Побочные эффекты(Side Effects)Автор: Mimine Глава 1 Поначалу положение было неловким. Мы не хотели ставить Рема перед выбором. Мы слишком любили его для этого. Мы оба любили его, мне пришлось это признать, хотя раньше я готов был до посинения кричать, что Снейп способен любить не больше, чем ледяная глыба. Но это правда. Мы вместе сражались во время войны. Мы страдали. В конце концов, после того как Рему надоели ночные блуждания, мы начали спать вместе. Он не мог сделать выбор. Это было невозможно. Первое время мы не прикасались друг к другу. Мы оба были с Ремом, доставляя ему удовольствие и получая удовольствие в ответ. Должен признать, тогда меня это немного раздражало. Блестящие черные глаза, следившие за мной, когда я готовил Рема, входил в него, брал его медленными движениями. В этих темных глазах горела страсть. Потом я понял, что мне нужен этот взгляд. Мне нужен свидетель для того, чтобы заняться любовью с Ремом. Да, поначалу меня это раздражало. Видеть как Север лежит под моим другом. Как он обнимает его, как его длинные ноги скрещиваются у Рема на спине. Я гадал, не это ли привлекло Рема. То, что Север, в отличие от меня, с такой готовностью играет пассивную роль? Вид сдержанного слитеринца, самозабвенно стонущего, опрокидывал все мои убеждения. Противоречил всему, что я говорил о нем Рему, всем ярлыкам, которые я на него навешивал – а я называл его холодным, высокомерным, жестоким, бесчувственным… Иногда я упрекал Рема, поставившего меня в такое положение. Он простил нашего любезного Жреца Смерти, рассказавшего всей школе о том, что Рем оборотень, и я злился на него за это. Учитель в Хогвартсе может быть почти кем угодно – призраком, бывшим сторонником Вольдеморта нетрадиционной ориентации - но только не вервольфом. Рему сложно было восстановиться в должности, однако статус военного героя помог ему вновь оказаться в своей стихии. Заняться преподаванием. Обычно Рем просто пожимал плечами и говорил мне, что все это в прошлом. Он все обсудил с Севером. В голосе его появлялись обвиняющие нотки, когда он призывал меня понять Севера, простить и забыть. Или даже попросить у него прощения за то, что произошло столько лет назад в Стонущих Стенах. Я знал, что сам Рем давным-давно простил меня. А Рем знал, что скорее магглы начнут кататься в аду на лыжах, чем я попрошу прощения у Севера. Наш Рем так хрупок. Север обращается с ним, будто он хрустальный. Следит, чтобы он вовремя принимал свое зелье. Не позволяет ему работать допоздна. Ни в чем ему не отказывает. Я не ожидал, что он согласится на это нелепое предложение – чтобы мы оба спали на широкой кровати Рема, на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Но он согласился. Поначалу я не хотел делить постель со Снейпом. Заниматься любовью – это одно, но сама мысль о том, что он будет рядом, так же близко к Рему, как и я, выводила меня из себя. Слитеринец скорее всего разделял мои чувства. Совместный сон казался занятием более интимным, чем секс. Но Рему трудно противиться. И я вовсе не собирался позволять этому скользкому мерзавцу заполучить его целиком. Наверное, с этого все и началось. В отличие от Рема, которого не добудишься, Север спит чутко. И когда я просыпался, глотая крик, всхлипывая и дрожа как щенок, потому что мне приснился дементор, приближающий губы к моим губам, Рем ворочался во сне – но не более того. Зато тот, другой, меня слышал. И я слышал, как изменяется его дыхание. Я настораживал уши и отличал его дыхание от Ремова посапывания. В первый раз это случилось месяца четыре назад. Я лежал вниз лицом – я всегда сплю в этой позе – пытаясь перевести дыхание и сдержать рвущиеся из глотки крики. Той ночью кошмар был особенно мерзким. Я был в холодном поту и весь дрожал. И я почувствовал, как его пальцы перебирают мои волосы, гладят затылок, шею. Я чувствовал, что он сидит на коленях на краю кровати рядом со мной. Его теплое дыхание касалось моего уха, когда он нашептывал мне слова утешения. Строго говоря, это были не совсем слова, но там, где я только что побывал, в словах не было нужды. Он вывел меня из этого места. Накрыл меня своим телом, как теплым, живым одеялом. Мне нравилось ощущать его на себе. Он закрывал меня собой. Защищал. Я прижался к нему, а затем… Мне хотелось бы думать, что этот поступок лежит целиком на его совести. Но я сам подал достаточно внятный знак. Я ясно показал, чего хочу. Он был почти раздет, так же как и я. Я раздвинул колени. Мое движение изумило меня самого – я никогда не был склонен к подчинению. Мы не сказали друг другу ни слова. Я не повернулся, чтобы взглянуть ему в лицо. Это был взрыв удовольствия и боли, но больше все же удовольствия. Дикого. Истинного. Не похожего ни на что из испытанного мною. Потому что с Ремом… придется признаться. Было больно. Я знал, он изо всех сил старается, чтобы я расслабился… принял его, но мое тело восставало против этого. Ему приходилось действовать так осторожно, что временами я чувствовал – его это утомляет. Я все же настаивал, и иногда мы это делали, но думаю, то, что ему было нужно, он получал от Снейпа. Так же как получил это той ночью и я. Я был под ним. Я кончил от нескольких прикосновений его искусных пальцев. Я слышал над ухом его стоны. Это стало почти привычкой. Я пытался скрывать, в каком состоянии меня оставляют кошмары, но обычно он обо всем догадывался. Его стройное тело оказывалось на мне, и я получал удовольствие от той слабости, которой раньше в себе не подозревал. Иногда Рем просыпался и присоединялся к нам. Думаю, он был рад видеть нас вместе. Однажды мы заключили Севера между нами. Оба они худые, но под их объединенным весом я едва не задохнулся. Я чувствовал себя так, будто на мне оказался Хагрид. Ну вот. Я пытаюсь шутить. Такую историю нелегко рассказывать. И когда я доверяю слова пергаменту, я должен быть откровенным. Даже резким. Я пишу это для самого себя. Чтобы разобраться в собственных чувствах. Понять, кто я такой и чего хочу. Я хочу вернуть долг. Предложить ему утешение. Ведь не я один вижу плохие сны. Рем просил Севера разбудить его, если ему снова приснится кошмар. Дело в том, что однажды Север испугал его. Как-то раз, прежде чем мы, все трое, начали делить постель, Север ходил во сне. Далеко он не ушел, но когда Рем догнал его, у него в руке оказался нож. Мой оборотень, конечно, боялся, что его любимый ранит себя. Чего боялся Север, я не знаю. Он отказался говорить об этом случае. И однажды это произошло. Услышав приглушенные вскрики, я спросонок подумал, что они с Ремом снова занялись любовью. Но ровное дыхание Рема у меня над ухом переубедило меня. Я приблизился к нему. Он сжался в комок, тяжело дыша и крепко зажмурив глаза. – Помогите ему! – его глаза распахнулись, невидящий взгляд устремился сквозь меня. – Тише, тише, Север. – Гарри, они схватили Гарри… Я медленно придвинулся и неуверенно коснулся его щеки. - С ним все в порядке. Ты привел нас вовремя… Он не расслабился. Я и без этого полуночного признания знал, что на самом деле он беспокоится о моем крестнике. Он по-прежнему издевается над ним и твердит о его испорченности, хотя уже не так часто вычитает у его факультета очки. Еще бы, ведь он спит с двумя гриффиндорцами. Гарри не позволяет ему вывести себя из равновесия. Наоборот. Это его спокойное доброжелательство приводит нашего слитеринца в ярость. Хотя должен признать, что общение с Ремом, у которого невероятный преподавательский талант, определенно повлияло на Снейпа, изменило его по сравнению с тем, что рассказывают о нем Гарри и другие ученики. Он по-прежнему далек от того, чтобы стать чьим-нибудь любимым учителем, но он уже и не тот людоед, которым был раньше. Интересно, догадываются ли дети, чем занимаются двое их преподавателей и “староват, конечно, но тако-ой классный” тренер по квиддичу. Дамблдор закрывает на все глаза. Однако он просил нас проявить сдержанность и благоразумие. Что мы и делаем. Но я отвлекаюсь. Я говорил о той ночи, когда полные муки стоны Севера разбудили меня. Я шепотом успокаивал его. Он медленно приходил в себя. В таких случаях мне помогает секс, и я подумал… Он принял мой поцелуй. Мой горький, сонный поцелуй. Я двинулся ниже, но он не отвечал. Даже когда мои губы сомкнулись вокруг его члена, он остался безучастным. Думаю, с сексом все было бы гораздо проще. Но Севера Снейпа нельзя назвать простым человеком. Я легко отодвинул Рема на свою сторону кровати. В его оправдание могу сказать - это случилось в ночь после полнолуния, и он был смертельно измотан. Не говоря уже о том, что я ни секунды не верил, будто “Волчье проклятие” не имеет побочных эффектов - в чем они оба пытаются меня убедить. Я обхватил Севера. Он дрожал как лист. Я поцелуями отирал слезы, дрожавшие в уголках его глаз. Он прижался мокрым лицом к моей обнаженной груди. Интересно, знает ли Рем, что я чувствую. Догадывается ли, что со мной сделал Север. Все, что он видит – это что мы не отказываемся от физического контакта друг с другом. Что делает нас весьма изобретательными в постели. Ну и прекрасно. Целомудрие – не мой конек. Жизнь коротка. И все же постель – это одно. А что я делаю в течение остального дня? Я не без стыда осознаю, что пытаюсь провести как можно больше времени со Снейпом. И надеюсь… на что? Он притворяется, будто не замечает меня. Я сижу в углу, бесстрастный и, если можно так выразиться, исполненный внутреннего достоинства, в магглской одежде, которую он не одобряет, хотя я знаю, что сам он время от времени надевает джинсы. Опершись локтем о колено и подбородком о ладонь, я смотрю, как он режет, крошит и растирает ингредиенты. Он делает именно то, чего не позволяет делать Рему. Он работает. Часами. Рем напоминает ему, сколько времени, и приносит еду и питье. Я не такой домашний. Пока, ухмыляется внутренний голос. Я смотрю на его длинные пальцы. Их ловкие движения завораживают меня. Он не обращает на меня ни малейшего внимания. Я оглядываю себя, чтобы проверить, не превратился ли случайно в собаку. Тупая боль терзает мои внутренности. Каждый раз, проходя мимо полуоткрытой двери в его лабораторию, я борюсь со своей гордостью. И почти всегда в итоге проскальзываю внутрь и сижу там, жалкий придурок, наблюдаю за ним. Ревность вспыхивает в моей груди, когда я вижу их вдвоем. Сидя у камина, они часами говорят на академические темы, их глаза сияют, они обсуждают какие-то сложные детали с упоением, присущим разве что студентам из Рэйвенкло. Иногда я остаюсь с ними в комнате, но это ничего не меняет. Следить за ходом их разговора – бесполезное занятие. Иногда я даже заранее читаю что-нибудь, чтобы быть в состоянии поддержать беседу. Однако даже когда они касаются тех вопросов, с которыми мне удалось познакомиться, я все равно не могу сказать ничего, заслуживающего внимания, и они вскоре меняют тему. И я опять замолкаю, размышляя, не высосали ли из меня дементоры все знания, которыми я когда-то обладал. Даже сейчас, хотя я уже не юноша, я достаточно привлекателен. Мне дают это понять не только сексуально озабоченные подростки, которых я тренирую. Меня провожают взглядами на улицах Хогсмида. Не из-за того, что меня так долго разыскивали. Но, подобно стареющей актрисе, я понимаю, что в действительности не располагаю ничем, кроме внешних данных. И когда они исчезнут без следа, у этих двоих по-прежнему останутся беседы у камина, в которых я не могу принять участия. Однажды ночью я попытался объяснить все это Северу. К счастью для меня, я был так пьян, что я не мог связно выразить свои мысли. Сомневаюсь, чтобы из моего бормотания можно было что-то понять. Я знаю, он почувствовал на мне запах ее дешевых духов. Я видел неодобрение в его глазах. И он сказал, что я причиняю боль Рему. Не ему. Какую боль я могу причинить Северу Снейпу? Но Рем, конечно, нуждается в защите. Я это понимаю. По-моему, я разрыдался. Почему я вообще должен о чем-то помнить? Он дотащил меня до ванной и придерживал мои волосы, пока меня выворачивало наизнанку. Он обернулся и мягко сказал Рему, чтобы тот возвращался в постель, у него завтра рано начинаются занятия. Он сам приведет меня в порядок и уложит спать. Рем начал спорить, но в конце концов сделал так, как сказал слитеринец. Я чувствую только ее духи, - пробормотал Север. – Кто знает, что он смог учуять. Я сам до сих пор чувствовал исходящий от меня запах банального грязного секса. Мы с ней так и не дошли до ее комнаты. Последний раз я был с женщиной еще до Азкабана. Встреча с безымянной потаскушкой в аллее за клубом убедила меня в том, что я не много потерял. Я рассмеялся, и Север шикнул на меня. Я слышал звук льющейся воды. Он сражался с моими узкими джинсами. Я милостиво помог ему снять их с меня. Он раздевал меня, и его пальцы обжигали при каждом прикосновении. Достаточно прикосновения. Он дотрагивался до меня не чаще, чем это было необходимо, и вздыхал, словно ему пришлось возиться с непослушным ребенком. Затем он вымыл меня. Не обращая внимания на мое возбуждение. Досадливо хмурясь. И я сказал себе, что может быть, моя неверность все-таки задела его, и дело было не только в том, чтобы смыть с меня женский запах, дабы избавить от переживаний его драгоценного Рема. Так в какой же момент Рем превратился в побочный эффект наших трехсторонних отношений? Мои слова резки, и видеть их написанными мне неприятно. Это не значит, что я не люблю Рема. Разве можно его не любить? И что значит – не любить? Любить его легко. Это не причиняет мне боли. И это не похоже на… чтобы это ни было, со Снейпом. Я дал ему власть причинять мне боль. Сомневаюсь, что могу ответить ему
тем же. Мне остается только молиться, чтобы он не понял, что имеет надо
мной эту власть. Но подозреваю, коварный слитеринец уже обо всем догадался.
|
||