Побочные эффекты(Side Effects)Автор: Mimine Глава VIII – Итак, ты уже решил, что будешь делать в каникулы? – Останусь здесь, приготовлю всем подарки, потом оденусь Санта Клаусом и буду их разносить. Дамблдор невольно улыбнулся. – За то же ты так не любишь рождество, Север? – Единственное, что в нем есть хорошего – это то, что большинство студентов разъезжаются по домам. Альбус знал, что даже в школьные годы Север относился к Рожеству точно так же. Он сказал ему об этом. Учитель алхимии фыркнул. – Я, в сущности, не сильно изменился. Нежная новая кожа на его лице была чуть розоватой, но, как заверила его мадам Помфри, это вскоре должно было пройти. Север потребовал, чтобы до тех пор, пока это не произойдет, в его палате появлялись только сиделка и Дамблдор. Рядом с его кроватью лежала небольшая стопка открыток. Большинство из них были сдержанно-официальными, от других преподавателей и персонала, но была и одна от семьи Патил, прилагавшаяся к невероятных размеров комнатному растению, которое Снейп изгнал из своей палаты как только увидел. Пару открыток он получил от студентов. В одной несносный мальчишка, подписавшийся инициалами “Г.П.”, писал, что Снейпу не стоило рисковать собой ради него, ибо его долг семье Поттеров уже выплачен троекратно, и советовал еще раз примерить Сортировочную Шляпу – вдруг та определит его в Гриффиндор. Север был так потрясен нахальством, что вместо того, чтобы применить “Инцендио” сунул оскорбительную открытку в кучу других. В другой открытке было написано лишь “Выздоравливайте поскорее”. Подписи не было, но Снейп и без этого мог узнать неряшливые каракули Лонгботтома. Странным образом его это тронуло. Он был бы рад приписать свою реакцию воздействию Транквиллуса, но к тому времени давно уже принимал Соммейль. – Нет, серьезно, ты в самом деле не думал о том, чем займешься на каникулах? Север закатил глаза. – Последний раз повторяю, я не поеду в Снейп-Мэнор. Альбус рассмеялся. – Я имел в виду другое. – Что же? – Твои исследования. Север поднял глаза, скомкав в руках покрывало. – Мои… исследования? – переспросил он. – Лекарство от ликантропии… Возможно, лекарство – слишком громкое слово… Скорее, способ замедлить обмен веществ вервольфа. – Теперь в этом не особенно много смысла, не так ли? Дамблдор взглянул на Севера поверх очков своим возмутительно кротким взглядом. Снейп спокойно встретил этот взгляд. – Есть еще те, кто в этом нуждается, – сказал Дамблдор. Снейп снова фыркнул. – За кого вы меня принимаете? Святого покровителя вервольфов? У меня были… личные причины. Вам это известно. – Ты точно получишь Парацельса. – И уподоблюсь Джиггеру и прочим честолюбивым шарлатанам? Благодарю вас, нет. – Может быть, стоит передать свою работу кому-нибудь еще? В черных глазах появилось недоверие. – Вы, должно быть, шутите. Прежде всего, никакого исследования не было. Просто… отчаянное барахтанье… Настала очередь Дамблора недоверчиво фыркать. – И это тот гордый Север, которого я знал? Барахтанье! Твои работы никогда не были “барахтаньем”. Ты обладаешь талантом и аналитическим умом, каких я раньше не встречал. В Рэйвенкло ты творил бы чудеса. Север усмехнулся. – Забавно, то же самое мне сказала Шляпа во время Сортировки. – И что ты ей ответил? – Я просил ее определить меня в Слитерин. Я не хотел разочаровывать отца, несмотря на то, что вы разлучили нас. – Мне следовало сделать это раньше, – пробормотал Дамблдор. – Вам следовало скормить дементорам блестящего молодого последователя Гриндельвальда вместо того чтобы позволить ему вернуться в свою лабораторию, – безразличным тоном сказал Снейп. Дамблдор промолчал. – Я знаю, вы были тогда в Совете. Давно уже знаю. Появись такая возможность, вы бы что-нибудь изменили? Дамблдор покачал головой. Младший волшебник вздохнул. – Я не могу больше лежать в постели. Я не инвалид. – Так ты примешь мое предложение? – с надеждой спросил директор, мысленно облегченно вздохнув, когда Снейп перестал ворошить прошлое. Север поднес руки к лицу и устало потер лоб. – Я не могу смотреть на свои записи, – прошептал он сквозь пальцы, больше для себя, чем для Дамблдора. Директор погладил бывшего ученика по склоненной голове. – Я понимаю, прошло слишком мало времени, – мягко сказал он. – Но мне нужная твоя помощь. Три волшебных слова, на которые всегда откликается его слитеринец. Ради них он будет рисковать жизнью, рассудком, будет лгать, предавать, убивать. Были времена, когда старый волшебник чувствовал, что имеет над Севером слишком большую власть. Снейп отнял руки от лица. Дамблдор встретил пронзительный взгляд черных глаз и послал собеседнику теплую улыбку, на которую тот не ответил. – Это студент, – начал Альбус. – Студент-вервольф? – Да. Его укусили во время войны, и он не вернулся в школу. Рем говорил с ним, пытался его убедить. Север вздрогнул, вспомнив то загадочное путешествие, о котором Рем отказался с ним говорить. Он уехал тогда один. Блэк тоже не знал, куда он поехал, и Север в какое-то мгновение ужаснулся, вспомнив, что звери иногда уходят умирать туда, где их никто не найдет. Блэк повел себя как обычно. Ничего не поняв, он обвинил Севера в том, что тот разругался с Ремом, и это заставило их любимого уехать. Чувствуя, что Север погрузился в болезненные воспоминания, Альбус сжал его руку. – Тогда Рему не удалось переубедить мальчика, а потом… Можешь себе представить, каким ударом была его смерть. Родители мальчика сказали, что он полностью потерял интерес к жизни. – Кто этот студент? – Если ты не захочешь ему помочь, думаю, лучше будет сохранить его имя в тайне. Сказано было без тени упрека, однако в глазах Севера Альбус увидел то, что ожидал увидеть. Чувство вины. – Туше, – горько вздохнул младший волшебник. – Даже если я захочу помочь мальчику, в одиночку я ничего сделать не смогу. Мне нужно будет, чтобы его организм был очищен ото всего, даже от Волчьего Проклятья. – Тебе понадобится кто-то, кто сможет в случае необходимости защитить тебя от нападения. Возможно, анимаг… Север застонал. – Намек ваш тонок как кирпичная стена…. – Север, как бы тебе ни хотелось об этом забыть, вы с Сириусом прекрасно сработались во время войны. Более того, вы оба общались с вервольфом и могли бы помочь… – Альбус не договорил. – Ты должен помочь ему, Север. Независимо от того, спасешь ты ему жизнь или нет, ты должен убедить его вернуться в Хогвартс. – Мне казалось, я однажды уже достаточно ясно продемонстрировал свое отношение к вервольфам в Хогвартсе, – резко сказал Снейп. – Но кто сможет лучше повлиять на мальчика, чем ты? Кроме вас с Сириусом это сделать некому. – Даже если это не удалось Рему? Я сильно сомневаюсь. – Ты вернешь ему надежду, Север. – Я просто буду ставить с ним опыты. А возвращением надежд пусть занимается Блэк. Кстати, с ним вы об этом уже говорили? – Не думаю, что его придется долго уговаривать. Через два дня я перестал спрашивать мадам Помфри, не согласится ли он меня увидеть. Следующие два дня прошли мимо меня. На последний день она сказала мне, что он пускает к себе только Дамблдора. – Пожалуйста, позвольте мне с ним увидеться, – прошептал я. – Не принимай это близко к сердцу, Сириус. Он все еще переживает, что плохо выглядит. Ее ободряющая улыбка действовала мне на нервы. Я рывком превратился, подавил внезапный порыв пописать ей на ногу, зарычал так, что она попятилась, и бросился вон из больницы. Жизнь Бродяги бесхитростна. Он бегает, охотится и воет на луну. Он возвращается в комнату с окровавленной мордой и весь в грязи. Гарри не стоит этого видеть, и я не впускаю его, пока не приведу себя в порядок. В тот раз я оставил дверь незапертой, не желая превращаться даже на те несколько секунд, которые понадобились бы, чтобы впустить Гарри. Почуяв запах мокрой собачьей шерсти, он сморщил нос. Я слабо повилял хвостом. Его глаза туманило беспокойство. Должно быть, он верит тому, что говорят об анимагах – что, проведя в зверином облике слишком много времени, они могут остаться такими навсегда. Он забывает о том, что в Азкабане я проводил в облике собаки дни, месяцы, годы – и со мной ничего не случилось. Мне стыдно огорчать Гарри. Может, он слышал, как я выл вчера ночью? Выл я увлеченно, и это принесло мне облегчение несмотря на то, что горло болит до сих пор. – Я пришел повидать крестного, а не Нюха. Я не мог заставить себя сделать это. Я люблю его, но я не мог. Гарри покачал головой и ушел. Он не стал бы заставлять меня. Меня охватил стыд. Я никогда не смогу стать ему по-настоящему нужным. Никогда не смогу предложить ему что-то важное. Однако для Дамблдора я превратился, пожилой человек не заслуживает таких глупостей. Когда он сказал, что Север согласился работать вместе со мной, я подумал, что ослышался. С тех пор, как мы работали вместе, прошло немало времени. Я помню, каким он был на войне. Расторопный, изобретательный и достаточно отважный для того, чтобы заставить покраснеть нескольких гриффиндорцев. Качества, которые я уже тогда нехотя признавал за ним, хотя в то время еще не знал, что однажды буду выть до хрипоты над его отказом. И не знал, какие у него красивые и мягкие волосы, какая шелковая бледная кожа, какие сладкие губы. Он никогда не отдавался мне до тех пор, пока я не узнал о болезни Рема. Я был в нем, его губы были сомкнуты с моими губами, его руки вцепились мне в волосы. Он обвивался вокруг меня дьявольской петлей и скорее показывал мне, чем говорил, чего хочет. Быстрее, сильнее… От напряжения мое сердце колотилось так, словно готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Часто на простынях после этого оставались капли крови. Я старался не доводить до этого. У меня не было совершенно никакого желания причинить ему боль, даже если этого хотел он сам. Он никогда не причинял мне боли в постели, он был сдержанным и нежным, ласкал меня пальцами и ртом до тех пор, пока я не начинал бесстыдно льнуть к нему, всхлипывая без слов, умолять взять меня. Я не ожидал, что он окажется исполнен такой яростной чувственности. Когда мы учились в школе, я считал его некрасивым и холодным. Мне казалось, он способен найти себе партнера лишь при помощи денег или угроз. Думаю, я несколько раз даже говорил ему это. Застать Рема, предающегося с ненавистным слитеринцем тем же удовольствиям, которые он делил со мной, было потрясением, подобного которому в моей короткой жизни еще не было. Я не мог понять, что заставило Рема – которого не принуждали, не шантажировали, не околдовывали – опуститься на колени перед Снейпом. Чудесная история для Гарри! Рем учуял меня и, не отрываясь от Севера, едва заметно повернулся ко мне. Я сбежал как можно быстрее, как будто это меня застали на месте преступления, по лицу текли слезы. К тому времени как меня нашел Джеймс, слезы высушила пылающая ярость. Я не многое мог ему рассказать, кроме того, что Снейп что-то натворил. “Как обычно”, должно быть, подумал Джеймс и посоветовал мне не обращать внимания на скользкого мерзавца. Все это произошло в крайне неудачное время. Случись это задолго до полнолуния, думаю, мой гнев успел бы остыть. Но вместо этого я передал Северу записку, в которой говорилось, как пробраться мимо Злой Ивы туда, где его ждет чудесный сюрприз. Подделать почерк Рема было несложно. Рему никогда в жизни не приходилось писать сочинения по Трансфигурации, так же как я в жизни не написал ни одной работы по Защите от Темных Искусств. Записка была короткой и содержала вполне понятные намеки. Я наложил на пергамент заклинание, от которого он сгорел через несколько минут после того как он был развернут. Доставил записку Питер. Рем доверял ему, и просил его передавать записки и раньше, так что Снейп не должен был ничего заподозрить. Крысеныш согласился помочь мне без малейших угрызений совести, его глазки злобно сверкали. Он позаботился о том, чтобы о его роли в этом деле никто не узнал. После того случая он проводил много времени с Ремом. Тот избегал меня, а с Джеймсом, который продолжал со мной общаться, поддерживал вежливые отношения. К концу нашего обучения в Хогвартсе нам удалось восстановить подобие былой дружбы. Несколько раз Рем даже брал меня к себе в постель. Ему было грустно и одиноко, а вервольфам нетрадиционной ориентации выбирать особенно не из чего. Воспоминания оставляют у меня в рту горький привкус. Одна лишь память о том, что когда-то случилось, починяет такую боль, что я сомневаюсь, что когда-нибудь буду в состоянии рассказать Гарри о том, что я сделал. Лучше помечтать о будущем. Вообразить себе, хотя на это нет никакой надежды,
что будет у нас со Снейпом. Следующие несколько недель у него не будет
выбора, ему придется видеться со мной. В моем воображении он уже со мной,
подо мной, он крепко обнимает меня. Я беру его безупречно медленными движениями,
нашептываю ему на ухо нежные глупости. Сосредоточившись на его образе,
я медленно глажу себя, хотя моя рука – жалкая замена его внутреннему жару.
Невольно я ускоряю движения. Я лежу в постели, которую никогда не делил
с ним, и его образ встает передо мной с такой яркостью, что я почти чувствую
его запах. Должно быть, я слишком много времени провел в облике собаки,
потому что именно это воспоминание становится для меня последней каплей.
Изогнувшись, я кончаю себе в кулак. И вижу мысленным взором, что с ним
происходит то же самое. Его лицо напряжено, рот приоткрыт. Черные глаза
на секунду закрываются, потом вновь распахиваются и пристально смотрят
на меня. Я наслаждался теми несколькими случаями, когда он позволял мне
смотреть на него. И не стряхивал меня с себя сразу же, и мы лежали, вплавленные
друг в друга, медленно остывая и возвращаясь к реальности. |
||