Побочные эффекты(Side Effects)Автор: Mimine Глава 2 Я смотрю на его неподвижное тело. Худой и изможденный, еле живой, он занимает на кровати совсем мало места. Я внимательно вслушиваюсь в его дыхание. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Он жив. Надолго ли? Они ничего мне не говорили. Я знал, что у него слабое здоровье. Болезнь, бушующая в его крови, подтачивала его. Но это? Неожиданно оказалось, что нежная забота Севера имела вполне определенный, до боли ясный смысл. Так же как и те ночи, что он проводил в лаборатории, размешивая зелья, вздыхая, выплескивая содержимое котла и начиная все сначала. Иногда это повторялось больше десяти раз за ночь. Я, как распоследний домашний эльф, приносил ему стакан воды или чашку кофе. Или просыпался и видел, что он склоняется надо мной, нахмурившись, и говорит, чтобы я отправлялся в постель к Рему вместо того, чтобы валяться на полу у него в кабинете. Впрямь ли его глаза говорили мне, что я на неверном пути? Что у меня нет ни малейшей надежды на взаимность? Я любил Рема. Я люблю его и сейчас. Но Север – мой наркотик. Оглядываясь назад, я понимаю, что Север, должно быть, не просто хотел, чтобы кто-то был рядом с Ремом. Он не хотел, чтобы я видел его отчаяние. Разве он не мог понять, что его самопожертвование не трогает меня? У меня не было желания заполучить Рема целиком и полностью, пока он работал. Он умолял Минерву дать ему хроноворот, но, полагаю, она получила соответствующие распоряжения от Дамблдора и не собиралась уступать. Это было бы ошибкой. Директор понимал, что если хроноворот попадет в руки Севера, тот выйдет из своей лаборатории седым стариком. Думаю, Минерва тоже знала. И все они держали меня в неведении. Или, возможно, думали, что я для себя уже все решил. Глядя, как Север работает долгими часами, я однажды сказал ему гадость - будто он так старается, чтобы получить Парацельса. Еще раньше, еще когда я считал его соперником, я сказал нечто похожее и Рему – что будто бы он отдается Снейпу потому, что тот обещал его вылечить. Эти отвратительные воспоминания вызывают у меня слезы. Север пытался, в этом нет никакого сомнения. Рем становился все слабее и слабее, и Север, посовещавшись с мадам Помфри, обращался к самым разнообразным снадобьям. Иногда они помогали. В другие моменты Рем стискивал зубы и старался переносить боль как можно незаметнее. Меня ему удавалось одурачить, но Снейпа - вряд ли. Я уже задремывал в своем углу, когда услышал, что он ругается во весь голос. Он опрокинул котел, и я вскочил как раз вовремя – по полу ко мне текла клокочущая пурпурная жидкость. Я осторожно приблизился к нему. Я никогда еще не видел его в такой ярости. Казалось, он удивился, увидев меня. Он сердито смахнул с лица слезы ярости, но они тут же выступили снова. - Убирайся! – крикнул он. - Север, ты просто устал. Отложи это… хотя бы до завтра. Он яростно помотал головой. - Нет времени. Я попросил объяснений. И наконец-то их получил. Я не поверил своим ушам. Средняя продолжительность жизни оборотня составляет от 40 до 50 лет в основном за счет того, что многих из них охотники убивают еще в юности. Но времени, прошедшего с тех пор, как изобрели Волчье проклятье, было недостаточно, чтобы определить, в каком возрасте вервольфы умирают от естественных причин. Я высказал свои сомнения вслух, и Север мрачно рассмеялся. Сомнений нет, сказал он. Рему остается в лучшем случае полтора года. Они уже побывали в специализированных медицинских учреждениях – клинике святого Себастьяна, когда мы играли с Дурмштрангом, и клинике святого Мартина, во время матча с Беабатоном. И оба раза, когда они, пепельно-бледные, возвращались оттуда, меня не было. В святом Себастьяне сказали, что Рем протянет от восьми месяцев до года. Диагноз святого Мартина был лишь немногим более мягким. Он сообщил мне все это бесстрастным тоном – таковы факты, я смирился с этим, смирись и ты. Мне захотелось ударить его. Я закричал, что они не имеют права. Даже если этого хочет сам Рем. С какого-то момента я уже не мог говорить, только с трудом всхлипывал. Я с силой швырнул Севера об стену. Он не издал ни звука, но на следующую ночь я увидел у него синяки. Отпустив его, я рухнул к его ногам. Он наклонился и гладил меня по голове, пока я рыдал как младенец. Когда я немного успокоился, он спросил, не дать ли мне сонного зелья. Я отказался, и он помог мне подняться, отряхнул от пыли и отправил спать, чтобы я не мешал ему, высокомерному ублюдку, вернуться к работе. Я притворялся, что ничего не знаю до тех пор, пока Рему не стало совсем плохо. Он сам так хотел. Север сказал, это потому, что он слишком любит меня и не хочет, чтобы я страдал из-за него. Но что это могло значить? Что Севера он любит меньше, и поэтому поделился с ним своими переживаниями? Правда заключалась в том, что Север мог помочь ему, в то время как я не мог ничего. Хотел ли он, чтобы я по-прежнему оставался беззаботным влюбленным, в то время как Север разделял его страх, его боль, его отчаяние? Я никогда не говорил ничего этого Рему. Я сердился на них обоих, ведь они ни за что ни про что выставили меня самовлюбленным дураком, но не хотел тратить немногое оставшееся Рему время на обвинения и жалобы. На следующую ночь после того как Север рассказал мне обо всем, я увидел, как он, еще не остыв после любви, выскальзывает из объятий заснувшего Рема. Наш слитеринец не терял надежды и продолжал бороться с упорством достойным самого Гриффиндора. В тот раз я не последовал за ним. И не заснул, пока он, усталый и печальный, не вернулся перед самым рассветом. Он поцеловал Рема в лоб и осторожно, чтобы не разбудить, устроился рядом с ним. Рем что-то пробормотал во сне. На один безумный момент мне захотелось стать смертельно больным, только для того, чтобы Север так меня обнял. Я погладил волосы Рема – они были уже больше седые, чем каштановые. Мне стало стыдно за свою ревность. Рука Севера лежала у Реми на груди, едва заметно поднимаясь и опускаясь в такт его дыханию. Наклонившись, я перецеловал один за другим его холодные мраморные пальцы. - Спи, Блэк, - раздраженно шепнул он. – Ты ведь не хочешь свалиться от усталости с метлы посреди тренировки. Старые кости плохо срастаются. Как это на него похоже. В каком-то смысле он, конечно, выражал заботу о моем здоровье. Я тяжело откинулся на подушку и сказал себе, что назло ему не буду спать. Но проснувшись от звонка будильника Рема в семь часов следующего утра, понял, что переоценил свои силы. Рем продолжал вести уроки до тех пор, пока дела не стали совсем плохи. Позже он сказал мне, что решил отказаться, когда понял, с каким ужасом смотрят на него дети, ожидая, что он в любой момент упадет замертво. То, что с ним происходило, заставило его в тот раз впервые заплакать у меня на глазах. Два месяца назад школа устроила ему нечто вроде прощального вечера. Грустное, похожее на похороны мероприятие. Все преподаватели и студенты собрались вокруг Рема. Он разворачивал подарки и читал сотни открыток с пожеланиями скорее выздоравливать – одни были написаны неуклюжим почерком первокурсников, другие – более аккуратные. Присутствие Севера вызвало любопытные взгляды. Студенты постарше повторяли идиотскую сплетню о том, что Север хочет получить место преподавателя Защиты от Темных искусств. Кто-то просто рассматривал его с беззастенчивым любопытством. Все были уверены, что Снейп и Люпин ненавидят друг друга. Это недоразумение оба старательно поддерживали и на глазах у студентов вели себя соответствующим образом. Полагаю, многие ученики догадывались о нас с Ремом. По крайней мере, те, кто был достаточно взрослым, чтобы признать, что двое мужиков могут что-то находить друг в друге. Хотя это не уменьшало количество призывных взглядов, бросаемых на меня впечатлительными подростками обоих полов. Разумеется, я по-прежнему вежливо игнорирую эти взгляды. Не только потому, что всеведущий Дамблдор быстро бы со мной разобрался. Вскоре Север отбыл в свои подземелья. Я сконфуженно посмотрел на Рема, спрашивая взглядом, не стоит ли мне пойти за ним. Он подозвал меня, и вокруг нас образовался вакуум – участники вечеринки продемонстрировали тактичность и уважение. - Все в порядке. Север есть Север. Ты же знаешь, он не любит праздников. Я начал бормотать, что он даже не попрощался, но Рем резонно заметил, что они все равно собирались увидеться сегодня же ночью. Студенты и большинство преподавателей, должно быть, решили, что вредному учителю алхимии надоел прощальный вечер своего коллеги. Кажется, Снейпа это вполне устраивало. - От двух до шести месяцев, как сказали в святом Себастьяне, - грустно вымолвил Рем. Ледяная рука сжала мне сердце. Рем выглядел разбитым. Он как будто прочел мои мысли. - Я смирился с этим, - тихо сказал он. – Он – не смог. Я знаю, он ночи напролет проводит в лаборатории, пытаясь найти лекарство. - Откуда ты знаешь? – с тревогой спросил я. Он медленно закрыл глаза. - Иногда по ночам я просыпаюсь, а его нет. В большинстве случаев тебя тоже нет. Почти обвинение. Мне нечего было на это сказать. Он улыбнулся. - Ты ведь любишь его. Просто утверждение. Я пытался отрицать, но слова застряли у меня в горле. Я хотел извиниться, но не мог придумать, как это сделать, чтобы не выглядеть законченным подлецом. Поэтому я просто уставился в полупустой кубок масляного эля. - Я не разочарован, - пробормотал он. – Наоборот, это такое облегчение. О нет, подумал я, неужели он это скажет. И он это сказал. Он попросил меня заботиться о Севере, когда его не станет. Как будто Север когда-нибудь подпускал меня к себе… Он и так уже почти не разговаривает со мной. Когда в святом Себастьяне объявили, что надежды больше нет, Рем сказал, что хочет умереть дома. Он, конечно, говорил о своей комнате в Хогвартсе. Надломленный, задыхающийся, он лежал между нами, а мы прислушивались, ловя звук его дыхания. Он был слишком слаб, чтобы присоединиться к нам, и иногда просил нас заняться любовью и смотрел на нас. Когда я записываю эти слова, они звучат так грубо. Но все было совсем не так. Я обхватывал его тонкое гибкое тело, и оно откликалось как музыкальный инструмент. Я помнил каждый дюйм тела Севера, каждый стон, каждый вздох. Часто Рем склонял голову, чтобы поцеловать его, и я лишался возможности видеть его вспыхнувшее, смягчившееся лицо в момент, когда я доводил его до пика удовольствия. Рем неправильно истолковывал выражение моего лица и целовал и меня тоже. Но мне было нужно не это. Я хотел, чтобы мне хоть на несколько секунд дали забыть о том, что Север любит его и только его. Каким бессердечным я выгляжу. Рем стоит на пороге смерти, а я способен думать только о своей нелепой ревности. Своей безумной ревности. Кого можно обмануть, когда все трое спят в одной постели? Сейчас Рем в больничном крыле. Он в коме, и поэтому уже неважно, кто спит рядом с ним. Север больше не пытается приготовить свое волшебное снадобье. Думаю, он тоже сдался. Он приходит посидеть у кровати Рема, позаботившись о том, чтобы никто кроме меня, мадам Помфри и Дамблдора его не увидел. Те немногие студенты, которым было позволено навещать Рема, никогда с ним не встречались. За исключением Гарри. Однажды он вошел и застал Севера, уткнувшегося лбом в безжизненную ладонь Рема. Его глаза вспыхнули. Догадался ли он обо всем именно в тот момент? Или получил наконец явное подтверждение своим догадкам? Он тихо выскользнул из палаты и, насколько мне известно, не рассказал никому о своем открытии. Даже не задал мне никаких вопросов. Рем, я не уверен, что смогу сделать то, о чем ты меня просил. Я не могу дотянуться до Севера. Теперь он спит у себя в подземельях. По крайней мере, он говорит, что спит. Мне так не кажется. Если бы ты видел круги у него под глазами… Это нелегкое задание, Реми. Я не говорю, что не буду даже пытаться. Поверь мне, я буду. Однажды ночью я простоял целый час у него под дверью, умоляя впустить меня. Гм, точнее говоря, я не совсем умолял. Я пытался убедить его. Колотил в дверь, пинал ее, клял его последними словами. Ничего не помогало. Меня нашел Дамблдор Я свернулся на каменном полу – конечно, смешно даже предположить, чтобы у Снейпа был дверной коврик – уложив голову на лапы. Альбус почесал меня за ухом и ласково потрепал по голове. Ему следовало силком увести меня спать. Снейп впустил Дамблдора, но не меня. Он соглашался делить со мной свою постель, но не свою боль. Единственное, где я его теперь вижу – это рядом с тобой, в больничном крыле. Я почти ненавижу тебя, Реми. За то, что ты оставил его и за то, что оставил меня. За то, что вынудил меня полюбить его и за то, что я его потерял. За то, что ты так чертовски невинен, во всей этой истории ты – святой мученик. Я почти не вижу, что пишу. И это к лучшему, потому что на самом деле я не это имел в виду. Я не хотел сказать ничего из того, что сказал.
|
||