Соловьиный остров

Автор: Svengaly
Главные герои: Гарри Поттер, Люциус Малфой, Драко Малфой, Северус Снейп
Рейтинг: R
Жанр:
Краткое содержание:
Предупреждение: Alternative Universe (AU) по отношению к 6-й книге.
Множество оригинальных персонажей.
Дисклеймер: Я - всего лишь декоратор. Я прихожу в чужой дом и составляю композиции из вещей, которые мне не принадлежат. JKR и прочие авторы, невольно поучаствовавшие в создании этого фика, могут спать спокойно: никто не отнимет ни их денег, ни их славы.
Размещение: с разрешения автора.

1.

- Вот он, Соловьиный. Обойдем кругом и высадимся в бухте, - сказал капитан, тыча раскуренной трубкой в сторону черной каменистой громады, выраставшей из воды прямо по курсу, подобно исполинскому айсбергу.
"Как будто его можно не заметить, - подумал Шеклболт. - Должно быть, нет на свете острова, название которого настолько бы ему не подходило. Вороний, так его следовало бы назвать".
Скалы острова упирались в белесое небо; вокруг вились морские птицы: черными точками - бакланы, белыми снежинками - чайки и альбатросы; с пронзительными стонами падали они с высоты, подныривая под стеклянные изгибы волн, и снова взмывали вверх с серебристыми рыбьими тушками в хищных клювах.
Даже издали было видно, как стремительно неслось течение у подножия утесов; с грозным бормотанием там клокотали и кипели десятки водоворотов.
- Счастье, что нет волнения, - заметил капитан. - Море здесь редко бывает таким спокойным.
Аластор Хмури, зеленый, как молодая травка, недоверчиво взглянул на него.
- Спокойным?! Что же тут бывает в ураган?
- Не нашлось еще человека, - вмешался в разговор шкипер, - который сумел бы благополучно провести лодку в бурную погоду хотя бы и в полумиле от этого места. Господь спаси и помилуй того, кто в шторм подпадет в этот котел. Как услышишь колокол - считай, ты покойник.
- Видели отмель неподалеку от берега? Там раньше стоял город, - пояснил капитан. - Потом пришло море, и город ушел под воду. В сильный шторм ветер обнажает отмель, и слышно, как звонит колокол на городском соборе.
Шеклболт почувствовал, как по спине бежит озноб. Сырой ветер пронизывал насквозь: как только остров показался на горизонте, согревающие заклинания прекратили действовать. Ни одному из исследователей, изучавших остров Соловьиный, так и не удалось объяснить, отчего на острове не действует магия, но это было так; и вместо того, чтобы аппарировать на Соловьиный, пришлось добираться до него на ялике.
Суденышко, то скатываясь в ложбину между волнами, то взмывая вверх на лоснящемся, пенистом гребне, приближалось к цели, и черная стена нависла над головами людей, словно нож гильотины.
Ялик повернул за уступ, и заскользил к небольшой гавани. Здесь берег сделался более пологим, и можно было разглядеть тоненькую нить тропинки, ведущую вверх по склону.
- А где же пристань? - спросил Шеклболт капитана.
- Вон там, - тот небрежно указал на скалистый обрыв. - Видите?
Присмотревшись, Шеклболт с трудом различил выступающую площадку, перед которой теснились волны прибоя.
- Что за чертовщина? - рыкнул мигом пришедший в себя Хмури. - Да этот камень не больше суповой тарелки!
- Море-то спокойное, - серьезно повторил капитан. - Запросто высадитесь.
Зеленая физиономия Хмури медленно приобрела бурый оттенок.
- Лонгботтом же как-то высаживался, - заметил Шеклболт без особой убежденности.
- Да уж, каждую ночь сюда таскался, - проворчал шкипер. - А я вам скажу - дьявольское это место. Парень разбудил зло, что здесь таилось; от этого все беды и пошли. И где он теперь, этот ваш Лонгботтом? Да если кто моего мнения спросит…
- Твоего мнения, Энди Макферсон, никто не спрашивает, - сурово оборвал монолог капитан. - Вот как спросят - тогда и расскажешь, отчего все беды пошли.
Кто-то из молодых гребцов хихикнул. Те, что постарше, молчали, и, кажется, в душе соглашались со шкипером.
Как только якорь зацепился за грунт, двое гребцов выпрыгнули на берег и быстро закрепили шкоты на единственном деревце, пытавшемся жить на голой скале. Нос ялика с треском бился о плиту, и Шеклболт содрогнулся, представив, что будет с его костями, если он оступится и нога окажется между бортом и камнем.
Хмури выскочил на пристань, огляделся и зашевелил губами.
- Что? - крикнул Шеклболт.
В грохоте водяных валов, человеческий голос казался слабым, будто комариный писк.
- Кто пойдет с нами наверх? - завопил Хмури в ответ. Шеклболт едва его расслышал.
- Энди! - зычный голос капитана перекрыл яростный рокот волн.
Шкипер стоял, озираясь, и теребил серебряный амулет, болтающийся на шее. По лицу его было видно, что наверх он не поднимется, если только его не поволокут силой, предварительно оглушив.
- Я пойду с ними, а ты оставайся здесь, - рыкнул капитан, - пригляди за нашей калошей. Смотри, чтоб местные чайки ее не увели!
Гребцы, выбравшиеся из ялика, дружно захохотали. Шкипер, насупившись, собрался было ответить, но вдруг охнул и указал наверх. Все обернулись. Белая птица с раздирающим душу воплем падала камнем прямо на группку людей. Она ударила крыльями Аластора Хмури, и тот, пошатнувшись, готов был уже рухнуть вниз, в брызжущую пеной, оскаленную каменную пасть, если бы Шеклболт не подхватил его.
- Чайки?! - взвизгнул Энди. На секунду грохот воды смолк, и слова его прозвучали отчетливо и резко. - Не чайки, а дьяволы - вот кто летает тут, прикидываясь птицами!..
Он говорил еще, но шум набежавшего вала и окрик капитана прервали его тираду.
- Довольно болтовни! Я бы подумал, что тебя родила зайчиха, Энди, если бы не был знаком с твоей мамашей. Тебе бы больше пристало носить юбку, чем ей. Алек, Николас, пошли за мной.
Гребцы неохотно повиновались. Неожиданное нападение птицы, видно, напугало и их.
Подъем был утомителен. Когда тропинка, наконец, закончилась, все выбились из сил, и некоторое время стояли, переводя дух и разглядывая унылый пейзаж: валуны, жесткий вереск, рощицы перекрученных деревьев, ближе к центру острова превращавшихся в низкорослый лес. Вдалеке над зарослями возвышалось приземистое здание, сложенное из серых каменных плит.
- Нам туда, - Хмури решительно направился в сторону здания.
Остальные зашагали за ним. Вскоре они уже шли по лесу. Жуткая тишина стояла в нем - лишь шум прибоя невнятным рокотом докатывался издалека, да ветер с шорохом выгибал искалеченные ветви, - и казалось, будто они попали в одну из тех жутких сказок, до которых так охочи дети.
Хмури заговорил, пытаясь разрушить гнетущее безмолвие.
- Что за странная мысль - назвать остров Соловьиным. Тут, наверное, от первого дня творения не побывало не то, что соловья, а и соловьиного перышка.
- Здесь все берега изрезаны пещерами, - пояснил капитан. - Вода источила весь остров, понаделала в нем ходов изнутри, будто в раковине. В часы прилива вода заполняет трещины и гроты, а с отливом уходит, и тогда остров поет и стонет. В ясную погоду, когда ветер дует с моря, можно услышать эти песни, переливчатые, точно и вправду соловьиные трели. Вот остров и назвали - Соловьиный.
Внезапно лес закончился - только что заросли сплетались так густо, что можно было увидеть лишь участок тропы под ногами, и вот деревья расступились, открывая взорам широкую прогалину, покрытую густой травой, нежданно роскошной в этом суровом краю. Посреди прогалины припало к земле каменное строение, похожее на пустой панцирь гигантской черепахи, - младшей дочки той черепахи, что держит на спине трех слонов и всю Землю в придачу.
- Говорят, тут раньше обитали Белые колдуньи, - заметил капитан. - Никто уже не помнит, кто они были такие - только имя и осталось.
С крыши здания сорвалась птица и сделала неспешный круг над головами незваных гостей; те примолкли. Птица снизилась, и Шеклболт невольно пригладил волосы, которых коснулось волна воздуха, разрезаемого крыльями. Хмури напрягся.
- Если эта тварь нападет на меня, - сказал он нарочито громко, - пусть пеняет на себя; я ей шею сверну.
Птица издала хриплый насмешливый вопль и по спирали поднялась в чистое бледное небо.
Шеклболт передернул плечами и склонился над бьющим из расселины в камне ключом. Широкие резные листья растений, укрывающих родник, шевелил ветер, и Шеклболту показалось, что это не тени бегут по воде, а сам остров смотрит на него циклопьим оком, смаргивая время от времени.
- Лонгботтома здесь нашли? - спросил он Хмури.
- Угу, - ответил тот, зачем-то понизив голос.
- Капитан, - один из матросов выступил вперед. - Мы тут потолковали и решили, что надо отсюда уходить.
Капитан прищурился.
- Значит, вот вы как решили? - проговорил он медленно, и шея его налилась краской.
Матрос попятился.
- Пусть идут, - поспешно сказал Шеклболт, - они нам не нужны.
Хмури ядовитой усмешкой показал, что он думает о начальнике, не способном справиться с парочкой взбунтовавшихся подчиненных.
Краем глаза Шеклболт увидел, как за деревьями мелькнул белый силуэт. Он резко обернулся. Нет, должно быть, птица взлетела, или случайный отблеск света смутил его.
- …ноги вашей не будет в моей команде! - капитан выдохнул все, что накопилось у него на душе, и лиловый цвет на его щеках медленно поблек.
Матрос глядел на него исподлобья, виновато, но нераскаянно. Второго нигде не было видно, и Шеклболт с усмешкой подумал, что тот решил не вступать в пререкания, а попросту поставить капитана перед фактом своего отсутствия.
- А ну, стой, - гаркнул Хмури, кидаясь в заросли с неожиданной быстротой.
Шеклболт подумал, что Хмури обращается к беглому матросу, но в следующий миг увидел сквозь частокол деревьев тонкую девичью фигурку в белом; светлые волосы падали до пояса.
Девушка повернулась и пошла прочь прежде, чем Хмури приблизился к ней.
- Господи помилуй, это еще что за девица? - пропыхтел капитан, присоединяясь к погоне. - И как она здесь очутилась?
"Отличный вопрос, - подумал Шеклболт на бегу. - А если б ты дал на него ответ, было бы совсем хорошо".
Четверо мужчин ломились сквозь подлесок с хрустом и треском; тонкие стволы, крепкие, словно сталь, хватали их за одежду, девушка же скользила впереди с легкостью рыбки, плывущей среди водорослей.
Лес закончился, и растрепанные преследователи оказались на берегу, поросшем свистящей под ветром травой; вытирая исцарапанные лица, они озирались по сторонам, но не видели ничего, кроме неба и серо-зеленого моря внизу. Голова кружилась от бесконечности панорамы. В такие минуты человек понимает, как мало места занимает он на огромной поверхности планеты.
- Где же она? - выразил всеобщее недоумение Хмури.
Слева, из-за выступавшего клином нечастого леса, послышался смех; ветер подхватил его, будто перо, и унес в океан.
Молча, без прежнего азарта, пошли они на звук, и странная картина представилась их взгляду, когда деревья остались позади. Все те же море и небо служили декорацией нелепой и пугающей сцене: пропавший матрос невесть как очутился на этом обрыве, он пятился, закрывая лицо руками, а перед ним плясало и хохотало то существо, что они приняли за девушку. Оно вертелось волчком в веселом исступленье, и вскрикивало, и хлопало в ладоши, белая одежда трепетала, как парус, взлетали и падали пряди волос, конечности изгибались под странными, невозможными для человека углами. Оно не приближалось к матросу, но даже издалека было видно, какой ужас внушает ему эта пляска без музыки, под аккомпанемент волн, ударяющих о скалы так, что вздрагивала земля под ногами.
- Николас! - крикнул капитан, разрушая жуткое очарование минуты.
Матрос дернулся, как от удара, и стал пятиться быстрее. Шеклболт увидел, что с каждым шагом тот приближался к подлинной и грозной опасности: до края обрыва оставалось не более трех шагов.
- Молчите, не пугайте его, - он схватил капитана за рукав.
Однако было поздно: тонкий волос, на котором держался потрясенный рассудок матроса, лопнул, и он бросился бежать от существа, заходящегося в нечестивом веселье. Прижав ладони к глазам, ослепленный, он на миг задержался над обрывом, и, прежде чем потрясенные зрители успели подумать: "Не надо!", опрокинулся в пустоту; отчаянный вопль потонул в грохоте прибоя, и в тот же миг исчез жуткий призрак.
Громадный вал ударил в берег белыми рогами, клочья пены взлетели к холодному солнцу, и наступила тишина.

2.

…повернулся и ушел.
И ведь знаешь - это игра, демонстрация протеста (тряхнул белыми волосами, надменно задрал подбородок - "плебей", "полукровка"), и он вернется, - точнее, позволит вернуться тебе, - но все равно больно. Больно все равно, потому что к некоторым вещам привыкнуть невозможно. Потому что, если надрезать кожу ножом, а потом заживить заклинанием, и снова надрезать - тело ведь не привыкнет, будет посылать в мозг отчаянные сигналы: "Help! Alarm! Хулиганы зрения лишают!" Так и тут: отрезают по живому, потом - короткая передышка, чтоб поджило ("Тебе больно? Дай, поцелую"), и снова - тот же надменный взгляд, и тот же разворот на каблуках, и то же хлопанье двери. Всегда громко - чтобы весь мир слышал, как он тобой недоволен.
Это называется "моральный садизм", сказала бы разумница Гермиона, поделись ты с ней своим печальным опытом интимной жизни. Нет, только этого еще не хватало: разумницы Гермионы, состоящей в счастливом браке, и ее понимающего взгляда. Они всегда вместе - она и ее понимающий взгляд. Это сочувствие, смешанное с изрядной долей неосознанно-самодовольного превосходства ("Что же нам с тобой делать, Гарри?") - тоже стальная штучка из набора "Маленькие радости маркиза де Сада". Как же люди любят втыкать иголки и булавки в ближнего своего. Иногда кажется, что весь мир - это мешок, набитый иголками и булавками.
Люциус однажды попробовал на нем такую забаву: оттянул ему кожу на плече, извлек будто из воздуха длинную толстую иглу, ловко, словно престидижитатор, раз - и проткнул. Взвизгнув от неожиданности, Гарри развернулся и врезал Люциусу так, что тот слетел с кровати. Никогда не видел у человека совершенно круглых глаз. Гарри тогда не выдержал - расхохотался. После этого они не разговаривали… восемь дней, шесть часов и сорок три минуты. Это точно - случайно поглядел на часы, когда Люциус, шипя, как разъяренная гадюка, вылетел из спальни. Посмотрел не для того, чтобы время узнать, а просто надо же было куда-то смотреть.
Гарри потом долго чувствовал себя виноватым. Да, вот так: виноват был Люциус, а виноватым себя чувствовал Гарри. Почему? А потому что реальность рядом с Люциусом выворачивается наизнанку подобно перчатке, и кажется: все, что он делает - правильно и уместно.
На обвинение "У тебя нет принципов" с усмешкой отвечает: "У меня есть принципы. Просто они несколько отличаются от общепринятых". Лечит тебя иглоукалыванием от излишнего оптимизма и прочей joy de vivre [*1], и очень недоволен, когда ты отказываешься играть роль подушечки для булавок.
Есть в нем эта червоточинка, сладкая тьма, которую Гарри не допускал выйти наружу, не допускал к себе, но втайне - признайся себе - да, наслаждался сознанием того, что она есть, играл мыслью о ней, как ребенок - спичками, и при том ненавидел ее страстно. Он всегда знал о ее приближении: Люциус становился нервным, терял свое ледяное высокомерие, метался, злился, зрачки его расширялись от Жажды. Потом он исчезал, иногда надолго. Возвращался умиротворенный, ласковый, словно леопард, нажравшийся сырого мяса. При мысли об этом "мясе" Гарри начинало тошнить. Вместо того чтобы пользоваться редкими хорошими минутами Люциуса, он сам искал ссоры, сатанея от ревности и от стыда за свою ревность; от жалости к несчастным, принужденным удовлетворять Жажду его возлюбленного, и ненависти к ним.
Ушел, и прекрасно. И не возвращайся. Довольно с меня, не хочу. Хоть бы ты и вовсе умер - слезы не пролью по тебе.
Ох, черт, как больно.

- И поделом. Смотри, куда идешь, - раздался Глас Небесный.
Гарри, оторопев, остановился.
- Знаешь, Гарри, - сердито продолжала Тонкс, - когда твой напарник ведет себя так, словно земную жизнь, пройдя до половины, он очутился в сумрачном лесу, это еще полбеды. Но когда он принимает тебя за одно из деревьев - это уже хуже.
- Почему? - Гарри огляделся.
Вот дверь в твой собственный кабинет. Вот Тонкс, которая вышла из этого кабинета. А вот ты сам, который едва не сбил с ног Тонкс, вышедшую из кабинета.
Здравствуй, реальность.
- Потому, - развила свою мысль Тонкс, - что дереву, может, и безразлично, когда на него налетают с разбегу. А я - девушка хрупкая, мне такое обращение не по душе.
- Прости, я еще не проснулся. - Привычная ложь, привычное начало дня.
- Если ты жалости моей боишься, так мне тебя не жаль, - Тонкс поджала губы. - Видели глазки, что покупали - теперь ешьте, хоть повылазьте.
- Люблю тебя за душевную чуткость, - вздохнул Гарри. - А позвольте узнать, глубокоуважаемая, чем это вы занимались в моем кабинете с утра пораньше?
- Искала вас, глубокоуважаемый, и нашла бы, если бы вы не приходили с утра попозже. Начальство хочет нас видеть.
- Хорошо, что только видеть, - философски отозвался Гарри.
- О, Мерлин, нет пределов человеческой пошлости, - Тонкс благочестиво возвела глазки к небу. - Седины Дамблдора должны внушать тебе лишь благоговейный трепет, мальчик мой, потому попридержи-ка свои вольные ассоциации. Кстати, тебе не интересно узнать, по какому поводу он нас вызывает?
- Не сомневаюсь, что ты не оставишь меня в неведении, - сухо ответил Гарри.
- Оставлю, потому как сама не в курсе дела. Но подозреваю, что нам предстоит командировка в Шотландию.
- Надеюсь, не связанная с Йаг-Соготом, - Гарри поморщился. - Самое мерзкое дело за всю мою биографию, хоть в анамнезе у меня немало грязи.
- Нет, я думаю, это касается случая с девушками из той деревни… как она называется? Из Гленноха.
- Ах да, - Гарри задумался. - Однако насколько я помню, в этом деле нет состава преступления. Больше похоже на эпидемию. Никаких признаков наведения порчи или нападения вампира, только слабость, странные припадки и провалы в памяти - явно какое-то заболевание. Здравствуйте, Долиш.
Аврор вежливо отступил, пропуская их к выходу, и кивнул в ответ на приветствие.
- Медики говорят, что состояние больных ухудшается с каждым днем, они так изнурены, словно во время своих припадков камни таскают, - заметила Тонкс.
- А они таскают?
- Да ну тебя. Я как-то наблюдала за одной из них во время приступа.
- Зачем?
- Аластор просил, - Тонкс пожала плечами. - Та девушка просто напевала и раскачивалась из стороны в сторону. А наутро она была так слаба, что головы от подушки не могла оторвать. И с остальными то же самое. Припадки происходят каждую ночь, никакими зельями и чарами предотвратить их не удается.
- Та, за которой ты наблюдала, потом ничего не вспомнила?
- Никто из них ничего не помнит. Такое впечатление, что их души просто исчезают из нашего мира… вот она была - и нету, - задумчиво произнесла Тонкс. - Боязнь зеркал - это единственный ключ. Которым, впрочем, пока ничего не открыли. Никакого проку от этого Святого Мунго. Та, что осталась в Инверэри под наблюдением мадам Мераль…
- Племянница мужа МакГонагалл?
- Угу. Так вот, она себя чувствует нисколько не хуже пациенток наших драгоценных колдомедиков. Я бы даже сказала, лучше. Впрочем, дело, может быть, и не в этих девушках, а в Лонгботтоме.
Тягостное воспоминание ярко и невыносимо встало перед глазами Гарри: вялое, дрожащее, студенистое существо на больничной койке; голова трясется, как у дряхлого старика; глаза пусты, и лишь на самом дне зрачков таится пережитый ужас.
- Ведь его нашли на Соловьином острове, а остров лишь узким проливом отделен от Инверэри и Гленнох.
- Хмури и Кингсли уже занимаются этим делом, - заметил Гарри.
- Да, но начальство волнуется, а когда начальство волнуется, ты тоже не останешься равнодушен... А в чем собственно дело, Гарри? Отличная перспектива - выехать на пару дней за город. Морской воздух, дивные пейзажи, никаких Упивающихся с "Авадами" и мерзких культов. Пообщаемся с МакГонагалл, отдохнем.
- Если бы это было так, то это еще ничего, - пробормотал Гарри. - Если бы ничего, то так бы оно и было. А так как оно не так, так оно и не эдак - такова логика вещей.
- Эээ, - ответила озадаченная Тонкс, и Гарри понял, что произведений Льюиса Кэрролла на ее книжных полках нет.
Рон встретил их в приемной, радушно улыбаясь от уха до уха. Вообще же выглядел он бледно, полосатый жилет сидел идеально на похудевшей фигуре. Девочка у них с Гермионой уродилась горластая, с отличными легкими оперной певицы, и отчего-то очень нервно реагировала на применение заглушающих чар, так что счастливые родители превратились в тени, страдающие вечным недосыпанием и вздрагивающие от малейшего шороха. Близнецов пришлось отправить к деду с бабкой. Гарри как-то по наивности согласился остаться у молодых Уизли на выходные, и ночевка эта заставила его особенно остро прочувствовать прелести безбрачия. Люциус же, наткнувшись в одном из стихотворений Гарри на строчку "А дети, вы знаете сами, - кричат!", засмеялся и сказал, мол, Драко младенцем орал так, что приходилось накладывать заклинания на дверь детской и на дверь спальни, но уснуть все равно было невозможно: крики записывались на подкорку и продолжали звучать у вас в ушах даже после того, как сам источник звука оказывался надежно изолирован; и что первые полгода он ненавидел своего наследника всеми фибрами души.
А Гарри тогда сказал…

- Мальчик мой дорогой!
Дамблдор широко распахнул руки, обозначив безмерность своей радости от этой встречи, однако обниматься не стал, а быстренько уселся в кресло. Тонкс намек на объятия не полагался, и она удостоилась лишь лучезарной приветственной улыбки.
Всю дальнюю стену кабинета занимало магическое окно. За огромным панорамным стеклом простиралась плоская, немыслимо яркая пустыня, на горизонте громоздились обглоданные ветром скалы. Во все небо полыхал кровавый закат. Пейзажа красивее и страшнее Гарри еще не видал.
Дамблдор поворошил пергаменты на столе. Пылающее небо отражалось в его очках, из-под кустистых седых бровей рассыпались багровые искры.
- Чаю?
Тонкс с энтузиазмом согласилась, Гарри вежливо кивнул.
Он ожидал увидеть Рона, однако с тяжело груженым подносом вошла прехорошенькая юная ведьмочка в мантии, строгий покрой которой искупался прозрачными вставками, расположенными в стратегических местах.
"Ого!" - подумал Гарри.
Ведьмочка сверкнула белыми хищными зубками в улыбке, очень похожей на Дамблдорову, и удалилась.
- Вы, наверное, теряетесь в догадках, для чего я вас пригласил, - интригующим тоном начал Дамблдор.
Тонкс изобразила на лице чрезвычайную заинтересованность. Гарри зачарованно наблюдал, как огромная птица парит за окном на фоне плоского алого солнца. Птица опустилась ниже и оказалась драконом. Краски заката преломлялись в зеркально-гладких чешуйках, и дракон сверкал подобно огненному облаку или падучей звезде.
- Восхитителен, не правда ли? - Дамблдор поглядел на дракона с гордостью сродни отцовской. - Рубеус был от него в восторге.
Очки Дамблдора вновь сверкнули красным, и Гарри понял, что министр переходит к делу.
- Минерва посоветовала ему обратиться в министерство за помощью после того, как на берег выбросился четвертый морской конь. Последний случай подобного рода описан в анналах шестнадцатого века. Минерва и Рубеус подозревают, что кто-то - или что-то - выгоняет морских коней на скалы.
- Это невозможно! - воскликнула Тонкс.
- Нет, дорогая Нимфадора, - поправил ее Дамблдор, - это всего лишь маловероятно. Но возможно. Невозможных вещей на свете вообще немного. Вам может показаться, что это происшествие незначительное, но сдается мне, за ним скрывается нечто большее. Займитесь этим, друзья мои.
Вот и отлично. Уехать в Шотландию, сменить обстановку, заняться настоящим делом, наконец, вместо нудных отчетов и писанины, так любезной сердцу чиновников… и не слоняться по пустой квартире, бросаясь в гостиную всякий раз, как в камине треснет уголек.
- Минерва и ее супруг пригласили вас пожить у них, пока будет продолжаться расследование.
- У них собралось большое общество, - улыбаясь, сказала Тонкс. - Аластор, Кингсли, семья Димсдейла, мадам Мераль…
- И еще приезжает младший брат Ангуса Димсдейла с супругой, - подхватил Дамблдор. - Кстати, Гарри, ты с ней хорошо знаком. Ты ведь помнишь эту милую девушку, Чоу Чанг? Минерва пишет, она превратилась в настоящую красавицу. Жаль только, с мужем у нее нелады.
Дракон завис, разглядывая гребнистую поверхность земли, упал камнем, сложив перепончатые крылья, и снова взмыл с отчаянно бьющейся тварью в когтях.
Дамблдор проникновенно улыбался.
Гарри смотрел на дракона и перекатывал, как горошину, мысль: что подумает Люциус, когда узнает (а вопрос в данном случае стоит именно так - "когда", а не "если") о командировке Гарри в Богом забытое захолустье, и об одновременном приезде туда - какое совпадение! - первой любви Гарри, по совместительству - настоящей красавицы, и все это как раз после их сокрушительной ссоры.
На собственном опыте Гарри прочно усвоил две вещи. Первое - Люциус не верит в совпадения. Второе - он никогда и ни о ком не думает хорошо.
Дракон уселся на большой валун как раз напротив окна и принялся азартно, со смаком выдирать внутренности у злополучной твари. Тварь билась, но поделать ничего не могла.
Такая у нее была планида - сдохнуть в муках на глазах у изумленной публики.

3.

Ветер налетел со стороны моря, покрутился, с любопытством рассматривая горожан со всех сторон, нагляделся - ничего особенного - и умчался обратно в океан, оставив привкус соли на губах и ощущение свободы в сердце. В городе совсем не то: воздух пахнет мерзлым железом, и обломок луны висит в небе, как разбитый фонарь.
- Замок, - с удовольствием сказала Тонкс.
Угрюмое двухэтажное здание из серого камня не так чтобы очень походило на замок, особенно, если вспомнить шпили Хогвартса, но так радостно улыбалась на небе заря, такими чисто вымытыми розовыми пальчиками трогала нелепую круглую башню, что Гарри охотно подтвердил - да, мол, замок.
Солнце невысоко поднялось над горизонтом, и Гарри был уверен, что за гранитными воротами они с Тонкс никого не увидят. Однако во дворе даже в этот ранний час оказалось довольно людно, а над всеми возвышался большой и лохматый, похожий на добродушного медведя Хагрид.
- Гарри! - взревел Хагрид; от его густого хохота суетящиеся вокруг домовые эльфы приседали и закрывали лапками уши в притворном ужасе.
Хагрид сграбастал Гарри и прижал его к своей могучей груди.
- Хагрид! - прохрипел полузадушенный Гарри, - я тоже рад тебя видеть… только отпусти меня, ради Мерлина!
Хагрид с неохотой поставил его на чисто выметенный булыжник, и Гарри с наслаждением впустил воздух в смятые, как два бумажных пакета, легкие.
Тонкс любовалась приветственным ритуалом, предусмотрительно отойдя на несколько шагов.
- Гарри! Нимфадора!
Навстречу уже спешили две женщины, укутанные в яркие пледы. Гарри улыбнулся румяной, оживленно блестевшей глазами Минерве Димсдейл, урожденной МакГонагалл. Она выглядела удивительно моложаво, особенно рядом с сурового вида старухой, величественно вышагивающей у нее в кильватере.
- Так это и есть Гарри Поттер?
Старуха отступила на шаг и критически оглядела Гарри с ног до головы. Осмыслила увиденное и снова оглядела - на этот раз с головы до ног.
Гарри неуверенно улыбнулся, преодолевая желание одернуть мантию.
- Худой какой, - разочарованно хмыкнула старуха.
Гарри немедленно захотелось сделаться таким, каким в старухином представлении надлежало быть победителю Волдеморта: брутальным, основательным мужчиной с героическим взглядом из-под сросшихся бровей. Увы, природа захотела по-другому.
Тонкс чихнула, и старуха перенесла внимание на нее. Тонкс заморгала, старуха вдруг смягчилась и даже улыбнулась слегка, и сразу запахло от нее по-домашнему: корицей и апельсиновой цедрой.
- Добро пожаловать в Инверэри, - торжественно сказала она. - Завтрак на столе. Пойдемте… гости дорогие.
- Дак это, - вмешался Хагрид, - может, сначала зверей моих посмотрим, как они там.
Старуха повела бровью, Хагрид уменьшился в размерах, и даже лохматая шуба на его плечах сделалась смирной и приглаженной.
- Дак это… - пробормотал он. - Я что - я же не против… только коней бы посмотрели, и назад…
- После завтрака, - обронила старуха.
МакГонагалл, блестя лукавыми глазами, сделал широкий жест - идемте, мол.
- Ух, - шепнула Тонкс, и Гарри кивнул - сильна старуха.
Гарри почему-то ожидал увидеть обеденную залу с прокопченными потолочными балками, увешанную ржавым оружием, но столовая оказалась вполне современного вида помещением. Свет, врываясь в окна, с разлету ломался о решетчатые переплеты на десятки острых кусков, и осколками этими был усыпан натертый до зеркального блеска паркет и столовые приборы. Солнечные лучи вились в воздухе, заглядывая в тарелки, а то и вовсе бесцеремонно рассаживаясь на чьем-нибудь носу.
Гарри отродясь не бывал в Арктике, однако первое, что пришло ему на ум, когда он сбросил плащ на руки резво подскочившему эльфу: "арктическая стужа". В столовой было так холодно, что казалось удивительным, как это собравшиеся за завтраком еще разговаривают и движутся, а не застыли в анабиотическом оцепенении, и даже подумалось: жесткие крахмальные складки скатерти отливают голубым не от синьки, а все от того же холода. Гарри лязгнул зубами и невольно потянулся за сброшенным плащом, однако услужливый эльф в клетчатом килте уже утащил его неведомо куда.
Гарри увидел Димсдейла, рядом с ним сидел темноглазый мужчина приятной наружности, видимо его брат; Хмури и Шеклболт поприветствовали Гарри и Тонкс кивками. Еще двое - мужчина и женщина, сидевшие к Гарри спиной, не обернулись при появлении новых гостей.
Минерва уселась по правую руку от своего супруга, указав Гарри на пустующий стул рядом. Старая хозяйка - "вдовствующая королева", подумал Гарри, - удалилась на противоположный конец стола, уводя за собой Хагрида и Тонкс.
- Как поживаете, мистер Поттер? - Димсдейл приветливо улыбался.
- Прекрасно, - кратко ответил Гарри. - А вы?
- О, лучше не бывает, - Димсдейл поглядел на жену, и та застенчиво опустила глазки. Гарри с трудом подавил улыбку.
- Позвольте вам представить моего брата Джона, - продолжал Димсдейл.
Брат Джон вежливо пожал протянутую руку, но особого восторга по поводу знакомства не выразил.
"Sic transit gloria mundi" [*2], - смиренно подумал Гарри.
Холод, пройдясь по поверхности кожи мурашками, впитался в тело, и теперь Гарри чувствовал, что самые кости его трясутся мелкой дрожью. Димсдейл, поглядев на посиневшего гостя, плеснул в рюмку золотистой жидкости из графинчика и предложил:
- Выпейте, сразу согреетесь.
- Что это? - спросил Гарри, подозрительно принюхиваясь.
- Виски, - отвечал радушный хозяин.
- Нет, что вы, - заотказывался Гарри, - с утра! Мне еще работать.
- Да что тут пить-то? - удивился Джон Димсдейл такому малодушию.
Гарри вздохнул и выпил. Едкая жидкость обожгла горло, в голове сразу зашумело, но действительно сделалось теплее.
"Интересно, сколько эти люди пьют вечером, если начинают с раннего утра?" - подумал он. Конечно, в таких условиях комфортно было бы только полярному медведю, но неужели нельзя натопить комнату пожарче? Очевидно, столь простое решение проблемы никогда не приходило им в голову.
Где-то за широкими плечами Хагрида отчаянно закашлялась непривычная к крепким спиртным напиткам Тонкс.
- Какого черта не растопить камин как следует? - тихо сказал человек рядом.
Повернув голову, Гарри недоуменно заморгал.
- Доброе утро, Билл.
Уизли безрадостно покосился на него и буркнул:
- Привет.
После чего принялся ожесточенно тыкать вилкой в прожаренный до металлического звона бифштекс.
- П'ивет, Га'и.
Из-за мужа, как из-за ширмы, выглянула Флер, наклонив прелестную головку.
- Здравствуй, Флер, - осторожно ответил Гарри, покосившись на Билла.
Тот ожесточенно жевал мясо, желваки ходили на скулах. Смотреть на Флер было куда приятнее. Она коротко остригла волосы, и нежный стриженый затылок лишь подчеркивал ослепительный блеск ее уверенной красоты.
- Не ожидал вас здесь увидеть, - Гарри дипломатично обращался к обоим супругам.
- Мы п'иехали в заповедник. Билл инте'есуется мо'скими змеями, - объяснила Флер.
- Конями, - сквозь зубы поправил ее Билл.
- Но они вылитые змеи! А Джон п'игласил нас сюда, - точеным подбородком Флер указала на упомянутого Джона. Тот скромно потупился. Флер продолжала, грассируя с вызывающим изяществом:
- Мы познакомились с ним в Ев'опе и стали большими д'узьями. П'авда, Билл?
Флер улыбалась невинно и безмятежно. Плечи Билли закаменели.
Гарри отвел глаза.
"Почему люди, когда-то любившие друг друга, так безжалостны, когда любовь уходит?" - подумал он с горечью.
Минерва поспешила вмешаться.
- Здесь действительно уникальная природа. Кроме заповедника морских коней, неподалеку есть исследовательский центр гербологов - травы, которые растут в здешних местах, не встречаются больше нигде в мире, и поистине неоценимы при приготовлении некоторых зелий.
- Снейп, наверное, здесь просто живет, - заметил Гарри.
- Да, он тут часто бывает, - ответил Димсдейл-старший. - Тем более что центром руководит его однокурсница. Они дружат. Но в последнее время чаще приезжает мистер Малфой.
Гарри вздрогнул и посмотрел на Минерву.
- Да, я довольно часто вижу Драко в окрестностях центра, - подтвердила та.
Только Драко мне еще и не хватало для полного счастья, мысленно вздохнул Гарри. Все остальные уже здесь…
А кстати, где же обещанная Чоу? Так нечестно. Словно в ответ на его мысли, повеяло нежными духами, прошелестели шелка - рядом с Джоном Димсдейлом, лучшим другом Флер Уизли, грациозно опустилась на стул его законная супруга; алебастровая тонкая шея клонится под тяжестью иссиня-черных волос, убранных в замысловатую прическу, на ярких губах - слабая улыбка. И вправду хороша.
Минерва сказала ей что-то вполголоса - Чоу подняла глаза и улыбнулась.
- Как приятно тебя видеть, Гарри, - высоким чистым голоском сказала она.
- Что вас так заде'жало, моя милая? - проворковала Флер.
Чоу с вежливой змеиной улыбкой ответила:
- О, это все моя прическа. Она отнимает столько времени…
Черные глаза насмешливо скользнули по стриженой головке.
- Да, ваша п'ическа великолепна, до'огая, - верхняя губа Флер застыла в неподвижной улыбке, - оча'овательно ста'инная… замечательно га'мони'ует с вашими на'ядами.
- Европейцы так легко поддаются веяниям моды, - посетовала Чоу в ответ. - На Востоке же считают, что истинное благородство заключается в постоянстве.
- Quel malheur [*3], что ваш суп'уг, как ев'опеец, не в состоянии оценить всей п'елести постоянства, - не растерялась Флер.
Чоу закусила губу и умоляюще поглядела на мужа, но тот лишь рассеянно скользнул по ней взглядом.
Чоу собралась с силами и нанесла ответный удар:
- Надеюсь, что ваш супруг все же ценит ее - хоть он и европеец.
Билл побагровел; шрамы - белые на красном - показались уродливее обычного.
"Туше", - подумал Гарри.
- Кстати, о центре, - вовсе некстати сказал Димсдейлова матушка с другого конца стола (Минерва вздохнула с облегчением), - эта Трего совершенно запустила дела.
- Вы чересчур пристрастны к ней, мама, - ответил Димсдейл.
- Пристрастна? Вовсе нет. - Гарри, наклонившись, увидел, как старуха надменно вскинула подбородок. - Всего лишь справедлива.
- Медея Трего - хороший специалист, - равнодушно заметил Джон Димсдейл. - Мама когда-то руководила этим центром, - объяснил он Гарри вполголоса. - Она просто ревнует.
- Чего стоит одна эта история с Невиллом Лонгботтомом, - продолжала старая дама. - Разве можно допускать, чтобы сотрудник ездил один в это проклятое место, да еще по ночам.
- Мама, он же взрослый человек, - протянул Джон Димсдейл. - Даже ты не смогла бы ему запретить.
- Я этот центр разъясню, - пообещал Хмури, отрываясь от тарелки. - Сегодня же туда отправлюсь. Снейп, Малфой - прямо змеиное гнездо... еще неизвестно, чем они там занимаются.
- Нет пределов человеческой глупости, - пробормотал Билл.
- Ты так хо'ошо это знаешь, п'авда, до'огой? - заметила Флер.
"Я бы ее убил, - решил Гарри. - Азкабан так Азкабан, убил бы".
Минерва поглядела на Флер, точно собираясь отчитать ее за недостойное поведение, однако соображения гостеприимства остановили ее на всем скаку, как поводья удерживают разогнавшуюся лошадь. Димсдейл кашлянул.
Лишь сами участники маленького трагифарса нимало не смущались неловкой ситуацией. Флер, склонив головку в нимбе коротких золотых кудрей, улыбалась с очаровательным бессердечием, и Гарри понял, почему она до сих пор жива: у кого поднялась бы рука на этого лживого ангела? Билл свирепо сопел. Чоу, потупив глаза с притворной кротостью, кромсала лосося на тарелке на кусочки не шире лепестка ромашки. Ее муж, упрямо выпятив челюсть, держался своей позиции вооруженного нейтралитета.
- Как здоровье вашей племянницы? - спросил Гарри у Димсдейла, утомившись неловким молчанием.
- Джанет намного лучше. Она даже хотела спуститься к завтраку, хотя вчера утром была совершенно больна. Мадам Мераль ей очень помогает.
- Не облегчила ей ни единого приступа, - заявила старая миссис Димсдейл со своего места.
Не так-то просто ей угодить, усмехнулся Гарри про себя. К счастью, мне ей угождать не придется. Он украдкой покосился на Минерву. Та наливала мужу чай, и не обращала внимания ни на холод, ни на жужжание свекрови, ни на прочие мелкие бытовые неудобства.
Домовый эльф в дверях пискнул что-то вроде приветствия, Гарри обернулся, следуя за просиявшим взглядом Димсдейла. Хорошенькая бледная девушка в сопровождении исполненной спокойной уверенности мадам Мераль входила в столовую.
Смущенная всеобщим вниманием, она склонила головку в короне светлых кос, прошелестела неразличимое приветствие и уселась рядом с бабкой.
Шеклболт поприветствовал девушку, а Хмури молча вздрогнул и выпучил на нее глаза, медленно наливавшиеся изумлением. Вилка, которую он так и не донес до рта, шлепнулась в тарелку и мгновенно утонула в буром мясном соусе, но Хмури этого даже не заметил.

4.

- Красавица! Глянь, Гарри, до чего же хороша-то!
- Гм, - сказал Гарри.
Маслянистая вода в бухте разошлась, как шелк под ножом; длинная шея чудовища все поднималась и поднималась над мелкой рябью волн, пока голова в воротнике костяных шипов не оказалась на уровне площадки, где стояли Хагрид, Гарри и Тонкс. Морской конь оглядел людей немигающими оранжевыми глазами, открыл пасть, усеянную рядами кинжально острых зубов, и издал неожиданно тонкий, несолидный вопль.
- Сейчас, моя девочка, красавица моя, - Хагрид засуетился, вытащил из ведра исполинских размеров треску и с усилием бросил ею в чудовище. Длинная шея мотнулась в сторону, лязгнули клыки, и трески не стало. Морской конь - точнее, кобыла, - встопорщил гребень и действительно сделался похож на лошадку с детского рисунка: крутой выгиб шеи, удлиненная голова, стоящая торчком огненно-красная грива - нечто среднее между зубцами на спине драконов и хрящеватым рыбьим "пером".
- Умница какая, - вдохновенно сказал Хагрид, и сделал руками жест, призванный донести до всех раз и навсегда, какая эта тварь красавица, умница, и как сильно Хагрид ее любит.
Чудовище задумчиво покачивалось на месте, словно размышляя, не схватить ли Гарри поперек туловища и не утащить ли его на дно бухты. Должно быть, Тонкс посетило схожее подозрение, потому что она нервно спросила Хагрида:
- А они на берег не выходят?
- Не, они водные животные. У них лап нет - плавники только. Не выходят они.
Хагрид вздохнул, с сожалением наблюдая за удаляющейся чешуйчатой красавицей.
- Вот, держу их тута, - объяснил он, указывая на нее, и на пару присоединившихся к ней коней покрупней. - Это вот все пораненные.
- Это они выбрасывались на берег? - ветер швырнул Гарри в лицо веер мелких соленых брызг. Гарри снял очки и принялся протирать их полой мантии.
- Ага, - Хагрид грустно кивнул бородищей. - Чего с ними случилось - понять не могу. Как будто гонит их кто-то из моря.
- Ну что ж, - Гарри надел очки и взглянул на Тонкс. - Надо понаблюдать за ними… было что-нибудь общее между всеми этими случаями?
Хагрид недоуменно пошевелил бровями, и Гарри пояснил:
- Может, это случалось в полнолуние, или что-то в этом роде?
- Не, - Хагрид поскреб в бороде. - Не, не в полнолуние. Но луна светила, точно, и море каждый раз было гладкое, прям стеклянное. И прилив был. Вот так оно - на приливной волне выскакивают, а обратно уж никак. Если б я не глядел за ними, так бы и задохлись на берегу. Утром прихожу - лежит уже который-нибудь на камнях, и глаза заводит.
- Они в каком-то определенном месте выбрасываются?
Один из морских коней вдруг стремительно направился к берегу, белая пена с веселым шелестом летела за ним. У скалы конь прянул в воздух, мелькнула изумрудная чешуя, воздух свистнул о заточенный гребень. Конь изогнулся длинным телом, ловко уходя в воду, и плоским, как у гигантской мурены, хвостом бросил в людей изрядную порцию горькой воды. Тонкс задохнулась, вытирая мокрое лицо, Гарри выругался, Хагрид расхохотался и потряс шевелюрой, усеянной мелкими капельками.
- Вот озорник-то!
Озорник засвистел из глубины бухты, будто уличный мальчишка.
- Ага, в одном месте выскакивают, - Хагрид сделался серьезен. - Там внизу, где море открытое. Пойдем, покажу.
Они спустились по крутой тропинке на песчаный берег, усыпанный черными гладкими валунами. Берег выгибался, подобно гигантскому луку, апекс дуги отмечала впадина, похожая на желоб. При полном приливе желоб наполнялся водой, и морской конь, разогнавшись, мог выскочить по нему на сушу, как корабль по стапелям соскальзывает с суши в воду. Блестящий округлый валун рядом с Тонкс зашевелился, та отпрянула, хватаясь за палочку. Валун широко зевнул и раскрыл круглые любопытные глаза.
- Кто это? - спросила Тонкс, присматриваясь к симпатичной усатой морде.
- Да тюлени, - снисходительно ответил Хагрид. - Лежбище у них тут.
- А морские кони их не едят? - полюбопытствовал Гарри.
- Ну, - Хагрид засмущался. - Всяко бывает…
- Ну что ж, надо дождаться штиля и поглядеть, чем тут эти зверушки занимаются, - подытожил Гарри. - Пока нам сказать нечего… Дора?
- Да, - Тонкс неуверенно прищурилась на тюленя. - Мы пойдем, пожалуй. Как ты думаешь, Рубеус, какая погода будет вечером?
- Ветрено будет, - уверенно отвечал Хагрид. - А вот завтра как раз ветер уляжется.
Гарри пожал плечами.
- Ну, раз ты так говоришь… вернешься с нами в Инверэри?
- Не, - отказался Хагрид. - У меня тут дел невпроворот. Может, к ужину загляну.

Гарри не любил зиму, хоть зима на этих зеленых холмах могла бы прийтись по душе любому. Солнце светило, обещая надежду, но холоден был этот свет, и острое нетерпение одиночества, желающего оказаться нарушенным, не давало покоя сердцу Гарри.
- Как грустно, - сказала вдруг Тонкс, глядя туда, где синяя ломаная линия невысоких гор подпирала чистое небо.
- Отчего тебе грустно, Дора?
- Здесь так красиво…. И мне некому сказать о том, что я чувствую сейчас.
- Скажи мне, - предложил Гарри.
- Нет, - покачала головой Тонкс. - Прости, Гарри, но сейчас мне хотелось бы говорить с другим.
- Я понимаю. Бывают места, где не хочется болтать пустяки со случайными людьми.
- Ты не случайный человек для меня, Гарри, но сейчас давай помолчим.
Гарри вдруг показалось, что холодный зимний воздух выдавит ему лобную кость, как стекло, и хлынет внутрь, и тогда останется лишь вечное одиночество и глухая тоска.
За поворотом, у молодого дуба, стояла женщина в синем плаще. Поза ее выражала ожидание. Гарри и Тонкс подошли ближе; отсюда уже виднелись круглая башня Инверэри и острый щипец крыши. Женщина, склонив голову и придерживая ворот плаща, пытаясь удержать птицей рвущееся наружу тепло, шагнула им навстречу, и Гарри узнал Чоу.
- Гарри, - заломив тонкие брови, Чоу взглянула на Тонкс с невысказанной, но настойчивой просьбой. - Могу я поговорить с тобой?
- Разумеется.
- Увидимся в замке, Гарри.
Тонкс кивнула Чоу и пошла прочь.
Гарри и его неожиданная визави ожидали в молчании, пока яркий шарф Тонкс не скрылся за склоном холма. Тогда Гарри повернулся:
- О чем ты хотела поговорить со мной, Чоу?
Чоу прерывисто вздохнула и стиснула руки на груди, на лице ее смешивались тревога и нетерпение.
"Надеюсь, она не поведает мне о тайной страсти, от которой страдала все эти годы", - с беспокойством подумал Гарри.
- Гарри, - Чоу поглядела Гарри в глаза.
"Вот оно", - сказал тот себе, предвидя тоскливое объяснение.
- Моей жизни угрожает опасность, - торжественно объявила молодая женщина.
Причудливая штука - человеческое сердце: не облегчение от того, что разговор не коснулся нежеланной темы, но колючка разочарования оцарапала самолюбие Гарри. Однако сообщение было не из тех, которые можно обойти молчанием.
- Кто же тебе угрожает? - спросил Гарри, не особенно стараясь скрыть недоверие.
Чоу закусила губу.
- Конечно, я не думала, что ты поверишь мне. Мне никто не верит.
- Никто - это, надо полагать, Дамблдор.
Чоу вспыхнула.
- К кому еще я могу обратиться? Я чужая здесь. Я пыталась рассказать Минерве, но она поглядела на меня, как на безумную, с жалостью - хорошо хоть, не с насмешкой. Директор… господин министр, по крайней мере, выслушал меня и обещал помочь хоть как-нибудь.
- Кто же пытается убить тебя, Чоу? - Гарри задал вопрос мягко - в глазах молодой женщины плескался неподдельный страх.
- Флер Уизли, - выплюнула Чоу.
Несколько противоречивых желаний потянули Гарри одновременно к различным действиям: ему хотелось рассмеяться, воскликнуть "Какая чепуха!" и сказать что-нибудь вроде "И это пройдет". Все эти желания он успешно подавил и произнес сдержанно:
- Мне кажется, ты ошибаешься, Чоу.
- Гарри, поверь мне! - Чоу прижала кулачки к груди, в глазах стояли слезы. - Она хочет убить меня и выйти замуж за Джона.
"Как скверно, - подумал Гарри, страдая. - Как-то помягче с ней надо".
- Почему ты так решила?
- У нее глаза убийцы, - прошептала Чоу.
Гарри вспомнил блистающий взгляд Флер из-под томных век; эти глаза разили наповал, но рука ее не следовала их примеру: разрушительница домашних очагов, да, но не убийца.
- Может, у тебя есть и другие доказательства?
Его терпеливый тон заставил Чоу покраснеть от досады.
- Будь они у меня, разве стала бы я искать защиты такими окольными путями? - вопрос отдавал полынной горечью. - Нет. Но мы с Джоном снимали квартиру в Париже, и Уизли часто бывали у нас. Точнее, бывала Флер. Ее муж не искал нашего общества, - прибавила она с горькой улыбкой. - Так вот, после каждого ее посещения я заболевала, и чем дальше, тем сильнее делались приступы моей болезни. И ни один врач не мог сказать мне, что это такое!
"Ревность", - мысленно подсказал Гарри.
- Она отравляла меня! Но никто мне не верит. Когда я умру…
Голос Чоу пресекся, она отчаянно всхлипнула.
- Я верю, верю! - вскрикнул Гарри, пытаясь предотвратить грядущую истерику.
- Нет, не веришь!
"Вот наказание", - подумал Гарри, и решительно пообещал:
- Я буду следить за ней. Я уверен, что ты ошибаешься, но если нет, она получит по заслугам.
Чоу шагнула к Гарри и обняла его, вцепившись в его плечи и отчаянно всхлипывая. Гарри почувствовал, что мантия стала намокать, и понадеялся, что Чоу не высморкается ему в воротник. Он неловко повернул голову и краем глаза увидел человеческую фигуру на вершине нависающего над тропинкой холма. Солнечные лучи на миг вспыхнули в светлых волосах, и фигура исчезла.

…легко ли убедить этого человека хоть в том, что на дворе стоит зима? Такого упрямого сукина сына белый свет не видывал. Особенно же неприятно сознавать, что на этот раз размолвка произошла исключительно по вине Драко и совершенно, как говорится, на ровном месте, без всякого к тому повода со стороны Снейпа. Перебрав лишнего, следовало бы тихонько удалиться в свою комнату и проспаться. Не тут-то было: Драко припало на ум высказать Северусу все, что накопилось у него на душе за несколько лет их далеко не безоблачного союза.
Один только взгляд Снейпа, когда Драко пошатнулся в дверях и уцепился за косяк, должен был привести его в чувство. Однако не привел. И когда на бледных скулах запылали красные пятна, Драко должен был понять, что позволил себе недопустимое. Однако не понял.
Хмельная удаль несла его на волне, и окрыляло ощущение невиданной свободы, и всплывали какие-то давно истлевшие обиды, а к ним приплеталась уже совершенная ахинея, и в краткий миг просветления Драко сам поразился околесице, несомой его бестолковым языком. Волна напоследок подняла Драко на гребень, а затем с размаху шмякнула о каменно-жесткую действительность. Драко до сих пор корчился от стыда и бессильного гнева, вспоминая унизительную сцену, последовавшую за этим. Заточенный яростью взгляд Северуса разом рассек жизнь на две половины: "до" и "после".
- Я живу в аду, - пробормотал Драко. - Я живу в аду. Я проклят.
Пола мехового плаща зацепилась за ветку. Драко остановился и очень аккуратно освободил плащ. После чего достал палочку и превратил куст, так некстати выросший у дороги, в огромный гриб-дождевик. Примерившись, Драко ткнул палочкой в губчатую, туго натянутую поверхность. Послышалось негромкое "пуф!", тонкие белые лохмотья разлетелись в разные стороны. Драко стало немного легче. Можно повернуть обратно и разговаривать с Медеей Трего тоном сугубо деловым и спокойным. Ведь и сама она - деловитая и спокойная, и Северус бывает в этом центре только по необходимости. А вовсе не потому, что у Медеи Трего походка пантеры и мохнатые ресницы. Она же старая, черт возьми - они учились вместе, и когда это было!
Холм круто уходил к небу, вниз с его гребня стекал ветер, и Драко брел по грудь в воздушном потоке, словно в быстрой реке. Наконец, Драко очутился на макушке холма и поглядел вниз: мир лежал под его ногами пестрой и плоской картой, а у подножия, там, где изгибалась тропинка, обнимались два человека. Драко пригляделся и понял, что с этими людьми он знаком. По крайней мере, одного из них он знал очень хорошо, а относился к нему очень плохо.
- Отец, тебя ждет небольшой сюрприз, - пробормотал он, и впервые за несколько тяжелых, изматывающих недель на губах его появилась улыбка.

5.

- Я тебе говорю, это была она, - хрипло убеждал Шеклболта Аластор Хмури.
- Да ведь она лежала в постели, под наблюдением мадам Мераль и Минервы, - рассудительно отвечал Шеклболт. - Что же, она перенеслась на остров по воздуху, подобно фее?
Хмури тяжело задумался, собрав кожу на лбу в складки.
- О чем вы? - поинтересовался Гарри.
- О племяннице Димсдейла, - охотно объяснил Шеклболт. - Аластор утверждает, что видел ее на Соловьином, и что это она напугала упавшего со скалы матроса.
Поистине, сегодня день открытий и прозрений, усмехнулся про себя Гарри.
Тем временем в доме началась непонятная беготня, хлопнули створки окна, выпустив облако встревоженных голосов. Домовый эльф с какой-то склянкой в руках внезапно соткался из воздуха прямо перед носом авроров, заставив их вздрогнуть, и тут же исчез снова.
С крыльца спустилась Минерва и пошла через двор, беспокойно оглядываясь.
- Что-то случилось? - спросил Гарри, когда она поравнялась с ним.
- У Джанет снова приступ. А мадам Мераль запропастилась куда-то, как на грех, - с досадой сказала Минерва.
- Я должен это видеть, - заявил Хмури.
- Простите, Аластор, я не могу вам позволить, - Минерва решительно заступила ему дорогу.
- Вы что же думаете, я собираюсь развлечься подобным образом? - вспыхнул Хмури. - Я тут не в игрушки играю - я веду расследование, и должен убедиться, что племянница вашего мужа не имеет отношения к происшествию с Лонгботтомом.
- Вот уже месяц, как Джанет не выходит дальше этих ворот.
- Я видел ее лицо так же отчетливо, как вижу ваше сейчас, - Хмури воинственно выпятил челюсть; искусственный глаз проделал в глазнице сальто-мортале.
- Хорошо, хорошо, - сдалась Минерва. - Но, ради Мерлина, Аластор, не прикасайтесь к ней.
- За каким дьяволом мне к ней прикасаться? - буркнул Хмури и направился к дверям, увлекая за собой слабо сопротивляющегося Шеклболта.
Из-за длинного сарая, крытого серым шифером, показалась мадам Мераль. Минерва бросилась к ней и проговорила что-то неслышное; мадам Мераль серьезно кивнула, успокаивающим жестом коснулась плеча Минервы и вместе с ней проследовала в дом.
Гарри прищурился на солнце, осевшее к западному краю горизонта; сизые, разодранные на узкие полосы облака легли поперек солнечного диска.
"Что плохого в любопытстве?" - спросил себя Гарри. Поскольку он задал этот вопрос себе, а не лицу постороннему, то получил ответ, который полностью его устраивал.
Джанет обнаружилась в небольшой гостиной, где, помимо нее, собралось немало народу: старший Димсдейл с матерью, Минерва, Хмури с Шеклболтом, в дверях топталась Тонкс. Она виновато покосилась на Гарри - праздное любопытство было присуще и ей.
Мадам Мераль склонилась над Джанет, та сидела в кресле, выпрямив спину; слабая улыбка затаилась в уголках губ. Искры роем огненных пчел крутились в камине, одна из них вылетела и ужалила обнаженную руку девушки. Колдомедик поспешно смахнула уголек, но сама Джанет не шевельнулась. Девушка не делала ничего пугающего или отвратительного, но смотреть на нее было томительно и жутко.
- Ну помогите ей хоть чем-нибудь! - не выдержала старая миссис Димсдейл.
- Ничего сделать нельзя, - спокойно ответила мадам Мераль. - Можно лишь облегчить последствия припадка.
- И как, по-вашему, - сердито осведомилась Минерва у Хмури, - далеко ли она могла уйти в таком состоянии?
- Уйти? Это невозможно, - мадам Мераль подняла выщипанные брови.
"Невозможных вещей на свете немного", - вспомнились Гарри слова Дамблдора.
Хмури фыркнул и вышел из гостиной, по дороге весомо наступив Гарри на ногу. Гарри охнул и отшатнулся.
Девушка принялась раскачиваться и мурлыкать какую-то мелодию; глаза ее закатились, неприятно выпятились белки в кровянистых прожилках. У Гарри помутнело на душе. Он поспешил выйти, но муть уже колыхалась у самого горла, оставляя во рту желтый привкус желчи.
Гарри поднялся в отведенную ему комнату, и некоторое время бездумно глядел на двор через окно. Узкие облака унесло прочь, сделалось ясно и холодно, печные трубы выли, как баньши. Через ворота прошел человек, полы тяжелого плаща заворачивались за спину; порыв ветра отбросил капюшон с его головы, и Гарри увидел лицо Джона Димсдейла.
Гарри упал на застеленную кровать, как был, в одежде и ботинках, и попытался извлечь из своей памяти какое-нибудь приятное воспоминание, заставившее бы померкнуть виденье закатившихся белков и вурдалачьей улыбочки Джанет Димсдейл. Память, однако, подсовывала такое, что Гарри тихо застонал, уткнувшись лицом в подушку. Старый, почти исчезнувший шрам послал разряд электрической боли в беспомощный мозг.
Хедвиг недовольно завозилась и щелкнула клювом. Гарри поднялся, уселся за стол и быстро написал коротенькое письмо, затем вытряхнул сонную сову из клетки и, привязав письмо к толстой мохнатой лапе, бросил Хедвиг в распахнутое окно навстречу ветру. Сова жалобно вскрикнула, тяжело ударила крыльями и полетела на юг. Закат поджег море, алое зарево охватило горизонт.
Гарри вздохнул. Больше всего ему сейчас хотелось вернуть отправленное письмо и бросить его в огонь. Но раз совершенный поступок редко можно исправить, и последствия минутной слабости ложатся на жизнь навсегда, как шрамы навсегда остаются на теле.

Не пишется, не ловятся слова, не ловятся жемчужины, хоть ныряешь до сблева. Забросил невод - пришел невод с травою морскою… Измарав десяток пергаментных листов кляксами и профилями красавиц, похожих на Флер, но с носом профессора Снейпа, ныряешь - уже в кровать, холодную, как серо-зеленое море, и стынешь посреди огромной чужой постели.
Люциус, сердце мое, не слышишь сейчас - и благодарение богам, что не слышишь, как я тут ною, одинокий…
Кажется, жар. Только что лязгал зубами, и вот уже простыни сплавляются в жгуты. Подушку никак не уложить так, чтобы голове на ней стало удобно. Моей голове удобно только на твоем плече… Худо мне.
И ни строчки не написал с того дня, с того черного вечера, как ушел, хлопнув дверью, и я вздрогнул, как будто ты по лбу мне ею хлопнул, и не могу, ни строчки - только кляксы да гордые профили. Не могу, ничего не могу без тебя, ничего не хочу. Вот только представить, как тень - да, вот эта - собралась в комочек, закатилась в ложбинку под ухом, и взять ее губами из-под розовой мочки… нет, не могу даже помочь себе… не хочу. Полная импотенция на всех фронтах: творческое и половое бессилие. Люциус, сука, я, наверное, скоро сдохну.
Я горю. Холодный воздух обжигает, и я горю. Все тело, как свеча, горит…
Проклятая луна. Встать, шторы задернуть. Ослепительный, страшный блеск моря ложится на сетчатку глаза, и задернутые шторы не спасут: луна будет сиять в моем мозгу всю ночь. Луна в груди моей болит…
Щелей тут полно, сквозняк колышет шторы. Пламя свечи вытягивается в сторону двери, сплющивается, восковой стебелек покрывается прозрачными каплями, как будто она плачет тут, все от того же одиночества… и на ветру огонь качается.
Предающий - кто предаст тебя? Сверкание луны перед глазами…
Все тело, как свеча, горит,
И на ветру огонь качается.
Луна в груди моей болит,
Луна в мозгу моем толкается,
Да так болит, что градом пот,
Да так болит, что тело - клочьями.
Должно быть, утро не придет,
Хоть обещало не просрочивать…
Быстро, быстро, перо мечется по бумаге, тени мечутся по углам. Померкла луна в мозгу, замолкли дьявольские голоса, угас огонь… смыкаются темные воды сна, принося долгожданный покой. Ночь пришла.

6.

- Нашелся один благоразумный человек, но его, как водится, никто не слушал, - рассказывал Димсдейл. - Матушка своих сотрудников держала в кулаке. Эксперимент закончился катастрофой - взрывом снесло лабораторию, а пожар прикончил то, что уцелело. И единственным человеком, погибшим во время взрыва, оказался тот самый недовольный. Мама чудом спаслась от Азкабана, но с поста ее, конечно, сместили, а имя ее внесли в "черный список".
Гарри неопределенно хмыкнул.
- Вместо нее руководить центром назначили парня по фамилии Блюмкин - а может быть, Рифкин - и он окончательно все развалил. В годы войны с Волдемортом было не до гербологии… А вот уж когда министром сделался Дамблдор, он назначил эту самую Медею Трего. При ней центр, подобно фениксу, возродился из пепла. Так что мамины нападки совершенно необоснованны.
Гарри машинально кивнул. Димсдейл рассказывал что-то еще, но ветер уносил его слова, будто ненужную шелуху.
Хедвиг вернулась под утро, сердитая и без ответа, проухала какое-то совиное ругательство, устраиваясь в клетке, на предложенное Гарри печенье щелкнула клювом и повернулась к хозяину спиной. Из всего этого Гарри сделал неутешительный вывод: посланницу приняли неласково, и Гарри совершенно зря опозорился, выказав недостойную слабость.
Исследовательский центр располагался в долине и походил на гигантское велосипедное колесо, брошенное на газон; ступица - группка зданий - высверкивала стеклом и металлом, между спицами-дорожками буйно росли и цвели сотни растений, издали сливавшихся в единый пестрый ковер. Над центром дрожал и переливался пузырь защитного поля.
На дорожке у ворот авроры столкнулись с Драко Малфоем. Предупрежденный о возможности такой встречи, Гарри был все же неприятно ею удивлен; особенно его смутило выражение тайного превосходства, мелькнувшее в глазах Драко. Малфой посторонился, пропуская авроров, Хмури оглядел его злобно и подозрительно, в ответ на что Драко поклонился с преувеличенной вежливостью.
Медея Трего, высокая, тонкая, узким перехватом талии и ядовитым треугольным лицом напоминавшая осу, встретила их не то чтобы неприветливо, а, скорее, равнодушно.
- Не думаю, что вы узнаете нечто, чего еще не знали. Впрочем, все равно - можете задавать любые вопросы и совершать любые действия, какие считаете необходимыми.
Окна были распахнуты настежь, впуская теплый воздух, напоенный сладкими, пряными ароматами и тяжелой влагой. Гарри снял плащ, но и в мантии было жарко, по хребту потекла струйка пота. Лица авроров покраснели и покрылись испариной.
- Итак, что же вам нужно от меня?
- Я хочу побеседовать с вами наедине, - отрывисто произнес Хмури, всем своим видом показывая, что разговор предстоит неприятный.
Взгляд Трего приобрел несколько юмористический оттенок.
- В таком случае, пойдемте. А вы, господа… и дамы, - Трего склонила голову в сторону Тонкс, - можете быть совершенно свободны в своих действиях, как я уже говорила. Единственное, о чем я прошу вас - не рвать цветов и вообще не прикасаться к растениям.
- Мы не причиним вам ущерба, - сердито отозвалась Тонкс, к которой, собственно, и были обращены слова Трего.
- Я не опасаюсь, что вы причините ущерб центру. Но вы можете причинить вред себе. Большая часть растений ядовита.
С этими словами Трего встала и жестом пригласила Хмури за собой. Остававшиеся в комнате растерянно впились в него глазами, ожидая инструкций, но Хмури вышел, не сказав им ни слова и предоставляя действовать по собственному усмотрению.
- Вернусь, пожалуй, в Инверэри, - Димсдейл снял свой плащ со спинки кресла и отер капли пота со лба. - Как здесь жарко!
Да, подумал Гарри, по сравнению с холодильной камерой, устроенной в его доме, тут просто тропики.
- Я осмотрю сад, - Шеклболт вздохнул. - Хотя заранее знаю, что для расследования это совершенно бесполезно.
Шеклболт и Димсдейл вышли, Тонкс пожала плечами и последовала их примеру.
Тут же появился один из сотрудников центра и, осведомившись, не может ли он оказаться чем-нибудь полезен, подсунул Гарри блокнот для автографа.
- Проводите меня в комнату Невилла Лонгботтома, - попросил Гарри.
Маленькая комната, словно маленькая собачка, печально ждала возвращения больного хозяина. На столике у кровати горбом лежала толстая старинная книга, раскрытая на середине и перевернутая переплетом кверху. Гарри взял книгу в руки: готический шрифт, неудобочитаемая средневековая латынь, из которой Гарри понимал лишь каждое третье слово.
- Я пойду? - сотрудник переминался в дверях.
- Да, спасибо, что проводили, - рассеянно отозвался Гарри.
"…произошло достопамятное событие. Источник Слез…" - Гарри повернулся лицом к окну, пытаясь разобрать замысловатую вязь старинных литер, - "…забил вновь, и чудесный цветок… поистине неоценимые свойства…"
- Что еще за цветок? - пробормотал Гарри.
- Klavis Regis - если тебе это о чем-то говорит, - ответил ему знакомый голос.
Гарри вскинул голову. Драко разглядывал его яркими, насмешливыми глазами, прислонясь плечом к косяку.
- И я подозреваю, что именно ради этого цветка Лонгботтом мотался на остров каждую ночь, - продолжал Драко. - Для чего он понадобился Лонгботтому, не представляю. Этот парень даже чаю не может правильно заварить.
- Ты когда-нибудь слышал о научных исследованиях?
- Да. Я слышал. Я ведь ими и занимаюсь, Поттер. А вот тебе-то что об этом известно?
- Я не хочу с тобой препираться, - ответил Гарри сквозь зубы.
Драко отлепился от косяка и подошел ближе.
- Верно, у тебя найдутся другие занятия, - он слегка улыбнулся. - Чоу… Димсдейл, так?
Гарри вспомнил наблюдателя на холме, и ощутил беспокойство.
- А ты здесь зачем? - спросил он.
- Klavis Regis интересует не только гербологов. Я получил разрешение на сбор этого растения - завтра оно войдет в полную силу. И свойства его… - Драко подошел к Гарри вплотную и заглянул в книгу, - поистине неоценимы. Зельевары всего мира будут валяться у меня в ногах, выпрашивая хоть гран приготовленного из него порошка.
- Ты любишь, когда у тебя валяются в ногах.
- Это у нас семейное.
- Кстати, о семье, - Гарри запнулся, но отважно продолжил, - давно ли ты видел Люциуса?
- Эту ночь я провел в поместье, - Драко пристально поглядел на Гарри. Тот скучающе перелистывал страницы. - Вернулся утром. Я сообщил отцу, что ты здесь.
- А что еще ты ему сообщил? - с деланным равнодушием спросил Гарри.
- Что ты решил совершить прогулку в прошлое. И прихватить с собой подружку. - Судя по откровенному злорадству Драко, сообщение возымело желаемый эффект.
- Ты… мелкий пакостник.
Драко отвесил издевательский поклон.
- И что же он сказал на это сногсшибательное известие?
- Совет да любовь.
Гарри аккуратно положил книгу на столик, руки тряслись. Улыбка Драко стала шире, и Гарри нестерпимо захотелось забрать его белые, как у отца, волосы в горсть и бить его физиономией о стену, пока эта ухмылка не утонет в крови.
- Чоу замужем, - тихо напомнил он.
Глаза Драко вспыхнули, и Гарри понял - этой реплики он с нетерпением ждал, и ответ на нее давно заготовлен. Гарри даже знал, каким будет этот ответ.
- Разве тебя когда-нибудь останавливали слова: "Состоит в браке"?
- Тебе не в чем меня упрекнуть, - сказал Гарри, сдерживаясь из последних сил. - Разве я когда-нибудь пытался…
Он понял, что лжет, и замолчал.
- После смерти мамы полугода не прошло, как отец спутался с тобой, - улыбка Драко превратилась в гримасу ненависти. Если бы он посмел, то бросил бы не оскорбление, а "Аваду".
- У нас своя жизнь, у тебя - своя. Оставь нас в покое.
Какая-то сила удерживала их на месте, они не могли ударить друг друга и не могли повернуться и разойтись.
- Ты… - Драко запнулся, не в силах выразить клокотавших в нем чувств. - Я надеюсь, он поступит с тобой так же, как с мамой - вот и все.
Гарри на миг закрыл глаза. Все в его душе опустело с этими словами, осталась лишь боль - и желание причинить ответную боль.
- Она мертва, - сказал он и с жестокой радостью наблюдал, как отхлынула краска с лица Драко.
Назревающую безобразную потасовку предотвратило появление Медеи Трего.
- Ваши спутники ждут вас, - сообщила она Гарри, оглядела опрокинутые лица молодых людей и подняла бровь.
Драко развернулся и покинул комнату.
- Можно мне ненадолго взять книгу? - спросил Гарри.
- Возьмите. Но до наших дней дошло всего пять экземпляров этого трактата, поэтому не выдирайте из него листов и не роняйте его в воду.
Гарри прижал книгу к груди, давая понять, что обращение с инкунабулой будет подобающим.
- Что это за книга? - спросила Тонкс, едва они вышли за пределы центра.
Они не стали подниматься на скалы, а пошли понизу, в обход. Холодный воздух лился Гарри за ворот. Неплохо бы аппарировать прямо в Инверэри, подумал он, вместо того, чтобы сбивать ноги о каменистую дорогу.
- Невилл читал ее перед тем, как с ним случилось несчастье, - объяснил Гарри. - В ней написано про какой-то редкий цветок, расцветающий раз в пятьсот лет, возле некоего Источника Слез. А Источник, надо полагать, находится на Соловьином острове.
- Рядом с постройкой, о которой я вам рассказывал, - сообщил Шеклболт, - бьет ключ, а вокруг него растет множество растений. Но ни одно из них не цвело.
- Он должен зацвести завтра. Так мне… сказали. Я хочу показать эту книгу мадам Мераль. Возможно, это растение обладает галлюциногенными свойствами.
- Если и обладает - вы что же, думаете, что Лонгботтом, сидя ночью у родника, срывал листья и жевал их от нечего делать? - фыркнул Хмури.
- Нет, его напугало привидение Джанет Димсдейл, - огрызнулся Гарри.
- Это привидение среди белого дня напугало одного из матросов до того, что он спрыгнул со скалы, - Хмури остановился и повернулся к Гарри, уперев руки в бока. - А матросы - не истерические девушки, чтобы шарахаться от всяких пустяков. Уж если кто-то их них спятил от страха, так не без причины. И эта тварь, скажу я вам, кого угодно могла бы напугать.
Ответить Гарри не успел.
Над головами авроров раздался отчаянный крик, они дружно поглядели наверх и увидели, как с невысокого утеса на них падает женщина.
- Vingardium Leviosa! - рявкнул Хмури, взмахивая палочкой.
Женщина зависла в воздухе, растопырив руки и ноги, как огромная белка-летяга, и не переставая душераздирающе визжать. Черные волосы свесились ей на лицо, Гарри под ноги упала золотая шпилька.
Хмури повел палочкой, и женщина плавно стала снижаться. Теперь она не кричала, лишь постанывала от страха.
- Это же Чоу, - Тонкс бросилась к ней и подхватила под руки как раз в тот момент, когда несостоявшаяся жертва опустилась на землю.
Гарри поглядел на утес и содрогнулся, представив изломанный, окровавленный труп, что лежал бы сейчас на камнях, задержись они хоть на минуту. Чоу безумно озиралась вокруг, лицо ее перекосило гримасой.
- Что случилось? - бессмысленно спросил Шеклболт.
Чоу согнулась пополам и тихо завыла.
- Гарри, Кингсли, осмотрите все наверху, - велел Хмури, покосился на рыдающую взахлеб Чоу и малодушно добавил: - Я пойду с вами.
Тонкс бросила на коллег отчаянный взгляд, но те уже перескакивали с валуна на валун с ловкостью горных козлов.
- Козлы, - в сердцах пробормотала Тонкс, в то время как Чоу размазывала тушь по ее новенькому шарфу, подаренному Ремусом на Рождество.
Однако когда запыхавшиеся авроры вернулись, Чоу успела прийти в себя и даже поправила прическу. Гарри подивился эластичности женской психики: только что Чоу заходилась в истерике, и вот уже пудрит нос одолженной у Тонкс пуховкой.
- Что с вами случилось? - Хмури с раздражением рассматривал эту идиллическую картинку.
Чоу захлопнула пудреницу и подняла очень чистые, очень искренние глаза. У Люциуса всегда делался такой взгляд, когда он намеревался соврать, и Гарри невольно насторожился.
- Я просто запнулась и упала. Услышала ваши голоса внизу, подошла к обрыву посмотреть, кто там, и…
Она тяжело вздохнула.
- Какое счастье, что вы подоспели вовремя.
- Да уж, - проворчал Хмури. - Осторожнее надо быть, знаете ли.
- Я такая неловкая, - грустно потупилась Чоу.
"Все ложь, - уверенно подумал Гарри. - Но зачем?"
- Дора, ты не оставишь нас на минутку? - попросил он Тонкс, когда Хмури и Шеклболт немного ушли вперед.
Та кивнула, улыбнулась заговорщицкой улыбкой и прибавила шагу.
- Чоу, - тихо сказал Гарри, - кто тебя толкнул?
- Никто, - Чоу поглядела Гарри в глаза. - Ты был прав насчет Флер. Она… я просто ревновала, Гарри. Мне действительно казалось, что она пытается меня убить, но я ошибалась. По крайней мере, мне известно наверняка, что Джон не собирается со мной разводиться. Это маленькое приключение со временем сойдет на нет. Я потерплю. Я терпеливая.
Гарри помолчал, а потом спросил еще раз:
- Значит, никто тебя не толкал?
- Никто, Гарри. Я сама упала.
"Никто. Сама".
Что же там было дальше? "Пускай мой муж меня не поминает лихом" [*4].
Да, кажется, так.

7.

Лунный свет, друг влюбленных, покровитель неупокоенных душ, лился на поверхность моря и, не смешиваясь с водой, лежал на ее поверхности ровным глянцевым слоем. Острые язычки крохотных волн лизали ледяной берег, зияли между скал черные расщелины, бездонные, словно порталы в межзвездное пространство. Суматошный день опрокинулся под грузом происшествий, переполнивших его, в океан и утонул там безвозвратно. Гарри пытался вернуться к заботам, тревожившим его, но беспокойство растворилось в мерном шорохе прибоя.
- Пивка бы сейчас, - прозаично заметила Тонкс, умащиваясь на ребристом валуне.
- Нет в тебе романтического взгляда на мир, - посетовал Гарри. - Погляди, какая красота кругом. Вот эти утесы…
- Про романтическую красоту утесов ты Чоу расскажи, - хмыкнула Тонкс.
- Пожалуй, не стоит, - задумчиво отозвался Гарри. - Она этого не оценит.
- Чего? - вмешался Хагрид.
- Да так… Беседуем о красотах ландшафта.
- А.
Хагрид всматривался туда, где серебряный клинок лунной дорожки вонзался в черное небо.
- Смотрите! Они здесь.
Гарри прищурился, пытаясь разглядеть то, на что показывал Хагрид, но видел только ровную, чуть тронутую легкой рябью, поверхность воды. В некоторых местах рябь как будто становилась сильнее, длинные волны отсвечивали изумрудными огоньками. Волны приблизились. Гарри услышал знакомый свист и вибрирующие протяжные звуки. Мелькнула чешуйчатая спина и вновь исчезла из виду. Кони играли. Они не подходили близко: час отлива миновал, оставив на обнажившейся полосе сырого песка неудачливую морскую живность.
- Это что? - Хагрид подался вперед. - В море девушка.
- Где?
Одно из чудовищ вырвалось из табуна сородичей и направилось к берегу. С изумлением Гарри увидел, что на выступающих шипах вокруг головы коня, словно в седле, сидит крошечная фигурка, казавшаяся издали не больше шахматной пешки. Конь приближался стремительно, и вскоре Гарри уже мог разглядеть, как огненными языками взлетают рыжие волосы наездницы. Подул слабый ветерок - точно море вздохнуло, - и принес прозрачный отзвук смеха.
- Вот сумасшедшая, - с благоговейным ужасом проговорила Тонкс.
Смех донесся снова, беззаботный - так смеются девушки, купаясь в жаркий летний день в тихой заводи. Тонкс пробормотала что-то.
Гарри вопросительно взглянул на нее.
- Кажется, я эту девицу видела.
- Вот как? И кто же она?
- Пытаюсь вспомнить. О!
- Дора, - с раздражением сказал Гарри, - загадок мне хватает и без твоих таинственных возгласов. Если тебе есть, что сказать, говори немедленно, а не то я тебя в воду брошу.
- Ух, какой ты грозный, - удивилась Тонкс. - Так и быть, скажу. Помнишь, я тебе рассказывала, что в Святом Мунго наблюдала за одной из страдающих припадками каталепсии пациенток?
Гарри хмыкнул.
- Уж не пытаешься ли ты дать мне понять, что это она и была?
- Рубеус, - протянула Тонкс, - давай напишем Снейпу, чтобы вместо Трелони взял на работу нашего Гарри?
- Дак Снейп не послушает меня, - Хагрид почесал в затылке. - Пусть лучше Минерва ему напишет.
- Очень смешно, - сердито сказал Гарри. - Между прочим, кем бы эта девица ни была, она явно направляет коня на берег.
- Эй! - Хагрид побежал к кромке воды, крича и размахивая руками. - Эй, ты! Поворачивай назад, слышишь!
- Рубеус, подожди… ах, черт, - Тонкс беспомощно посмотрела на Гарри.
Тот пожал плечами:
- Что теперь делать? Пойдем, может, сумеем заставить ее повернуть.
- Интересно, как? - проворчала Тонкс. - Спустимся в воду и возьмем этого монстра под уздцы?
Внезапно поднялся ветер; сначала слабый, он стремительно окреп и, прежде чем Гарри и Тонкс нагнали Хагрида, порывы сделались так сильны, что едва не сбивали их с ног. Море бесновалось. Черные валы с грохотом утюжили берег, а над ними неподвижно застыло совершенно спокойное небо, и равнодушно сиял лунный диск. Авроры достигли места на берегу, куда прежде выбрасывались кони. Хагрид стоял там, приложив руку щитком ко лбу; ветер яростно трепал его волосы и бороду, рвал мантию с плеч.
- Гарри! - ахнула Тонкс, указывая на море.
Поверхность его вздыбилась, свернулась стеклянной трубкой: гигантская волна шла на берег и несла на гребне чудовище и девушку, припавшую к его длинной змеиной шее. Сквозь грозный рев ветра Гарри услышал слабый перезвон, словно где-то, очень далеко, звонил колокол.
- Ставим защиту, Гарри! - крикнула Тонкс. - Мы не успеем уйти!
Гарри кивнул. Мокрые песчинки налипали на стекла очков, забивали ноздри, одежда промокла насквозь. Под погребальный звон далекого колокола, сквозь ветер, который выл так громко, что воспринимался как особая разновидность тишины, до него донесся смех и гиканье безумной наездницы.
Гарри и Тонкс одновременно подняли палочки, и невидимая, но прочная стена встала между ними и клокочущим морем. Волна долетела до берега и заскользила брюхом по песку. Гарри с ужасом увидел, насколько высоко поднялась зеленая вода у созданной ими преграды, и в тот же миг впечаталось в нее морское чудовище. Раздался пронзительный вопль; Тонкс ахнула, хватая Гарри за руку; берег под ногами содрогнулся. Мелькнула в воздухе фигурка в развевающихся белых одеждах: девушка перелетела через голову коня и ударилась всем телом в защитное поле. Гарри увидел, что глаза ее закатились, а из ноздрей хлынула черная кровь. Девушка соскользнула вниз, оставив за собой кровавый след, и волна утащила ее за собой. Тонкс тяжело, со всхлипом, вздохнула.
Ветер улегся так же внезапно, как поднялся; поверхность моря быстро успокаивалась.
- С-снимаем защиту? - Тонкс слегка заикалась. - Как ты думаешь, девушка жива?
- Как он там? А? - бормотал Хагрид. - Ведь как ударился-то! Шея у них хрупкая…
Ноги вязли и скользили на мокром песке. Тонкс потеряла туфлю и отстала.
Зеленое чешуйчатое тело безвольно покачивалось на волнах неподалеку от берега. Гарри огляделся, надеясь увидеть белую одежду, но не увидел ничего, кроме спокойно блестевшего снаружи, черного, вязкого в глуби моря.
Хагрид, чуть не плача, зашел по колено в воду. Гарри метнулся за ним.
- Хагрид, ты что? С ума сошел? Иди на берег немедленно. Если он сейчас очнется, тебе несдобровать.
- А если умер?
- Тогда ему уже не поможешь. Идем.
Маленькие, игривые как щенки, волны подталкивали Гарри мокрыми носами.
Морской конь вдруг зашевелился, повернулся на бок, шлепнул хвостом. Хагрид взревел от радости, толкнул Гарри в бок локтем. Гарри плюхнулся в воду, окунулся с головой и уронил очки.
- Он жив! Живой, Гарри, он живой! - Хагрид приплясывал, брызги летели во все стороны.
- Accio очки, - злобно прошипел Гарри.
Вернув очки на их законное место, Гарри увидел алый гребень, поднимающийся над волнами. Конь медленно двигался по лунной дорожке. Вокруг него ходили кругами его товарищи; тревожно свистя, они окружили его и увели в открытое море.
Тела девушки они не нашли, хоть и обшаривали берег почти до утра.
В Инвэрери вернулись в шестом часу. Гарри быстро ополоснулся в старомодной, на львиных лапах, ванне, смывая морскую соль, и поспешил в постель, холодную, но, по крайней мере, сухую.
Хедвиг в своей клетке вдруг проснулась и вскрикнула. В стекло требовательно забарабанили, Гарри распахнул окно. Ледяной лунный мрак сгустился, превращаясь в пепельного филина. Сердце Гарри заколотилось: это был филин Люциуса.
Филин сделал круг по комнате, сверкнул надменными глазищами и швырнул в Гарри пакет, попав точно по макушке. Гарри вздрогнул и схватился за ушибленное место. Филин издевательски заухал и вылетел наружу, не дожидаясь вознаграждения. Гарри захлопнул створки окна и дрожащими пальцами вскрыл пакет.
Оттуда выпало его собственное письмо. Нераспечатанное.
Секунду Гарри смотрел на него, а затем с воплем ярости швырнул его в камин.

8.

Гарри разбудил треск и невнятные звуки. Спросонья ему показалось - из камина вырвался шар пламени, и только когда шар заговорил человеческим голосом, Гарри сообразил, что это голова Рона.
- Привет, - Рон оглушительно чихнул, подняв облако золы.
- Чего тебе? - невежливо отозвался Гарри, пытаясь разлепить веки.
- Сколько можно спать, а? Господин министр желают вас видеть с докладом. Сегодня в десять.
- Вечера? - с надеждой спросил Гарри.
- Утра, - Рон захихикал, лицо его налилось краской, сделавшись почти того же колера, что и волосы.
Гарри застонал.
- А который час?
- Половина десятого. - Веснушки Рона расползлись в широкой улыбке. - Так что шевелись. Пока, увидимся еще. Тонкс передай, ее тоже ждут.
Гарри со стоном откинулся на подушки.
Через полчаса Гарри и непрерывно зевающая Тонкс появились в приемной министерства. Рон был занят - сосредоточенно перекладывал листы пергамента из одной стопки в другую. Сдержанно поздоровавшись, он кивком указал на дверь.
- Доброе утро, друзья мои! - приветствовал прибывших свежий и сияющий довольством Дамблдор.
Хмури, устроившийся в кресле в углу, повернул массивную голову и что-то пробурчал.
За магическим окном спала пустыня. Черная вогнутая чаша неба мерцала рыжими тигровыми полосами. Тени падали слева на лицо Хмури, и оно походило на луну, на темной стороне которой сверкал вставленный инопланетными странниками стеклянный глаз.
Вошел Рон, за ним плыла пухлая папка, поблескивая тусклыми латунными накладками. Папка с грохотом опустилась на обширный директорский стол.
- Ингрид Хартман, - сообщил Рон. - 28 лет, мать - волшебница, отец - сквиб. Училась в Хогвартсе, Рейвенкло. Работала лаборанткой в Исследовательском центре гербологии под началом Медеи Трего. Месяц назад заболела, помещена в клинику Святого Мунго. Скончалась сегодня, в пять часов утра, от кровоизлияния в мозг.
- Мы убили ее, - потерянно сказала Тонкс.
- Не говори глупостей, - нервно отозвался Гарри. - Как она могла находиться в двух местах одновременно?
- Так же, как Джанет Димсдейл, - отозвался Хмури.
Он положил папку на колени и перебирал ее содержимое, словно надеясь найти улику, случайно прилипшую к листам пергамента.
- Вот ведь какая каша заварилась вокруг этого центра, - прибавил он и многозначительно поглядел на Дамблдора.
- Аластор, - Дамблдор покачал головой, очки-половинки укоризненно блеснули. - Не думаю, что дело в Центре. Обрати внимание на Соловьиный остров.
- Да, то еще местечко, - Хмури задумался. - А вот интересно, кто такие были эти Белые колдуньи?
Искусственный глаз повернулся и уставился на Гарри, точно призывая его к ответу.
- Сэр, перед тем, как с Невиллом случилось несчастье, он читал вот эту книгу. Здесь говорится о какой-то траве…
Дамблдор поощрительно кивнул и протянул руку. Фолиант, повинуясь движению палочки, подплыл к нему и, словно странная бесперая птица, опустился в его ладони, послушно раскрыв пожелтевшие страницы.
- О, как интересно, - Дамблдор улыбнулся Гарри. - Знаешь, мальчик мой, у тебя удивительное чутье на такие вещи. Ты всегда оказываешься в нужном месте в нужное время. Я покажу книгу Северусу. Не сомневаюсь, что он многое сможет нам рассказать о цветке, который описан в трактате, и, вероятно, о связанных с ним легендах.
Хмури громко фыркнул.
- Драко Малфой приехал за этим цветком, - угрюмо сообщил Гарри. - Получил разрешение на его сбор.
Тонкс нетерпеливо вздохнула.
- Что странного в том, что зельевар интересуется травами? - несколько вызывающе сказала она. - Лучше скажите мне, что будет с остальными девушками?
- Я уверен, что ключ к происходящему скрыт здесь. - Дамблдор погладил кожаный переплет, и Гарри показалось, что он слышит довольное воркованье книги. Очки доброжелательно блеснули в сторону Хмури. - Уверен, что у вас много дел, Аластор. Вы собираетесь аппарировать в Инверэри?
- Нет, еще побуду в Лондоне. - Хмури, вняв намеку, неуклюже выбрался из кресла. - Я собираюсь лично присматривать за расследованием, которое ведет Долиш. По серии нападений оборотней на детей.
Дамблдор грустно кивнул.
- Да, Аластор. Присмотрите. Пора это прекратить. Довольно судеб уже искалечено.
- Дорогая Нимфадора, - Дамблдор ласково улыбнулся Тонкс. - Вы выглядите усталой. Я хочу, чтобы вы отдохнули денек, повидались с супругом.
- Но как же расследование? - растерялась Тонкс.
- Всего лишь день отпуска, - успокоил ее Дамблдор. - Думаю, Гарри, Аластор и Кингсли перенесут ваше недолгое отсутствие легче, чем его переносит Ремус.
Тонкс покраснела.
- Идите же, Нимфадора, - мягко сказал Дамблдор. - Завтра вам придется вернуться к исполнению ваших служебных обязанностей - а сегодня можете насладиться семейным уютом и обществом мужа.
- А мне вы не предложите насладиться семейным уютом? - криво усмехнулся Гарри, дождавшись, пока Тонкс и Хмури не оставят кабинет.
- Я был бы рад, если бы ты вступил в брак с какой-нибудь милой девушкой, - серьезно ответил Дамблдор. - Но ведь это невозможно?
Гарри опустил глаза, чтобы не видеть испытующего взгляда министра.
- Нет, - произнес он тихо, но твердо. - И не будем об этом. К тому же, насколько я могу судить, не так часто встречаются супружеские пары, при виде которых хочется вступить в брак.
- Артур и Молли Уизли, - напомнил Дамблдор. - Рон и Гермиона.
- Билл и Флер. Чоу и Джон Димсдейл, - живо отозвался Гарри. - Кстати, о Чоу. Она говорила вам, что ее собирается убить Флер?
- Бедная девочка, - грустно кивнул Дамблдор. - Хочешь чаю?
- Хочу. Я не успел позавтракать. Так вот…
Гарри прервался, чтобы взять чашку.
- Так вот, это неправда. Ее пытается убить собственный муж. И теперь она об этом знает.

- Не хочешь зайти к нам вечером в гости? - предложил Рон, отрываясь от составления какого-то списка.
- Нет, мне нужно в Инверэри, - отказался Гарри.
- Хорошо там, наверное, - мечтательно протянул Рон. - Тихо…
- Да не сказал бы, - улыбнулся Гарри. - Весьма оживленное местечко. Как Гермиона и малышка, здоровы?
- Угу, - Рон вздохнул. - Не понимаю, почему ей не нравятся заглушающие чары? На все остальные реагирует нормально, но стоит произнести: "Quietus", так она прямо синеет от крика. У тебя-то как дела?
Гарри безнадежно махнул рукой и тут же об этом пожалел. Физиономия Рона приобрела выражение, сделавшее его трогательно похожим на Молли Уизли: выражение заботливой мамаши, которая никак не может понять, почему ее любимое дитятко не хочет играть с плюшевыми мишками и зайками, зато тянет ручки к бритвам, ножам и прочим небезопасным для жизни предметам.
Гарри торопливо попрощался и направился к выходу, чувствуя приставший к спине, будто пластырь, взгляд Рона и уныло думая, что Люциус характером действительно схож с бритвой и определенно небезопасен для жизни.
Он собирался аппарировать немедленно, но в последний момент передумал и решил заглянуть в квартиру.
"Нужно взять… эээ… чистое белье", - сказал он себе, изгоняя из памяти виденье набитого чистым бельем чемодана, дожидающегося его под кроватью в Инверэри.
На пороге Гарри остановился, пытаясь справиться с желанием повернуться и уйти, не заглянув в квартиру. Ноги точно налились свинцом, и каждый шаг отдавался тупой, ноющей болью в груди. Он вошел; взгляд заметался по мебели, по углам, выискивая следы чужого присутствия. Что-то было не так, что-то было не на месте, не как обычно. Гарри чувствовал холод, и это не был сквозняк, как ему хотелось думать.
Тихо. Пусто. Ему захотелось закричать, чтобы разрушить эту тишину, разбить ее вдребезги, как колдографию, что валяется на полу рядом с камином…
Гарри подошел, осторожно - так подходят к спящему хищнику, опасаясь его разбудить, и поднял колдографию. Улыбка Люциуса сияла сквозь густую серебряную паутину трещин, покрывавших стекло. Гарри почти увидел, как трость поднимается в воздух, и почти услышал хруст бьющегося стекла. Он осторожно вытащил колдографию из изуродованной рамки и положил ее в нагрудный карман. Огляделся.
Все остальное оставалось таким же, как и раньше, но готовилось измениться - он это чувствовал. Ощущение холода не исчезло. Гарри казалось, что он ступил на тонкую ледяную корку, треснувшую под ногой; а подо льдом черная вода манила и обещала забвение.

9.

Гарри аппарировал прямо на крыльцо Инверэри и едва не сбил с ног Шеклболта.
- Ох, прости.
- Ты только погляди на это, - сказал ему Шеклболт в ответ.
Во дворе лупили друг друга Джон Димсдейл и Билл Уизли. Магической дуэлью тут и не пахло, хотя Прекрасная Дама присутствовала: Флер замерла в сторонке, прижав руки ко рту и глядя на драку огромными глазами.
Кулак Билла с треском врезался в челюсть Димсдейла. Димсдейл в долгу не остался: Билл успел уклониться от первого удара, но второй едва не своротил ему нос.
Флер закричала, однако крики ее лишь подхлестнули дерущихся.
Гарри огляделся. Кроме Флер, во дворе толкалась стайка домовых эльфов, принимавшихся визжать писклявыми голосами при каждом ударе.
- Может, разнять их? - предложил Шеклболт.
Гарри подумал и пожал плечами.
- Пусть отведут душу.
Билл угодил противнику кулаком в горло, отчего Димсдейл сразу утратил боевой пыл. Он отскочил, задыхаясь и кашляя, и натолкнулся на Флер. Та с воплем отпрянула в сторону. Билл ринулся к ним. Тут-то драка и прекратилась: Димсдейл вытащил палочку и сдавленным голосом приказал: "Отвали".
Теперь Билл и Димсдейл стояли друг против друга, как два помойных кота, разодравшихся из-за смазливой кошечки. Билл размазывал кровь, льющуюся из разбитого носа, по лицу.
- Может, хватит? - громко спросил Гарри.
Казалось, его не слышали. Билл, склонив голову, двинулся на своего противника, тот дернулся, поднимая палочку, и Гарри увидел, как зашевелились его губы.
- Гарри, - тихо произнес Шеклболт, Гарри кивнул, и они сбежали вниз по лестнице, однако вмешаться не успели: дубовая дверь распахнулась, и мимо стремительно прошла Минерва. Плащ крыльями Немезиды развевался за ее плечами.
- Прекратите это немедленно, - голос ее щелкнул, словно бич. - Джон, убери палочку. Вы похожи на животных, - добавила она с отвращением.
Агрессивно поднятые плечи Билла обмякли. Джон вспыхнул и поспешно спрятал палочку. Оба озирались, словно удивившись, что не одни; стыд и злоба на их лицах смешивалась с вызовом.
Что-то негромко сказал старший Димсдейл за спиной, Гарри обернулся и увидел, что все эльфы исчезли.
- Бездельники, - проворчал Димсдейл. - Только бы глазеть на что-нибудь. Ну что, Джон, за кем остался последний раунд?
- Как тебе не стыдно! - набросилась на него Минерва.
Старший Димсдейл сделал серьезную мину, но углы его губ предательски подрагивали.
Билл побагровел. Должно быть, впервые он осознал, что его положение может выглядеть и смешным, и эта мысль совсем ему не понравилась.
- Билл, - Флер протянула мужу носовой платок. - У тебя нос 'азбит.
Билл гневно оттолкнул ее руку и взбежал на крыльцо. Флер помедлила, решая что-то для себя, и поспешила за мужем.
- Матушка в своей пристройке, - сказал старший Димсдейл брату. - Зайди к ней, она приведет тебя в порядок.
Тот хотел было возмутиться, но только закашлялся, махнул рукой и побрел к низкому строению из серого камня.
- У матушки там что-то вроде лаборатории, - объяснил Димсдейл-старший. - Варит разные зелья для домашнего обихода.
- Ты ведешь себя так, как будто ничего не произошло! - Минерва глядела на мужа с возмущением.
- Ничего и не произошло, - ответил тот с усмешкой. - Не волнуйся, дорогая, для этого нет причин.
Гарри услышал тихий вскрик: у дверей пристройки Джон Димсдейл столкнулся с Чоу. Она схватила его за рукав и что-то сказала, он резко покачал головой. Чоу попыталась войти вместе с ним, но он оттолкнул ее и захлопнул дверь перед ее носом.
Тень поползла по двору, небо потемнело; с запада шла снеговая туча, задевая графитово-серым брюхом вершины холмов.
Чоу постояла, опустив голову, затем медленно пошла к дому. Ее лицо походило на потрескавшуюся фарфоровую маску, и выглядела она много старше своих лет. Когда она поравнялась с ним, Гарри увидел, что глаза ее полны слез.
Минерва шагнула к ней. Чоу попыталась улыбнуться, но губы ее лишь жалко сморщились.
- Мне... мне нездоровится, - и голос ее звучал, как надтреснутый колокольчик. - Я пойду прилягу. Скажите Джону, что я буду в своей комнате.
- Что-то случилось? - Джанет Димсдейл подошла незаметно. Она тревожно оглянулась на дом, потом посмотрела на плачущую Чоу; светлый взгляд ее потемнел. - Я встретила мистера и миссис Уизли. У него все лицо в крови.
- Ничего страшного, Джанет, не обращай внимания.
- Тебе уже можно вставать, дорогая? - Минерва ласково коснулась ее руки.
- Да, бабушка сказала, что можно. На мистера Уизли ведь… никто не напал?
Шеклболт глядел на Джанет, не отрываясь. Скулы девушки чуть порозовели.
- Скорее, это он кое на кого напал, - улыбнулся ей Гарри.
- Почему с тобой нет мадам Мераль? - рассеянно спросил Димсдейл.
- Она куда-то отлучилась. Бабушка сказала, что мне можно немного прогуляться.
- Значит, матушка в доме? Надо сказать Джону, - обронил Димсдейл.
- Я могу пойти, - Чоу вытерла глаза.
- Вот еще! Сам догадается, - гневно отозвалась Минерва.
Проползавшая над Инверэри туча зацепилась за башню, точно огромный мешок, и из прорехи посыпалась снежная крупа.
Мадам Мераль вышла из-за дома, ее полные щеки раскраснелись, вязаной перчаткой она смахивала снег с пушистого воротника.
- Джанет! Зачем ты вышла? - укоризненно спросила она.
- Я ей разрешила.
Гарри вздрогнул, услышав старухин голос прямо над ухом.
Старый дом, в котором толкалось слишком много людей, походил на замшелую бутылку вина, на дне которой годами копился осадок. "Вот уж беда с этими запечатанными бутылками, - с усмешкой подумал Гарри, - всегда найдется любопытный, который пожелает сломать печать, а из бутылки вырвется ифрит и построит дворец… или разрушит город. Скорее, второе, потому что ифриты - существа раздражительные, и заточение не делает их нрав более кротким".
Гарри окинул взглядом двор. Спокойный Димсдейл, сердитая Минерва, испуганная Джанет. Шеклболт, глядящий на нее со странным выражением (Гарри улыбнулся про себя - романтические декорации, романтическая героиня). Старая миссис Димсдейл поджала губы. Мадам Мераль, всегда спокойная, сейчас выглядела разгневанной не на шутку. И темная туча - точно проклятие, нависшее над окрестностями.
А потом вдруг стало светло от огненной вспышки; ближайшая к дому часть пристройки, в которую вошел Джон Димсдейл, сложилась, как карточный домик, и провалилась внутрь себя. Через промежуток времени, равный удару сердца, до них донесся грохот взрыва и треск обваливающихся камней.
Гарри недоверчиво оглянулся, желая убедиться, все ли видели то же, что видел он. Глуповатое изумление сделало лица свидетелей взрыва похожими, как будто все они состояли в кровном родстве. Недоуменные взгляды сплетались в единое вопросительное выражение. Непроизнесенное "В чем дело?" витало в воздухе.
Первой пошевелилась Джанет.
- Пристройка взорвалась, - произнесла она, и ее простые слова разрушили общее оцепенение.
Половина пристройки превратилась в груду обломков. Стропила торчали из крыши, точно руки, протянутые в жесте мольбы или скорби. Резко пахло зельями; облако пыли висело в воздухе.
Джона Димсдейла взрывом отбросило на каменный стол; сквозь страшную обугленную маску проступали наружу обнажившиеся кости; грудь и живот превратились в красно-черное месиво.
Димсдейл отшвырнул ногой искореженный котел, валявшийся на полу, наклонился и попытался перевернуть тело брата.
- Не трогайте, - Гарри отстранил его, стараясь не морщиться: его мутило от запаха горелого мяса.
- Он мертв, - протяжным, удивленным голосом произнесла старуха. - Мой сын мертв!
- Мама, - старший сын потянул ее за руку. - Пойдем. Пойдем отсюда.
- Он мертв, - повторила старуха.
Снежинки падали на труп - белые на черном. Пепел с крыши сыпался на старухины волосы - черный на белом.
Чоу двинулась вперед какими-то странными шагами, словно ходила во сне, и наклонилась над погибшим. Выпрямилась, повела вокруг узкими, сплошь темными, без белка, глазами.
- Наверное, это котел взорвался, - спокойно предположила она и даже слегка улыбнулась, довольная тем, что смогла объяснить себе причину произошедшего. - Там ведь зелье варилось? Зелья, бывает, взрываются.
В следующую секунду веки ее затрепетали, и она рухнула на тело мужа прежде, чем кто-нибудь успел ее подхватить.
- Я правильно поняла? Она обвинила меня в том, что я по неосторожности убила собственного сына? - холодно спросила старуха.
Гарри увидел, что она дрожит. Джанет, бледная до синевы, нервно проговорила:
- Бабушка, это просто шок. Она сама не поняла, что говорила.
Димсдейл наклонился и поднял Чоу на руки.
- Я отнесу ее в дом, - тихо сказал он. - А потом вернусь за Джоном.
- Нет, - Гарри покачал головой. - Мне очень жаль, но придется оставить его здесь до прибытия следственной группы. Идите, я прикрою его чем-нибудь.
- Зачем нужна следственная группа? - спросила мадам Мераль. - Ведь это несчастный случай.
- Это было сонное зелье, и только, - размеренно сказала старуха и потрясла перед носом мадам Мераль желтым узловатым пальцем. - Мои зелья не взрываются.
Мадам Мераль промолчала, но, когда старуха и Джанет вышли, посмотрела Гарри в лицо и тихо сказала:
- Но ведь тогда, в лаборатории, они взорвались, эти ее зелья!

----------
Примечания:
[1]. joy de vivre (франц.) - радость жизни
[2]. Sic transit gloria mundi (лат.) - Так проходит мирская слава.
[3]. quel malheur (франц.) - какое несчастье
[4]. "Пускай мой муж меня не поминает лихом". Шекспир. Отелло. Акт V, сцена II

Дальше

На главную   Фанфики    Обсудить на форуме

Фики по автору Фики по названию Фики по жанру