цивилизованную беседу. Не пойму, что случилось с моими сыновьями - будто черная кошка между ними пробежала!"
- Мама очень рада, что ты приехал, - с усилием проговорил Билл, - не могу сказать этого о себе.
- Я должен был увидеть семью, - резко ответил Чарли, - придется тебе потерпеть.
- И тебе тоже, - сказал Билл, - и тебе тоже.
Терпеть мой вид каждый час, каждую минуту, терпеть, сдерживать желание, что так горит в нас обоих. Скрывать то, что произошло на каникулах, пытаться забыть, как блестит твоя кожа, покрытая капельками пота, как глухо звучат в темноте спальни твои возбужденные вздохи.
"Билл, ты совсем не говоришь с Чарли! Чарли, тебе не интересно, где теперь работает Билл?"
Забыть обо всем - это было верное решение. Что мы позволили себе один раз, нельзя превращать в постоянную страсть, в порочную зависимость. Тогда вы не удержались, но теперь это надо вырезать из своей жизни. А для этого надо забыть тебя - но ты снова здесь, ты смотришь на меня, ты говоришь со мной сквозь зубы под пристальным взглядом матери, и я знаю, что в эту ночь снова не смогу заснуть.
- Билл, где ты теперь работаешь? - произносит Чарли, не глядя на брата.
- Гринготтс, - быстро говорит Билл, пытаясь поскорее закончить этот разговор.
Надо удержаться - они не позволят себе сорваться снова, нет, нет и нет. И пусть вечером в зеркале мне будет чудиться отражение твоего тела, твои волосы, напоминающие по цвету сверкающую медь, пусть в напряженной темноте я буду слышать твои судорожные вздохи, тебя не должно, не должно быть рядом.
"Вот и хорошо, вот и славно, дорогие мои. Хотите ещё чаю?"
- Спасибо, мама, но мне пора, - быстро говорит Билл.
- И мне тоже, - произносит Чарли.
- Куда это вы? - спрашивает Молли. - Ну не спешите, останьтесь хоть ненадолго!
Это невозможно - вы не можете больше смотреть друг на друга, слышать звучание ваших голосов, не представляя себе, как тогда, на каникулах, в этих же комнатах вы извивались на простынях, и ваши объятья были тесны и жарки, и ваши стоны сливались в один - глухой и отчаянный, когда вы…
- Ну, я пойду на кухню, - говорит Молли, - а вы поболтайте ещё друг с другом. Поболтайте…
Вы не можете оставаться друг с другом наедине. Вы просто не можете позволить себе это - искушение слишком велико. И одновременно вы срываетесь с места, пытаясь выйти, разрушить этот опасный тет-а-тет, и, разумеется, сталкиваетесь в дверях.
- Пусти, - говорит Билл, и голос его срывается.
- Ты сам меня держишь, - хрипло отвечает Чарли.
Ты чувствуешь, как его рука случайно касается твоего бедра, и от этого легкого прикосновения вы совершенно теряете голову. Любая попытка сдержаться была заранее обречена на поражение, когда ладонь Чарли, широкая и горячая, легла на щеку Билла.
- Нет, - хрипит он, - нет, пожалуйста, мы не можем…
Но ваши языки в этот момент соприкасаются, и вы сами не замечаете, как начинаете медленно оседать на пол. Ваши тела наталкиваются друг на друга, вы пытаетесь вырваться из этих объятий, но, как всегда, делаете это одновременно - и это только усугубляет ваше положение.
- Прав, - судорожно выдыхает Чарли, - ты прав. Мы не можем.
- Только… - говорит Билл, - только не здесь.
На лестнице слышаться шаги, и вы с трудом поднимаетесь на ноги, поддерживая друг друга за плечи. На твоей шее кровью наливается след его поцелуя. Вы медленно, на счет "три", отводите друг от друга руки; вас всё ещё трясет от возбуждения.
- В моей комнате, - быстро говорит Билл, - в два часа.
- Нет, - севшим голосом отвечает Чарли, понимая, что он всё равно не сможет удержаться.
- Хорошо, - кивает Билл, схватившись за косяк двери, - значит, договорились.

Helge-Io: Фоукс, миссис Норрис, Кошка-Минерва, Сортировочная Шляпа. Фраза "Шляпа Годрика была пьяна!"

- Ну же, Минерва, - жарко шептала миссис Норрис, преданно заглядывая в её зеленые глаза, - раз в столетие такой шанс выпадает! Директора не будет целую ночь, это точно, мне шепнул Фоукс.
- Ты уверена? - Мак Гонагал с сомнением покосилась на дверь директорского кабинета, - он же известный враль. Я бы засомневалась…
Миссис Норрис не успела ничего ответить, только с шипением отскочила от двери. Мак Гонагал посмотрела на неё с улыбкой и в ту же секунду приняла свой человеческий облик.
- Альбус, - проворковала она, выходя на встречу директору, - а правда, что вас ждут сегодня в министерстве?
- Совершенная правда, - ответил Дамблдор, - вероятно, до утра меня здесь не будет.
Минерва с торжествующей улыбкой подмигнула забившейся в угол кошке Филча.

- Отличная компания собирается, - мяукнула Минерва, нежно проводя хвостом по ветхим полам Сортировочной Шляпы. Та с тихим шипением отодвинулась от неё подальше:
- Ни за что, - Шляпа была непреклонна, - только попробуйте. На утро директор будет в курсе.
- Ленточку, - задумчиво произнесла Мак Гонагал, - чудесную алую ленточку.
- И отменный огневиски, - буркнула Шляпа, - не меньше, чем за шесть галлеонов.
- Ну, знаете ли, - рассердилась Мак Гонагал, - это уже слишком! Шантаж и вымогательство. Чистой воды.
- Ладно, согласна на полбутыли. Только ради общественного блага.

- Нет, ну я так не играю, - обиженно произнес Фоукс, - двое представителей кошачьих - и ни одной птицы! Что это за вечеринка?
- Такая же, как и обычно, - невозмутимо отвечала Мак Гонагал, шевеля усами, - заметь, двое кошачьих - и ни одного кота.
- Ну пожалуйста, Минерва, пожалуйста, - жалобно заклекотал Фоукс, - можно мне пригласить сову? Позавчера приносила "Пророк" Дамблдору - такая красавица! Полярная!
- Фоукс, если тебе не с кем заигрывать, - наставительно произнесла Мак Гонагал, - попробуй соблазнить Сортировочную Шляпу. Она, конечно, не нова, но и ты не молод.
В ответ на это феникс возмущенно захлопал крыльями, всем своим видом выказывая страшное отвращение.

- Ненавижу эти ваши вечеринки, - буркнула Шляпа.
Минерва и миссис Норрис уже вдвоем терлись о её потрепанную макушку.
- Феникс опять всё испортит. Он каждый раз напивается вдребезги, а потом летает по кабинету, распевая препохабные частушки, большая часть из которых начинается словами "Шляпа Годрика была пьяна!"
Миссис Норрис ласково смахнула хвостом с полей Шляпы многовековую пыль.
- Ну пожалуйста… Мр-рр… Мы Фоуксу после двенадцати не будем наливать. Всего один вечер - кто знает, когда кабинет снова будет свободен?
- Надеюсь, что никогда, - обиженно буркнула Шляпа, - я передумала. Хочу целую бутылку.
- А не жирно ли? - не удержалась Мак Гонагал, прежде чем миссис Норрис сердито зашипела на неё.

- Вот, держи, - сказала миссис Норрис, протягивая Минерве золотой галлеон, - стащила у Филча.
- Как! - ахнула Маг Гонагал, но её собеседница мяукнула:
- Без проблем. У него такой хлам в комнате, что он всё равно ничего не заметит. Значит так, - начала она наставления, - сейчас ты в своем человеческом облике идешь в Хогсмит за огневиски. Шесть галлеонов - это она, конечно, замахнулась: бери максимум за четыре. И что-нибудь на закуску. А нам с тобой по рюмке валерианочки хватит?
- Ещё как, - усмехнулась МакГонагал, принимая человеческий облик.
- И не вздумай всюду светить этой своей счастливой улыбкой, - напоследок зашипела миссис Норрис, - у тебя золотыми буквами на лбу написано "Я иду на вечеринку". Помни о конспирации.
- Я помню, - ответила Маг Гонагал и сжала губы в ниточку.
Надвинула шляпу на глаза, поправила прядь волос, выбившуюся из тугого пучка. Зеленые глаза смотрели по-учительски строго.
- Глядите, куда идете, мистер Гойл, - сердито бросила она, - минус десять баллов со Слизерина.
Декан Гриффиндора отправилась за покупками в Хогсмит.

Ferry: Билл Уизли/Люциус Малфой (их баб - в топку!), поствоенное и с хэппиэндом, ключевое слово "стриженный"

Он живет со мной чуть меньше года, а я всё равно никак не могу к этому привыкнуть. К его мантии, переброшенной поутру через ручку старого кресла, к его щетке для волос на полочке в ванной, к десяткам почти неуловимых изменений, незначительных, на первый взгляд, деталей, что приносит существование такого человека, как Люциус, в моей жизни.
И до сих пор он бросает за завтраком на меня настороженный, внимательный взгляд - будто боится, что сегодня наступит тот самый день, когда я решу вышвырнуть его из своей квартиры. До сих пор недоумевает, что сподвигло меня взять его под свою опеку.
- Если бы не ты, Уизли, я до сих пор гнил бы в Азкабане, - с характерной для него прямотой сказал тогда Малфой, - я всё пытаюсь понять, что заставило тебя сделать это. Малфои не привыкли жить за счет милости их бывших врагов.
Если бы я не поручился за него после падения Темного Лорда, его бы вместе с остальными выжившими Пожирателями отправили бы в Азкабан. Если бы не все мои медали, если бы не звание героя - ему бы пришел конец. Я и сам не помню, как всё началось - наверное, всё началось с того, как я сидел в зале Уизенгамота и думал о том, что Люциус Малфой не должен пропасть - вот так. Я смотрел на Бэллу, всё такую же роскошную, как и раньше, смотрел на плотно сжатые губы Долохова, на фанатически горящие глаза Эйвери - ей-богу, я даже испытывал к ним какое-то уважение. Они - всё, что осталось, последний оплот Лорда. И всё же на них всех мне было наплевать. Они могли умереть, и мне было почти всё равно. Они - но не Люциус.
- Что ты хочешь получить взамен за твое покровительство? - спросил Люциус после суда, - учти, я разорен этой войной.
У него действительно не осталось ничего. Первые месяцы он жил со мной в этой маленькой лондонской квартире, и всё порывался уйти: говорил, что должен каким-то образом отдать мне долг - как и положено Малфоям - а потом он с чистой совестью прекратит эти странные отношения.
Со своим изуродованным лицом, с этими несводимыми шрамами, с коротко стриженными волосами, со всем своим уродством - я научился ценить красоту. Каждый день с Люциусом рядом - сотни, тысячи упоительных представлений, его присутствие околдовывало. С тщательно скрываемым самодовольством он наблюдал, как я заглядывался по утрам на его длинные блестящие волосы, на его стройную фигуру, но то, как грациозно, по-кошачьи он двигался, я смотрел на него, пока он проводил часы перед зеркалом, пытаясь вернуть былой блеск, изрядно утраченный во время войны. Ты по-прежнему красивый, хотел сказать я, но знал, что он просто так мне не поверит.
Да и не в красоте было дело. Это изящество, этот природный лоск - лишь оболочка, скорлупа, под которой скрывалось то, что так притягивало меня с первой минуты нашей послевоенной встречи.
- Прости за грубость, Билл, - заявил он в то утро, - но это, тролли и гоблины, это выводит меня из себя. Я не понимаю, какого черта я здесь делаю. Что ты хочешь получить от меня? Я собираюсь уйти.
Он сказал что-то о кузине в Шотландии, но я почти не слушал его. Сердце забилось страшно, оглушительно, Мерлин раздери тебя, Билл Уизли, скажи хоть что-нибудь. Неужели ты надеялся своим молчанием удержать его возле себя?
- Ты мой должник, - говорю я, стараясь придать своему голосу оттенок безразличности, - пришло время вернуть мне долг.
- Что… - начал он, но не успел закончить фразу, он застыл, внимательно наблюдая за тем, как я встаю и кладу свою изуродованную шрамами руку на его белое плечо.
А потом наклоняюсь и неуклюже целую его в губы.
Это глупо, я чувствую себя отвратительно, это не должно было быть так. Но я изучил Люциуса слишком хорошо - я должен был прямо сейчас изложить ему свои условия. Сказать, что я от него хочу. Это - единственное, что может заставить его остаться.
Представляю, что он чувствует сейчас. Мое страшное лицо… Мои неловкие, резкие движения. Он думает, что ничего столь унизительного с ним никогда ещё не происходило. Раздумывает, стоило ли его освобождение секса с таким монстром, как я. Как это вообще возможно, хотя бы технически? Как бы удовлетворить его, чтобы не "лицом-к-лицу"? И сколько раз я попрошу его это сделать?
Я не смотрю на него. Я отворачиваюсь, и что-то с хрустом ломается, что-то навсегда ломается внутри меня, я гляжу, как медленно сжимаются и разжимаются его длинные пальцы. Я уже готов взять свои слова обратно. Таким дерьмом я давно себя не чувствовал.
Даже спасение из Азкабана - слишком мало для того, чтобы согласиться на отношение с таким чудовищем, как я.
Я отворачиваюсь совсем, собираясь уйти.
- Билл, - зовет Люциус, со стуком ставя на стол свою чашку кофе, - мы не договорили?
Я медленно оборачиваюсь, и вижу, как он улыбается, изучающим взглядом окидывая мою фигуру.
- Что?
- Целуешься ты, конечно, не лучшим образом, - отвечает он, - но что там ты говорил насчет моего долга?
- Это же и было… - выдыхаю я, сам чувствуя, как губы расплываются в улыбке. Ужас и пустоту внутри вымещает какое-то глуповатое ощущение восторга. Он так ничего и понял… Он не принял мой жест за предложение… Значит… Значит, он совсем не считает, что близость со мной подходит на роль мучительной расплаты?..
- Так что я должен для тебя сделать? - повторяет Люциус, - можешь, объяснишь мне после того, как отхлынут твои гормоны?

Shiro: Снейп/Забини

- Вы… Вы это серьезно, Забини? - с трудом проговорил профессор, - вы пытаетесь меня… шантажировать?
- Это нехорошее слово, профессор, - с притворным сожалением ответил Блез, - я предпочту назвать это "сделкой". На кону всё лишь ваша репутация в глазах учеников, не более того.
Снейп сжал кулаки. Каков нахал! Всего лишь "ваша репутация"! Всего лишь четырнадцать лет усердной работы над собой - и тут какой-то малолетний сопляк предлагает тебе "сделку"!
- Так, - резюмировал он, - итак вы вечером заявляетесь ко мне с пачкой колдографий, на которых я… гм, приветствую профессора Люпина…
- Приветствуете? - совсем уже нахально ухмыльнулся Забини, - оригинально.
"Я убью этого наглеца, клянусь Мерлином и Морганой, не жить ему на этом свете!"
- Я не Рита Скитер, конечно, - продолжил Блэз, - но, безусловно, многим вашим ученикам будет интересно узнать о таком интересном способе приветствия… Хммм, назовем это "приветствием в губы"…
- Вы забываетесь, - профессор повысил голос, - я ваш декан!
- Я прошу прощения, - мальчишка тут же потупил взгляд, - я никогда не посмею умалять ваших заслуг на этом поприще. Вы научили меня многим полезным вещам, сэр.
- Моя школа, - не выдержав, усмехнулся профессор, - ну конечно же. Как это по-слизерински.
Забини промолчал, с трогательной скромностью изучая половицы.
- Итак, - рявкнул Снейп, - что вам надо? Я сомневаюсь, что вы вручите эти чудесные картинки мне в подарок.
- Всего лишь дополнительный урок от вас, профессор, - ответил Блез, - я тоже очень бы хотел научиться так вас… приветствовать.
Снейп поперхнулся, но сумел сдержать себя в руках.
- Вы рехнулись, Забини? - прорычал он, - вы в своем уме? Вы мой ученик!
- Один из лучших, прошу заметить.
Профессор вздрогнул, когда длинная ладонь Блеза накрыла его холодные пальцы.
- Я обещаю, что останусь прилежным вашим учеником, сэр, - тихо сказал он.

Helge-Io: Снейп, МакГонагал, Дамблдор. Чуточку ревности, чуточку нежности, немножко скандала и... "дело было по пьяни".
Я не удержалась и добавила таки любимого пейринга

- Северус, сколько тебе лет? - неожиданно спросила Минерва, поднимая свой бокал.
- Не помню, - буркнул профессор.
На самом деле, он прекрасно помнил, что очень скоро ему стукнет сорок четыре. Но мысли об очередном прошедшем годе не вызывали ничего, кроме вселенской тоски, а рождественские огоньки в учительской горели так ярко, и шампанское так весело искрилось в хрустальных бокалах, что не хотелось ни о чем думать.
- Чудесный праздник… - пробормотал Дамблдор, прикрывая глаза. Снейп с Мак Гонагал переглянулись: после всего выпитого директора явно клонило в сон, чего нельзя было сказать о них самих, - жаль, Гарри справляет его в одиночестве.
- Альбус! - завопил Снейп, вскакивая и переворачивая свой бокал, - хватит, слышите? Хва-тит!
- Он приходил ко мне, - продолжал директор будто в полусне, - недавно после вашего разрыва. Просил поздравить тебя с Рождеством…
Серебряные ангелочки уставились на них с потолка с нескрываемым осуждением в глазах. Бронзовые колокольчики подняли страшный шум, звон, а зачарованные свечи стали гаснуть она за другой.
- На чай к вам проходил, Альбус? - с раздражением рявкнул Снейп и тут же осекся.
- Северус… - Минерва слегка улыбнулась, делая ещё один глоток, - да ты ревнуешь…
- Ничего подобного!
Снейп судорожно вздохнул и стал нервно мерить комнату шагами. Только ему удалось хоть на вечер забыть о былой ссоре, так все вокруг начинают его подначивать. Эти двое порядочно напились, а он… Профессор слегка покачнулся и снова опустился в кресло: а сам-то? Еле держится на ногах.
- У меня есть гордость, понимаете? - тихо спросил он, внимательно глядя на смеющуюся Минерву и сонного Альбуса, - после того, что мы наговорили друг другу не могу же я вот так вот прийти к нему на семейный праздник.
- Конечно, Северус, куда лучше справлять Рождество в учительской в обществе наклюкавшихся стариков, - с готовностью закивала Мак Гонагал.
- А вдруг он не один? - почти обреченно спросил Снейп.
Картонные снежинки зашептались, расправляя свои помятые уголки-крылышки, шампанское мирно покоилось в оставшихся двух запечатанные бутылках, а фарфоровые ангелы зазвенели, нежно, совсем тоненько.
- Он ждет тебя, - чуть слышно произнес директор и умиротверенно заулыбался, не открывая глаз, - Я вспомнил. Северус совсем взрослый.
Минерва старательно пересчитала пустые бутылки, одним взмахом палочки потушила свечи и накрыла одеялом Дамблдора.
А потом встала и положила свою худую руку на плечо профессора, осторожно подтолкнув его к двери.
- Иди.

Драббл окофандомный сатирический

Рассветало.
Moder265, плотная, грузная женщина в роговых очках с толстыми стеклами, неспешно проходила между рядами шатких стульев, оставшихся на заводе ещё со времен Первой Книги.
Ещё издревле с какого-то форума пошло крепкое народное убеждение о том, что яркий свет на рабочем месте мешает печатать. Поэтому в зале не было ламп, и в мягкой полутьме поблескивали лишь экраны мониторов, да иногда то тут то там зажигались карманные фонарики: бывает, понадобится какой-нибудь справочник - латинский словарь там или медицинская энциклопедия.
- Пишите, автор, пишите, - с достоинством говорила Moder, останавливаясь возле потрепанного компьютера Голубой_мечтательницы.
Надзирательница поморщилась: та переживала очередной свой творческий кризис. Разметавшиеся по плечам каштановые кудри, помятый халатик, перевернутая чашка кофе и обгрызенные карандаши - все свидетельствовало о том, что авторесса была не в себе.
- Ну где же это, где же... - лихорадочно шептала она, листая страницы увесистой энциклопедии, - А! Вот! "Сонная горячка - особое расстройство сна, сопряженное с высокой температурой и..."
- Да, дитя моё? - покровительственно улыбнулась Moder.
Мечтательница засуетилась:
- Ну как же, как же! Сейчас невероятно модно писать про цветы и болезни! Все пишут про цветы и болезни, но вот до сонной горячки ещё никто не додумался! Смотрите: Гарри лежит, мучаясь сонной горячкой...
Надзирательница тяжело вздохнула и опустилась на соседний стул: тот жалобно скрипнул.
- Автор, - проникновенно начала она, - послушайте. Вы слишком зациклены на стиле и идете по ложному пути приукрашательства...
Это действительно было так. Голубая_мечтательница, бесспорно, была одним из самых перспективных авторов фандома, у неё в постоянных читателях больше сотни сидело - и все уважаемые! Но она была слишком ненадежна. Фики появлялись нерегулярно, выкладки не совпадали со сроками, она вечно опаздывала на фесты, да и вообще - редкие вспышки истинной гениальности граничили со многими страницами экспериментального материала.
Мечтательница грезила, нервничала, пару раз грозилась уйти из фандома и закрыть свой дневник.
- Фандому не нужны такие, поймите, - вещала Moder265, - вы слишком эфемерны и импульсивны. Вот, например, посмотрите на Larisu_B.D. Таланту у неё, сказать вам по правде, - тут она понизила голос, - не больше, чем у вас, а смотрите - носит гордое звание "диплодока фандома". А в чем дело?
Голубая_мечтательница с тоской уставилась на Larisu. И что с неё взять? Неинтересный офисный ник, старомодная прическа, никакой утонченности, да ещё трое детей впридачу. Домохозяйка, небось.
- Дело в том, что пишет она не эти ваши фуфульки про цветы и шоколад, а романы, автор, романы! Многостраничные повести - и все со счастливым концом! А у вас, смотрите - этого убили, того расчленили... Милая моя, я же все понимаю: этого требует стиль, да и флафф - дурной вкус. Но вы должны писать с размахом, писать для народных масс. А они всегда хотят, чтобы заканчивалось свадьбой и детьми.
"Ничтожества", - едва слышно пробормотала Мечтательница. А Moder между тем продолжала:
- Вот если бы Larisa взялась за болезни, то не мучалась бы с этими вашими фобиями и горячками. Она бы сразу - четко и уверенно - вела бы тему сумасшествия. Избито? Пусть избито! Зато всегда читают и всем нравится. Один герой сходит с ума, другой за ним ухаживает. Это же классика!
Голубая_мечтательница поморщилась, услышав слово "классика", а Moder265 уже обратила свой строгий взор к её соседке.
- Непорядок на рабочем месте, - заявила она и, не взирая на мольбы очередной авторши, стала отдирать от компьютера бумажные цветочки, наклейки с изображением странных раскрашенных лиц и бархатных мышей с глазками-бусинками.
- Но это приносит мне вдохновенье! - жалобно протянула Angel-Sweet, с отчаяньем утопающего вцепившись своими коготками в тяжелую, как полено, руку надзирательницы.
- Вдохновенья у вас и так выше крыше - впору с другими делиться, - отрезала та, брезгливо сдергивая мышку, приставшую к халату, - и вообще, Angel, вас скоро уволю.
- За что? - пронзительно возопила та. - Я норму сдаю, выкладываю сверх нормы пять фиков в неделю, пробую новые пейринги, пишу оригинальных героев...
- Да? - ехидно поинтересовалась Moder265, - а скажите мне, много ли ваших фиков размещены в архивах?
Angel-sweet молчала, с грустью рассматривая свои ногти.
- Есть ли у вас критик, постоянная бета? Много ли вас комментируют?
- Критики есть! - поспешно вмешалась горе-авторша, вскакивая со стула, - мне даже "тапки" бросали…
- Видели мы ваши тапки, - отрезала надзирательница, - незнание канона, проблемы с грамотностью, мэри-сью и сюжетные штампы. Весь букет.
- Но... Но...
- Тут работают серьезные люди, автор! - повысила голос Moder, - А вы, милочка, слишком легкомысленны! Посмотришь на ваши работы, так можно подумать, что эпопея вас совершенно не занимает, что вам гораздо интереснее определенные персонажи...
- Нет, нет! - вскрикнула Angel-Sweet, - я боготворю канон!
- Так, - выдохнула Moder, нависая над худосочным раскрашенным созданием подобно горе, - чтобы в следующий раз Снейпа в вашем фике я не видела. Никакой отсебятины. Никаких новых героев. Изучайте глоссарий, термины буду проверять у вас лично. Понятно?
Angel была настолько потрясена этими условиями, что беззвучно обмякла на кресле.
- Автор! Вы меня слышите?
- Да... - промямлила она, нервно покусывая ногти.
Надзирательница удовлетворенно улыбнулась и продолжила свой путь между столами. Пораженная Angel не могла отвести от неё своих глаз. Голубая_мечтательница допивала четвертую чашку кофе. Larisa_B.D. невозмутимо строчила пятьдесят вторую страницу.

Фабрика просыпалась.

Мюс: Люц/Снейп во время 6ой книги, романс

- Ты… ты… я убью тебя, - жесткие длинные пальцы Люциуса упираются в мою грудь и с силой толкают назад.
Малфой совершенно теряет контроль. Он него явственно несет огневиски, его волосы разметались по плечам. Но его глаза по-прежнему ясно-серые, они глядят на меня с яростью.
- Северус, - хрипит он, прижимая меня к стене, - ты должен мне ответить.
- Ты сейчас сломаешь мне ключицу, - говорю я, - ослабь хватку.
- Где он? - взревел Люциус, наваливаясь на меня всем телом, - где мой сын?! Что ты с ним сделал, ты…
- Не спеши, - с холодком отвечаю я, - ты ещё не получил ответ. Год в Азкабане, Люциус, где твои манеры?
- Я придушу тебя собственными руками, если с ним что-то случилось, - предупреждает Люциус и убирает ладонь от моего горла.
Я осторожно разминаю плечи и опускаюсь в кресло. Малфой стоит прямо передо мной, он сверлит меня яростным взглядом, его пальцы сжались в кулаки, но за всем этим я вижу какую-то… потерянность. Будто худшее уже произошло.
Отчаянье.
- Отвечай, - говорит он, и голос его предательски срывается. Он с трудом стоит на ногах.
Ну уж нет. Я не могу простить ему недавнюю схватку. Он чуть меня не задушил.
- Посмотри на себя, Малфой, - бросаю я с презрением, - ты пьян, и выглядишь хуже, чем мугродье в новогоднюю ночь.
Он стоит, чуть покачиваясь. Его глаза прищурены, он отчаянно цепляется за остатки сознания.
- Где… мой… сын? - медленно произносит он, - я знаю, он был с тобой. Что ты с ним сделал?
- Почему обязательно - сделал? Это правда, Драко был со мной. Но кто сказал тебе, что он со мной сейчас?
- Ты предатель, - шипит Люциус, - у меня нет оснований тебе верить.
- Разве я сказал пока что-то о Драко, чему можно не поверить?
Люциус медленно опускается на край стола. А он так же красив, как и был когда-то. Когда-то - когда мы были счастливы. Даже сейчас, когда он безобразно пьян, когда его голос срывается от волнения, когда его надменное лицо перекошено отчаяньем. Даже сейчас.
- Скажи, - выдыхает он, - скажи, что я должен сделать, чтобы ты рассказал мне про моего сына?
На моей шее остались синяки - следы его пальцев. Он чуть не убил меня секунду назад - и я не собираюсь его щадить.
- На колени, - я криво улыбаюсь, - валяй, Люц, всегда мечтал о виде сверху.
Его лицо на какой-то миг становится совершенно непроницаемо. Его пальцы сжимаются и разжимаются, но палочки у него нет - и я почти могу быть спокоен. Он не говорит ни слова - и я знаю, что клокочет в нем, что раздирает его на части.
Сжав зубы, он безмолвно падает у моих ног. И смотрит на меня так, что мне становится не по себе. В каких ракурсах я только не видел Люциуса - но таким отчаявшимся - ещё никогда. Я не думал, что когда-нибудь буду способен испытывать жалость - чудовищно.
- Он с матерью, - как можно мягче говорю я, - в Шотландии, в поместье Гойлов. Я обо всем договорился. Драко в порядке.
- А Нарцисса? - спрашивает он, не переводя дыхания.
Он набирает воздух в рот и не выпускает до тех пор, пока я не киваю в ответ. Тогда он выдыхает громко, шумно, из него будто кто-то вытащил стержень, он всё ещё стоит на коленях, и я вижу, как отчаянно, лихорадочно блестят его глаза. Я не могу на это смотреть.
Я встаю и молча отворачиваясь, вынимаю горсть дымолетного порошка из кармана. Я уже подходил к камину, когда его оклик заставил меня замереть на месте.
Мерлин, что же ты хочешь теперь Люц, что…
- Северус, - его рука с такой силой сжимает мое запястье, что мне становится страшно за свои кости. Я снова зашипел на него, но он не стал убирать руку.
- Северус, - повторяет он, глядя на меня своими пьяными, отчаянными глазами, - Северус, спасибо.

Луче Чучхе: снюпин, после ГП-6, пусть рядом крутится хорошая, милая, добрая Тонкс.

Тонкий белый пальчик Тонкс лег на его губы.
- Молчи, - сказала она с вымученной улыбкой, - не возражай хотя бы сейчас, пожалуйста.
Люпин послушно опустился в кресло. Тонкс встала перед ним, тоненькая, почти прозрачная. Её волосы снова были тусклого мышиного оттенка.
- Ты давно не говорил со мной откровенно, Ремус, - вздохнула она, - но я всё вижу. Даже то, что мне видеть нельзя.
- О чем ты? - устало спросил он, наливая ей и себе чаю.
Зачем снова начинать эти разговоры? Ты снова молчишь, Ремус, о чем ты думаешь, Ремус, что тебя гложет, Ремус, эй, Ремус, взгляни на меня, поговори со мной… Он так устал от этого. Особенно сейчас.
- Снейпа нашли с Драко, - сказала Тонкс, пристально глядя ему в глаза, - сейчас они в Спиннерс-Энд. Профессор пишет, что с ними всё в порядке.
Ремус чувствует, как у него перехватывает дыхание. Как пальцы начинают дрожать, как опасно покачивается чай в чашке. Мерлин, ну и новости.
- Да как… - начинает он срывающимся голосом, - как они могут быть в порядке? Что он говорит - сейчас, когда Лорд вновь его призывает, когда прошло всего несколько недель после смерти Дамблдора…
- Ремус…
- Он сам не понимает, чего говорит!
- Ремус, пожалуйста, - вздыхает Тонкс, опустив на стол полную чашку, - пожалуйста, послушай меня спокойно.
- Да, - небрежно бросил Ремус, чувствуя - что бы это не было - он всё равно не услышит. Сердце все ещё колотилось, заглушая все слова. Прошло столько времени - и вот они, первые известия от Северуса.
- Ремус, я расторгаю нашу помолвку, - сказала Тонкс.
Он не сразу сообразил, в чем дело. Сидел и смотрел в свою чашку, и только когда кольцо, тоненько звякнув, легло на стол, он поднял глаза на притихшую, чуть ли не испуганную Тонкс.
- Что?
- Я… Я беру назад свои слова, Ремус, - чуть слышно шепнула она.
Её глаза потускнели, и волосы, казалось, стали ещё более серыми. Тонкс сидела, уставившись, как и он недавно, в свою чашку чая. Ремус молча смотрел на неё, не смея поверить в то, что только что было сказано.
- Я даже удивлена, что ты не требуешь объяснений, - не глядя на него, сказала она, - но это уже не важно. Дело в том, что я не хочу влезать в твою жизнь, когда твое сердце уже занято.
- Что? - спросил Ремус севшим голосом, - Тонкс, милая, дорогая моя девочка, я…
- Я знаю, ты не солжешь, когда скажешь, что любишь только меня, - сказала она, - но ты сам не осознаешь то, что я замечаю изо дня в день. Я… Я сказала тебе про Снейпа, и ты заволновался так, как будто… Ну, не знаю, я никогда тебя таким не видела. Из-за моего отказа ты переживаешь гораздо меньше.
Я же всё вижу, говорила она, я вижу, как ты специально держишься от него подальше, как ты отходишь в тень каждый раз, когда он появляется в комнате, чтобы иметь возможность за ним наблюдать, как смотришь на него на собраниях Ордена. Как ты переживал из-за него после битвы.
Я вижу, ты любишь его.
- Северус? - Ремус издал хриплый смешок, похожий почему-то на всхлип, - Северус? Мерлин всемогущий, девочка моя, что же взбрело тебе в твою умненькую головку, что же ты такое говоришь… У нас… Мы же даже не знакомы толком, мы не разу не разговаривали по душам, да он и ненавидит меня, Тонкс, разве ж незаметно, что он меня ненавидит? Каждый раз, когда он приносит мне Волчье Зелье, я чувствую его неприязнь в каждом его шаге, в каждом слове, в каждом взгляде, брошенном в мою сторону. Неудивительно, что я подсознательно избегаю его, ухожу в угол комнаты, чтобы он меня не видел. Тонкс, хорошая моя, что же ты говоришь, что же ты такое говоришь?
Он поднял со стола колечко и зачем-то сжал его в пальцах. Чай давно уже остыл.
- Ты закончил? - мягко осведомилась Тонкс.
Ремус промолчал, сверля взглядом блестящую поверхность стола. Бешеное сердцебиение с большим трудом удалось унять. Он и не заметил, как Тонкс тихо поднялась со своего места и, подхватив обе чашки, прошла на кухню. Оступилась, разумеется, по дороге. Но удержалась на ногах. Неуклюжая…
А потом её легкие шаги снова раздались, близко-близко, уже за самой спиной. И её маленькая белая ладошка легонько коснулась его затылка. Тоненькие пальчики взлохматили отросшие пряди волос - совсем как раньше. Только теперь на безымянном не было кольца.
Сердце мучительно защемило, когда её мягкие губы тронули висок нежным поцелуем.
- Спиннерс-Энд, двенадцать, - сказала Тонкс, - ступай.

На главную   Фанфики    Обсудить на форуме

Фики по автору Фики по названию Фики по жанру