Узел Избранных

Автор: Eire
Бета: Ольга Каленик
Pairing: Драко/Гарри, Драко/новый персонаж, Гарри/Джинни, Снейп/новый персонаж
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst, action/adventures
Краткое содержание: после окончания Хогвартса прошло несколько лет, а о Волдеморте ни слуху ни духу. Об опасности забыли все, кроме Драко Малфоя... А зря.
Предупреждение: смерть персонажа, насилие, нецензурная лексика. Гет.
Дисклеймер: все, что не мое, принадлежит Ей. Мне принадлежат Сиринга, авроры и вампиры, Себастьян Снейп принадлежит моей подруге Инне, Анна Бонни и Мэри Рид принадлежат истории.
Размещение: с разрешения автора.

Оглавление

Глава 3. Анна и Мэри

Не плачь, Мариэтта, Анна, не плачь, Генриетта.
У Бога Пиратов жилисты руки
и вьелся в лицо загар.
Он - адмирал с трубкой,
пьет ром белых скелетов
и Miserere вихрей играл им,
ах, как играл...

Кшиштоф Камиль Бачиньский, "Пираты"

- Что вы делали в охваченном войной городе? - следующий разговор я начал с куда более разумного вопроса.
Поттер пожал плечами.
- Если тебя интересует конечная цель, то я не знаю.
- В смысле?
- Авроры - не солдаты света. Мы не армия. Каждый из нас мог бы в одиночку выполнить всю порученную работу, но после этого стал бы чертовски опасен, понимаешь? Мы нужны Министерству, всегда были нужны и всегда будем, но оно боится нас, пожалуй, больше, чем дементоров. - Вид у меня был несколько озадаченный, и Поттер пояснил, - Должен сознаться, это, в некотором роде, моя вина. Министерство с удовольствием бы от меня избавилось, но, - он поморщился, словно на язык ему попала капля уксуса, - я же символ. Выживший - так - его - и - растак - Мальчик. Если я не подчиняюсь, остальные делают то же самое. - На моем лице по-прежнему было написано непонимание, и он добавил, - Все очень просто. Каждый аврор - воин, одиночка. Мы не зависим друг от друга, хотя и составляем вместе нечто вроде братства. Когда группу отправляют на задание, каждому в руки дают кусочек головоломки, то есть мини-задачу. Если все выполнено - а так бывает почти всегда - то общую картину составляют по нашим отчетам.
- То есть, это все равно что пытаться восстановить размеры Замка Святого Ангела по одной колонне, - подытожил я.
- Какой замок?
- Замок Святого Ангела, - повторил я. - Логово римских инквизиторов.
Поттер удивленно на меня посмотрел.
- Странные у тебя ассоциации.
- Какие есть. Так в чем заключалось твое задание?
Он неожиданно широко улыбнулся.
- А знаешь, что я подумал, Малфой? Это идеальный момент. Министерство неоднократно пыталось подстроить мою гибель, но, судя по всему, не родился еще человек, который сможет перехитрить магические СМИ Британии. Скопище трусливых подонков... А вот если сейчас ты меня убьешь, никто даже не догадается!
Я пытался переварить сказанное им. Поттер просит у меня смерти?! Потому что никак иначе его слова нельзя было истолковать, я же имел дело с честным гриффиндорцем.
- Министерство тебя даже наградит, тайком, конечно... - продолжал вещать он. - Ни одной паршивой газетке даже в голову не придет, что мой старый школьный, вечно неуверенный в себе враг способен на подобное коварррное, - он прокартавил это слово на французский манер, - деяние.
Это его безразличие начинало меня всерьез раздражать, тем более что оно не было напускным. И мне было больно. Руки чесались надавать ему пощечин, но я сдержался. Он был болен и опустошен, - разуверившийся, едкий и безмерно далекий. Мертвый, - эта мысль заставила меня вздрогнуть, но я быстро взял себя в руки. Только мертвые могут причинять такую боль, но я не буду об этом думать, верно?
- Поттер, - я подошел к креслу, в котором он сидел, уперся руками в резную спинку по обе стороны его головы и выдохнул прямо ему в лицо, - не стоит меня злить. Ты даже представить себе не можешь, на что я способен.
Он не ответил, и это удивило. По законам жанра доблестный аврор просто обязан был съязвить в ответ, он ведь всегда так делал. Как прикажете это воспринимать - как жест немого уважения или как оскорбление?..
- Итак? - я оперся о каминную доску, - в чем заключалось твое задание? Поттер?
Мне пришлось повторить вопрос несколько раз, прежде чем он, наконец, ответил, и голос его звучал как-то непривычно тихо:
- Серьги Иштар, - и надолго замолчал.
- Можно точнее?
- Богиня Иштар, отправившись в страну мертвых за своим супругом, у каждых из семи врат снимала предмет одежды, чтобы расплатиться со стражниками. Серьги были одним из этих предметов. Отдел Древних Артефактов совсем недавно получил сведения о том, что они не символ и не выдумка, а существуют на самом деле. Нашу группу перебросили на руины Вавилона.
- Секунду, - перебил я его, - а зачем этот артефакт понадобился Министерству?
Поттер пожал плечами.
- Откуда мне знать?
Тупица. Его отправляют в пекло, ставят непосильную задачу, - а он хоть бы поинтересовался, зачем!
Если меня не подводила память, то миф о путешествии Иштар относился к категории символичных, и то, что один из упоминавшихся в нем предметов существует на самом деле, меня изрядно удивило. Кроме того, даже в этом случае британские маги не имели права изымать его и вывозить за пределы Азии. Гм.
- А как вы договорились с азиатскими магами?
- С Хранителями? Видишь ли, половина Востока сейчас охвачена войной, а подобные обстоятельства всегда вносят... ну, сумятицу.
Я начинал понимать.
- То есть, ты хочешь сказать... - я вопросительно поднял брови.
- Да, - кивнул он. - Это не первая операция подобного рода. Наша группа должна была найти сам артефакт, другая отвлекала Хранителей, третья заметала следы, четвертая... - он запнулся.
- Что четвертая?
- Не важно, - отрезал он. - Особенного интереса это не представляет, а я не хочу об этом говорить.
- Послушай, Поттер, а каким было твое предыдущее задание?
- Шашки Тота.
Что, и они тоже существуют? Сюрприз за сюрпризом.
- Ты что, пытаешься найти связь? - осведомился он.
- Не только. Поттер, ты не можешь быть глуп настолько, чтобы не понимать, что все эти операции незаконны. А то, что Министерство подобным образом распоряжается вами, не делает авроров похожими на благородных корсаров вроде Дрейка. Защита должна быть поистине впечатляющей...
- Мы профессионалы, - оскорбился Поттер.
Он что, действительно не понимает?
- Какой, к дьяволу, профессионализм! Вы имеете дело с магами Азии!
- Это ты болван, Малфой, если не видишь, что мы делаем это только затем, чтобы перехватить эти бесценные вещи у вас!
Я растянул губы в насмешливой ухмылке.
- То есть представителей темной конторы? Думаю, я не открою Америку, если скажу, что Темный Лорд достаточно умен, чтобы не действовать настолько топорно, как это делаете вы. Служители Зла уже ошиблись однажды - лет эдак пятьдесят назад, когда пытались завладеть предметами силы, хранившимися в Азии. Они смогли заполучить только копье Святого Лонгина, и не мне тебе рассказывать, чем это закончилось.
Поттер вскочил с места и заорал:
- Придурок! Даже я вижу, в чем тут дело! Три года назад наши Хранители забили тревогу, когда оказалось, что исчезло зеркало Морганы! Мы только и смогли узнать, что оно не покидало пределы Британии, такими запутанными были следы! Ни зелья, ни поисковые заклятия, ни нити охранников, - ничего не помогло! Потом похищения перекинулись на континент... пропала мантия Кармиллы, королевы вампиров... Мы вовремя забили тревогу, и удалось предотвратить разграбление итальянских сокровищ, но артефакты продолжали исчезать! Мы потому и крадем их, чтобы уберечь!
- Сядь и замолчи, - спокойно посоветовал я. - Этот план придумал человек с атрофированным головным мозгом. Если вы сосредоточите в одном месте столько предметов силы, то похитить их будет проще простого. Немного смекалки и чуть-чуть везения, вот и все. Для этого даже не обязательно быть Темным Лордом. А вот происходящее я понимаю лучше твоего, уж поверь. Кто-то похищает ценные артефакты, принадлежавшие в свое время могущественным женщинам - богиням, колдуньям и вампиршам. В виде исключения сделай вывод сам, а?
Он смотрел на меня, часто моргая. Я тяжело вздохнул.
- Этот кто-то хочет подчинить себе женское начало, силу Инь, как называют ее китайцы. Те же пятьдесят лет назад вышеупомянутые лица пытались это сделать, выбрав в качестве символа обратную, женскую свастику. Кастрированные темные маги хотели управлять женским началом, ха! А ваш нынешний подозреваемый не в пример умнее.
Внезапно я почувствовал чудовищную усталость. Должно быть, сказывалось напряжение последних дней. Я сел обратно в кресло и налил себе вина, пытаясь обдумать следующий вопрос, но в голову ничего не лезло. Он, похоже, и впрямь был пешкой в руках Министерства, и понятия не имел о его далеко идущих планах. Обидно. За то время, что я мотался по Британии, собирая кровь родовитых магов, я не утруждал себя собиранием слухов, и тем более не был в курсе проектов Лорда. И слава Богу, что не был, - одним поводом меньше для беспокойства за сохранность свей головы. То, что он дьявольски хитер, - да кто же этого не знал, в самом-то деле! Разделяй и властвуй. Тем не менее, рассказ Поттера был более чем любопытен. Раз кто-то, то есть Темный Лорд, собирал артефакты такого рода, значит, его изрядно беспокоило нарастание силы волшебниц Британии. Нескольких или одной? Я задумался, перебирая в памяти знакомых ведьм. Результаты были не особо впечатляющими: Грейнджер (я поморщился, но что поделать, ее нельзя сбрасывать со счетов только потому, что она из магглов), Патриция Планкетт (рэйвенкловка, маг бури, в ее жилах текла кровь джиннов) и... Кэр, о которой я не знал ничего, кроме того, что она была чистокровной и происходила из рода самого Брана Благословенного. Остальные были либо недостаточно сильны, либо и понятия не имели о своих способностях, а их надо развивать, в противном случае толку от них ноль. Снова засосало под ложечкой, - ох, скорей бы найти ее, пришел бы конец моим мучениям.
Да, кстати, - а почему почти все эти артефакты, так или иначе, имеют отношение к потусторонним явлениям и пограничным состояниям? Зеркало Морганы - дама большую часть времени проводила в других мирах. Серьги Иштар - отданы в качестве выкупа в мире мертвых. Мантия Кармиллы - тут вообще все понятно.
- Поттер, что ты бубнишь? - с тихим раздражением спросил я. Он что-то напевал себе под нос. Аврор вздрогнул, но послушно повторил, на этот раз громче:

When I find myself in times of trouble,
Mother Mary…

И из меня одним ударом выбили душу.
Я пришел в себя, лежа на полу в неудобной позе, надо мной склонилось обеспокоенное лицо Поттера. Рядом нерешительно переминались с ноги на ногу эльфы.
- Что это, - пискнул я, прокашлялся и попробовал еще раз, - что это было?
- Я не знаю наверняка, - на лицо аврора снова наползла маска отрешенного безразличия, - но, похоже, у тебя был приступ реколлекции.
- Реколлекции?!
- Ну да. Это болезнь исключительно чистокровных потомственных магов, заключается в резких, неконтролируемых вспышках воспоминаний из одной отдельно взятой прошлой жизни. Внешне почти неотличима от галлюцинаций, - Поттер явно проходил курс колдомедицины. - Каждый приступ вызывается определенным ключевым словом, вычислить которое невозможно...
- Да знаю я, - перебил я его, - но это болезнь наследственная, разве не так? А у меня в роду никто этой дрянью не болел, - я попытался сесть, - да помоги ты мне! - и, опираясь о его плечо, - разве что это твое пение так на меня подействовало...
- Единственное объяснение, - так же невозмутимо продолжил он, - это...
- Нет!!!
- ... мы с тобой уже были знакомы, иначе этого бы не случилось.
Мне понадобилось не менее двух минут, чтобы переварить все это. У меня был приступ реколлекции, болезни коварной и очень опасной. Никто из Малфоев не был ей подвержен, я первый. Я среагировал на ключевое слово, произнесенное Поттером, дьявол знает какое. Скорее всего, я слышал его сотни раз прежде, а поскольку среагировал только сейчас, значит, он прав. Это был единственный из всех возможных вариантов. А раз приступ начался после того, как Поттер произнес ключевое слово, то...
Дерьмо. И говори после этого, что карма - миф. А я-то после того дня понадеялся было, что неприятности закончились...
Подобное происшествие требует немедленного обследования и всестороннего изучения. Профессиональный лекарь, специалист по болезням души, мог бы вытянуть из меня воспоминания, избавив от самой возможности повторения приступа. А у меня ни времени, ни возможности это сделать. Разве вот только...
- Что я говорил? - обреченно спросил я.
Поттер неожиданно покраснел.
- Ты почти ничего не говорил.
- Не понял?..
- Ты, - он замялся, явно не имея понятия, как сообщить мне эту новость, - явно вспомнил... ну...
О Господи, только не это. Не допусти, чтобы это оказалось то, что я думаю.
- ... Ночь любви, - наконец сказал он.
Я вцепился себе в волосы. Знаете, в чем преимущества отдельной комнаты? Вот-вот, ублажай себя сколько угодно. А уж если живешь в таком огромном замке, как Мэнор, да еще и являешься магом, можно и стоны особо не сдерживать. Понимаете, к чему я? Все мои подружки, от Лидии до Каро, говорили, что, когда мне снятся эротические сны, под мои вопли можно... Ну да, то самое, про что вы подумали. Впервые в жизни я пожалел, что не научился контролировать себя во сне. И Поттер меня таким увидел! Я был готов провалиться сквозь землю.
- Я разобрал только имя. Анна, - я посмотрел на него из-под ресниц: мне это имя ровным счетом ничего не сказало. - Странно, что ты ничего не помнишь, - продолжил он, благородно не обращая внимания на мое смущение, - не знал, что так бывает. Но есть...
- Я знаю, - снова перебил его я, - ты мне поможешь?
- А ты что, доверяешь мне? - удивился он.
- Нет, конечно, но второй приступ может меня запросто убить, - неохотно признал я. Но в честных зеленых глазах плясали огоньки такого искреннего любопытства, так что я чуть расслабился. Или гриффиндорец врет, и я сказал больше, или ему и впрямь интересно. Скорее второе. - Слушай, Поттер, а почему ты не носишь свои знаменитые очки? - потом подумаю о его мотивах.
- Я их уже год как снял. Действие одного артефакта, - пожал он плечами.
- Поттер! - рявкнул я. То есть попытался. Не в том я был состоянии, чтобы выдать устрашающий рык.
- Что? - все то же странное любопытство в глазах.
- Перестань пожимать плечами, как марионетка. Ты действуешь мне на нервы.
Мне действительно было страшновато. Реколлекция - болезнь неизученная и необычная. Многие души, облекаясь новыми телами, осознанно, еще до рождения, блокируют часть воспоминаний, как нежелательные. Некоторые парапсихологи считают, что для душ не существует времени, и все будущее для ни как на ладони; что же, в таком случае, знала моя душа такого запретного? Почему не захотела мне это показывать? Я должен был узнать. И единственный способ сделать это - заклинание доверия. Я должен был доверить Поттеру свою душу на какое-то время. Он, как полукровка, не был подвержен приступам реколлекции, но мог взять мою сущность, закутавшись в нее, как в плащ, и дойти до того тайного слоя. Конечно, были и другие варианты - поручить это кому-нибудь из близких родственников, но мы с Поттером знали друг друга в том воплощении. Да и родственников у меня не осталось, а даже если бы они и были, я бы скорее обратился к Поттеру, чем к ним.
Самое ужасное заключалось в том, что я ему верил. Сам не зная почему.
- Поттер, ты... - мы поднимались по винтовой лестнице в Западную башню ритуалов, я нервно покусывал губы, - ты...
- Ты спас мне жизнь, Малфой, - напомнил он. - Даю слово, я не стану подвергать тебя опасности.
Я невольно улыбнулся, пряча глаза. Какой же все-таки гриффиндорец!
Западную башню оборудовала моя прапрапрабабушка Домиция около двухсот лет назад. На всей обстановке лежала печать утонченного вкуса развращенной женщины. Она, по слухам, использовала это место для тайных свиданий с демонами - обычные мужчины не могли ее удовлетворить. Обшитые панелями черного дерева стены. Тяжелые бархатные портьеры, скрывавшие высокие стрельчатые окна, ковры и - что всегда меня немного смущало в этой башне - обилие самых разнообразных кроватей для любовных утех. От конфигурации некоторых меня просто передергивало, но отец не позволял убрать их оттуда, а после его смерти я и сам забыл о причудах благородной леди Малфой.
Поттер не скрывал своего изумления.
- Это был... будуар?
- Восхищен тем, что тебе известно столь сложное слово, - машинально съязвил я и сам себя одернул, - ну да, что-то в этом роде.
- А почему в башне?
- Поттер, задавать подобные вопросы родовитому магу неприлично, ты, как аврор, должен это знать, - я тянул время, пытаясь сообразить, как же расчистить пространство, необходимое для ритуала, от этого скопища мебели.
- Да ладно тебе, - беззлобно отмахнулся он. - Так как?
- Да, это был именно будуар. Одна из моих прабабок питала неутолимое пристрастие к существам из иных миров.
Поттер выразительно поднял брови, но ничего не сказал. Ну и дементор с ним, в самом-то деле, пусть думает, что хочет. Знай он, что здесь вытворяла Домиция, и какие воспоминания хранят эти "безобидные" кровати - первый бы начал их от пола отрывать. Голыми руками.
Я подошел к одному из фигурных диванчиков и попробовал сдвинуть его с места. Ни в какую! Второй, третий, - то же самое.
- Они наверняка приварены заклинаниями, - подал голос Поттер. - Думаю, твоя прабабушка в первую очередь позаботилась о том, чтобы ножки по полу не ездили.
- Для ритуала нужно место, к тому же, я хочу разделаться со всем этим побыстрей, - огрызнулся я. - А если мы начнем выворачивать эти, - я махнул рукой в сторону злополучных лож, - то до завтра провозимся.
- Тут полно широких кроватей, - сообщил он. - И я не прокаженный, честное слово даю.
- Ладно, - сдался я. - Акцио магический мел.
Мы выбрали огромную кровать с высокой спинкой, застланную бархатным покрывалом нейтрального глубоко-зеленого цвета. Очертили круг. Тот, как я и подозревал, оказался недостаточно большим для того, чтобы двое могли свободно в нем разместиться, и мы то и дело задевали друг друга.
Я нанес мазь, приготовленную на основе разрыв-травы себе на лоб, запястья, и, расстегнув рубашку - на область сердца. Теперь дело было за ним.
- Поттер?
- Прости, - он вздрогнул, выходя из состояния задумчивости, и принял из моих рук палочку. - Это твоя?
- Да.
- Хорошо, - он провел по ней пальцами, вызвав легкую струйку золотистых искр, и посмотрел мне в глаза. - Я беру твою душу, - тихо проговорил он, направляя палочку мне в сердце. - Протекто.
"Нет, я все-таки точно сумасше..."

Я стоял на палубе фрегата, опершись на мачту и исподлобья поглядывая на проходящих мимо матросов. Я им не нравился - это я знал точно, но меня мало волновали их грубоватые замечания и недовольные взгляды. "Красавчик Джонни" - так назвал меня капитан Рэкем, а они с удовольствием подхватили прозвище, обсуждая, какую бы цену дали за мои филейные части в каком-нибудь борделе на Тортуге. Но я был неплохим моряком, и они это знали, кроме того, леди Анна благосклонно поглядывала в мою сторону. Все это несколько скрашивало суровую морскую жизнь. А ведь она и впрямь была сурова - это только в книжках жизнь пирата полна сказочных богатств, красивых женщин и выпивки. Все те мелочи, которых не ценишь на берегу - пресная вода, нормальная еда (отсутствие которой чревато цингой), теплая постель, ровная земная поверхность, чистая одежда - большую часть плавания морские разбойники лишены всего этого. И, разумеется, секс. "Женщина на борту приносит несчастье", - гласит неписаное правило. Для леди Анны сделали исключение - капитан Рэкем и сам был в некотором роде исключением и мог себе позволить такую вольность. Везунчик. И то моряки роптали. Правда, первый же абордаж заставил их захлопнуть рты - леди Анна дралась не хуже любого пирата. Честолюбивая, гордая, алчная хищница, леди Анна Бонни.
Одну женщину они стерпели, но вторую наверняка вышвырнули бы за борт. Поэтому мне, Мэри Рид, приходилось жить в постоянном напряжении, опасаясь за свою тайну. Мне было всего шестнадцать, когда я сбежала из дома прочь от постылого вышивания и церковных гимнов на ночь. А потом завертелось... Разумеется, у меня был выбор - либо возвращаться домой (читай: в монастырь каких-нибудь босоногих кармелиток), либо... Либо что? Податься на Тортугу и стать проституткой? О нет, я слишком горда была для этого. В конце концов, я умела бегло читать и писать, неплохо владела французским и немного играла на фортепиано. А еще я была честолюбива - совсем как леди Анна. Но ей повезло - она встретила мужчину, который оказался достаточно падок на женские чары и дал уговорить себя. Ей не пришлось прибегать к обману. Да и кто бы перед ней не устоял? Невысокая, хрупкая на вид, с точеными кистями рук, выдававшими в ней аристократку. На треугольном, немного резковатом лице царили большие глаза прозрачно-зеленого цвета. Ведьма. Вампир. О таких шепчутся в темноте, такие пьют жизненные соки. Я была уверена, что большинство команды тайком вздыхает по ней, а каждый первый потихонечку ублажает себя, представляя леди Анну сидящей на себе верхом.
Капитан был ее игрушкой, влюбленной и послушной. Все набеги планировала она. За те полгода, что я была на борту, наша флотилия пополнилась тремя судами. В те дни, что пираты просаживали награбленное на Тортуге, она запиралась у себя в каюте и просматривала карты - купленные, уворованные, подаренные - и думала, думала, думала. Когда же помятые молодцы возвращались обратно, корабли тотчас снимались с якоря и отплывали. Больше всего поражало то, как она ухитрялась справляться с многочисленными хозяйственными вопросами. Ни разу не было случая, чтобы к началу нового рейда хоть чего-то не хватало, будь то боеприпасов или воды. Она предусматривала все - парусину, запас табака и рома, масло для чистки оружия, астрономические приборы, новые веревки, чернила... И так до бесконечности. Педантична, строга и собрана. Матросы желали ее, немного презирали (что поделаешь, это было в них неистребимо) и боялись. Она говорила негромко, но дважды никогда не повторяла. Хватило одной сломанной ключицы и вырванного глаза, и пираты больше не рисковали задирать ее.
Леди Анна была одинока. Я чувствовала это, как может чувствовать только женщина. Много раз, стоя по ночам за штурвалом, я видела, как она выходит подышать, садится на сложенные кольцами веревки и часами рассматривает небо. Я знала, что она запрокидывает голову, чтобы скрыть невольную слезу, блеснувшую в темноте. Я и сама так делала. И я понимала, почему у нее на душе печально. У нее обладала всем, чего может пожелать женщина, но ей, по странной иронии судьбы, не с кем было разделить все это. Капитан не был ей ровней. Я представляла, какую клокочущую ярость вызывают в ней его попытки руководить эскадрой, его бесконечное пьянство, его бесхребетность. Его слюнявый рот и потные руки...
- Эй, Красавчик! - меня выдернул из раздумий окрик нашего боцмана, Дженкинса. - Леди Анна тебя зовет. Давай, пошевеливай своей смазливой задницей!
Я не обратила внимания на взрыв хохота, последовавший за его репликой. Себе дороже. Леди Анна зовет меня? Странно, она и внимания-то на меня почти не обращает. Я быстро пересекла палубу и соскользнула по лестнице вниз. В ее каюте я никогда прежде не бывала, но знала ее расположение. Тихий стук.
- Входи, Джонни.
Она сидела у стола, без камзола и шляпы, немного уставшая и понурившаяся, и вертела в руках перо.
- Садись, не стесняйся, - она кивнула на привинченный к дощатому полу табурет и отложила перо. - Что-то не идет у меня сегодня работа. - Она прикрыла ладонью глаза. - И с маслом я в этот раз прогадала - коптит. Сколько тебе лет, Джонни?
- Семнадцать, - быстро соврала я. На самом деле мне было двадцать.
Леди Анна посмотрела на меня немного насмешливо.
- И ты хочешь меня убедить, что в этом возрасте у тебя еще не сломался голос?
Я не ответила, пытливо вглядываясь в ее лицо. Что ей нужно? Что она знает?
- Дело твое, - пожала плечами леди Анна. - Я лишь хотела предупредить, что наш капитан выказывает все признаки бешеной ревности, а ты знаешь, как он скор на расправу.
- Простите, миледи, но я не понимаю...
- Ты все отлично понимаешь, Джонни. Ты самый красивый юноша на корабле, да что там - во всей флотилии, а повод он найдет, а не найдет - придумает. Он не терпит рядом со мной привлекательных мужчин, неважно, сплю я с ними или нет.
Ее слова повергли меня в ужас. Капитан, время от времени впадавший в меланхолию, боролся с тоской одним проверенным способом. А именно, время от времени скармливал кого-то из подчиненных акулам. Того матроса, которого покалечила леди Анна, он потом пустил по доске. Ее особа была священна и неприкосновенна, я и думать боялась, что он может сделать с тем, кто посягнет на нее.
Но ведь меня-то, меня не в чем было подозревать! Я женщина! О Боже, - я готова была заломить руки от отчаяния, - да ведь, скажи я ему, он меня не просто за борт выкинет, а перед тем еще и по рукам пустит!.. А если нет... Все равно мне не избежать этой участи. Я умоляюще посмотрела на леди Анну. Она улыбалась, как мне показалось, лукаво.
- Быть может, Джонни, есть что-то, что ты хочешь рассказать мне?
Она знала, что не оставляет мне выбора. Я могла сказать ей. Что я теряла при этом? Свою независимость, кто знает, зачем я ей понадобилась. Но не сказать - смерти подобно.
- Обещайте, что не выдадите мою тайну, леди Анна.
- Ничего не могу обещать, солнышко. А вдруг окажется, что ты подцепил в каком-нибудь порту проказу и скрываешь это?
Я вздохнула и начала распускать тесемки широкой рубашки. Мой бюст не был впечатляющим, и это радовало, ведь грандиозные формы пришлось бы бинтовать, а за этим занятием меня рано или поздно поймал кто-нибудь из матросов. Девственницей я тоже не была, но не смела поднять глаз на леди Анну: я так давно притворялась мужчиной, что успела забыть, каково это - снимать перед кем-то одежду. Страшно. Стыдно. Я сняла шейный платок и широко распахнула вырез рубашки, все так же уставившись в пол. Оставалось лишь надеяться, что леди Анна не заставит меня снять штаны.
- О, - выдохнула она, - что ж, это многое объясняет. Что ж, - она помолчала, словно обдумывая что-то, - подойди ко мне, дитя. Как тебя зовут?
- Мэри, - тихо сказала я, делая шаг вперед, - Мэри Рид, миледи.
Она рассмеялась.
- Думаю, глупо теперь называть меня "миледи", как ты считаешь?
Я недоверчиво глянула на нее. Она шутит?
- Я боюсь, что не смогу долго хранить твою тайну в секрете. Поверь, - поспешно добавила она, увидев в моем лице испуг, - будет лучше, если ты перестанешь ото всех таиться. Боже мой, да как ты вообще смогла столько времени оставаться неузнанной! Неужели ни один из корабельных кобелей не попытался тебя облапать?
- Я умею драться, миледи, - еле слышно пробормотала я. - И я слишком худа для того, чтобы прельстить мужчину.
- Анна, прошу тебя, зови меня Анна! Ты скромничаешь, дитя мое. Теперь... боюсь, теперь у тебя один выход - довериться мне, перейти под мое покровительство. Тебя никто не тронет.
- Но, миледи... То есть, Анна... От меня вам никакой пользы! Я не обучалась ремеслу горничной, мои руки слишком загрубели и...
Анна порывисто пересекла каюту, взяла меня за плечи, встряхнула.
- Не будь дурочкой, Мэри! Я не прошу тебя стать горничной, тем более что так я не смогу тебя защитить от этих грубых ублюдков. Мне нужна не служанка, а напарница, помощница, наперсница и...
Что-то насторожило меня в этом резком, отрывистом "и". Глаза Анны лихорадочно блестели, она тяжело дышала, словно боясь закончить фразу.
- Спаси меня, Мэри, - наконец выдавила она. - Мне нужен кто-то, кто спасет меня, иначе я весь мир в крови утоплю.
И Анна прижалась к моим губам в обжигающем поцелуе. Жар ее полыхающих губ опалял кости, внезапно закончился воздух, я приоткрыла рот, пытаясь глотнуть воздуха, и язык Анны ворвался в мой рот, словно тропический шторм, гнущий пальмы к земле. Первые несколько секунд я была настолько оглушена и ошарашена, что не знала, как реагировать. Что-то глубоко внутри меня неодолимо тянулось к ней, словно я знала ее всегда. И всегда ей поклонялась, как языческому божеству. За это отправляют в ад, но, господи, как хорошо...
Я не уловила момент, когда эта мысль закралась мне в голову. Оттолкни я тогда Анну, все можно было бы остановить, обратить в глупость, в нервный порыв истосковавшейся по ласке женщины, но нет. Все было настоящим, до самых подошв. И мне хотелось чувствовать ее рядом, всем телом, каждым волоском, во всю длину. Моя изголодавшаяся плоть льнула к ней сама собой.
- Мэри? - хрипло спросила она, прерывая поцелуй, глядя на меня со смесью страха и надежды.
Я прижалась щекой к ее щеке, запустила пальцы в блестящие черные волосы.
- Я не знаю, как это делается, - прошептала я. - Покажи мне.
Она прерывисто вздохнула, выпуская меня из объятий.
- Раздевайся. Я запру дверь.
Когда она вернулась, я уже заканчивала раздеваться.
- Тебе страшно? - спросила Анна.
- Не знаю почему, но нет. Может быть, потому, что ты не мужчина.
Она не стала ни о чем меня расспрашивать. Анне, как никому другому, была известна грубость и торопливость мужчин в постели. Ни один из моих любовников не затронул ни струны моей души, ни, тем более, струны тела. И я не винила их - они и понятия не имели, насколько сложно женское тело, как похоже на хрупкий музыкальный инструмент. С самого детства клерикалы внушали им, что женщина создана для того, чтобы тешить с ней плоть; греховное, порочное создание, которому есть три пути - в постель, в монастырь и на костер. Дочери Евы.
- Ты не передумала? - спросила меня Анна. - У тебя печальный вид.
- Нет, - я улыбнулась ей из-под ресниц. - Все хорошо. Я только подумала о том, что мне, в общем-то, некуда идти.
Анна нахмурилась.
- Не надо об этом. Твой дом здесь, на море. Другого не будет.
Она скользнула на край кровати, устланной тяжелым бархатом, - здесь такая ткань была роскошью. Распустила ворот рубашки, но раздеваться не стала. Молча, не произнося ни слова (да и к чему сейчас были слова?), наклонилась, поцеловав меня в шею. Скользнула ладонями по плечам, разминая их, коснулась внутренней стороны локтей. Анна не торопилась, лаская меня медленно и неторопливо, вытягивая из каждой мышцы легкое напряжение и заполняя ее жидким теплом. Я таяла от этих ласк. Мужчины так не умеют... Ее пальцы двигались по моему телу, выписывая спирали, пощипывая, сжимая, словно зажигая крошечные огоньки свечей. Я чувствовала, как краснеют щеки, рука сама собой поползла вниз, но Анна мягко отвела ее в сторону. Прошуршала ткань - это она сняла рубашку, и все так же молча легла на меня сверху, пощекотав твердыми бусинками сосков. Я вздрогнула и поежилась от этого прикосновения, но Анна не дала мне опомниться. Влажные тропинки поцелуев спускались по моей коже, то сходясь, то расходясь в стороны, и мне пришлось приложить усилие, чтобы снова не попытаться пустить в дело руки.
К тому моменту, когда она, наконец, широко развела мне ноги, моя кожа едва не слезала клочьями от желания. А потом все накрыло серебристое марево, и я вцепилась зубами себе в запястье, чтобы не кричать. Наслаждение ослепило и оглушило меня, неизведанное и непривычное, острое, как лезвие бритвы. Я уцепилась за плечи Анны, чтобы не проплавиться сквозь покрывала, дощатый пол и трюм прямо на дно морское. Странно, когда это она успела одеться... И откуда у нее рубашка из такой грубой ткани... И почему мне так неудобно лежать...
Я распахнул глаза - видит Бог, как мне не хотелось это делать, я ведь знал, что увижу, я с самого начала знал! Почему я не сбежал из этого воспоминания, ах, умница-душа, почему ты меня не остановила? Почему на наши головы не обрушился потолок, - он бы не целовал меня сейчас как безумный, а я не оплетал бы его талию ногами...
И... Я боялся показать, что вернулся обратно. Это было все равно что собственноручно изгнать себя из рая, навсегда, безо всякой надежды. Это воспоминание ничего не изменило, оно лишь подтвердило то, что я и сам знал. Нет, у меня нет сил, я не могу... Пусть он меня целует... Потом буду думать.
- Мэ... Драко? - он посмотрел на меня полупьяными глазами, смаргивая пот с ресниц, и снова потянулся за поцелуем. И тут что-то внутри меня треснуло.
Я столкнул его с себя, позабыв обо всем на свете, кроме того, что должен бежать сейчас же, забиться в угол, спрятаться и не видеть выражения его лица, когда он придет в себя. Скатившись с лестницы, я помчался со всех ног в свою комнату, едва не свернув себе шею, споткнувшись о кого-то из эльфов. Захлопнул дверь, трясущимися руками задвинул засов, сполз на пол и беззвучно разрыдался.

Бывают такие дни, когда не хочешь просыпаться, зная, что ничего хорошего тебя не ждет. Волевым усилием я пытался снова погрузиться в дрему, но мерзавка словно лила мне на веки солоноватый раствор, заставляя открыть глаза.
Я знал, что рано или поздно мне придется выйти из комнаты. Хотелось есть. В столовой меня наверняка ждала свежая газета. Я нервно хихикнул: в тот день мне должна была прийти по почте солидная порция зелья, именуемого заядлыми курильщиками не иначе как дурь. Я специально заказал несколько порций марихуаны, чтобы вытащить из Га... Поттера счастливые воспоминания (только так можно было заставить его вспомнить младенчество) или, на худой конец, устроить ему экскурсию в Нирвану. Но, кажется, у меня образовалась стойкая аллергия как на слово "воспоминание", так и на слово "Поттер". Хоть сам кури, честное слово. Я зажал рот рукой, давя всхлипывания. Да что такое, в самом деле, Драко Малфой! Что бы сказал твой отец!
Отец сказал бы: вставай, сын (то есть, быстро подобрал сопли, щенок!) и веди себя как хозяин в своем родовом поместье (пошел командовать!). О кей, папа, так я и сделаю, спасибо за совет. Я вскочил и с остервенением принялся натягивать брюки. Нацепил рубашку, ботинки и, кое-как пригладив волосы, отпер дверь и сбежал по лестнице в столовую. На столе был сервирован завтрак, рядом дымилась чашка кофе. Поттера не было. Сложно сказать, что я испытал - облегчение или разочарование. Быть может, он уже завтракал? Или еще не проснулся? Я взглянул на часы - девять утра. Вполне вероятно, что он спит. Неприятно кольнуло где-то рядом с грудиной. Как он может спать? Я мысленно окатил себя холодной водой: и пусть. Может, это и к лучшему.

Гарри не спал. Он всегда был жаворонком, кроме того, продолжительное общение с Волдемортом в собственных снах со временем привело к стойкой бессоннице. Зелья, которые он принимал, со временем сделали его сон чисто биологическим: Гарри спал, но снов не видел. Авроры удивлялись тому, как мало времени требуется Гарри на отдых - часов пять в сутки, не больше. Они и понятия не имели, как он тоскует по снам и какое это напряжение для психики - не находить выхода в ночных грезах. Немного помогала волшебная вещица - раковина Елены Прекрасной, которая, хоть и не навевала сладкие сны, приносила ощущение неосязаемого аромата и бестелесной ласки, успокаивая взвинченные до предела нервы. Но ее нельзя было использовать слишком часто, чтобы сохранить саму возможность спать... И постепенно он начал привыкать, закалился и огрубел, стал немногословным и бесстрастным. Исполнительный, жесткий, временами даже жестокий, закрытый для всех, даже для Гермионы, единственного друга, который у него остался после гибели Рона. Дурачок, он так хотел стать аврором, но у него не было одного архиважного качества, а именно осторожности. Рон погиб глупо, почти сразу после окончания Хогвартса, вскрыв обернутый коричневой бумагой пакет, который кто-то прислал на адрес небольшой квартирки, снятой им и Гермионой по случаю помолвки. Красивый кинжал, увитый целой гроздью проклятий.
От Гермионы ожидали всего, чего угодно, но только не того, что она сделала. Девушка, столько лет помогавшая в сражениях со Злом, порвала все связи с магическим миром. Никто не знал, где она и что с ней, кроме миссис Уизли, для которой Гермиона сделала исключение. Но та ни с кем не делилась секретами несостоявшейся невестки. По редким слухам, доходившим до офиса авроров, Гарри знал, что она живет где-то в провинции, но чем она зарабатывала на жизнь, оставалось загадкой. В ответ на его настойчивые расспросы миссис Уизли сказала только, что девушка ни в чем не нуждается.
Гарри очень обидело то, что Гермиона вычеркнула его из своей жизни. В глубине души он понимал, что ей нужно время, чтобы переболеть, перестрадать утрату, но то, что она отказалась от его поддержки и сочувствия, злило и волновало одновременно. Больше не было неразлучной троицы. Гарри остался один.
С тех пор он всего дважды позволил себе проявить эмоции. Первый раз... Это случилось как раз после гибели Рона. Группу Гарри забросили в Чехию. Им было приказано отыскать древний артефакт, а именно чашу, принадлежавшую Елизавете Батори, знаменитой вампирше, замурованной в собственном замке за чудовищные преступления. Прекрасная валашская графиня собирала в нее кровь девственниц, которую потом пила и которой умащала тело. В том, что чаша находилась не на родине Елизаветы, не было ничего удивительного. Те, кто ее прятал, явно преследовали далеко идущие цели: проклятый предмет не должен был оказаться ни слишком близко, ни слишком далеко от места захоронения владелицы, и в то же время его спрятали достаточно хитро, чтобы до нее не смогли добраться непосвященные или просто охотники за сокровищами. По замыслу, она должна была попасть в руки тех, кто загорится желанием разбудить прекрасную графиню и будет знать, как это сделать, и уж конечно, эти кто-то не должны быть магглами или низшими вампирами.
Артефакт был спрятан, согласно доверенному источнику Дамблдора, в катакомбах одной из провинциальных чешских церквей. А катакомбы - вещь опасная: многие столетия в них копятся останки тех благородных и богатых людей, которые удостоились чести быть там похороненными. Любая катакомба - идеальное место для тайника; прячущий что-либо в ней может спать спокойно. Гарри убедился в этом, когда его группа проникла в церковь среди ночи и, окутавшись доброй дюжиной заклинаний, начала выковыривать из отполированного тысячами подошв пола мраморные плиты с полустершимися надписями. Подземелье поприветствовало их смрадным выдохом, состоявшим их трухи и гнили, веками копившихся там. "Артефакт в катакомбах", ха! А поточнее сказать нельзя было, что ли? Да здесь же десятки и даже сотни гробов! Что, лезть в каждый? Да и как выглядит эта чаша? В неровном свете фонарей Гарри оглядел церковный подпол и дал аврорам знак рассыпаться и искать. Их было всего пять человек, и даже с магией работы хватило бы на всю ночь. Гарри жестом подозвал Шона Райли и вместе с ним направился в один из витков катакомб.
Они вскрыли восемь гробов, когда Гарри почуял что-то неладное. В воздухе над их головами прошелестели летучие мыши, пламя в фонарях затрепетало и начало гаснуть. Тихо чертыхнувшись, Гарри вытащил из нагрудного кармана палочку и шепнул "Люмос", и тут Шон начал сползать на пол. Из соседнего зала послышался встревоженный шепот, что и изумило, и разозлило Гарри: он же дал им приказ не открывать рты! И тут он понял, в чем дело. Спертый воздух катакомб был насквозь пропитан грибковыми испарениями трупной гнили, и, чем дальше они уходили, тем в более затхлые слои попадали. Недолго думая, Гарри подхватил Шона подмышки и припустил прочь. По дороге он ненароком наступил на череп, тот треснул и наделся на его ступню, словно второй ботинок. Но времени думать об этом не было, Гарри тоже начал чувствовать признаки приближающегося удушья.
Пятеро авроров вывалились из катакомб, судорожно хватая ртами воздух. Гарри обдумывал ситуацию, пытаясь найти решение. На выполнение задания им было дано два дня. Учитывая сложившиеся обстоятельства, они могли застрять здесь надолго, тем более что местные Хранители уже наверняка вычислили их присутствие. Оставалось лишь связаться со вспомогательной группой и объяснить случившееся. И надеяться на то, что тем удастся проводить Хранителей за нос хотя бы еще на два дня дольше.
Одной из вспомогательных групп был небольшой женский отряд авроров, которых в Министерстве за глаза называли кошечками. Все, как на подбор, хорошенькие и стройные, эти девушки, хотя и производили впечатление милых, на самом деле были настоящими дьяволицами. Среди них не было ни одной, у которой не было бы ступени Мастера в восточных боевых искусствах. Каждая превосходно владела как магглским оружием, так и обширным арсеналом темных заклятий. Список дополняли знание как минимум трех европейских языков, не считая английского, арабский танец и эротическое мастерство, которому могла бы позавидовать любая гейша. "Кошечки" занимались тем, что отвлекали Хранителей, пока авроры-мужчины выполняли основное задание.
- Гарри, что за дерьмо? - Мел, предводительница "кошечек", гневно буравила его глазами. - Угробить нас всех решил?
- Тихо, Мел, - попытался успокоить ее Энди, - не наша вина, что мы не получили четких инструкций.
- Сам тихо, - продолжала кипятиться Мел, - это не...
- Секунду, - перебил ее Гарри. - Одну секунду. Что-то не так. Здесь действуют, помимо нас с девочками, еще два отряда, и у каждого своя часть задания. Мел, кто-нибудь еще, кроме нас, лопухнулся?
- Нет, - удивленно ответила девушка. - А что, у тебя появились идеи?
- Я ничего не понимаю, - признался Гарри. - Инструкции мне дал сам Дамблдор. Лично. Раньше мы не допускали таких очевидных ляпов...
- То есть ты хочешь сказать, что все это было спланировано заранее?
- В катакомбах никто не был уже много лет, - продолжал рассуждать Гарри, пропустив ее вопрос мимо ушей, - что весьма странно, потому что слуги Волдеморта каждый раз едва ли не на пятки нам наступают, а иногда и ухитряются опередить. Стало быть, либо все это грандиозная подстава и артефакта здесь и в помине никогда не было, либо... Мел, ты не заметила ничего подозрительного?
- Если я не заметила, это еще не значит, что...
- Ага, как же, - хохотнул Энди, - ты, воплощение мании преследования! Наверняка здесь чисто.
Мел сердито зыркнула на него, но промолчала.
- А Хранители? - продолжал гнуть свое Гарри.
- На месте.
- Ага, значит, чаша все-таки находится здесь, - он резко поднялся с места и объявил, - на сегодня отбой.
Его никто не стал останавливать, так как де-юре Гарри был главой операции. Он размашисто шагал по узкой средневековой улице, направляясь к мерцающей голубым неоном вывеске кафе. Внутри все клокотало от ярости. Чего Гарри действительно не переносил, так это подобные ситуации. Как правило, он попадал в них исключительно по милости Дамблдора, бывшего директора Хогвартса, а ныне Министра магии и неофициального главы аврорской конторы. Директор подставлял его и раньше (из лучших побуждений, разумеется), в результате дорогие Гарри люди частенько погибали. Но то был Хогвартс, настоящий бастион, на самом деле далекий от реальной жизни. Гарри выругался про себя. Он слишком хорошо знал Дамблдора, чтобы тешить себя иллюзией, будто мотивы того честны и прозрачны. Он никогда ничего не делал с одной только целью. Так, на этот раз ему, скорее всего, не нужно было успешное выполнение операции. Гарри даже допускал, что старому лису удалось договориться с Хранителями. В конце концов, чаша Елизаветы - и впрямь опасное соседство. Гарри со злобой пнул подвернувшийся мусорный бак. Чертов интриган, он когда-нибудь успокоится? Что ему теперь надо? Гарри потому и распустил своих подчиненных спать пораньше, что опасался за них. Уж если старик и задумал что-то, то лучше встретиться с этим "чем-то" один на один, не подвергая опасности окружающих.
Гарри толкнул дверь кафе и сразу повеселел: ноги привели его в очаровательное место. Гарри очень любил этот тип старых закусочных. Внутренне убранство было уютным и неброским, народу немного, в воздухе витал запах жареной баранины. Небольшая стойка сияла чистотой.
- Добрый вечер, - вежливо обратился он к бармену, - будьте добры, мне...
- Простите, - мягко перебил его женский голос, - но Петер не говорит по-английски. Я могу вам помочь?
Гарри обернулся. Вьющиеся рыжие волосы. Из-под золотистых ресниц на него смотрели чистые голубые глаза. Россыпь веснушек. Аккуратный носик. Словом, хорошенькая девушка лет семнадцати, может, чуть больше.
- Меня зовут Марианна, - представилась она, застенчивым жестом протягивая ему руку.
- Гарри, - он слегка сжал ее ладонь.
- Так что вы хотели заказать?
Гарри заказал фирменное блюдо заведения и кружку пива. Марианна ограничилась пивом. Она отлично говорила по-английски, даже немного вычурно, и Гарри, которого поначалу так и подмывало ввернуть в разговор какое-нибудь жаргонное словечко, незаметно для себя втянулся в беседу. Через пять минут они уже болтали, как старые знакомые, через полчаса перешли на "ты".
- Там и вправду очень красиво, - Гарри рассказывал ей про Стоунхендж, - необычное зрелище. Сколько раз там бывал, все не переставал удивляться...
Глаза Марианны сияли.
- Расскажи еще!
- В древние времена это место было священным для друидов, кельтских жрецов, - Гарри выгребал из памяти детали из прочитанных когда-то давно книг, - божественный круг камней, к которому приходили в поисках совета богов. Никто не знает, кто установил эти камни...
На самом-то деле Гарри знал это, но не хотел разрушать чарующую атмосферу этого вечера страшилками о добрых и злых волшебниках, о призмах света и атаках темных сил, поднятых чьей-то жестокой волей из глубин небытия. К тому же, Марианна слушала его с таким упоением, словно Гарри рассказывал ей о своем путешествии на Луну.
Он никогда не был любителем пустого трепа, но сейчас все было иначе. Все было настоящим. Перед ним сидела девушка, умевшая слушать сердцем. Она с одинаковым восторгом встречала легенду о Граале (Гарри не стал рассказывать ей правдивую версию, ограничившись тем, что из поколения в поколение передавали друг другу магглы), равно как и красочные описания пикси. Гарри болтал без умолку, ощущая, как внутри тает острая ледышка, столько лет мучившая его. Он внезапно понял, как ему не хватало всего этого - уюта старого городка, возможности спокойно, не давясь, съесть вкусный ужин и человека напротив, которому не все равно, есть ты на свете или нет. А Марианне было не все равно. Гарри не думал, почему, - слово "любовь" страшило его, но он привык верить своим чувствам, они редко его обманывали. А чувства говорили, что наконец-то перед ним сидит девушка, которой он может подарить то щемящее сокровенное, что он так долго носил в себе. Что-то большее, чем любовь. Он хотел заботиться о Марианне, хотел, чтобы она была рядом, ласковая и правдивая рыжая девочка.
"Ты ведь тоже хочешь этого?" - спрашивал он ее глазами.
"Всегда", - отвечала она.
Он знал ее тысячу лет. И, когда опустели кружки, и Гарри выложил на стол несколько банкнот, они просто взялись за руки и вышли из кафе на свежий ночной воздух, направляясь в гостиницу, где остановилась группа Гарри.
Они не притронулись друг к друг, лишь Марианна робко поцеловала его в щеку перед тем как заснуть. В ту ночь Гарри впервые за много лет спал сладко, будто ему ничего не угрожало.
А наутро все потонуло в кровавой дымке. Потом, когда он бесновался в кабинете Дамблдора, осыпая его самыми грязными ругательствами, которые только мог придумать, у него перед глазами стояло бледное лицо Марианны. Ледяная кожа. Она была мертва, Гарри, собственно, и проснулся от странного ощущения дискомфорта. Когда он понял, что полночи сжимал в объятиях труп, что его рыжую девочку убили, а он даже не почувствовал, то чуть не сошел с ума. А ее убили, это Гарри знал наверняка. Ему сказал об этом Джейкоб Ларсен, осматривавший тело до прибытия спецгруппы авроров из Праги. Девушка была совершенно обескровлена. Иными словами, ее кровь поглотил вампир.
Гарри знал об этих Чадах Тьмы не понаслышке, но всегда считал их в лучшем случае полулюдьми, одержимыми жаждой крови. Ему было известно, что вампиры предпочитают кровь юных девственниц, но он же был аврором, черт побери! Он не мог не почувствовать! Только потом кто-то из "кошечек" объяснил ему, что существуют еще и высшие вампиры, существа такой ошеломляющей силы, что и не снилась даже самому могущественному магу. Они стары, хитры и со времен Средневековья скрываются от человеческих глаз, лишь изредка пополняя свои ряды достойными, по их мнению, смертными. Они невидимы и неслышимы. Их замыслы - тайна для всех. Именно такой вампир убил Марианну.
Гарри не предъявили обвинение. Дело вообще предпочли замять как можно скорее. Что до чаши Елизаветы Батори, то ее, как и подозревал в глубине души Гарри, Хранители отдали британскому Министерству добровольно, разумеется, оговорив, что те вернут ее, как только минует опасность.
В глубине души Гарри знал, что никто не в состоянии предусмотреть все возможные последствия своих поступков, но так и не смог простить Дамблдора. Как не смог простить себя самого. Старик пытался объяснить, что не желал зла своему питомцу:
- Марианна была дочерью одного из Хранителей. Долгой и усердной службой он заработал право сложить с себя обязательства стража чаши. Он очень долго готовился к этому и с самого детства ограждал Марианну от страшного знания и не менее страшной участи продолжательницы рода Хранителей. Она ничего не знала ни о мире магов, ни о чаше. Хранитель понимал, что рано или поздно ему придется рассказать ей хотя бы часть правды, но оттягивал этот момент как мог. Я обещал ему свою помощь и покровительство для девочки в обмен на чашу. Он смог убедить своих собратьев в том, что чаша будет в безопасности у нас, но Гарри, мальчик мой, кто же мог знать?!
- Почему вы ничего не сказали мне? - орал Гарри. - Почему не поручили охранять ее? Зачем вам было надо, чтобы мы встретились сами, случайно?
Старый интриган, жалкий и бессильный. Ублюдочный сводник, прикидывающийся святым, он "надеялся, что они с Марианной ста. Он так привык манипулировать людьми, что забыл о существовании сил более могучих, чем его. Гарри было противно смотреть на него. Он закрыл рот, развернулся на каблуках и пошел к двери. У самого выхода он бросил через плечо, вложив в свои слова все то отвращение, которое испытывал к Министру Магии:
- Я предпочел бы вообще не знать ничего о существовании Марианны, чем потерять ее вот так.
С тех пор Гарри замкнулся окончательно, превратившись в безликого исполнителя чужой воли, молчаливого бунтаря, тихо ненавидевшего своих хозяев. Он перестал что-либо чувствовать. Он не утруждал себя рассматриванием лиц тех, в чью постель его заводила судьба. Он никогда не оборачивался. И уж, конечно, никогда не говорил "до встречи". После гибели Марианны это казалось ему диким.
До того самого дня, как его, истощенного после тяжелого рейда и магической атаки, приволок в Мэнор Драко Малфой, полузабытая тень из далекой юности. Сначала Гарри внутренне посмеивался над ним. Потом он начал его злить. А потом всплыло то странное чувство, которое Гарри подсознательно всегда к нему испытывал: интерес. Конечно, он предпочел бы не знать о том, насколько тесные отношения связывали их в одной из далеких прошлых жизней. Это было в равной степени не нужно им обоим. Но теперь, когда Гарри лежал, закинув руки за голову и вперив в потолок немигающий взгляд, он думал, что не хочет забывать увиденное. Вопреки всему, что он знал и во что верил.
Словно пламя свечи вспыхнуло, еле различимое и неверное, где-то в неизведанной глубине души. Гарри был уверен, что у него больше нет души, и, как оказалось, ошибался.

Глава 4. Маленький Принц

За все, что нужно было продумать, но мы не продумали
За все, о чем не должны были думать, но думали,
За все, что нужно было сказать,
но мы не сказали,
За все, о чем не должны были
говорить, но говорили,
За все, что нужно было сделать,
но мы не сделали,
За все, что не должны были делать,
но делали,
За мысли, слова и поступки, мы
молимся, Боже, о прощении.
Молитва о прощении, приписывается Зороастру
(628-551гг. до Р. Х.)

Я торопливо заглотал завтрак и, сунув газету подмышку, направился было к двери, как вошел Поттер. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, потом он с усилием, как мне показалось, проговорил:
- Пожалуйста, дай мне ключ от библиотеки.
Я не спросил, что он собирается там искать. Я и сам это знал. И, поверьте, именно туда и направлялся.
- Держи. Вернешь вечером.
Он собирался выяснить все возможное об Анне Бонни и Мэри Рид. Что ж... Так или иначе, несколькими часами раньше или позже, но я тоже это узнаю.

Гарри потратил несколько часов на поиски нужной информации. Библиотека Малфоев превзошла все его ожидания - размером не меньше Хогвартской и, как ни странно, лучше организована и более... чистая. Гарри от души посочувствовал эльфам, которые вынуждены были поддерживать в этом огромном хранилище порядок. А потом, в свою очередь, посочувствовал себе: найти здесь хоть что-то казалось совершенно нереальным. Искать по алфавиту? Руки-ноги отвалятся, пока стремянку будешь таскать. Каталога здесь, разумеется, не было, хозяева отлично знали, где какая книга лежит. Пойти спросить Драко? Эээ...
А есть ли здесь вообще книги о пиратах? Гарри предположил, что все же есть. Пираты частенько привозили из далеких путешествий странные вещи. В некоторых случаях они оказывались проклятыми, но тут уж ничего не попишешь. Опасно, зато полезно. Для выкормышей Слизерина, разумеется.
Гарри долго бродил вдоль стеллажей, пока, наконец, не заметил некую систему в их расположении. Стены библиотеки были четко ориентированы по сторонам света. В западной части размещались книги по заклинаниям всех типов и мифологии, в северной - по Темным искусствам, некромантии и демонологии. Со стороны востока громоздились труды магов древности и литература, посвященная всевозможным духовным практикам, что несказанно удивило Гарри. Зачем Малфоям подобные книги? Или они собирали их просто так, престижа ради? Наконец, южная часть была посвящена артефактам, предметам силы и была щедро украшена древними картами, до которых Гарри решил на всякий случай не дотрагиваться. Мало ли что.
Так или иначе, если в этом книгохранилище и была информация об Анне и Мэри, то искать ее следовало именно здесь. Пыхтя, Гарри подтащил стремянку к одному из южных стеллажей и принялся за поиски. Книги о пиратах там действительно были, но нигде не было ни слова об интересовавших Гарри женщинах. Кокосовый остров, Эльдорадо, Летучий Голландец и тому подобное. Проклятые алмазы... Монеты безумия... Серебряная сеть с края мира... Все не то. Наконец Гарри наткнулся на довольно увесистую "Историю пиратства". Книга была издана еще в девятнадцатом веке, и, судя по идеально сохранившейся обложке и золотому обрезу без следов пальцев, ее то ли вообще не прочли, либо читали очень осторожно. Гарри открыл оглавление, пробежал глазами по строчкам. Восемнадцатый век... Пираты Ирландии... Анна Бонни!!! Гарри едва сдержался, чтобы не издать торжествующий вопль.
"Их деяния были так чудны и неправдоподобны, что в них трудно поверить даже годы спустя. Мэри Рид, девушка, обладавшая склонностью к авантюрам, в совсем юном возрасте сбежала из дома и поступила матросом на военный корабль. Вскоре она дезертировала и записалась в армию, где сражалась сначала в пешем строю, после чего ввиду ее мужества девушку перевели в кавалерию. Офицеры быстро признали ее своей, даже не догадываясь, кем является юный боец. Трудно сказать, каких высот в армии могла бы достичь эта неординарная девушка, если бы не любовь..."
На этом месте Гарри на мгновение зажмурился и протер глаза, но потом продолжил читать.
"Мэри увлеклась молодым кавалеристом, причем настолько, что отважилась открыть товарищам по оружию всю правду. К счастью, все закончилось хорошо: молодые люди поженились, оставили службу и открыли таверну под названием "Под тремя подковами". Вскоре, однако, супруг Мэри умер, и она была вынуждена эмигрировать в Западную Индию, разумеется, снова выдавая себя за мужчину. Там ее пути пересеклись с Анной Бонни..."
Вкратце их история выглядела следующим образом. Анна, ирландка по происхождению (Мэри родилась в Англии), быстро заметила молодого способного моряка. Капитан Рэкем, заметив это, пригрозил, что пустит юного наглеца по доске, и Мэри снова пришлось раскрыть карты. Гарри улыбнулся про себя. Как мало знал автор об истинных причинах, толкнувших Мэри на это!
Согласно морским хроникам того времени, с тех пор ни один корабль, чей путь лежал из Индии или с Ямайки в Англию, не мог чувствовать себя в безопасности. "Два пирата", "два головореза", - так говорили о них выжившие. То, что "два головореза" на самом деле были женщинами, выяснилось только на суде. Во время одной из кровавых морских сражений Анне и Мэри изменило счастье. Обе сражались до последнего, а когда сдались те немногие, кого еще не успели взять в плен или добить, разъяренная Анна выстрелила им вслед из пистолетов. Она так и не простила капитана Рэкема за трусость. Даже в день его казни, когда Анне разрешили с ним попрощаться, она заявила, что она очень сожалеет, но, будь он настоящим мужчиной, то не сдался бы и не подыхал сейчас как собака.
Казалось, на стороне этих отважных женщин была сама судьба, поскольку обе они, как выяснилось, на момент битвы были беременны. Это и спасло их: казнь отложили. Через некоторое время Мэри свалила тропическая лихорадка. Ни она, ни ребенок не выжили. Анну же освободили после родов, но что случилось с ней потом - неизвестно. Анна Бонни исчезла, словно ее никогда не было.
Гарри задумчиво перелистывал страницы. Итак, Анна Бонни, воплощенный ужас морей, женщина, которая жила так, как ей нравилось. И любила того, кого хотела, невзирая на пол, не ставя условий, не интересуясь прошлым. А он смог бы так?
Гарри впервые задумался об этом и то, что он увидел в глубине души, испугало его. Он, доблестный защитник мира, прирожденный солдат Света, никогда никого по-настоящему не любил. Своим истосковавшимся по ласке огненным сердцем он прикипал к любому, кто выказывал к нему интерес, но не любил. Не любил Чжоу. Не любил Джинни. Не любил Сириуса. И Марианну он тоже не любил. Потому что любовь - это доверие и готовность отказаться от самого себя ради кого-то. И сделать это с радостью.
Потому что, попав в тело Анны, он вспомнил, что это значит - жить так, словно каждая минута последняя. Любить так, словно завтрашнего дня никогда не будет. Он не помнил, испытал ли оргазм, потому что самым важным было это стройное, похожее на лютню тело в его руках. Наслаждение Мэри. Ее затуманившийся взгляд. Ее дрожь. И, если Бог существует, Мэри (или Драко?) должна была это понять. Сущность Анны ушла, растворилась, оставив это воспоминание, которое дало, наконец, ответ на вопрос, почему все эти годы Гарри чувствовал себя мертвым. Он не умел любить, и рядом не было никого, кто смог бы научить его этому.
Что за странный каприз судьбы заставил его вспомнить свою далекую прошлую жизнь именно сейчас? И что ему теперь делать с этим нежданно свалившимся на голову богатством? Словно золотой песок протек сквозь пальцы, а Гарри не успел поймать ни песчинки. Осталось только ощущение золота в руках. Волосы Мэри. Волосы Драко.
У него никогда не получалось планировать свою жизнь, поэтому Гарри не стал отвечать себе. Он не знал, что будет делать. Кроме того, многое зависит от Драко. Возможно, что тот смотрит на происшедшее под совершенно другим углом. Гарри снова принялся рассеянно перелистывать страницы.
Из книги выпал аккуратно сложенный лист пергамента. Гарри машинально развернул его и пробежал глазами по строчкам. Мигнул. Пробежал еще раз. Он узнал четкий каллиграфический почерк Драко, но мозг решительно отказывался воспринимать содержание.

"Мой дорогой, печальный ангел,
я знаю, что не имею права тревожить тебя. Ведь ты дал мне так много. Но все-таки я хочу, чтобы ты знал, Себастьян: без тебя моя жизнь была бы непоправимо, безвозвратно пуста.
Ты не любишь жалоб, и мне это близко. Когда нам больно, мы дарим что-нибудь на память. Я бы очень хотел жить в крошечной, пусть даже самой запыленной, комнатке твоей памяти. Потому что я тебя не забуду. Прошу, не выбрасывай и не отсылай мой подарок, - это та малость, которая, я надеюсь, тебя не обидит и не покоробит твой утонченный вкус.
Я всегда думал, что есть вещи, которые нельзя произносить, или мир рухнет. Но я уже говорил и хочу сказать снова - я люблю тебя. И безмерно тебе благодарен: я знаю, ты ушел, чтобы не прогонять меня самому. До встречи с тобой я не знал, как это легко и славно - говорить правду. И как отрадно принимать ее в ответ.
Ты говорил, что ты - Мара, создатель иллюзий, летучая мышь с кожистыми крыльями? Это не так, Себастьян. Ты - ангел-целитель, божественное создание, посланное в мою жизнь, чтобы исцелить душу. Ты - как рыбка, блеснувшая серебряной чешуей в темных водах глубокого ручья, как звезда, которую видит провалившийся в колодец - и смеется от счастья. Ведь настоящее счастье - как всполох, иначе мы просто ничего бы не знали о его существовании."

Гарри не помнил, сколько раз он перечитал письмо. Во всяком случае, когда он, наконец, поднял голову и взглянул в окно, уже темнело. Пора ужинать. Надо встать, закрыть книгу, положить на место письмо и спускаться в столовую. Или не надо? А может, попробовать сбежать, несмотря на все предупреждения, или запереться у себя в комнате, или... Или...
Гарри запахнулся в мантию поплотнее, подхватил книгу и направился в столовую. Он был наследником Годрика Гриффиндора, черт побери! Он должен был узнать правду, чего бы ему это ни стоило. Он должен был узнать, кто такой Себастьян. Даже если это разорвет ему сердце.

Весь день я просидел у письменного стола, пытаясь написать несколько важных сообщений, но ничего не выходило. Мысли сбивались, путались и прыгали, как сотня дурашливых пикси, отплясывающих джигу. Кажется, я перепортил уйму пергамента и рявкнул на ни в чем неповинного филина, который ластился ко мне, пытаясь ухватить за палец.
Я хотел видеть его. Это было ужасно, но я ничего не мог с собой поделать. Тот внезапный поцелуй словно приоткрыл во мне что-то, какую-то запретную дверь, и мне смертельно хотелось распахнуть ее настежь. Так хотелось, словно по ту сторону были сложены все сокровища Креза. Страх то отступал, то снова накатывал, но я то и дело ловил себя на том, что не могу оторвать взгляд от часов.
Наконец тихо появившийся эльф сообщил, что ужин подан. Я медленно поднялся, стараясь не расплескать ту странную, жутковатую полупрозрачную сладость, которая заливала грудную клетку, и отправился вниз.
Поттер сидел, отодвинув тарелку и нервно теребя в руках книгу с золотым обрезом.
- Нашел? - быстро спросил я.
- Да, они...
- Рассказывай.
Он начал говорить - сбивчиво, запинаясь, теряя нить, словно думал о чем-то другом. Я не решался его одернуть, казалось, что-то тревожит его. Но, когда он в третий раз начал рассказывать про суд над командой Анны, я не выдержал:
- Поттер?
- Да? - он вскинул на меня глаза.
Я смотрел на него выжидающе.
- Кто такой Себастьян? - спросил он после паузы.
Судя по звону в ушах, на меня свалилась наковальня. Откуда?.. Как?..
Поттер аккуратно развернул книгу и протянул мне исписанный лист пергамента. Послушай, Ты, Который Наверху, у Тебя вообще есть совесть? Не бывает столько совпадений сразу! Я спрятал черновик письма Себастьяну в одну из секций, до которой никогда не дотрагивалась мама - после смерти отца она почти поселилась в библиотеке. То письмо мне нравилось, и поэтому я не сжег его, как остальные послания... Как случилось, что я засунул его именно в энциклопедию пиратства?
- Малфой? - осторожно спросил он.
Нет, это было невыносимо, немыслимо, чудовищно, отвратительно неправильно. Он последний должен был прочесть это, нет, он вообще не должен был это читать! Я облизнул пересохшие губы.
- Верни мне его.
Поттер покачал головой и засунул пергамент во внутренний карман мантии.
- Сначала ответь на вопрос.
- Да как ты смеешь!!!
- Малф... - он не успел договорить, потому что я бросился на него, пытаясь вырвать злосчастный черновик. Аврор явно не ожидал атаки и потому не успел должным образом отреагировать - я сбил его с ног, и мы оба рухнули на пол.
- Отдай! - хрипло рычал я, пытаясь добраться до внутреннего кармана, - как ты смеешь... отдай...
Я совсем забыл, как мой отец пекся об одежде. Его мантии не то что разорвать - расстегнуть нельзя было, если владелец этого не хотел.
- Ты не смеешь... Не смеешь...
Поттер перехватил мои руки легко, почти без усилий, и резким движением перевернулся, нависая сверху:
- Отвечай, Малфой!!! Кто он?
Я изловчился и боднул его. Кажется, удачно, потому что Поттер выпустил меня и схватился за нос.
- Дурак.
- Да пошел ты, - огрызнулся я, пытаясь подняться на ноги. - Отдай мне пергамент.
- Нет, пока ты не скажешь, кто такой Себастьян. И что на самом деле делал Добби на Прайвет-драйв.
Я скрипнул зубами в бессильной ярости. Он топтал самое дорогое, что у меня было, и даже не понимал этого!
- Ничего я тебе не скажу, Поттер, - я щелкнул пальцами, велев эльфу отнести ужин в мой кабинет. - Не думай, что вчерашнее хоть что-то для меня значит, - это был удар ниже пояса, но у меня внутри все просто ныло от боли и обиды.
- Я и не думаю. Ты всегда был бессердечным ублюдком, Малфой, разве не так?
Я вышел, не ответив. Я избавлюсь от него, чего бы мне это ни стоило. Даже если придется курить марихуану вместе с ним. Все зашло слишком далеко.

Себастьян был моей светлой тайной. Светлой и заветной, моим единственным счастьем за всю жизнь. Моим другом и любовником, моим исповедником и Бог знает кем еще. Мы были вместе всего неделю и больше никогда не виделись, но я не забыл его. Порой мне даже казалось, что это воспоминание - все, что у меня есть.
Мы познакомились около двух лет тому назад. Я хорошо помню, что стоял ужасно унылый и дождливый ноябрь. Казалось, что сама жизнь опустила руки. Это чувство не было случайным, - чья-то до ужаса официальная сова принесла мне сообщение о смерти профессора Снейпа, написанное безразличной и твердой рукой, и приглашение на закрытые похороны. Странно, но тогда я совсем не удивился. Я долго не видел декана, - почти сразу после того, как наш курс окончил Хогвартс, он оставил должность преподавателя Зелий. С тех пор он жил отшельником, крайне редко появляясь на людях. О нем понемногу начали забывать. Так уж устроена жизнь - неприятных людей стараются как можно скорее вычеркнуть из памяти. Их проще забыть, нежели понять.
Людей на кладбище было совсем немного - человек одиннадцать-двенадцать, не больше. В глаза бросились аврорские спины, седые лохмы Люпина, чье-то знакомое министерское лицо, Минерва Макгонагалл в дурацком магглском наряде и надвинутой на глаза шляпе. А впереди всех за гробом шли двое - девушка, несшая охапку белых хризантем, и молодой мужчина, бережно поддерживающий ее. Я направился прямо к ним, подмечая, что у нее длинные черные волосы, заплетенные в простую косу, густая вуаль закрывает лицо, что она облачена в черный наглухо застегнутый брючный костюм и плащ, который ей чуть великоват. И что ее руки дрожат, дрожат так сильно, что...
- Сиринга, - тихо проговорил ее спутник, нагнувшись, чтобы собрать цветы, которые она уронила, - пожалуйста, потерпи еще немного. - Он поднялся и сжал ее локоть.- Ты слышишь меня? Еще чуть-чуть.
Сиринга - очень редкое имя. Я знал только одну девушку, носившую его. Кэр.
Я подошел к ним и тихо окликнул ее.
Девушка повернулась ко мне. Да, это была она, и хотя я не видел ее глаз за вуалью, сомнений не было.
- Драко? - прошептала она охрипшим голосом, - а я уж думала, что ты не придешь... Я просила этого дурака из Министерства отправить тебе сову...
- А почему не отправила сама?- спросил я, не подумав. Сиринга не ответила, и я мысленно обругал себя. Спасение пришло само собой:
- Вы Драко Малфой, верно? - Ее спутник протянул мне хризантемы, - Будьте любезны, понесите цветы Сиринги.
Я механически кивнул, принимая охапку из его рук, а он обхватил ее за талию и легонько встряхнул.
- Дорогая, сзади идут министерские имбецилы, - умоляюще прошептал он. - Возьми себя в руки.
- Я в порядке, Себастьян, - глухо проговорила она. - Можешь убрать лапищи.
Но лапищи он не убрал, снова сжав ее локоть.
- Меня зовут Себастьян Снейп, - повернулся он ко мне, протягивая руку. - Я племянник Северуса.
Я сжал его ладонь. Да, на лапищи его руки никак не походили - тонкие, изящные, почти прозрачные. Я краем глаза рассматривал его - худенький, гибкий, чуть выше среднего роста. Гладкие черные волосы до плеч. Он и вправду напоминал Снейпа - такого Снейпа, каким никто из нас его никогда не видел - юного, но мудрого. И красивого.
Себастьян до конца церемонии поддерживал Сирингу, которая, казалось, не замечала этого, вперившись взглядом в гроб. Она стояла совсем близко к краю могилы, когда бросала туда цветы, и чуть было не упала туда, но мы с Себастьяном успели ее подхватить.
- Пустите меня,- прошептала она отчаянно, и я видел, что намокшая вуаль прилипает к ее щекам, видел, как струятся из-под нее слезы, - я не могу... я...
- Нет, Сири, как раз этого тебе не нужно.
Я понял, что у нее сейчас начнется неконтролируемая истерика. Видимо, это осознал и Себастьян - он резко рванул ее к себе и сжал в объятиях. Так они и стояли, пока могильщики засыпали гроб, и присутствующие прощались со Снейпом, и все это время Сиринга содрогалась в беззвучных, страшных рыданиях.
Немногочисленные провожавшие подходили, кивали Себастьяну или мне - Сиринга их не видела - и безмолвно удалялись. Я уже приготовился вздохнуть свободно, когда чье-то покашливание за спиной заставило меня вздрогнуть.
- Мне действительно... мне, правда, очень жаль, Сиринга.
"Надо же, сам Поттер!" - как-то отстраненно подумал я. И вдруг в мозгу злой молнией мелькнула мысль: "И ни черта тебе не жаль, лицемерный святоша".
- Я... если тебе нужна моя помощь... или помощь любого из нас...
Плечи Сиринги по-прежнему вздрагивали, кажется, она даже не слышала его слов. Себастьян вопросительно посмотрел на меня поверх ее головы. Я обернулся и процедил - очень тихо, но достаточно внятно, так, чтобы он услышал:
- Я полагаю, мистер Поттер, что Ваша помощь вряд ли понадобится.
Внутри все пылало от желания взреветь от этой слащавой фальши. Ты же рад его смерти, зачем же засовывать свою грязную пятерню в рану того, кто любил его? Но я сдержался. Не хватало еще одной истерики у могилы.
Я подошел вплотную к Себастьяну и прошептал:
- Аппарируем?
- Да, конечно. Помоги мне.
Я поддерживал Сирингу, пока он искал в складках одежды палочку.
- Готов? На счет три!
Перед тем, как произнести заклинание, я невольно обернулся. Поттер стоял у края могилы, сжимая и разжимая кулак, в котором лежал комок свежей глины.

Я никогда не питал особой любви к аппарации. Для меня эта процедура была сродни поеданию клея. Во время аппарации Сиринга потеряла сознание, и Себастьяну пришлось нести ее в спальню. Обессилевший и растерянный, я бухнулся в кресло. Себастьяна не было довольно долго, и у меня появилась возможность поосмотреться.
Замок как замок, темный и мрачный, но на удивление теплый и сухой. Книги - удивительно, как не сыплются на голову, так их много. Сияющие корешки - их часто держали в руках. Бар. Пушистые темные ковры… И женщина. Чувствовалось что-то неуловимое здесь, что говорило о неоспоримом и длительном присутствии в замке женщины. Сиринга. Как же ей удалось взять эту неприступную крепость в летящей мантии? И сколько продолжалась осада? Я вспомнил о толпах вздыхающих по профессору слизеринцев - и не только - обоих полов… Черт, а ведь никто не мог сказать, что представляет собой Снейп на самом деле. Ну, строг, ну, циничен, мечтает о должности профессора по защите от темных искусств… Ненавидит Поттера. Думать об этом было неприятно, поэтому, чтобы как-то отвлечься, я схватил первую попавшуюся книгу. Но, не успел я ее открыть, как послышались шаги Себастьяна.
- Она спит. И слава Богу. Хватит с нее. Знаешь, если бы я и страдал, она одна перетянула…
- Я перепугался. Она слишком… - взгляд Себастьяна блуждал где-то над моей головой, - ты не любил его? - дошло до меня. - Но…- я замолк.
В казавшихся огромными на узком лице голубых глазах Себастьяна что-то мелькнуло, и на мгновение они стали черными (или мне показалось?), а потом остановились на мне.
- Нет, - медленно проговорил он. - Я не любил его. Я его практически не знал. Это у нас семейное - "Не проявляйте своих чувств, особенно по отношению к тем, кто вам дорог, а не то разверзнутся хляби небесные, снова взбунтуются гоблины, возродится Мерлин и т. д.". Но не думай, что я совсем уж бессердечный. Я благодарен ему за то, что он не вмешивался в мою жизнь и позволил быть тем, кем я хотел.
- А он…
- Ну да, он был моим опекуном. Мои родители - к слову, я помню только маму - умерли рано и… Знаешь, будь у меня дети, я бы, наверное, делал так же…
- То есть Снейп позаботился о твоем образовании, о том, чтобы ты был сыт, одет и все прочее?
- Что-то в этом роде. - Себастьян как-то невесело улыбнулся.
- А Сиринга? Давно ты ее знаешь?
- О, - Себастьян широко ухмыльнулся, - как тебе описать давность и тесноту наших отношений… Однажды я ее чуть не убил. Если бы не Северус, о нем сейчас не было кому поплакать.
- А что… - я был совершенно озадачен.
- Я дхампир, Драко. То есть я так считал всю свою жизнь.- Он отвел волосы назад. - Мне было невдомек, кто я, что во мне такого… странного, что ли. Непонятного. Неприемлемого, неясного… Я ненавидел все вампирское племя, и поверь, наслаждался его истреблением. Я был…
Себастьян замолчал, накручивая прядь на палец.
- Это так просто - быть убийцей. Приятно, сродни мастурбации. Чувствуешь себя всемогущим. Сиринга на многое открыла мне глаза.
- Разве…
- Нет, она не проводила со мной разъяснительных бесед. Когда мы впервые встретились, Северус буквально заслонил ее от меня своим телом. Жажда крови, - зрачки Себастьяна блеснули, - о, если бы ты знал…
- Если не хочешь, не рассказывай, - я чувствовал себя слегка обиженным.
- Не сердись. Просто… Я сам пока не переварил все это. Понимаешь, это так странно - если бы не она, я бы не понял, кто я. Если бы не Северус, она бы не смогла мне этого объяснить. Нет, все же он был безмерно дорог мне. И гоблин знает, сколько времени пройдет, пока я это осознаю… - взгляд Себастьяна подернулся словно некой дымкой. - Ну, а ты? - внезапно он словно озарился. - Где пляшут твои демоны?
Я разинул рот.
- Ну же, малыш, не держи меня за дурака. У тебя по щекам текут кровавые слезы желания, ты готов отдаться и дементору, лишь бы…
- Ты утрируешь, - я сказал это насколько мог сухо.
- Ну, не сердись. Просто ответь мне.
- А с чего ты взял, что я хочу отвечать на этот вопрос?
- А разве нет? - улыбка Себастьяна приобрела дразнящий оттенок.
- О, черт, ты что, читаешь мысли?! - казалось, у меня покраснели даже волосы.
- Нет. Не бойся. Ангел, ты провокатор от природы, ты об этом знаешь? - я сидел с открытым ртом, и он продолжил: - Ну же… неужели у тебя не было…
- Нет…
- Как прекрасно…
Себастьян протянул мне руки и рывком поднял из кресла. Потом легонько отстранил, неспешно рассматривая с ног до головы. Щеки у меня пылали, все тело, казалось, покрылось липким потом. Колени мелко дрожали. А этот бесстыжий улыбнулся еще слаще:
- Драко, ты что, считаешь меня монстром, похищающим невинность юных аристократов? Право же, я не настолько плох. - И потянул меня к бару, - пойдем, выпьем. Тебе это нужно, да и я не откажусь. - И он с видом заправского бармена начал разливать по граненым бокалам коньяк. Руки двигались так естественно и проворно, словно он всю жизнь ничем другим и не занимался. Он вручил мне стакан, а сам свободно развалился на диване, забросив ноги на спинку.
Мне никогда прежде не встречался человек, с которым можно было бы говорить обо всем на свете. А Себастьян был именно таким. Сложно сказать, о чем мы болтали тогда, потому что я слегка… нет, я не был пьян, но что-то в Себастьяне словно обволакивало меня и баюкало - слова я слышал, но смысла почти не понимал. Странно - такие разговоры, как правило, самые важные и драгоценные, и от них остается только чувство безмерного единения. Мы трепались, как старые школьные приятели, и Себастьян смеялся над каждой моей шуткой - то ли они и вправду казались ему смешными, то ли он хотел сделать мне приятное - я не знаю. Но когда он запрокидывал голову, смеясь, - мне казалось, что мир меняется. К лучшему. Он рассказывал мне о своей учебе в Шармбатоне, во Франции. Куда мне было тягаться с ним! Я даже пожалел, что не согласился с отцом, когда тот хотел отправить меня туда, а не в Хогвартс. Во всяком случае, я хотя бы пару курсов был бы рядом с ним… Хотя, с другой стороны, я бы не встретил…
- О ком ты думаешь? - внезапно спросил он, прерываясь на полуслове.
Я ошеломленно воззрился на него - с лица Себастьяна, словно кожа со змеи, сползла доброжелательность. Теперь в нем был только интерес, настороженный, как у хищника.
- Прости, не понял?..
- Ты все отлично понял.
Я обалдело таращился на него. Должен же быть какой-то предел человеческой проницательности? Я смотрел в эти чудесные голубые с поволокой глаза и надеялся, что Себастьян нарушит молчание первым. Забудет о своем вопросе. Потому что я не просто не хотел - я боялся ответить.
- Скажи мне, Драко. Скажи. Я хочу знать.
- Не могу, - я спрятал лицо в ладонях. - Это как прилюдно раздеться. Прости.
Внезапно Себастьян нежно улыбнулся.
- Значит, это он. Поправь меня, если я ошибся - это тот персидский красавчик на кладбище? Тот, который окликнул Сирингу?
- Какой красавчик?.. - я похолодел. Неужели Себастьян и это понял?
- Ну, я имел в виду, этот волоокий аврор. Он ведь аврор, верно? Такие густые черные волосы, с которыми ни за что не управиться самому. И эти дивные глаза, - как драгоценные камни… И такое тело, что…
- Перестань, прошу тебя.
- …что так и хочется сантиметр за сантиметром…
- Перестань!!!
Кажется, я внезапно перестал соображать, что делаю. Я бросился на Себастьяна, пытаясь встряхнуть его за плечи, зажать ему рот - все что угодно, лишь бы не слышать этого имени. Лишь бы не слышать…
Он перехватил мои руки и дернул на себя. Я попытался вырваться, и в результате мы скатились на пол. Я свалился на Себастьяна, но тот резко, с почти что бескостной грацией, перевернулся, прижав меня к полу. Я не заметил, как его колени раздвинулись, обхватив мои бедра.
Я знал это. Я знал, что так будет. Я понял это, когда Себастьян прикоснулся к моим губам. Я знал это.
- Прошу тебя…
- Не так быстро, - улыбкой Себастьяна можно было поднять и мертвого. - Не так быстро.
Клянусь, в тот момент мне больше всего хотелось, чтобы Себастьян просто сорвал с меня одежду и сделал своим - как можно скорее.
- Э, нет. Ты хочешь потом списать все на минутную слабость? Не выйдет.
Он снова наклонился, засосав мою верхнюю губу. Я не ответил - я вообще был слишком потрясен. Меня целовал мужчина! И, бог ты мой, как целовал! То первое прикосновение было словно пух, а это… Я не был девственником, я знал, чего можно ждать от женских губ, но это… Я не мог подобрать подходящее сравнение. Я просто лежал и прислушивался к своим ощущениям.
- Драко, сердце мое, - прошептал Себастьян в мой полуоткрытый рот, - тебе не нравится?
Я смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова. Потому что это было бы как подписать себе смертный приговор и добровольно сунуть шею в петлю. Эта тропа вела только в одну сторону, и, пока что с нее можно было свернуть.
Себастьян тяжело вздохнул и отстранился.
- Прости. - Он поднялся на ноги. - Мне подумалось, что я вызываю в тебе отклик.
Он дразнил меня. Нет, он смеялся, - но так тонко, что эту насмешку можно было бы принять за признание в любви. Или нет?
Себастьян рассмеялся.
- Ты так с ума сойдешь. Если не прекратишь думать, я имею в виду, - пояснил он. - Драко, в первый раз всегда страшно. Страшно, что будет больно, страшно, что ты сделаешь что-то не так и страшно, что будет потом. - Он посерьезнел. - Но если не верить себе, все будет еще хуже. Прошу тебя, - он придвинулся вплотную, взял мое лицо в ладони, ласково поглаживая виски. - Позволь мне любить тебя. Позволь мне, и ты забудешь о том, что изгрызло твою душу.
Я медленно кивнул. Пусть. Я не могу больше один. Я больше не могу.
Никто и никогда не был со мной так нежен, как Себастьян в ту ночь. Только на секунду я задумался, какой же опыт у него должен быть, если он вкладывает столько терпения в каждую ласку - и мысли растаяли, исчезли, оставив после себя чудесную воздушную пустоту. Я не заметил, как Себастьян избавил нас обоих от одежды. Не заметил, как мы перебрались на диван. Я был слишком занят изучением его губ, трепетных и душистых. Он позволял мне все. Конечно, я мало что умел и надеялся, что Себастьян не ждет от меня многого...
- Тише, тише, - он покрывал мелкими поцелуями мое горло, - просто будь. Просто чувствуй. - Он распустил серебристый шейный платок и завязал мне глаза. - Доверься своему телу, Драко. Выслушай его, дай ему выговориться.
Оно заговорило не сразу. Себастьяну удалось сбить первую волну возбуждения, охватившую меня, и тогда он снова начал ласкать меня. Глаза были завязаны, и я не ощущал ничего, кроме его дыхания и узких, неожиданно сильных ладоней.
Не знаю, сколько это длилось, но вдруг... я почувствовал, что от ступней к сердцу словно поплыл сверкающий ручеек, сделал петлю где-то в области паха, коснулся ребер, заставив меня резко выдохнуть, и излился из губ тихим стоном. Себастьян ничего не сказал, но его рука на моем бедре напряглась и скользнула вниз, будто по снежному склону. А потом все словно смазала огромная ладонь, оставив радугу, и радуга эта была похожа на мост. А по сторону была жизнь.
Я коротко вскрикнул, когда почувствовал в себе чужое тело. Но боль была короткой, и уже в следующую секунду меня пронзил удар молнии, резкий, безжалостный и слепящий. А потом еще один. И еще.
- Все на свете имеет две стороны, мой маленький принц, - шептал Себастьян, - во всем есть привкус другой стороны. Кости питают землю, соль полощет небо, а надо всем этим бесстыдные цветы, которые никому не сорвать... Как тебя зовут, маленький принц?
- Не помню, - стонал я, извиваясь бедрами. Я не лгал, я действительно не помнил. Я цеплялся за голос Себастьяна, как потерпевший кораблекрушение за обломок кормы, то и дело уходя головой под воду.
Он не спешил, двигаясь убийственно медленно, но я понимал, что он делает это не затем, чтобы меня помучить. Он был озябший бродяга, который тянет руки к рыжему пламени. Он был измучен. Ему было больно. С его души кто-то очень жестокий в три слоя содрал кожу, и в целом мире некому было даже выслушать этого хрупкого черноволосого мальчика. И, когда мне на живот упала слеза, я притянул Себастьяна близко-близко, грудь к груди, щека к щеке, поглаживая тоненькое, как язычок свечи, тело:
- Я люблю тебя.
Я сказал правду. Просто так, как не говорил больше никому, и в этом было что-то неземное, ангельское, потому что - я знал - Себастьян мне поверил. Не потому, что хотел верить, а именно потому, что не верил больше никому.
- Маленький принц, - всхлипнул мне в ухо Себастьян.
Он вскинулся и замер на мгновение, пролив мне на лицо ручей шелковистых прядей. Шевельнулась, опадая, во мне его плоть, я дернулся куда-то в сторону - и сорвался в пропасть.

Себастьян осторожно выскользнул из меня, распуская платок.
- Прости.
- За что? - изумился я. Неприятно пощекотало под ложечкой. Боже, только не это. Если он скажет "прости, это была ошибка"...
- Я испортил твой первый раз...
- Ничего ты не испортил, - у меня как камень с души свалился. - Себастьян, - повторил я, - ты ничего не испортил, правда, честное слизеринское.
Он фыркнул. Явно много слышал о весьма условном понимании чести у слизеринцев. Впрочем, я как раз и надеялся рассмешить его. Дорожки слез на его щеках все еще были видны.
- Спасибо, - он провел подушечкой пальца по моей скуле, запустил пальцы в волосы.
Мы надолго замолчали. Себастьян устроился головой у меня на плече, а я вслушивался в прокатывающиеся по моему телу сладкие искорки послевкусия. Они понемногу затухали, но я принимал тягучий покой плоти, как только что принял ее безумие. И не чувствовал разочарования.
- Себастьян, а что ты любишь? - неожиданно для самого себя спросил я.
- Музыку, - немедленно отозвался он. - Я очень люблю музыку. У Снейпов от природы слух очень тонкий, почти как у животных, а в моем случае еще и супермузыкальный. У меня огромная коллекция дисков...
- А что такое диски? - поинтересовался я.
Себастьян улыбнулся:
- Маленький варвар. - И принялся объяснять, - это специальные носители, созданные магглами, для записи и прослушивания музыки. Есть обычные диски, есть мини-диски, размером с подставку под пивную кружку.
- А еще?
- Ну, существуют разные по вместимости и качеству, например...
- Да нет, что еще ты любишь?
- Люблю петь, хотя Мер... некоторые говорят, что у меня голос немного инфернальный и отливает металлом. Люблю ночь. Люблю слушать, как бьется человеческое сердце. Люблю летать. Люблю огонь и огненные заклятия - у меня были неплохие способности пирокинетика, но, кажется, я их благополучно похоронил... - он тихо рассмеялся. - Когда я приезжал к Северусу на каникулы, он всегда старался держать от меня подальше все, что выглядело достаточно соблазнительным, чтобы поупражняться в метании огней с пальцев. Ну и школа... Я попал на факультет Воды, поэтому пирокинеза в моем расписании не было.
- А в каком месяце ты родился?
Простой вопрос, кажется, смутил Себастьяна.
- В декабре, - ответил он после паузы. И, поспешно, - под знаком огня. Парадокс, да?
- Ты был разочарован?
- Не то слово, - сверкнул улыбкой Себастьян, но улыбкой какой-то странной, - и потом, знаешь ли, сражаться с нехристями гораздо проще при помощи огненной магии. А так, в целом - я люблю воду. Тебе доводилось плавать обнаженным в звездную ночь?
Я мотнул головой, чувствуя, как розовеют щеки. Строгий этикет дома Малфоев позволял какие угодно вольности в стенах Мэнора, но вне них... Ледяная маска, высокомерный прищур. Я даже мечтать не смел о том, чтобы полетать на метле нагишом или искупаться в таком виде. Трость отца легкостью никогда не отличалась. А после его смерти... Слишком занят я был после его смерти. Но неужели так занят, что не нашел времени на исполнение маленькой детской мечты?..
- Драко, нельзя так, - с ноткой назидательности произнес Себастьян. - Я знаю, о чем говорю. Я сам чистокровный. Мы рождаемся в железных пеленках. Но лазейка всегда есть. Правда, большинство понимает это, когда уже не может в эту лазейку протиснуться... - он помолчал. - Посмотри на Сирингу.
- А что с ней не так?
- Она только что лишилась своей дверцы в волшебный сад. Если честно, я не уверен, что она перенесет его смерть, а даже если и так, то сможет ли начать жить снова.
- Она так его любила?
Я помнил ее немного странной, колючей девушкой, всегда державшейся особняком. Едва ли не единственная слизеринка, которую за все время обучения ни я, ни Снейп ни разу не поймали обжимающейся с кем-нибудь в темном углу. Снейп... Признаюсь, сама мысль о том, что его может полюбить женщина, казалась мне едва ли не дикой.
- До самоотречения. Поэтому я и боюсь за нее. Нет ничего хуже, чем такая любовь. И ничего лучше тоже нет.
Мальчик мой, кто же так ранил тебя? У кого хватило низости на это? Как можно было обидеть это хрупкое, как ветка цветущей жимолости, существо? Словно бабочку смять в кулаке... У меня сердце заходилось от жалости к Себастьяну, но обнять его я не решался - знал, что он не позволит.
- Это как воткнуть нож в сердце, - продолжал Себастьян. - Пока он там, ты жив, хотя это и больно, но, стоит его вытащить... - он сжал губы в полоску. - А все потому... - он замолчал и не стал договаривать. Впрочем, я и сам знал, что он хотел сказать: все потому, что мы лжем. Себе и другим, постоянно убеждая себя, что на лжи стоит мир, что так нужно, и готовы убить любого, кто ткнет нас носом в правду. Как я Себастьяна сегодня. А ведь он всего лишь прочел мои чувства и сказал мне об этом, больше ничего.
- Оберни меня крыльями, ангел, - попросил он.
От неожиданно нахлынувшей нежности слезы навернулись на глаза. Я осторожно притянул его к себе, покачивая в объятиях так осторожно, словно он был фарфоровым.

Когда я проснулся наутро, Себастьяна рядом не было. Сирингу я тоже не нашел - эльф, на удивление смелый (должно быть, в поместье Снейпа их не третировали так, как у нас), сказал, что хозяйка (тут мои брови упорхнули куда-то на затылок. Они ведь не были женаты, почему же он назвал ее так почтительно?) уехала и просила его и его собратьев присматривать за домом, пока она не вернется. Что до Себастьяна, то тут эльф ничем не мог помочь: тот словно испарился. Даже чуткие домовики не услышали, как он уходил. Нет, господин Малфой, он не завтракал... Нет, вещей он не оставил.
Я потерянно опустился в кресло. Я знал, что Себастьян не вернется, что, скорее всего, мы больше никогда не увидимся, но где-то в уголке сердца теплилась безумная надежда - а вдруг? Вдруг...
Он не хотел лгать мне. Он ушел так, как ушел, потому что понимал, что я попытаюсь удержать его. Избавил нас обоих от горечи прощания, от необходимости давать обещания, которых все равно не сможешь сдержать. "Пиши мне". "Обязательно". Почему же я тогда еле сдерживался, чтобы не заплакать от чувства невосполнимой утраты? Я встал, встряхнулся. Что ж, так тому и быть.
Себастьян исчез бесследно, оставшись, как и был, тайной. Ни единой весточки, словно его и не было никогда в моей жизни. Но на мой двадцатый день рождения совы принесли увесистый ящик. Без карточки. В нем был музыкальный центр и дюжина музыкальных дисков. А на двадцать первый я получил целую россыпь записей - некоторые, как я понял (к тому моменту я уже немного разбирался в музыке), очень редкие, и, вполне вероятно, были продублированы с его коллекции. И ни слова, ни строчки. Разумеется, Себастьян имел в виду: не младенец, сам разберешься. В самом деле, а что ему было мне писать? Самое важное мы уже сказали. Вот только иногда я не мог удержаться, садился, брал перо и писал ему письма...

Гарри свернулся на кровати, вцепившись себе в волосы, раскачиваясь из стороны в сторону. Это было знакомо. Так уже случалось прежде. Но никогда не было так больно.
Вдвойне больно, потому что он все это время был слепым глупцом. Презирать Малфоя только потому, что так проще всего, презирать всю жизнь, не пытаясь понять его, не... Разве сам он любил кого-нибудь так? Драко едва не убил его из-за письма. Конечно, об убийстве речь не шла, где ему справиться с тренированным аврором, но чтобы прийти в такое бешенство из-за клочка пергамента? Из-за неотправленного письма, спрятанного в никем не прочитанную книгу, подальше от чужих глаз, письмо, в котором нежности было больше, чем Гарри испытал за всю свою жизнь! Тупой, тупой придурок...
"Ты - как рыбка, блеснувшая серебряной чешуей в темных водах глубокого ручья, как звезда, которую видит провалившийся в колодец..."
"Спаси меня, Мэри. Мне нужен кто-то, кто спасет меня, иначе я весь мир в крови утоплю."
Что ж, до этого рукой подать. Золотой Мальчик, пустой, как погремушка, ничем от Волдеморта не отличающийся, кроме количества положенных на пути к цели трупов. Выхолощенный, бесстрастный и мертвый. Никогда и никому он не открывался с такой спокойной смелостью, как Драко в этом письме. Это как встать на край утеса и, раскинув руки, шагнуть вниз, не зная, что там - вода или камни. Как выйти на бой с голыми руками. Как...
Да, мало кто любил Гарри. Те, кто любил его, имели странное обыкновение умирать не совсем своей смертью. Но разве Драко был избалован любовью? Сексом да, но любовью? Кто просто любил его, не думая ни о его влиятельности, ни о деньгах, ни о титуле? Огромный жирный кусок, Драко знал это. Всегда знал, поэтому и не подпускал к своему сердцу никого ближе, чем на расстояние пушечного залпа. Родители? Глупости, Гарри их видел. Одержимый властью Люциус и замкнутая, молчаливая Нарцисса. Несомненно, они дорожили своим наследником, но, интересно, хоть раз поцеловали его на ночь?
Гарри было противно и гадко. Сноб, сволочь, безмозглый тупица... Двуличный ублюдок. Чего он собирался требовать от Драко? Он что, не знал, что может услышать в ответ? "Себастьян - мой возлюбленный".
Гарри уткнулся лицом в подушку и завыл.

Себастьян, нечаянное счастье, веточка цветущей японской жимолости... Прости меня, ты должен простить. Ты знал с самого начала. Ты именно поэтому и ушел - чтобы я не успел влюбиться в тебя по-настоящему и не загнал себя в ловушку.
Я хочу исцеления. Я устал жить так, как жил, надеясь, что завтра, в крайнем случае - через год придет кто-то, кто спасет мою душу. Кто-то любящий, могущественный и добрый. Женщина. Мужчина. Не важно.

Оплывшая свеча, вплавившиеся в воск мошки. Все ненаписанные письма, все невыплаканные слезы, все неприснившиеся сны. Нежность, которая просится выйти наружу. Гарри сидел, глядя на пламя свечи. Часы только что пробили три ночи, но он не обратил внимания. Не хотел обращать. Просто сидел, не отрывая взгляд от золотого язычка, до рези в глазах.

Я бы хотел сейчас подняться, пройти по коридорам и зайти к нему, не постучав. Коснуться его плеча, молча. И встретить молчание в ответ, потому что слова хуже наемных убийц. Тем хотя бы платят, а слова расточают свой яд всем желающим.

Скрип палубы под ногами, шуршание моря. Анна, где ты? Почему не научила меня этому? Как случилось, что я ослеп и принял пряничный домик за пустую жестянку? Как я мог всю жизнь прятаться от рук, благословлявших меня?

Мудрость жизни. Твоя мудрость, Себастьян, и твое тепло, все это время хранившее меня. Я не отправил то письмо, и это правильно. Так и должно быть. Ведь я писал его не для тебя.

Главы 5 - 6

На главную   Фанфики    Обсудить на форуме

Фики по автору Фики по названию Фики по жанру