Из открытых источников

Автор: Только сказки
Бета: Клод
Pairing: Северус, Ремус, упоминание Снейп/Блэк
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance
Краткое содержание: а про себя подумал: помню-то я изрядно... Но, без нужды признав, что помню (и, не дай Бог, люблю), я поступлю не браво. Впрочем, не браво - ладно, главное, что не ново. Потому и не поступлю...
От автора: В некотором роде - сиквел к "Легилеменции". AU, значит. И - приношу особые извинения за невинно убиенную сову. "Официальным" сиквелом к этому фику является "После Святого Мунго"
Дисклеймер: Роулинг принадлежит то, что было выдумано ею. Щербакову - "Петербург".
Размещение: с разрешения автора.

Много я повидал почтальонов, но такого еще не было. Пакеты и счета, прибывавшие во время моих отлучек, приносил мне соседский мальчишка. Пачки газет в мой почтовый ящик пропихивал разносчик, даже не слезавший ради этого с велосипеда. Особо важные конверты прибывали по ночам через окно с совами. Ну, и конечно, Минни приносила мышей - доказательство ее ловкости и расположения ко мне.
Но он просто встал у меня на пороге, сунул мне бумагу в руки:
- Альбус написал тебе, - и прошел мимо меня в дом. Мой, между прочим, дом. А я остался стоять в дверях, держа письмо, как полную кастрюлю, обеими руками.
Письмо не отличалось свежестью и пострадало от отсутствия конверта. Листок потерся на сгибе, а кое-где был покрыт пятнами. Впрочем, текст уцелел.
Он гласил:
"Дорогой Ремус,
пожалуйста, приюти у себя Северуса на несколько дней. Прости, что вынужден стеснить тебя, но в нынешней ситуации больше не на кого положиться. За твое гостеприимство Северус заплатит зельями.
Альбус Дамблдор"
И загогулина подписи.
Внизу были еще какие-то пометки, сделанные другой рукой. Их я изучить не успел.
- Дай сюда, - потребовал Снейп, возвращаясь в прихожую. И, не дожидаясь ответа, приказал:
- Акцио письмо!
Волшебная палочка скользнула из рукава в его ладонь. Письмо взвилось в воздух.
Теперь руки у меня были свободны, и я мог что-нибудь предпринять. Попытаться вернуть письмо, например, или вступить в магическую дуэль со Снейпом. Или просто выкинуть его из дома. О Северусе давно шла дурная слава, и письмо могло быть фальшивым. Даже обязано было быть. Но я напомнил себе, что спешить с выводами не стоит, как не стоит и привлекать внимание соседей. Поэтому я запер дверь и отправился в гостиную за Снейпом - и за ответом на вопрос, как далеко может завести меня осторожность.

Снейп сидел за столом. Прытко Пишущее Перо носилось перед ним по бумаге. Временами он отрывался от работы и потирал лоб, соображая или припоминая что-то, а иногда сверялся с каракулями на письме. Наконец он поднял голову, откинулся на спинку стула и уставился на меня.
- Люпин, - констатировал он. - Тебе что-то нужно?
- Прямо сейчас ничего. Но вообще-то я здесь живу, - пожал я плечами.
- Я в курсе, - раздраженно отозвался он. - Иначе бы я сюда не явился.
Разумеется, он говорил о безопасности. Дом, который подарил мне Сириус, был неплохо защищен заклинаниями и мог считаться надежным убежищем. Но все-таки на миг, на полмига мне почудилось, будто Снейп имел в виду именно меня.
Мне стало не по себе.
- Я приготовлю чай или кофе. Ты не против?
Снейп сглотнул. И я, наконец, заметил, что лицо у него еще бледнее, чем обычно.
- Я сейчас, - пообещал я и отправился на кухню.
Я сказал, что мне стало не по себе? Неудачно выразился. Я был совершенно выбит из колеи.

Говорят, что ликантропы сильнее обычных людей. Это правда, но поначалу я не знал об этом. И через день, и через год после укуса я ощущал себя точно таким же, как и прежде - обычным ребенком. И все-таки я быстро убедился в том, что стал опасен. Убедился, когда сломал одной девочке руку.
Это случилось через неделю после моего обращения. Я еще не знал, что меня укусила не собака и даже не обычный волк. Было лето. Моя семья жила в маленьком городке вдали от побережья. Почти в деревне - от городка там было одно название. Я играл с соседскими детьми.
Девочка была рослой - выше меня. И все время ловила мячи, которые приятели пытались перебросить мне, и смеялась над нами. В том и состояла игра, чтобы ловить мяч (а нам полагалось не дать ей поймать его), но мне было очень досадно, что она нас обыгрывает. И когда, наконец, мяч попал мне в руки, я дал себе слово, что она его ни за что не схватит. Пусть попробует, если хочет! И бросил - не очень высоко, над самой ее головой, но с силой.
Она подставила руки. Может быть, она и не хотела ловить, а лишь испугалась, что мяч угодит ей в лицо. Звука удара я не услышал, только увидел, как с ее щек разом пропал румянец. Она даже не заплакала - просто повернулась и, баюкая левую руку, пошла домой.
Вечером я узнал, что у нее сломано запястье.
Происшедшее все сочли несчастным случаем. Я думал так же. Она была милой девочкой, и я совсем не хотел причинять ей вреда. Три недели я носил цветы к ее окну, и мы болтали о том, как будем вместе играть в мяч, когда она совсем выздоровеет. Потом случилось первое превращение. К счастью, в тот вечер я был дома, а отец быстро понял, что со мной. Он запер меня в погребе. Я не мог выбраться оттуда и выл сутки напролет.
Не знаю, что подумали соседи. Когда полнолуние кончилось, мы уехали из городка и никогда больше не возвращались. А еще мои родители поговорили со мной о ликантропии и о том переломе.
- Ты не виноват, Ремус. Ты не знал, что стал намного сильнее своих друзей, - сказала мне мама.
- Но я ничего не делал! Я же ничего такого не чувствую, - возражал я. Я не хотел, не мог поверить, что сделал нечто ужасное.
- Просто запомни, что я говорю. Тебе нельзя применять силу. Следует быть очень осторожным.
Я пообещал. Но запомнилось мне и другое - мое собственное открытие: девочки хрупкие.
Это только в Хогвартсе я убедился, что двое сильных мальчиков едва могут меня удержать.

Нет, со Снейпом я не дрался. Поначалу я вообще едва его заметил.
Впечатлений в день знакомства со школой волшебства было слишком много, а он вел себя тише большинства моих новых товарищей. Меня заинтересовала лишь удивительно маленькая неясыть, клетку с которой этот мальчик держал в руках. Я знал, что неясыти вырастают довольно крупными, и не мог удержаться - подошел поближе.
Заметив, что я рассматриваю его птицу, мальчик нахмурился. Потом задрал подбородок.
- Карлик, - сказал он.
- Это ты про нее?
- Не про себя же? - ухмыльнулся он.
Он и вправду был довольно высоким для своих одиннадцати лет.
- А как ее зовут?
- Орсия. Она правда уже взрослая, просто маленького роста.
Это мне понравилось. С того момента, как я пережил первое превращение, я тоже ощущал себя взрослым, хотя и маленького роста. Я присел на корточки перед клеткой. Орсия смотрела сквозь меня, словно я не заслуживал ее внимания.
- Можно я ее поглажу?
Мальчик кивнул, и я, не задумываясь, просунул пальцы сквозь прутья клетки. В тот же миг совиный клюв крепко ухватил меня за руку.
Я испугался. Орсии ничего не стоило отхватить мне пальцы.
- Она быстрее мысли! - мальчик явно гордился совой. - И ведь сейчас она не видит тебя, а только слышит. Оро, отпусти! Это друг.
Она отпустила. Я встал.
- Меня зовут Северус. Северус Снейп, - сказал он.
Я представился. Нет, я не собирался с ним дружить, просто не ответить было бы невежливо. Но мне было неприятно, что я испугался его птицы. Мне захотелось испугать его самого.
- Ну, ладно, Снейп, я пошел. - Я нарочно смотрел в сторону. А потом, внезапно повернувшись, попытался схватить его за нос.
Он перехватил мою руку.
- Люпин. Тебе не дает покою мой нос?
Он еще не выкручивал мне руку, но как будто собирался это сделать. Я смотрел на его пальцы на моем запястье и думал, что мне ничего не стоит их стряхнуть. Или даже вывернуть руку ему. А мальчики ведь крепче девочек, так что вряд ли я ему наврежу.
Но... он был выше меня. Как та девочка. И я не был уверен.
И вдруг Снейп разжал хватку.
- Мне он тоже долго не давал покою, - сказал он. - Но с тех пор, как мне подарили Орсию... я не против быть похожим на нее. Она самая лучшая.
Я улыбнулся. Нос у него действительно напоминал птичий клюв.

А вот Сириус был красив уже тогда. И вообще - с ним было легко подружиться.
В двенадцать лет я мог бы, не задумываясь, написать восьмифутовое сочинение на тему "Великолепный Сириус Блэк". В тринадцать я, пожалуй, нашел бы не меньше слов для описания его недостатков. Но Сириус был моим другом, и это было главным.
Из всех виденных мною разумных существ он был самым неосторожным. Украсить письменный тест по трансфигурации карикатурами на МакГонагал было вполне в его духе. С равной легкостью он мог сунуться к рассерженным пикси без волшебной палочки или отправиться купаться на озеро в ночь пробуждения Гигантского кальмара. Сириус был бомбой с часовым механизмом, и никто не знал, когда случится взрыв.
Когда мы учились на втором курсе, Джеймс Поттер совершенно серьезно уверял меня, будто Сириус в детстве так серьезно заболел, что колдомедики из Святого Мунго нашли лишь одно заклинание, способное спасти ему жизнь. Заклинание это якобы имело побочный эффект - притягивало неприятности - и действовать должно было до конца дней Сириуса.
Оттого-то, объяснял Джеймс, Сириус что ни день попал в переделки. И чем старше становился (тут Джеймс таинственно округлял глаза), тем масштабнее делались преследующие его опасности. Закончиться все должно было, разумеется, смертью Блэка - и, возможно, небольшой эпидемией проказы в Европе.
Джеймсу нравилось дурачить нас.
Самым сложным было угадать, когда он говорит серьезно. Поттер обладал способностью различать истину - чем-то сродни дару прорицателей. Управлять своим даром он не умел, но ни это обстоятельство, ни любовь Рогалиса к розыгрышам не отменяли факта наличия дара.
Я кивал, слушая рассказ о Сириусе, а про себя думал, что даже если бы все, что Джеймс сказал, было правдой - эта правда было бы излишней. Сириусу не нужны были искусственно призванные неприятности, он и сам не собирался жить спокойно. Чуть ли не больше всего на свете Блэк боялся скуки. Может быть, еще и поэтому он так легко отнесся к известию о том, что я оборотень.
Джеймс подошел к вопросу серьезнее. Некоторое время он держался настороженно, но однажды успокоился и стал обращаться со мной по-прежнему. На вопрос о причинах такой перемены он объявил, что теперь точно знает - я для них не опасен.
Совсем иначе отреагировал Питер. Казалось, что с тех пор, как он узнал мою тайну, он почувствовал себя сильнее. В его голосе при разговорах со мной стали появляться покровительственные нотки. Он даже пообещал, что поможет мне устроиться куда-нибудь после окончания учебы. Использует связи, сказал он.
Странно и не очень приятно было слышать это от своего ровесника, еще совсем мальчика.
Я поблагодарил его, хотя и без радости. Он не заметил моего недовольства. Настроения ему не испортили даже открытие, что его анимагической формой является крыса, и новое прозвище - Червехвост.
Это Джеймс его так назвал.
Сам Джеймс ничуть не возражал против того, чтобы зваться Рогалисом (это уже я предложил), а Сириус - так тот даже требовал, чтобы его называли Мягколапом.
Честно говоря, мне не очень удавалось. Я тогда уже знал, что Сириус - это звезда. Альфа Большого Пса. Солнце другого мира.
Блэк и был солнцем какого-то иного, далекого от меня мира. Его имя было самым подходящим для него прозвищем.
Сириус мог походя решить вопрос, над которым я бился неделю, - а через минуту затеять со мной потасовку, броситься щекотать Джеймса или подкинуть Питеру под одеяло шоколадную лягушку. Сириус мог, играя в квиддич, выдумывать дразнилки. Сириус умел довести соперников до бешенства. Сириус был способен нарушить любой запрет. Сириус не упускал случая подраться. Сириус интересовался всем на свете. Сириус знал, как выбирать подарки. Сириус умел танцевать. Сириус не стеснялся богатства.
И Сириус - единственный из моих знакомых - был совершенно неимущим.

Я пытался объяснить ему, что обозначал этим словом. Я говорил, что у большинства людей есть нечто такое, чем они владеют единолично. Нечто из серии "только для себя". То, чем не делятся.
У Джеймса Поттера таким личным имуществом был Дом. Не место, конечно, - в гости к Поттерам мог придти любой знакомый. Но при всей общительности Джеймса отчего-то получалось, что о его семейной жизни никто ничего не знал. Ни когда он жил с родителями, ни после женитьбы на Лили Эванс.
Сказать по правде, и о самой Лили Джеймс почти перестал рассказывать еще в период ухаживаний. Потому-то я и догадался, что дело идет к свадьбе. Я тогда даже поспорил с Петтигрю и выиграл у того полгаллеона - Питер не верил, что наш друг вот-вот сделает Эванс предложение.
У самого Питера, объяснял я Сириусу, были Подвалы. Петтигрю вечно затевал какие-то темные дела и заводил знакомства, которые Сириус считал любопытными, а я находил дурно пахнущими. Ощущение мрачности и затхлости, возникавшие у меня, когда я размышлял об этой стороне жизни Петтигрю, и заставили назвать ее Подвалами. Заглядывать туда меня не тянуло.
Мои секреты были спрятаны в Логове. Они были связаны с ликантропией. К двенадцати годам я знал, что в моей жизни не будет ни покоя, ни стабильности. К четырнадцати - понял, что карьеры тоже не предвидится. Кроме разве что аврорской; но аврором еще нужно было стать! В общем, не так-то легко оборотню, не имеющему ни высокопоставленных родственников, ни особых талантов, найти работу и друзей.
Тем более - найти себе пару, как бы волк, живущий в мне, ни требовал этого. Вы ведь знаете, как волки дорожат своими семьями? Я-то быстро узнал...
Но Сириусу о спрятанном в моем Логове я не говорил. Во-первых, он и сам мог бы обо всем догадаться, если б захотел. А во-вторых, я предполагал, что он может обойтись с моими секретами довольно бесцеремонно. Просто не поняв, как мне важно, чтобы они оставались секретами.
Джеймс бы понял, если б я решился сказать. И если бы он не был занят своими делами.
Так вот, у Сириуса я не нашел ничего, пригодного для хранения тайн. Разве что мог у него быть какой-нибудь чуланчик, набитый хламом - чем-то столь незначительным, что Сириус о нем уже позабыл. Я представлял себе этот закуток очень живо. Глазами своей души я видел густую пыль на дверной ручке чуланчика. Сириус это место никогда не навещал.
- Я не считаю нужным прятать что-либо, - пожал плечами Сириус, выслушав описание своего "имущества". - Все равно все рано или поздно раскрывается!
Это было правдой. Но правдой было и то, что Сириусу нечего было стыдиться или оберегать от чужих взоров.
Мне - было.
- Может быть, и не раскрывается, если как следует прятать, - возразил я. - Вот у Снейпа есть целый Остров. И немаленький.
- У Сопливиуса остров? - оживился Блэк. - Стоит взглянуть, что там такое!
- Я не знаю, что там. Может, ничего интересного и нет, - я сразу же жалел, что сказал про Снейпа, да что толку? Сириус просто так от своих идей не отказывался.
С тех пор он все время цеплялся к Снейпу. Надо же, упустить из виду целый остров, полный чужих тайн!
Сириус родился завоевателем.

О том, что скрывал Снейп, я действительно не имел представления. Мы слишком мало общались. И все же был уверен, что его Остров не был безжизненным. Там, возможно, росли трава и деревья, скорее всего - жужжали пчелы, а может, и блистали крыльями бабочки. Там, наверно, даже пели птицы и, вполне вероятно, жили звери. Там был целый мир, подчиненный прихотям одного лишь Снейпа. Даже солнце всходило и закатывалось по его желанию.
Ничего этого я Сириусу тогда не сказал. Как и того, что свой Остров был и у Дамблдора. И что лодки между двумя этими Островами, как с некоторых пор казалось мне, плавали нередко.
Да и что я мог сказать, если отбросить всю эту романтическую чушь про птичек и бабочек? То-то же, ничего. Ничего я не знал.
И не узнал бы, если б не Орсия.
Я нередко видел ее, - Снейп в первые годы учебы то и дело писал домой, - и подружился с птицей. О, больше, чем с самим Снейпом. Это было проще. Я кормил ее печеньем. Она орудовала своим страшным клювом так деликатно, что вскоре я стал предлагать ей кусочки прямо на ладони. А Снейп... едва ли Снейп пожелал бы есть у меня из рук.
Не то чтобы я предлагал, нет. Но честно говоря, с некоторых пор уже не нос Снейпа, а сам Снейп не давал мне покоя. Мне было тяжело в моем Логове и ужасно хотелось заглянуть на его Остров. Хоть ненадолго. Там... могло оказаться неплохо. Если учесть Орсию.
И кое-что я увидел.

- Оро, ну какое еще тебе нужно печенье? Я не понимаю! - в отчаянии Снейп воздел к небу руки. Орсия, сидевшая у него на плече, мрачно ухнула.
- Ну хорошо, - сдался он, - я спрошу. Получишь его завтра.
Я увидел их, завернув за теплицы. После гербологии я задержался там, разыскивая свое перо, спрятанное Сириусом. А потом явился Снейп... и он мог заподозрить, что я подслушивал. Очень даже мог. А мне этого не хотелось. Вряд ли такое подозрение расположило бы его ко мне.
Поэтому я - по возможности тихо - отступил обратно за угол. Но вскоре не утерпел - выглянул.
Неясыть теперь сидела на правом предплечье Снейпа, а он гладил ее свободной рукой. Легко-легко касался пальцами перьев на ее горле. Птица закрывала слепые при солнечном свете глаза и задирала голову, подставляя шею. Снейп что-то приговаривал - должно быть, приятное.
Его нос по-прежнему был похож на клюв. И это было хорошо.
Совы не умеют улыбаться. Но и так было ясно, что Орсия блаженствовала.

Она принесла мне письмо в тот же день после обеда.
"Люпин, будь любезен, скажи, каким печеньем ты ее кормишь? С.Снейп" - больше ничего в письме не было. Я нацарапал ответ на обратной стороне послания и угостил неясыть остатками того самого печенья. И тут ко мне прицепился Сириус.
- А кто тебе написал? Кто-то из Хогвартса? Я видел эту сову в школе.
- Это птица Снейпа.
- Да брось! - не поверил Сириус. - Зачем этому уроду писать тебе? Ведь ты шутишь, а, Луни? Это от какой-нибудь девчонки?
Сириус очень любил девушек, и они его тоже.
Джеймс оторвался от книги, которую ему прислали родители.
- Не знаю, чья это птица, но могу назвать вид. Это бородатая неясыть, только удивительно мелкая. А вы знаете, что неясыти едят в основном крыс?
- Кто это тут ест крыс? - возмутился Питер, входивший в гриффиндорскую гостиную. - Эта? Сова Снейпа?
Сириус захохотал.
- Гляди, Хвост, как бы она тебе не проглотила на радость своему хозяину!
- Не проглотит, - отрезал Питер. - Не доросла.
- Еще как проглотит! Или Снейпу отнесет! Сможем ли мы тебя тогда из слизеринских подземелий вытащить! - Сириуса понесло.
Питер насупился, и я решил вмешаться.
- Брось, Сириус! Зачем ей крысы, если она больше всего любит мое печенье!
Петтигрю подошел ближе. Орсии это не понравилось. Она распустила крылья и защелкала клювом. Питер попятился. Сириус пришел в восторг.
- Хвост, она тебя чует!
Питер сделал отважное лицо и подошел ко мне с другой стороны. Теперь он больше смотрел на печенье, чем на неясыть.
- А, вот какое! Я, кстати, тоже его люблю. Только мое уже кончилось. Может, поделишься с другом, Рем? Не будешь же все отдавать какой-то сове!
Орсия оскорбленно ухнула и улетела.
Конечно, я поделился с Питером. Он хрустел печеньем так вкусно, что Джеймс тоже попросил кусочек. И Сириус. Ну, и я в стороне не остался. Здорово было жевать, не опасаясь нотаций о том, что мы перебьем себе аппетит. Как раз с аппетитом у нас все было прекрасно.
Выходя из Большого зала после ужина, Питер попытался сбить Снейпа с ног. Тот едва не расшиб лоб о косяк двери. Я понимал, почему Питер сделал это. Но мне не понравилось, что Петтигрю и применил заклинание, и поставил подножку. Хотя не мне было рассуждать о честности.
А вечером, когда Питер подошел закрыть окно, Орсия выскользнула из тьмы и клюнула его в ухо. Крови было мало, но он ужасно кричал.
Кстати, шрама не осталось.

- Оро. Маленькая. Оро. Самая лучшая. - Снейп сидел на траве у госпитального крыла школы. Палочка его лежала рядом. Орсия билась в его руках, царапала их, а он продолжал разговаривать с ней самым ласковым тоном. Я никогда не слышал ни в чьем голосе такой нежности. Если бы кто-нибудь заговорил так со мной, я бы сделал для этого человека что угодно. Но на птицу голос Снейпа не действовал - когти ее продолжали драть руки и мантию слизеринца.
Я не мог понять, что происходит. Дело было вскоре после полнолуния, и я соображал медленнее, чем обычно. Я недоумевал, почему Снейп не успокоит ее заклинанием, и не мог решить, стоит ли подходить или же я только помешаю.
И вдруг Орсия замерла.
Снейп прижал птицу к себе, шумно вздохнул и положил ее наземь.
- Оро, - сказал он куда-то в пустоту. - Я так рад, что ты жила у меня. Ты замечательная.
Он неуклюже подобрал палочку, поднялся и направился в мою сторону.
- Что с Орсией? - я остановил его.
У него был очень странный взгляд. Как будто между нами день пути, а не два фута газона.
А палочка была измазана кровью.
- Ее отравили твоим печеньем, Люпин. Я не успел подобрать противоядия - не смог вовремя определить, что это был за яд.
Снейп казался спокойным.
Я растерялся. Он говорил со мной ровным тоном, но, может быть, считал, что это сделал я? Может быть, мне надо было оправдываться?
- Северус... Я никогда, честное слово, никогда не дал бы ей ничего плохого! Даже просто несвежего. И я не видел ее несколько дней.
Снейп кивнул.
- Я не обвиняю тебя. Не думаю, что это сделал ты. Но пока это неважно... пока нет. Потом поговорим. Я хочу остаться один.
И он пошел прочь.
- Подожди! - крикнул я. - Но ее же надо закопать.
Он обернулся и посмотрел на меня. С сожалением.
- Хочешь - закопай. Мне все равно. Это ведь уже не Орсия - только предмет. Неживая вещь.
Я остолбенел.
Он еще некоторое время постоял, глядя на меня тем же странным взглядом. Пожалуй, теперь между нами было больше года пути. И ушел. А я сцепил зубы и взялся за дело. Я хотел похоронить Орсию. Меня учили быть почтительным перед лицом смерти.
Я выбрал укромный уголок на границе Запретного леса и отнес туда неясыть. Потом подобрал сухую ветку и трансфигурировал ее в лопату. Вышло так себе, и копать пришлось долго. Когда я ввалился в нашу спальню, Сириус, Джеймс и Питер уже собирались разыскивать меня.
- Где ты был, Ремус? - Джеймс сердился. Сердился, потому что волновался за меня. И я подумал, как мне необыкновенно повезло, что у меня есть друзья. Не знаю, волновался ли кто-нибудь, когда Снейп задерживался. Кто-то кроме Орсии, я имею в виду.
И волновался ли кто-нибудь потом?
- Кто-то отравил сову Снейпа. - сказал я. - Я видел, как она умирала.
- Да ты что? - поразился Сириус.
- Ты серьезно? Откуда ты знаешь, что она была отравлена? И кто это сделал? - Джеймс закидывал меня вопросами.
- Какое несчастье, - всплеснул руками Питер.
- Серьезно. Про отравление сказал Снейп, а он, вы же знаете, давно интересуется зельями и ядами. Но он слишком поздно определил, что это такое было. Может, и поздно нашел ее. И я не знаю, кто ее убил. Он сказал, что ему пока все равно. И он не хотел ее хоронить. - Я пытался ответить сразу всем - и самому себе. Я хотел разложить все по полочкам.
И тут, наконец, я сообразил, из какой дали смотрел на меня Снейп.
Он стоял на берегу своего Острова. Там Орсия была жива. Смерти не было. Я похоронил вещь.
- Интересно, а кто все-таки это сделал? - вернул меня на землю Сириус.
Мне нечего было ответить. Я и сам мог бы задать тот же вопрос.
- Питер, - сказал вдруг Джеймс нейтральным тоном. - Ты ничего об этом не знаешь?
- Питер? - насторожился Сириус.
- С чего вы взяли? Я ничего не слышал! - возмутился Петтигрю.
В тот миг, когда он открыл рот, я взбесился.
Он знал. Он не просто знал - он и отравил. Я почуял это по его запаху. Я услышал подозрение в голосе Джеймса. Я увидел догадку в глазах Сириуса. И я бросился на него.
- Сириус, держи! - Джеймс не случайно стал лучшим игроком в квиддич в нашей команде. Он первым схватил меня. Но удержать не смог, и только когда еще и Сириус повис у меня на плечах, я остановился. После полнолуния я всегда чувствовал себя разбитым и уставшим, но если бы Петтигрю сказал еще хоть слово, я бы вырвался.
Но Питер глядел на меня белыми от страха глазами и молчал. А потом заплакал. Я слушал, как он всхлипывает, и ярость капля за каплей вытекала из меня.
- Ремус, - произнес, наконец, Джеймс. Лицо его покраснело от напряжения, но держал он меня все так же крепко, - ты можешь взять себя в руки? Мы отпустим тебя, если скажешь да. И расспросим Питера.
Я кивнул. Сказать я еще не мог. Но они довольствовались и этим. Сириус вздохнул с облегчением и отцепился, Джеймс тоже отступил. И оба уставились на Петтигрю.
- Я не хотел, - забормотал Питер, глядя мимо меня. - Я уронил кусок твоего печенья в котел на прошлом уроке зельеделия. Печенье я выловил, но подумал, что съесть уже не смогу, а выбрасывать было жалко. Ну, а потом я решил, что будет весело, если сову Снейпа прихватит понос, и она нагадит на его письма. И скормил ей. Она не почувствовала.
- Болван, - с чувством выругал Петтигрю Сириус.
- Никогда больше так не делай, - Джеймс, напротив, был очень холоден. Я посмотрел в его застывшее лицо и усомнился в словах Питера.
- Я не буду, - поклялся Питер.
Вот тут он сказал правду. Больше он такого не делал.
Тем более что Снейп с тех пор пользовался только школьными совами.

У него тонкие шрамы на руках, и Орсии нет нигде за пределами Острова.

- Говорю тебе, это не он! - Джеймс был раздражен.
- С чего ты взял? - упирался Сириус.
- Ни с чего, это просто не он!
- А кто тогда? Кто? Больше некому!
Они замолчали, едва я открыл дверь спальни. Значило ли это, что разговор шел мне?
- Что случилось?
- Это не он, - теперь Джеймс говорил спокойно. И Сириус вдруг пожал плечами:
- Похоже, ты прав. Луни тут ни при чем.
- Питер попал в госпитальное крыло, - обратился он ко мне. - Снейп отомстил ему за сову.
- Он жив? - я испугался главным образом за Петтигрю. И только потом до меня дошло, в чем Сириус подозревал меня.
- Жив. Но в ближайшие пару дней сможет об этом пожалеть, - особого сострадания в голосе Джеймса не было. И я решился:
- Я... я никому не говорил, что это Питер. Совсем. Правда.
- Да ладно, Луни. Мы знаем, что ты не предатель, - теперь Сириус и сам верил в то, что не сомневался во мне.
Но я-то как раз был предателем. Я не сказал про Питера Снейпу. А ведь он спросил.
Я не соврал в ответ, нет. Я даже не сказал, будто не могу ответить. Просто молчал - до тех пор, пока в его глазах не появилось безразличия.

- Луни, ты уже выбрал, кого пригласить на новогодний бал? - Сириус изучает себя в зеркале. Кажется, прикидывает, рядом с какой девушкой будет лучше смотреться. Что тут гадать, Сириус? Ты-то будешь выглядеть уместно и рядом с принцессой.
А вот я о выборе и думать не стану.
- Лу-у-ни. Луни. Ты меня слышишь? Я тут.
И я тут. Куда ж я денусь.
- Я еще не решил, - говорю я. - А у тебя есть какие-то идеи?
- Кое-какие есть, - ухмыляется Сириус. - Рассказать?
Я киваю.
Сириус начинает говорить, но я не слушаю. Помнишь ли ты, Сириус, что я все-таки опасен? Тем более - для тех, кто гораздо слабее меня. Видишь ли ты, что уже год я пытаюсь стать незаметней блохи? Знаешь ли, что, глядя на твои счастливые романы, я мечтаю, чтобы мною не увлеклась ни одна студентка? И что эта мечта осуществилась? Девушкам нет до меня дела.
И я не влюблен ни в одну из них. И не хочу про это разговаривать.
Но Сириус обращается ко мне, и я отвечаю. Отвечаю для того, чтобы он не прицепился к Джеймсу.
Джеймс стоит у окна и смотрит в темноту. Они с Лили поругались.
- Забудь, Рогалис! Завтра помиритесь, - сразу сказал ему Сириус.
- Ну, Джейми! Милые бранятся - только тешатся! - сказал Питер.
- Джеймс, все иногда ссорятся, - сказал я.
- Все правильно, - отозвался Джеймс и отвернулся к окну.
И стоит так уже полчаса.
Сириус косится на Джеймса, отходит от зеркала и начинает кружить по комнате. Он не переносит, когда кто-то из его друзей впадает в уныние. Время от времени он бросает трагические взгляды в спину Поттера. Сириус способен разжалобить камень, но спина остается невозмутимой.
Наконец Сириус останавливается. Склоняет голову к левому плечу. Чешет нос. Улыбается.
Питер, крутившийся на кровати с книжкой, затихает. Вот оно, побочное действие исцелившего Блэка заклинания. Сейчас начнется...
- А давайте развлечемся? - говорит Сириус жизнерадостно. - Устроим вечеринку. Я могу достать хорошую выпивку.
Началось.
Джеймс вздрагивает и пытается запротестовать, но Сириуса не удержишь.
- И мы можем пригласить друзей, а если расхочется или когда нам надоест, сбежать от всех и отправиться в Хогсмид, или там в Запретный лес. А потом - в сл... то есть, мы можем поискать, нет ли где еще какой-нибудь потайной комнаты. И секретных ходов! Карта при нас.... А еще у меня есть грандиозная идея на счет того, как использовать мантию-невидимку! Рогалис, ты ведь дашь мне мантию? Я только немножко попроказничаю. Не зову тебя с собой, потому что она недостаточно велика для двоих. Но клянусь и обещаю, что потом все вам расскажу. - Слова льются потоком, и Джеймс прекрасно знает, что уступить легче, чем заткнуть этот фонтан.
- Только вечеринок не надо, - говорит Джеймс, - лучше бери мантию и иди проверяй свою идею. Потом расскажешь.
- Хорошо, - кротко ответствует Сириус, и глаза у него горят.
Если бы я мог предвидеть последствия, я бы упросил Джеймса согласиться на вечеринку.

Никто не назвал бы мой ум блестящим, а уж когда я превращаюсь, то и вовсе плохо соображаю. Знаете, мозг волка не очень-то подходящее вместилище для человеческого разума. Поэтому когда дверь Визжащей Хижины открылась, я был поражен и встревожен. Я не ждал увидеть никого, кроме Рогалиса и Мягколапа. Ну, может быть, еще Хвоста. А вошел человек.
Он стоял, привыкая к скудному свету, озарявшему хижину, а я не узнавал его. Я еще никогда не видел его волчьими глазами. Я давно не ощущал его запаха. Но я почуял в нем недоверие, настороженность и готовность сражаться. И прыгнул, целя зубами в горло незнакомца.
Джеймс и тогда успел первым. Его заклинание отбросило меня к стене, а потом он вытолкнул незнакомца наружу и захлопнул дверь. Но было уже поздно - я видел человека вблизи. У него на руках были тонкие шрамы, и все мои страхи и ненависть вернулись ко мне. Ударили по моему волку.
Я предал Северуса, будучи человеком. Я пытался убить его, будучи волком. Я никогда не увижу Острова.
Все это я повторял себе потом, в кабинете Дамблдора. Я задержался там по его просьбе. Директор смотрел на меня сочувствующе.
- Ремус, - сказал он, - ты только что, сам того не зная, подверг не только Северуса, но и самого себя серьезной опасности.
Я не отозвался. Опасности, угрожавшие мне, меня в тот момент не интересовали.
Дамблдор покачал головой.
- Ремус, я знаю, что сейчас тебе трудно по-настоящему прислушаться к моим словам. Но пожалуйста, ответь мне: что вы с Северусом чувствовали друг к другу до этого случая?
- Он меня презирал. А я давал ему для этого все основания. - Я был так удивлен бесцеремонностью вопроса, что ответил сразу же.
- И ты был согласен на такое отношение?
- Да. - Нет вообще-то, а что толку? Я и не представлял, чтобы тут что-то можно было изменить.
Дамблдор вздохнул с облегчением.
- Ремус, тебе повезло. Ты знаешь, от чего погибают большинство оборотней?
- Их убивают те, кто их боится. Или те, кто мстит за обращенных ими, - пожал я плечами.
- Нет. Для таких, как ты, опасней всего безумие. Оборотни сходят с ума, если человек и зверь в них начинают тянуть в разные стороны. После этого они живут не более нескольких лет. Если бы ваши отношения с Северусом были достаточно теплыми, стремление твоего волка убить его лишило бы тебя рассудка, а спустя небольшое время убило бы тебя.
- Мне повезло, - подтвердил я. - Можно я пойду? Я не очень хорошо себя чувствую.
- Иди, мой мальчик. И, пожалуйста, запомни: ты можешь не испытывать симпатии к Северусу, но будь с ним осторожен. Очень осторожен.
Я киваю. Я буду осторожен, можете не сомневаться, господин директор. Когда дело дойдет до Северуса, на свете не сыщется никого осторожнее меня.
Я выхожу и, прикрывая за собой дверь, слышу:
- Мы должны позаботиться о мальчиках, Фоукс. Но какая удача, что Джеймс не растерялся!
Я тоже был благодарен Рогалису. Я ни секунды не жалел о том, что он применил ко мне заклинание. Вот только Дамблдор не видел происходившего глазами волка. А волк заклинаний не понимает. Волк видел лишь, что тот, кого он хотел убить, оказался неуязвим. Оказался намного сильнее нападавшего. Вопрос о первенстве был решен. Мой волк оказался бетой. Тот, на кого он имел глупость напасть, - альфой.
Волки блюдут иерархию. Но будучи зверем лишь отчасти, я не видел способа показать это. В особенности - человеку, который не желал меня видеть. Я нашел свое место - и тут же потерял его.
Волки блюдут иерархию, и от невозможности вести себя должным образом я лишился покоя. Мне казалось, что на мир пала тень. Солнце потускнело, а небо стало ниже. Еда лишилась вкуса. Птичьи голоса изменили тембр. Хогвартс стал слишком тесным - и, одновременно, слишком большим.
Я боялся показаться Снейпу на глаза - и боялся упустить его из вида. Я боялся сам заговаривать о нем - и то и дело наводил разговор на слизеринца.
Мои друзья не отказывались о нем говорить. То и дело они сообщали мне нечто новое.
Я узнал, что он слишком нетерпим.
Узнал, что он злобен.
Что он много зубрит.
Что слишком властолюбив.
Что амбициозен.
Не вылезает из библиотеки.
Холоден, как лягушка. Или даже - как замороженная лягушка.
Ничего не прощает.
Из-за зелий не спит ночами.
Бьет по самым больным местам.
Жесток.
Язвителен.
Не умеет плавать.
Уродлив.
Эгоистичен.
Неопрятен.
Водит опасные знакомства.
Агрессивен.
Мелочен.
Полон злорадства.
Никому не доверяет.
Помешан на контроле.
Ненавидит веселье.
Подлец и сволочь.
Я слушал все, но ничего не принимал на веру. С Северусом следовало быть осторожным - и я стал острожным.
А может быть, это уже и было сумасшествие. Это казалось мне весьма вероятным. Верно, Джеймс знал, что я не опасен для них троих. Но он никогда не говорил, будто они - он сам, Питер и Сириус - не опасны для меня.

Когда мы закончили Хогвартс, я боялся, что потеряю Снейпа из виду. Но мой волк был уверен, что такого не случится. И действительно, вскоре Северус сделался самым молодым преподавателем школы волшебства, а имя его стало известным среди зельеваров нашей страны.
Очень кстати пришлось ликантропное зелье: посещая зельеваров, я, под предлогом личной заинтересованности в формуле и действии аконита, нередко узнавал что-нибудь о Снейпе. Что повезет услышать. Самое разное.
Что у него вышла монография, посвященная редким ядам.
И вторая - по оборотным зельям.
Что он сотрудничает с опасными людьми.
С самим Как-его-ни-называй-а-мерзавцем.
Что Альбус сделал его деканом Слизерина.
Что он так и не женился.
Но не избегает случайных связей.
С представителями обоих полов.
Не гнушается и адюльтером.
Опубликовал еще несколько весьма интересных работ.
Защищает только своих и изводит студентов с других факультетов.
Ни с кем не старается ладить.
Производит впечатление.
Не прощает ошибок и не выносит глупостей.
Много пьет.
Неплохо зарабатывает.
Редко пишет письма.
Не любит детей.
Оригинален.
Прославился бы на весь мир, посвяти он себя научной работе.
И из этого я пытался сложить целую жизнь. Свою жизнь.
Неудивительно, что в этой жизни мало что изменилось, когда произошли весьма значительные события.
Я жил попытками заработать денег и разузнать что-нибудь о Снейпе до того, как Гарри появился на свет. До того, как Джеймс и Лили были убиты, Питер пропал, а Сириус попал в Азкабан. Я жил этим и после, когда на кладбищенском участке Поттеров появились два новых надгробия. Когда мои попытки прояснить роль Сириуса в убийстве дюжины магглов провалились. Когда Альбус решил судьбу Гарри, отправив его к родственникам. Когда Гарри подрос и поступил в Хогвартс.
В некотором смысле это была спокойная жизнь. С тех пор, как Сириус скрылся с моего горизонта, серьезных неприятностей не случалось. Я начал думать, что "несчастливое заклинание Блэка" все-таки существовало.
Я уверился в этом в тот год, когда Альбус предложил мне должность преподавателя Защиты от темных сил.

Вон он, кофейник. Лимон... Уф, как же лимоном пахнет! А ложка и нож там есть? Эльфы должны были положить, они столько лет столовые приборы раскладывают... А вдруг сегодня их что-нибудь отвлекло? И где, скажите на милость, блюдо с тостами и вазочка с мармеладом? За сидящими не разглядишь, а учуять невозможно! Лимон все перебивает.
- Ремус, что ты вертишься? Ты кого-то ищешь?
- Нет, никого. Все в порядке, профессор МакГонагал.
А чего искать, если я точно знаю - Снейп еще не пришел. Я и не ищу. Я просто... ну, просто проверяю, как накрыт стол. Что стоит перед МакГонагал. Возле Дамблдора. Под локтем у Хагрида. В пределах досягаемости коротеньких ручек Флитвика. И на дальнем конце стола. Там, где обычно садится Снейп.
- Профессор Трелони, не могли бы Вы передать мне молоко?..
А вот и Снейп. Появляется в дверях Большого зала, окидывает завтракающих взглядом. Смотрит на Дамблдора. Тот, улыбаясь, слегка наклоняет голову. Снейп опускает глаза и сосредоточенно идет на свое место.
- Профессор Люпин, Ваше молоко? Оно Вам больше не нужно?
У прорицательницы обиженный вид. У нее всегда такой вид, потому что Сибил Трелони убеждена: с ней никто не считается. Она не раз жаловалась мне на это, и я, как умел, утешал ее. Переубеждал. А теперь и сам допустил бестактность.
- Простите, Сибил! Я так некстати задумался... С вечера не могу решить один вопрос. - Я тянусь за кувшинчиком с молоком.
- Какой вопрос? - Трелони отдергивает руку с кувшином. Молоко подождет - Сибил жаждет быть полезной.
- О... ничего серьезного. Обдумываю, когда лучше провести занятие на улице. Некоторые заклинания лучше отрабатывать на открытом воздухе, - бормочу я.
Минерва МакГонагал фыркает, представляя, какие это могут быть за заклинания. Она принимает мои слова за шутку. Ох, Минерва, переоцениваете Вы своего бывшего ученика... Никакая то была не шутка, а обычная попытка соврать. И не очень удачная.
Но Трелони верит.
- Это же так просто! - всплескивает она руками, и молоко брызжет во все стороны. - Я могу предсказать самый подходящий день!
Я благодарю и осторожно отбираю кувшин. Тайком утираюсь.
- Тоже мне, супер-бюро прогнозов погоды, - МакГонагал ворчит себе под нос. На ее мантию попало несколько капель молока. - Не предскажет дождя, так сама устроит.
Я улыбаюсь гриффондорскому декану уголком рта. Дамблдор смотрит на нас вроде бы с укоризной, но глаза у него веселые. Снейп, мазнув по Минерве взглядом, отворачивается. Он, кажется, нас не слушает. Он наливает себе кофе.
Снейп всегда по утрам пьет крепкий кофе с лимоном. Страшная гадость, по-моему. Ну и что? Может быть, Снейп вообще любит гадости. Это его дело.
Он не кладет сахара, но никогда не приступает к кофе, не помешав ложечкой в чашке. В хорошие дни он ест на завтрак овсянку. В плохие - только тосты с мармеладом. Мармелад он отрезает от брусочка тончайшими ломтиками и кладет по ломтику на каждый тост. Ровно столько, сколько нужно для запаха. Для цвета и уж тем более вкуса этого недостаточно, я проверял.
В последнее время плохие дни выдаются все чаще.
Я гадаю, не болен ли он, но спросить Снейпа о здоровье немыслимо. А больше не у кого. К Поппи Помфри слизеринский декан обратится в последнюю очередь, а Дамблдор никогда не расскажет о нем ничего личного. Остается только наблюдать.

Я крадусь по коридорам Хогвартса за Снейпом, стараясь оставаться незаметным. Джеймсу (как теперь Гарри) для этого понадобилась бы мантия-невидимка. Мне она не нужна. Я плохо вру, но хорошо умею прятаться. Стайка щебечущих о чем-то студенток Ревенкло, шарахнувшихся в сторону от Северуса, даже не догадывается, что рядом с ними находится и преподаватель ЗОТС.
Снейп направляется в подземелья, к слизеринцам. Я хочу услышать, о чем они будут говорить. Не то чтобы я дня не мог прожить без слизеринских секретов, но когда дело касается Снейпа - их следует знать. Если бы я мог догадаться, как Сириус... Или просто знать, как Джеймс! Но что толку жалеть о том, чего быть не может? Я не умею как следует рассуждать, и откровений мне не бывает. Я умею добираться до истины ощупью. И я доберусь.
- Вы подозреваете Снейпа, как и я? - спрашивает Гарри, наткнувшись на меня во время одной из таких вылазок.
- С чего ты это взял? - удивляюсь я.
- Вы за ним следите.
Спорить с этим не приходится.
- Я не подозреваю профессора Снейпа ни в чем дурном, - поясняю я. - Просто мне нужно знать, чем он занят.
- Вы ведь делаете это не по просьбе директора Дамблдора? - мальчик глядит мне в глаза, комкая в руках мантию-невидимку. - Ведь не по просьбе директора? Дамблдор ему доверяет... А я нет! И Сириус Снейпу никогда бы не поверил!
Гарри очень хочет понять.
Врать я умею плохо, но переводить разговор могу.
- Профессору Снейпу, Гарри, действительно трудно верить, - подтверждаю я. - Ты поэтому пошел в подземелья?
Поттер кивает и, успокоенный тем, что за Снейпом кто-то приглядывает, уходит.
Верить Северусу и правда непросто. Порой мне кажется, что по-настоящему доверять ему может лишь кто-то вроде Дамблдора.
Или Волдеморта.
Но, конечно, не Сириус Блэк.

Сириус сбежал из Азкабана, и несчастья неслись за ним по пятам. На сей раз они приняли вид дементоров. Это было НАМНОГО хуже Гигантского кальмара.
Конечно, я помог ему прятаться. И конечно, эта затея с самого начала была безнадежной. Прятать Сириуса было все равно что прятать трехлетнего ребенка. Он всегда выскакивал в самый неподходящий момент, как чертик из табакерки. Я настолько издергался из-за него, что накануне полнолуния забыл выпить аконит. И именно тогда, благодаря Сириусовой невезучести, Снейп увидел Блэка.
Я думал, Северус его убьет. Снейп действительно не любил детей, но одно дело не любить, а другое - подпускать к ним мага, которого все считали убийцей. Я не удивился, когда он попытался оглушить Сириуса. И даже - когда Гарри и с друзьями напали на Снейпа. Это было так похоже на Джеймса - вступиться за Сириуса. А Гарри очень напоминал мне Рогалиса.
Тем сильнее напоминал, что оказалось - Питер жив, а Сириус все-таки ни в чем не виновен! От всего этого голова у меня кругом пошла. К тому же Сириусу требовалась моя помощь. Фактически, речь шла о его жизни. И я понадеялся на то, что дети ударили Северуса не слишком сильно.
Мы вывели Петтигрю из Визжащей хижины. И… я начал превращаться, и на этом моя учительская карьера закончилась.
Сейчас-то я могу признаться: я мог убить детей. Я даже этого пожелал.
Сириус сообразил вмешаться - и очень вовремя. А потом появился Снейп.
Я помню, как он смотрел на меня тогда. Мне хотелось приблизиться к нему - но не напасть, нет. Подставить ему горло. Мне хотелось дать ему понять, что уж ему-то нечего бояться. У волков номер второй никогда не осмелится угрожать номеру первому. Вот наоборот - это правильно.
А дети… В том, что они спаслись, моей заслуги не было. Сириус сделал все, чтобы отвлечь мое внимание от них. Когда Снейп добился моего увольнения, он поступил совершенно правильно. Я возражал для проформы, а сам жалел лишь, что сам не мог найти в себе сил уйти по своей воле.
Но в том-то и дело, что по своей воле я бы оттуда ни за что не ушел.

С неприятностями или без, а Сириус снова был со мной рядом. Точнее, я был рядом с ним. Он настоял на том, чтобы я перебрался в его дом. Я был очень рад видеть его живым и свободным, хотя немного и тяготился невозможностью находиться в одиночестве. Все-таки за двенадцать лет я привык жить один.
Однако Сириус, вдоволь нахлебавшийся одиночества иного разлива, не спешил меня отпускать. К тому же он невесть почему вбил себе в голову, будто виноват в моем увольнении.
- Прости меня, Луни! Из-за меня ты потерял хорошую работу. - Так начинались большинство наших вечерних бесед.
Я улыбался и качал головой:
- Ты тут ни при чем. Это моих рук дело.
- Ну, вообще-то, если честно, в этом виноват Снейп! - продолжал Сириус в двух случаях из трех.
- Ну, подумаешь, ты один раз забыл выпить зелье! Все ведь обошлось, - говорил он в третьем случае. - Альбусу мы бы все объяснили. Если бы родители студентов не взъелись так, ты бы остался в Хогвартсе.
В том, что они "взъелись", тоже оказывался виноват Снейп.
Я пытался объяснить Сириусу, что Снейп поступил совершенно правильно. Но он смотрел на меня как на идиота.
- Он не может поступать правильно! Он служит Волдеморту!
- Сириус, пожалуйста, не произноси это слово. - Уж я-то знал, что имя или любой его заменитель - не пустяк.
- Хорошо. Он служит Тому-кому-давно-пора-сдохнуть! Так лучше?
Так действительно было лучше. Жаль только, что Тот-кому-было-давно-пора-сдохнуть не спешил.
Что же до того, кому служил Северус... Я поклялся быть осторожным, когда речь пойдет о нем. И нарушать клятвы не собирался.
Много ли я знал о нем? Почти ничего, не так ли? Наверняка можно было бы все объяснить, если бы я знал больше. Но я и в себе-то толком не мог разобраться. Добр я или зол? Дружелюбен или замкнут? Могу ли еще отвечать за себя? Что делает с моей личностью двойная природа оборотней?
Самые сложные загадки я по-прежнему прятал в Логове. С некоторых пор к ним добавилась еще одна. Почему, при всей свой чувственности, я получаю так мало удовольствия от секса?
Вообще-то я нашел и разгадку. Она вполне соответствовала природе моего безумия.
Ее я упрятал дальше всего.
Нет-нет, я не имел в виду Сириуса. Может быть, это было несовременно, но мы именно дружили. Меньше всего на свете мне хотелось бы пополнить собой список трофеев Сириуса Блэка. Мне нравилось быть его другом.

После того, как Сириус упал за Завесу, я наезжал в Хогвартс несколько раз. Главным образом - чтобы проведать Гарри. Я очень боялся, что мальчик впадет в отчаяние. Гарри держался молодцом, но я и мечтать не смел, что он при содействии Альбуса сможет что-то сделать для своего крестного. Когда же Сириус, едва вернувшись на этот свет, попал в руки Помфри и Снейпа, я, памятуя о "заклинании Блэка", даже не удивился.
Снейп его спас. Я пытался предложить свою помощь, но толку от меня было мало. В конце концов, Северус нашел мне применение. Я долго не мог переступить через себя и сделать то, что требовалось. А требовалось всего лишь наложить заклинание …На человека, к которому я и так не решался подойти.
Только заклинание.
Непростительное.
В ближайшее последовавшее полнолуние я расплатился за это. Так скверно мне еще не бывало. Но Северус был прав - жалеть в этой ситуации следовало не меня.

Когда Сириус сошелся с ним, я почти успокоился. Мне и в голову не пришло бы соперничать с Блэком. На свете не было никого обаятельнее Сириуса.
Я твердил себе, что из этого может что-нибудь получиться - хотя все, что я о них знал, говорило об обратном. Им достаточно было лишь найти повод для разрыва. И Сириус его нашел.
- Риддл. Волдеморт! - он выплюнул эти слова мне в лицо. - Он действительно связан с Волдемортом.
- И что? - не понял я. - Ведь тебе давно известно об этом.
- Да нет, же он служит ему по-настоящему! Угождает добровольно!!
- Почему ты так решил? - чем громче кричал Сириус, тем тише отвечал я. Не то чтобы я думал таким образом урезонить его - просто слова не шли с языка.
- Он носит черный медальон с буквой "Р". Я спросил, что это. Он сказал - так, пустяк на память. Этот пустяк появился вскоре после того, как он пришел к Упивающимся. Я узнавал: одно время он не носил его, но с возвращением Волдеморта снова начал. Ну? Что это за хрень? Скажешь - фамильная безделушка?
- Я не знаю, - я растерялся. - Не могу так сказать, что это значит. Я ведь никогда не видел этого медальона, не то что в руках не держал.
- Он серебряный, Луни. Чернёное серебро. И цепочка серебряная. Тебе лучше к нему не прикасаться. И Снейп его не снимает. Даже когда мы трахаемся! Знал бы ты, как это раздражает! А уж когда он его гладит в это время!
- Сириус, - проговорил я с усилием. - Довольно. Это больше, чем я когда-либо хотел услышать. Не надо рассказывать мне, как Снейп обходится с медальоном в таких случаях. Некоторые вещи имеют смысл, только когда узнаешь о них сам.
Кажется, его проняло. Больше рассказов об участии медальона в их сексуальной жизни я от Сириуса не слышал.
О самом Снейпе тоже. Вскоре Сириус завел роман с молодой волшебницей, окончившей Хогвартс тринадцатью годами позже нас.

Не знаю, что подвигло его на такой шаг, но спустя некоторое время Сириус сделал мне удивительный подарок. Это был дом. Честное слово, настоящий дом! У меня появился собственный дом.
- Луни, - сказал однажды Сириус, - что-то я засиделся в четырех стенах. Пойдем прогуляемся?
И мы пошли. Мы иногда гуляли вдвоем, и у нас даже были любимые места. Я знал в округе немало уютных уголков. В одно из таких мест мы и отправились. Полагаю, что в тот раз маршрут выбирал Сириус, но почему-то точно не помню.
Он, как обычно, вертел головой, разглядывая окрестности. Потом заинтересовался одним домом.
- Смотри, какое отличное крыльцо! Тут хорошо сидеть во время дождя.
И, недолго думая, подошел ко входу в дом и уселся на ступеньки.
Я направился за ним, гадая, выкинут ли нас со скандалом сразу или же мы успеем убраться до появления хозяев. Первое казалось мне более вероятным. Дом не выглядел заброшенным. Стекла были помыты, и на окнах висели свежие занавески.
И тут Сириус встал, пошарил под лежавшим у двери резиновым ковриком и вытащил связку ключей.
- Лови, Луни, - он бросил их мне.
- Сириус, ты что! Так нельзя! - Я шарахнулся в сторону, и ключи упали на дорожку. А он сошел с крыльца и принялся сдирать пленку, закрывавшую дощечку на фасаде.
Новенькая дощечка засияла медным блеском. "Р. Люпин", - стояло на ней.
- Кажется, нам сюда, - сказал Сириус.
Наверно, я бы меньше удивился, если б мне сказали, что ликантропия излечима.
Документы на дом были внутри. На столе в гостиной.
- Вот, - Сириус протянул их мне. - Владей. И не смей возражать, я так хочу. И могу себе это позволить!

Дом был хорошо обставленным. И новым. Я чувствовал себя в нем не слишком уверенно. Опыта домовладения не хватало. Даже спустя несколько месяцев после переезда дом не казался мне настоящим. И, наверно, я еще долго обживался бы там, если бы ко мне не прибилась кошка.
О своих намерениях она заявила весьма недвусмысленно - вскочила на крыльцо и принялась точить когти об дверь, искоса на меня поглядывая.
- Мое, - говорила она всем своим видом.
Через полминуты всю нижнюю часть двери покрыли глубокие царапины. Кошка удовлетворенно зевнула и отошла. Я осмотрел результаты ее трудов и признал, что стало лучше. Дом ожил. Минни совершила чудо. И я открыл перед ней дверь.
Больше всего кошка напоминала анимагическую форму МакГонагал, только была чуть мельче. В честь Минервы я и назвал ее Минни.
На третье утро она принесла мышь ко мне в постель.

Я устроил ей страшный скандал. Никогда и на кого в жизни я так не орал! Сам не знаю, почему на этот раз меня так разобрало. Возможно, я позавидовал тому, что она поступает как хочет. Я даже попытался топать на нее ногами. Кошка внимательно слушала брань и смотрела на меня. А потом широко зевнула. И все кончилось.
Как, скажите на милость, скандалить, когда под твой ор засыпают?
На другое утро она положила мышь мне в тапочек.
Я попытался шлепнуть добытчицу газетой. Это ей понравилось. Следующие четверть часа я убирал спальню и прихожую, усыпанную обрывками бумаги. Потом, во избежание продолжения, собрал и выкинул всю старую корреспонденцию. Тем более что там не было ничего такого, что мне захотелось бы перечитать.
Утром третьего дня мышь оказалась в ванной. Я молча вынес ее на крыльцо.
На четвертый день полил дождь, и Минни начала нервничать. На улицу она не пошла, а в доме мышей не было. Кошка слонялась по комнатам, прислушиваясь и принюхиваясь. Я заволновался за нее. Но поела она с аппетитом.
Пятый и шестой день прошли точно так же.
А на седьмой появился Снейп.

Теперь он сидит в моей гостиной над непонятными расчетами, а я ищу в кухне лимон, которого там нет и не было. В конце концов я решаю, что кофе он может выпить и без лимона. Кофе у меня есть - держу для гостей.
И еще у меня есть пластовой мармелад. А тосты можно поджарить. Это всего пару минут. Я быстро режу хлеб.
И тут он входит на кухню.
- Добрый день, Ваше величество! - говорит он с усмешкой. Я прихожу в замешательство. Но оказывается, что он обращается к Минни.
Кошка сидит на столе над пустой чашкой и разглядывает его. Я думаю, что она изображает сторожа. А он называет ее королевой. И я вижу, что он прав.
- Это Минни. Она сама пришла ко мне, - поясняю я, и сразу же начинаю жалеть о своих словах. Ведь меня никто не спрашивал.
Снейп переводит взгляд на меня и его лицо удивительным образом искажается. Он как будто еще усмехается, но углы губ опускаются вниз. Эта "обратная улыбка", как называл ее Джеймс, всегда выводила Сириуса из себя. Она казалась ему высокомерной.
- Минни? - уточняет он.
- В честь Минервы. Правда, она похожа на МакГонагал?
- Что-то есть, - вежливо соглашается Снейп. - И такая же строгая?
И протягивает руку к кошке. Та обнюхивает ее, поворачивает голову - и Снейп уже чешет ей шейку! А эта негодница вызывающе громко мурлычет, как никогда не делала у меня.
Тут я вспоминаю про кофе. И вовремя - он едва не сбежал.
- Вот… готово. Налить тебе?
Он кивает, и я думаю, что надо достать другую чашку. Эту Минни не отдаст.
- Ваше величество, - снова обращается к кошке Снейп, - позвольте мне избавить Вас от этого.
И подхватывает стоящую перед ней посудину. Если даже Минни и собиралась его оцарапать, она не успевает.

Кофе он пил стоя, прислонившись плечом к дверному косяку, и жарить тосты мне показалось неудобным. Мне все казалось неудобным в тот момент. Зачем-то пришло в голову сделать вид, будто я и сам собирался пить кофе. Я полез в буфет за еще одной чашкой, когда услышал:
- Твой чай у тебя за спиной. На столе. Если, конечно, ты пьешь холодный.
- Точно, я и забыл, - я повернулся к столу. Минни по-прежнему восседала там и созерцала меня без всякой снисходительности. А спину мне сверлил столь же дружелюбный взгляд Снейпа.
Я предпочел смотреть его в лицо.
- Но вообще-то я тоже хотел кофе.
- Люпин. - Он обращался ко мне тем же тоном, каким разговаривал с первокурсниками. И на губах его была все та же обратная улыбка. - Не нужно таких жертв. Ты никогда не пил кофе. Лучше сядь и дай мне пройти к плите.
Думаете, он взялся поджарить хлеб? Не смешно. Он хотел узнать, хватит ли на кухне места для лаборатории.
В конце концов решено было, что варить зелья он будет там же, где и спать - в комнате для гостей.
Если, конечно, он вообще собирался спать.
Еще он сказал, что не намерен травить животное, которое, конечно же, всем помещениям в доме предпочитает кухню. Не знаю, кого он имел в виду, потому что Минни немедленно перебралась к нему. В пару и чаду экспериментальных зелий она просиживала дни напролет. А ведь Снейп возился с весьма вонючими жидкостями.
Насколько я мог судить - возился вполне безуспешно. Хотя он долго не выражал огорчения этим обстоятельством.

Он вообще не выражает никаких эмоций, если не считать легкого недовольства моей тупостью. Иногда нет и этого. Я совсем не уверен в том, что он признателен мне за предоставленный ему кров и пищу. Возможно, он считает, что обязан этим письму Альбуса. Я же не говорю ему, что это не так. Я не готов объясняться.
Но я принюхиваюсь к запахам, доносящимся из его комнаты, прислушиваюсь к стуку ножа по разделочной доске и пытаюсь влезть в его шкуру. Понять, что он такое. Я не могу прочесть его мысли, но могу хотя бы ощутить, что он чувствует. Я подхожу к зеркалу и примеряю на себя "обратную улыбку".
Она получается не слишком похожей. Снейп складывает губы как-то иначе. Я пробую еще и еще - и обнаруживаю, что нужная гримаса получается только в одном случае. Если она образуется из настоящей улыбки.
Поймав то самое выражение, я закрываю глаза. Что я сейчас испытываю?
Вот что: мне смешно, но я хочу показать окружающим совсем не это. Я хочу показать, как я умен. Я хочу показать, что мне смешно смеяться над чепухой. Сириус оказывается почти прав - такой гримасой Снейп демонстрирует, что превосходит окружающих.
Но я не спешу принять на веру даже собственный вывод. Во-первых, я обещал быть осторожным со Снейпом. Во-вторых - теперь я точно знаю, что со мной ему смешно. Что бы там еще он ни желал изобразить.
Но долго предаваться этим размышлениям не удается. Приходит почта, и я иду доставать ее из ящика.
Благодаря любезности Сириуса, я подписан на кучу маггловских газет. Собственно, изучать их - и есть моя работа. А заклинание, наложенное Аластором Хмури, начальником аврорского отдела Министерства магии, позволяет получать под их видом и магические. Не то чтобы первые особо отличались от вторых, но интересно и полезно бывает сравнивать, как они освещают одно и тоже событие. Тут уже и ребенку станет ясно, что главное - не факт, а его истолкование.
В этот раз магической прессы почему-то нет. Я не люблю такие дни. За последние полгода выпуски газет задерживали только ради сенсаций из серии "Срочно в номер". Ну, и еще один раз не вовремя вышел какой-то "желтый" магический листок - потому что за день до этого возмущенные читатели угрожали поджечь его редакцию. Но чтобы задержались все магические газеты разом - такого еще не бывало.
Я перебираю маггловские издания, выискивая в них намеки на то, что важного могло произойти у магов. На точные сведения рассчитывать не приходится, но что-то обязательно бывает и в открытых источниках. И быстро нахожу в местной "Таймс" статью "Резня в N".
"В германском городке N. (название изменено по требованию полиции. - прим.ред.) во вторник обнаружены тела двадцати человек. Все эти люди были убиты с особой жестокостью - фактически, замучены до смерти. По словам офицера полиции, осматривавшего место происшествия, убийцы обладали значительной физической силой и пользовались чем-то вроде мясницких топоров - чрезвычайно острыми орудиями, разрубавшими даже кости. В числе погибших были пятеро детей в возрасте от семи до 15 лет. К расследованию привлечены специалисты из Бонна и Интерпола. Личности убитых установлены. Обстоятельства обнаружения тел пока не раскрываются. К моменту сдачи номера в печать было известно лишь, что никто из проживающих в том районе, где были обнаружены тела, не слышал и не видел ничего необычного."

Все это - и список фамилий - я проглотил в один миг. А потом прочел еще раз, вслух. Снейпу. В полной тишине.
Мне показалось, на несколько секунд он перестал дышать.
- Это не магглы, - сказал он наконец. - Троих я знал - они преподавали в Дурмштанге. Еще о четверых слышал. Вместе с членами их семей выходит пятнадцать человек. Полагаю, остальные пятеро тоже были магами.
Я кивнул. Я рассудил точно так же.
- И полагаю, что их действительно замучили, а не убили. Только, конечно, не мясницкими топорами.
- Режущими заклинаниями. - Я имел об этом кое-какое представление.
Теперь кивнул он.
- Они знали что-нибудь существенное?
Снейп покачал головой.
- Кое-что могли. Но не думаю, чтобы слишком многое. Возможно, это была просто демонстрация.
Просто демонстрация!
Я даже не успел возмутиться этим вслух, а он уже рассердился.
- Все, хватит. У меня нет времени на разговоры с тобой.
И я ушел.
Хлопать дверью мне показалось глупым. Честно говоря, очень захотелось, но я не стал. Я ее даже не закрыл. Просто забрал газету и отправился на кухню. Сделал себе пару бутербродов, налил чаю и отлевитировал все это в свою комнату. А потом переоделся в пижаму и улегся в кровать, собираясь почитать что-нибудь полезное. Полезное чтение всегда вызывало у меня голод.
Беспокоиться об ужине Снейпа я не намеревался.
Он, кстати, тоже. По-моему, дело близилось к полуночи, а он все продолжал что-то резать и варить. Я успел прочесть полторы длиннейших главы из выбранного на тот вечер трактата, когда услышал из гостевой комнаты "Нокс!".
В тот же миг раздался грохот и звон. Затем Минни заорала так, будто ее резали, но рык Снейпа перекрыл ее вой:
- Мерлиновы яйца! Пропади оно все пропадом!
И новый грохот и звон, и новые вопли.
Раньше я считал, что выражение "от крика задребезжали стекла" является метафорическим.

Я вскакиваю и вылетаю в коридор. Что он там делает, дерется с кошкой? В сговоре с нею крушит мой дом? Гостевая едва освещается догорающим в камине огнем.
- Люмос! - кричу я, и все озаряется ярким светом.
Снейп стоит над столом, и весь пол вокруг усыпан осколками пробирок, в которые разливалась новые зелья. Остатки зелий тоже на полу. Уцелели всего две-три пробирки. Они парят в воздухе у камина.
На столе на груде бумаг сидит Минни. Шерсть ее взъерошена. Кошка показывает зубы и издает негромкое гудение. Это гудение немедленно сменяется воплем, как только Снейп предпринимает попытку выхватить из-под кошки выбранные ею в качестве лежбища бумаги. Минни взмахивает лапой, и я вижу, как пять прозрачных крючков летят к пальцам Снейпа.
Он отдергивает руку. Некоторое время стоит, опираясь о край стола и чуть покачиваясь. Потом оборачивается ко мне. Мне кажется, что он меня не видит.
- Люпин, - выдавливает он чуть погодя.
Лицо у него так искажено яростью, что я не сразу понимаю его слова. Я жду если не Круциатуса, то по крайней мере отборной ругани. А он говорит - сдавленным голосом, но почти по-человечески звучащим - неожиданное. Говорит:
- У тебя есть огневиски?
Есть. Я киваю и отправляюсь на кухню.
- Две бутылки! - кричит мне вслед Снейп.
Шут с ним, две - так две. У меня их три. Стоят с тех пор, как я переехал в этот дом. Я и их держу для гостей.
Я совсем не пуританин - просто не люблю алкоголь. Джеймс когда-то придумал, будто моему волку не нравится запах спиртного, и Питер с Сириусом поверили. Но дело не в запахе. Просто я почти не пьянею, и расслабиться с помощью выпивки мне не удается. Наоборот, после я долго чувствую себя взвинченным.
Досадно, конечно, но - что уж есть, то и есть. Плюс тут один - похмелья у меня тоже не бывает. Это меня очень устраивает, хотя Сириус и уверяет, будто хорошее похмелье помогает разобраться в себе лучше, чем муки совести.

Когда я возвращаюсь, комната уже не напоминает место побоища. Пробирки снова целы, а лужи с пола исчезли. Снейп сидит в кресле. Минни все еще на столе. Кажется, она поутихла. Но я на всякий случай держусь от нее подальше.
Я ставлю бутылки на край стола, и Снейп тут же хватает ближайшую. Свинчивает крышечку и делает несколько глотков.
- Вторая тебе, - говорит он.
Вот спасибо, поделился… При других обстоятельствах я бы не удержался от улыбки. Но та статья в газете и устроенный им погром не очень располагают к веселью.
К спорам тоже, и я беру бутылку.
- Хорошо. За что пьем?
- За тех из Дурмштанга. И остальных, которых убьют в ближайшие недели.
Я ставлю огневиски на стол.
- Ты думаешь, скоро будут другие убийства?
- Обязательно, - убежденно кивает Снейп и косится на пробирки. - Пока я не разберусь с этим дерьмом, их будет еще немало.
- Можно узнать, что ты делаешь?
- Ты пей, - говорит он вместо ответа. И только когда я делаю несколько глотков из бутылки, продолжает:
- Кое-что необычное. Зелье, лишающее магии.
Огневиски - гадость, и эта гадость встает комом у меня в горле. Но я делаю вид, что пить его легко. Сажусь на диван. И напоминаю себе, что спешить с выводами не следует. Что аналогий проводить не нужно. Что это может значить что угодно.
Например - что он не делает ничего плохого.
Может быть.
Я ведь не могу знать точно.
А толковать его слова можно по-разному.
Я предпочитаю - так.
- И как получается? - безразлично спрашиваю я.
- Как видишь. Погасить свет я же сумел….
Так он, значит, на себе проверял? Это ж надо было догадаться! Кто тут еще из нас сумасшедший… А если бы зелье удалось?
Но Снейпа, похоже, не беспокоят последствия такого исхода. Его волнует другое.
- Если тот, кто это зелье сделал, не пользовался каким-то неизвестным мне старинным рецептом, то он талантливее меня, - констатирует он.
- Этого не может быть. У него наверняка был рецепт, - откликаюсь я, не раздумывая.
Некоторые вещи остаются неизменными, что бы ни происходило. Солнце всегда восходит на востоке. Снейп всегда остается Снейпом. Я всегда признаю первенство за ним.
Я испытываю такое облегчение оттого, что не он придумал это зелье, - что не задумываюсь о своих словах. О том, как это прозвучало. Нет, не особенно задумываюсь.
Первые пять минут.

Еще минут пятнадцать проходят в молчании. Снейп то покачивается в кресле, скрестив руки на груди, то снова берется за огневиски и льет в себя спиртное, как воду. Минни сверкает на него глазами, но тщетно. Он не обращает на кошку внимания.
Наконец она спрыгивает на подлокотник его кресла и обнюхивает лицо зельевара. Запах ей не нравится. Кошка шипит и машет перед носом Снейпа лапой. Снова с выпущенными когтями.
- Извините, Ваше величество! - зельевар шарахается от нее, но скорее изображает испуг, нежели пугается. - Виноват, исправлюсь…
- Вот только не сегодня. Сегодня хорошим мальчиком будет кто-то другой, - добавляет он. И ссаживает кошку на пол.
Минни возмущена таким обращением. Она задирает хвост и, брезгливо дергая спинкой, выходит.
- До завтра, Ваше величество! - Снейп срывается с места и захлопывает за ней дверь. Похоже, огневиски действует на него, как на ребенка конфеты. Как некогда улыбка Лили на Джеймса. Как призрак скуки на Сириуса.
- Уааааааауууууу! - от громкого стука за спиной Минни немедленно вновь начинает беситься. Она изо всех сил царапает дверь с той стороны.
- Вот тебе, - мстительно говорит Снейп и поворачивает ключ в замочной скважине.
Завывая, кошка удаляется. Судя по доносящимся до нас звукам, она громит кухню. Что эта парочка творит с моим домом!
Снейп оборачивается ко мне.
- Ну, так кто сегодня будет хорошим мальчиком? - спрашивает он.
- Только не я, - качаю я головой. - Хорошие мальчики по ночам не хлещут огневиски прямо из бутылки.
- Значит, и не я, - резюмирует Снейп, вглядываясь в свою бутылку. В ней осталось меньше трети содержимого.
Я прикидываю, что с ним будет завтра. Надеюсь, он знает, что делает. Антипохмельных зелий у меня нет, и у него, кажется, тоже ничего не припрятано.
- А кто же тогда? - с поддельным любопытством вопрошаю я.
Наверно, мне можно не очень усердствовать, изображая опьянение. Снейп ведь не знает, как я переношу алкоголь. Может, я только говорю связно - а соображать на самом деле перестаю.
И тут я действительно перестаю соображать, потому что Снейп пересаживается ко мне на диван и доверительно сообщает:
- Сириус Блэк, например. Уверен, что этой ночью он найдет себе занятие интереснее, чем попойка. Я слышал, у него появилась новая привязанность.
Я не знаю, как на это ответить. Больше всего мне хочется спросить, не ревнует ли он.
- Ну, - мычу я, - вроде бы. А мне-то что?
- Верно, - кивает Снейп. - Не стоит из-за этого переживать.
Мне кажется, он уговаривает сам себя.
- Я не переживаю, - пожимаю я плечами, - Сириус сам по себе, а я сам по себе. Так было всегда.
Снейп вновь припадает к бутылке. Отставляет ее и смотрит на меня совершенно ясными глазами.
- А знаешь, с ним бывало хорошо. В некотором смысле - даже очень.
- Не знаю, - говорю я как можно равнодушнее. - В таком смысле я не проверял.
Идиотский разговор. Я словно все время оправдываюсь.
- О. Ну, про ЭТОТ смысл я еще и не говорил, - ухмыляется Снейп. - В ЭТОМ смысле он оказался не совсем в моем вкусе. Слишком тороплив.
Я хочу сказать, что верю ему на слово. Я хочу попросить его замолчать. Я хочу услышать что-нибудь другое, чтобы изгнать из своего воображения появившиеся там непристойные картинки. Но вместо этого делаю глоток из своей бутылки и спрашиваю:
- А ты предпочитаешь не спешить... при этом?
- Вот именно, - кивает Снейп. - По-моему, так гораздо лучше.
"Он иногда гладит медальон," - вспоминаю я. И внезапно вижу эту историю в другом свете. Неудивительно, если Снейп так и делал. Вряд ли можно было долго гладить Сириуса. Он бы не дал такой возможности.
- Сириус всегда был... склонен горячиться. Не знаю, как ты терпишь его столько лет, - Снейп подтверждает мою догадку взмахом руки с бутылкой. Огневиски в бутылке уже так мало, что при всем невнимании зельевара к законам физики на пол ни капли не проливается.
- О, это мое главное умение, - усмехаюсь я. - Я могу вытерпеть почти что угодно.
Снейп что-то прикидывает. Теперь в его глазах читается одобрение.
Что за чушь! Мне не хочется расхваливать себя перед ним, но я это делаю! Терпеливость - это ведь достоинство в его глазах?
- Когда кем-то дорожишь, терпеть легко, - я смущен собственным поведением.
- Не так уж легко, - возражает Снейп, и я думаю про когти неясыти, раздирающие его руки. - Да и толку немного. В самом лучшем случае - не будет перемен.
- Для перемен достаточно бывает совершить глупость.
Я уже и сам прислушиваюсь к своим словам с интересом. Оказывается, для безумного разговора достаточно, чтобы пьян был один из участников. Второй будет на него равняться.
- Свершения не по моей части, - кривит губы Снейп. - Обычно я имею дело с уже готовыми глупостями.
- Ты попал куда следует, - говорю я. - Делать глупости - мое призвание.
Снейп вдруг широко ухмыляется:
- Ручаюсь, что нет. Для этого нужен Блэк.
- Зря ты! - что ж, неудивительно, если он еще неравнодушен к Сириусу. - Я куда глупее его.
- Он предприимчивее.
Это правда, но она мне не нравится. Звучит как-то обидно для нас обоих, Сириуса и меня. Как удачно, что пьяным и положено быть обидчивыми. Я раздумываю, как опровергнуть Снейповы слова. А он допивает огневиски и вздыхает.
- Увы, придется мне снова стать хорошим мальчиком. Пить больше нечего. А на кухню Минни нас не пустит.
- У меня еще осталось, - я рассматриваю бутылку на свет. - Могу поделиться.
- Годится. - Он наклоняется и ставит пустую посуду на пол. Я придвигаюсь, и когда он выпрямляется, прижимаюсь губами к его губам.
Некоторое время ничего не происходит. Он не отвечает, но и не отодвигается. Наконец я пытаюсь отстраниться - и не могу. Упираюсь в его руку. Она охватывает меня под лопатками. Я и не видел, как она там оказалась.
Ну конечно. Мало кому удается видеть с закрытыми глазами.

Я чувствую что-то странное. Он... он дует мне в лицо. Прохладный ветерок скользит по скулам, под глазами, потом по бровям. От Северуса пахнет спиртным и всей его лабораторией, и я ни за что не решусь взглянуть на него. Но он этого и не требует.
Он забирает у меня бутылку с остатками выпивки и ставит куда-то на спинку дивана. Я слышу, как она звякает о стену. Теперь я чувствую его дыхание у своих губ и немного приоткрываю рот. Он слегка прикусывает мою нижнюю губу - и тут же ее отпускает. Я жду еще одного укуса или глубокого поцелуя, но вместо этого ощущаю прикосновение губ где-то под левым ухом. Потом он лижет мне шею слева; переходит к правой стороне, поднимается выше, прихватывает зубами ушную раковину и засовывает язык мне в ухо. Некоторое время он вылизывает ухо изнутри, и мои представления о человеческой анатомии подвергаются пересмотру. Я отчетливо чувствую нечто подобное и в животе, в самом низу.
Я обнимаю Северуса за шею, пытаюсь прижаться теснее и, наконец, поцеловать его как следует - но, конечно, промахиваюсь. Он дует мне в левое ухо. Это щекотно, я ежусь, и его губы в утешение касаются моих. А он потом возвращается к левому уху и тщательно вылизывает его.
В животе и яичках у меня творится что-то невообразимое, и член отзывается на каждое движение его языка. Боюсь, что оргазм накроет меня еще до того, как я успею раздеться. Я ахаю и пытаюсь отвернуться, но он кладет одну руку мне на лоб, а вторую - на затылок, и деваться уже совершенно некуда. Тем более что я по-прежнему льну к нему. Если бы я не считал себя безнадежно сумасшедшим, испугался бы, что схожу с ума.
Наконец он все-таки целует меня в губы. Язык его кружит в моем рту, касаясь кончика моего языка, не оставляя без внимания десны, и губы тоже двигаются, прижавшись к моим. Тем временем его левая рука ерошит волосы у меня на затылке и гладит какие-то чувствительные точки чуть выше того места, где голова соединяется с шеей, а правая ложится мне на горло. Я хочу сам поцеловать его, и он впускает мой язык к себе в рот, даже всасывает его. Но я чувствую себя не столько активной стороной, сколько пленным, тем более что его рука продолжает гладить и даже слегка сдавливать мое горло. Это отнюдь не угроза, лишь слабый намек на нее, и намек этот меня очень возбуждает.
Я вцепляюсь ему в плечи и пытаюсь уложить его на диван и улечься рядом. Тут он разрывает поцелуй.
- Тебе не кажется, что на нас многовато одежды? - выдыхает он мне в ухо.
Ничуть не кажется. Я совершенно уверен, что от нее следовало избавиться еще перед тем, как отдать ему вторую бутылку.
- Да, - выдавливаю я, - много.
- Что-нибудь снимем? - это не совсем шепот, просто он говорит очень тихо. Голос все-таки слышен, и от него у меня что-то сжимается в паху. Голос звучит так, что у меня нет сомнений - происходящее Северусу очень нравится. Мне тоже, но раздеваться у него на глазах немного страшно.
И все же я киваю. И мы оба встаем с дивана.
- Нокс, - роняет он и запускает руку мне под пижамную куртку. Ладонь невинно ложится на солнечное сплетение, легонько поглаживает верхнюю часть живота. Никаких домогательств, строго говоря, но грудные мышцы напрягаются словно сами собой, и соски твердеют. Он передвигает руку мне на спину и притягивает меня к себе. Целует в губы. Я открываю глаза, запускаю пальцы ему в волосы, пытаясь найти то чувствительно местечко на затылке, которое он показал мне только что, а когда он закидывает голову, впиваюсь поцелуем в его шею. Он издает нечто вроде рычания или мурлыканья.
Теперь я пытаюсь целовать его и раздевать нас обоих одновременно. С моей курткой проблем не возникает, и это очень приятно, тем более что его рука тут же оставляет в покое мою спину и принимается гладить грудь. Свет камина меня не смущает. Я вытаскиваю его рубашку из брюк, но когда забираюсь под нее руками, он предплечьем прижимает обе мои ладони к своему животу.
- Остановись, - приказывает он. - Не то пожалеешь.
Я замираю. Не понимаю, зачем он мне угрожает, если продолжает гладить меня. Неужели он недоволен моими действиями? Или просто хочет полностью контролировать ситуацию? Действительно, непостижимо, как Сириус терпел это.
Снейп смотрит мне в глаза, пытаясь выяснить, понимаю ли я, что он говорит серьезно. Я киваю: понимаю. Я понимаю даже больше: очень может быть, что после такого количества огневиски Северус видит перед собой не меня, а Сириуса. Не даром же мы так долго говорили о нем.
Не знаю, как поступал Сириус, но я слушаюсь.
Северус расстегивает рубашку, и я вижу, что он остановил меня вовремя. Мои пальцы находятся в дюйме от серебряного медальона. Отблески огня, догорающего в камине, отражаются в букве "Р" на чернёной крышке. Цепочка тоже серебряная.
Снейп сбрасывает рубашку, снимает медальон с шеи и накручивает цепочку на кисть правой руки. Сам медальон он заправляет за один из получившихся браслетов. Все правильно, Сириус говорил, что он с медальоном не расстается.
Нет! Сириус говорил, что он его не снимает. А он снял.
Так я получаю ответы на два вопроса: понимает ли он, кто я, и - кто будет сверху. Ответ на второй вопрос меня полностью устраивает - не думаю, что я смог бы изобразить перед ним альфу. Но ответ на первый ошеломляет.

Он заводит руку с медальоном мне за спину и спрашивает:
- Давай продолжим?
Я согласен. Мне и самому сложно было бы прекратить. Одно дело - прерваться ненадолго, чувствуя, как и во время паузы нарастает желание. А вот перестать вовсе - это уж, извините, совсем другое! Сейчас это кажется маловыполнимым. Но когда он дотрагивается до моей спины, я вздрагиваю. Если серебро коснется моей кожи, я получу ожог. Если контакт продлится больше минуты - оно сожжет плоть до костей.
Он ведь не станет так делать?
Я чувствую, как его предплечье прижимается к моим ребрам. Значит, ладонь с цепочкой оказывается возле моего правого бока. Я разрываюсь между желанием позволить ему делать что угодно - и желанием сбежать. Если я чего-то и боюсь, так это серебра.
Но он же не хочет меня искалечить, правда?
Думаю, на моем лице отчетливо видны и страх, и вожделение. А мы стоим так близко, что Северусу хватит света от камина, чтобы все разглядеть. Мне кажется, он смотрит на меня с каким-то досадливым любопытством.
Ох. Нет, пожалуйста. Не разглядывай. Нет ничего гаже трусливого любовника. Поделом мне будет, если… Но ведь ты не сделаешь ничего действительно опасного? А пару ожогов я как-нибудь перенесу. Я постараюсь.
И, говорят, алкоголь притупляет боль.
Я обнимаю его за шею. Он слегка склоняет голову и уже не в полголоса говорит, а шепчет:
- Тссс. Все хорошо. Хорошо. Больно не будет, - и снова запускает мне в ухо язык. А левую руку - в мои пижамные штаны. Наконец-то. Я не могу удержаться от того, чтобы не толкнуться в эту руку, а она обхватывает мой член, несколько раз проходится по нему вверх и вниз и начинает ласкать яички.
Все опасения вылетают у меня из головы. Не представляю себе, чтобы я мог сейчас почувствовать боль.
Пальцами правой руки он прикасается к моему затылку, ерошит волосы, потом гладит шею. Чуть нажимая, проводит по позвоночнику вниз. Мне кажется, что под его рукой по моему телу идет горячая волна, но это не жар от серебра. Ладонью правой он ко мне не притрагивается.
Я дрожу от возбуждения, но ухитряюсь смолчать, когда он прекращает ласки. Когда, присев, стягивает с меня пижамные штаны. Выпрямляется и притягивает меня к себе вплотную, вынуждая сделать шаг и выбраться из спущенной к полу одежды и тапочек. Я прижимаюсь к нему всем телом, да что там - прижимаюсь! начинаю тереться об него - и он снова издает тот звук, похожий на мурлыканье.
Я сдаюсь, когда его руки ложатся мне на поясницу, а потом левая сползает ниже и начинает кружить, разминая мои ягодицы, а правая осторожно продолжает гладить спину. Мне этого уже мало.
Отрываюсь от него и шепчу:
- Можно я тебе помогу?
И, получив согласие, подталкиваю Северуса к дивану и опускаюсь перед ним на колени. Стягиваю с него туфли и носки. Он шумно вздыхает, и я понимаю, что нашел, на что следует обратить внимание. Я начинаю ласкать его ступни - и вижу, как его руки вцепляются в диванные подушки. Тогда я наклоняюсь и принимаюсь вылизывать пальцы его ног.
Полагаю, он доволен тем, что я делаю, да и выгляжу я при этом достаточно непристойно. Во всяком случае, когда я тянусь расстегнуть его брюки, он не возражает - приподнимается и позволяет снять с него и брюки, и белье разом. Я снова глажу его ступни, но тут он наклоняется, вцепляется мне в плечо и вынуждает меня перебраться с пола на диван.
Он хочет, чтобы я сел к нему на колени, к нему спиной. Я честно пытаюсь усидеть, но ерзаю, чувствуя, как его член упирается мне в ягодицы. Но когда он начинает мне дрочить, я не выдерживаю и минуты. Кончаю быстро, как перевозбужденный мальчишка - и даже, кажется, со вскриком. Во всяком случае, он снова шепчет мне в ухо:
- Тсс, тихо. Не шуми так, а то Минни нас съест..
Представив себе подстерегающую нас за дверью Минни, я фыркаю и, мотая головой, сползаю с его колен на диван. Оборачиваюсь через плечо - Северус кивает с преувеличенной серьезностью и шепчет:
- Съест, как пить дать съест! Погибнешь во цвете лет, так толком ничего и не распробовав. - И улыбается уголком рта.
Мне смешно, но при мысли о возможности попробовать больше я снова чувствую возбуждение. К тому же ему, кажется, нравится, как я выгляжу после оргазма. Может быть, даже больше нравится, нежели то, что было до. Во всяком случае, рассматривая меня, он облизывает губы. Я чуть отодвигаюсь, становлюсь на четвереньки и прошу:
- Иди сюда.

Я говорил, что ликантропы сильнее обычных людей? Могу поклясться чем угодно, что и выносливее. Будь это не так, я кончил бы еще раз, пока он меня готовил. Я не смотрел, что за пробирку из уцелевших он призвал, не слушал, что он шептал над ней при трансфигурации. Я воспринимал только прикосновения.
Он надавил мне на спину между лопатками, заставляя припасть на локти. Его пальцы прошлись по спине. Погладили мой анус, сначала просто так, потом - нанося смазку; осторожно проталкивались внутрь, сгибались там, растягивали меня. Ласкающими, но мучительно медленными движениями. Когда во мне оказались уже три пальца, я начал подаваться назад, насаживаясь на них. Я хотел, чтобы он действовал жестче. Я бы даже… не возражал, если бы это было похоже на изнасилование.
Но попросить об этом не решился, а когда он, наконец, вошел в меня, стало не до разговоров. Во всяком случае, я надеялся, что ему стало. Со мной же произошло что-то нелепое. Все те слова, которые любовники лепечут друг другу, все те бессмысленные клятвы и благословения, которые слетают с их губ, все то, что я никогда не говорил и не желал сказать, - все это всплыло у меня в памяти, и я почувствовал, что готов выкрикнуть, выболтать это и даже больше, стоит ему нарушить молчание.
Он не проронил ни звука, просто сунул руку мне под живот и начал ласкать мой член - в том же ритме, в котором двигался внутри. Слова исчезли, будто их и на свете не бывало; я захлебнулся вздохом. И через пару мгновений услышал:
- Дыши. Дыши, или я остановлюсь.
И он действительно попытался.
Я сделал вдох - и он снова двинулся глубже внутрь, а потом наружу, одновременно скользя рукой по моему члену. Еще вдох - и он продолжил.
Меня хватило на двенадцать вдохов. Он кончил двумя позже. Припал к моей спине и поцеловал меня в шею.
От очищающих заклинаний немного щекотно.

Он вышел из меня, но все еще лежит сверху. И я слышу, как бьется его сердце, а он слышит, как частит мое.
Потом он приподнимается и устраивается рядом. Сириус позаботился о том, чтобы диваны в доме были достаточно широкими. Я ощущаю сожаление. Не знаю, как это объяснить, но еще полминуты назад я чувствовал, что нахожусь в полной безопасности. Что в моей жизни все как следует и ничто не может быть плохо. А теперь все снова неясно. Боюсь, что с диванами Сириус все-таки промахнулся.
Я переворачиваюсь на бок и смотрю Северусу в глаза. Он выглядит… хорошо. Привлекательно. Черты лица смягчились; он кажется не моложе, а красивее и даже как-то вообще вне возраста. И я чувствую голод. Не возбуждение, нет. Неприятную пустоту. Желание удержать его. Желание близости просто так, без удовольствия.
Я тянусь взять его за руку.
- Осторожней, - шипит он. Это рука с медальоном.
Я все-таки хватаю его за запястье. Подтягиваю его руку к своим губам.
- Что? - смягчается он.
- Еще, - тихо прошу я и начинаю облизывать подушечки его пальцев. Он вздыхает и пытается отнять руку. Я не отпускаю.
- Пожалуйста. - Я предпочел бы, чтобы это была левая рука, но раз могу дотянуться только до правой - пусть будет правая, я просто буду осторожен.
Он окидывает меня взглядом.
- Ты же не хочешь.
Я мотаю головой. Он пользуется возможностью отобрать руку и прячет ее за спиной.
- Еще. Пожалуйста.
Выражение его лица меняется, как облако на небе. Побеждает привычная обратная улыбка.
- "Еще" обычно просят раньше. Когда обе стороны чего-то хотят.
- Раньше… не надо было просить. У меня все было.
Судя по всему, эти слова ему по вкусу. Даже очень. Если я не совершу какой-нибудь особенной ошибки, то скоро получу то, о чем прошу. Я облизываю губы и снова тянусь к его руке, но он спрашивает:
- Ты предпочитаешь только пальцы?
- Нет, если ты не против.
Он не против.
Несколько позже выясняется, что я тоже.
А потом я и вовсе за.

Продолжение дается мне намного тяжелее. Я не ожидал, что он захочет попробовать лицом к лицу. Но он, кажется, не вполне уверен в том, что мне будет приятно, и предпочитает следить за моими реакциями. Я пугаюсь, когда соображаю, что именно он сможет прочесть на моем лице помимо вожделения. Можно сколько угодно кусать губы, стараясь не заговорить, но контролировать все остальное я не сумею.
Не знаю, какие силы надо мною смилостивились, но когда он подхватывает мои ноги и кладет себе на плечи, последние угольки в камине потухают. Похоже, Северуса это немного сердит, но мне без света легче.
- Так хорошо, - шепчу я и закрываю глаза. Все равно почти ничего не видно. А потом он входит в меня и начинает двигаться, а я пытаюсь поймать его ритм и ответить, пока во всем мире ни остаются только нарастающий жар и трение внутри. Менее торопливое и намного более сладкое, чем в первый раз. Ох, как же мне это нравится, как мне…
За миг до оргазма я открываю глаза. Они приспособились к темноте, или я себе невесть что выдумал - но мне кажется, что его лицо почти светится.

Он выходит очень медленно, так же медленно ложится рядом. Я некоторое время лежу неподвижно, потом поворачиваюсь на бок и утыкаюсь носом в его плечо. Целую это плечо, провожу рукой по груди, животу... Что за… у него все еще стоит!
- Почему?.. - я даже не знаю, что именно дальше спросить. Почему ты не кончил вместе со мной? Почему ты остановился, когда хотел продолжать? Почему в первый раз было не так?
- Позже. - Он убирает мою руку со своего живота. И вдруг берется левой рукой за красующийся на его правой медальон и начинает распутывать цепочку. Спускает руку с дивана. Что-то шуршит и звякает.
- Не наступи, если будешь вставать. Он серебряный, - тихо говорит он. И, повернувшись, обнимает меня.
- Не наступлю, - обещаю я. Я вообще не хочу вставать. - А что это?
- Кое-что от страха.
- Ты меня боишься? - Мне становится как-то зябко.
- Не особенно. - Он прижимает меня к себе, и я не вижу его лица, но мне представляется, будто оно спокойно. - А вообще я много чего боялся. Потому и пошел к Упивающимся. Думал, чем ближе смерть, тем меньше страхов. Многие так думают.
- А сейчас? - переспрашиваю я.
- Сейчас... Сейчас я боюсь главным образом безумия.
Мне словно пощечину дали.
- Да, - откликаюсь я, - понимаю.
- Надеюсь, что нет, - буркает он и разжимает объятия. Встает, подхватывает медальон и относит к столу. А со стола берет последнюю уцелевшую пробирку. И возвращается. Подносит ее к губам. Вдруг останавливается. Протягивает ее мне.
- Ты не хочешь пить? - спрашивает он, будто это только что пришло ему в голову.
Понятия не имею, что там. Я предпочел бы воду. Но не думаю, что мне ее предложат.
И еще я надеюсь, что это не зелье забвения.
В остальном мне все равно.
Это оказывается чем-то вроде заживляющего зелья.

Я чувствую кратковременный прилив сил, но Северус явно не так бодр. Может быть, лучше было бы, если бы он выпил это сам. Впрочем, я же не знаю, что он пил днем. И даже вечером. Словом, до огневиски.
И что он ел. Я же был у себя.
Не может быть, чтобы все это было только сегодня.
Он лежит на боку рядом со мной и снова меня обнимает. Я возбужден, но доволен тем, что уже есть. Может быть, на этот раз мы ограничимся взаимными ласками. Я не против. Хотя аппетит в этой области у меня действительно хороший.
Тут он вытаскивает одну из диванных подушек и сует мне в руки.
- Тебе на этом будет удобно?
Я разглядываю и ощупываю ее. Подушка как подушка. Невысокая, почти плоская, в половину длины дивана. Довольно широкая.
- Да, - говорю я, - будет.
- Это не под голову, - усмехается он.
- Тогда точно будет. И даже больше, чем удобно.
Улечься на ней оказалось несложно. Правда, я не предполагал, что лечь придется на спину. Ноги при этом могут быть только согнуты. Северус же по-прежнему лежит на боку, прижимаясь ко мне слева. Потом подхватывает мою левую ногу и кладет себе на бедро. Сгибает колено, чуть придвигается - и его член упирается мне в промежность. В этой позе я еще не пробовал.
Как выясняется - напрасно.
Все почти-что-неудобство исчезает, когда он начинает двигаться. Я чувствую, что сейчас это идеальная для нас поза. В ней от обеих сторон требуется минимум усилий. Стоит только подстроиться друг под друга - и можно продолжать и продолжать.
И тут он меняет ритм. То дразнит меня глубокими проникновениями, то делает неглубокие быстрые толчки. Скоро я не выдерживаю и пытаюсь немного развернуться, чтобы обеспечить ему лучший доступ. Но он не спешит этим воспользоваться и продолжает играть со мной.
Я поздновато спохватываюсь, что мог бы и сам подразнить его. Теперь уже мало что можно сделать. Но я, конечно, пробую.
А когда все заканчивается, я ощущаю, что мой голод утолен.
И хочу, чтобы теперь так было каждый день.

Подушка сгинула куда-то. Думаю, валяется на полу. Северус спит в моих объятиях и сам во сне обнимает меня. Я лежу с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе. Тело совершенно расслабленно, но голова ясная. И еще - меня переполняет какое-то бессмысленное младенческое счастье. Так ведь не должно быть?
Он спит так близко, что атомы его тела свободно могли бы перетекать в мое. Мне кажется, я чувствую, как это происходит, и я вот-вот растаю, как неудачное желе. И в то же время я уверен, что не сумею уснуть еще сутки.
Я лежу с закрытыми глазами. Стараюсь не шевелиться - так долго, как только могу. Но он все равно просыпается. Думаю, ему неудобно. Его правая рука подсунута мне под спину. Может быть, она устала.
Он не спешит ее высвободить. Зато я чувствую, как его левая рука касается моего лица. Горла. Еле-еле ощутимо, и прикосновения эти меня завораживают. И пугают. Я чувствую себя неожиданно беспомощным. Словно я - птица в его руках. Наверно, так же ощущала себя и Орсия. Его почтовая сова.
Только теперь он лучше разбирается в ядах, а я сроду ничего не возьму у Питера.
Внезапно Северус замирает. Шумно выдыхает. "Не может быть, - шепчет он, - так просто!" На миг крепче прижимается ко мне и тотчас отстраняется. Легко вытаскивает руку из-под моей спины и встает. Я слышу, как он подхватывает одежду, шуршит бумагами. Что-то звякает. Щелкает дверной замок.
В коридоре шипит кошка.
- На кухню, быстро, - Северус шипит не менее выразительно. - И тихо.
И захлопывает за собой дверь.
Я остаюсь один.

Теперь уже ни к чему делать вид, будто я сплю. Я сажусь и оглядываюсь. В гостевой неуютно. На полу красуется пустая бутылка. Вторая заткнута между диванной подушкой и стеной. Еще одна диванная подушка действительно валяется на полу. Моя пижама - рядом.
Сквозь задернутые шторы пробивается блеклый свет. Бумаги со стола исчезли. Камин полон углей и пепла. Я спохватываюсь, что он давным-давно погас. И тут же начинаю мерзнуть.
Я подбираю пижамные штаны и одеваюсь. Вытаскиваю недопитую бутылку. Кладу на место вторую диванную подушку. Прихватываю свою пижамную куртку и пустую бутылку и выбираюсь в коридор.
Дверь на кухню закрыта, и я иду в свою комнату. Потом, подумав, в душ. Снова к себе. Одеваюсь. Беру в руки вчерашнюю книгу и сажусь в кресло. Не из интереса к чтению - просто так. Тем паче что слог автора книги за ночь претерпел разительные изменения. Я уже не в силах понять, о чем он пишет. Вчера его слова еще имели какой-то смысл. Сегодня - ни тени. Но я все-таки читаю. Просто так.
Я мог бы бить стекла. Стоять на голове. Поджечь свою библиотеку. Не думаю, что кому-нибудь есть до этого дело. Дверь на кухню закрыта. Сов сегодня нет. Камин молчит.
Наконец ко мне приходит Минни. Взъерошенная, как напуганный еж. И тоже садится бездельничать.

Если бы не она, я бы упустил его. Я ничего не слышал и не ощущал, но кошка вдруг спрыгнула со стола и стала подкрадываться к двери. И я заинтересовался происходящим в прихожей.
Он снимал мои охранные заклинания, как снимают шляпу с вешалки. Как будто это было самое обычное дело. Минутой позже он бы улизнул. Но при моем появлении замер. Повернулся. Лицо его ничего не выражало. Понятия не имею, как он это делает.
- Ты закончил работу? - поинтересовался я.
- Первый этап. Продолжу в другом месте. Здесь небезопасно.
Я бы возмутился, но... Он прав. Если с защитой справиться так легко, мой дом ненадежен.
Я хочу еще его увидеть. Но так и не могу придумать, как спросить, придет ли он.
- Ну что ж, поздравляю с первым успехом. - Произношу я наконец. - Если Альбусу еще что-нибудь будет нужно...
- Альбуса нет. Я убил его.
Ну вот, он это сказал. То ли хотел посмеяться надо мной напоследок, то ли не пожелал обманывать. Это я выясню потом, когда останусь один.
- Да. Уизли сообщил мне две недели назад. - Мой голос ровен, хотя я не совсем уверен в своих словах. Это могла быть Тонкс. Я не помню. Я был так оглушен новостью, что начисто забыл, чья голова появилась в тот вечер в моем камине.
- Так ты знал, что меня подозревают?
Я киваю. Можно сказать и так. Хорошо, что я успел выкинуть не только газеты, но и письма до его появления. В каждом втором письме мои корреспонденты прямо называли Снейпа убийцей.
Он делает шаг назад. Или вперед, это как посмотреть. Словом, подальше от двери. Шаг в мою сторону. А я смотрю на дверь.
- Раз уж я здесь, давай закончу с остальными заклинаниями, - предлагаю я.
- Люпин, - говорит он. - Когда все кончится, ты ляжешь в Святого Мунго. В отделение для душевнобольных.
- Возможно, - я пожимаю плечами. - Говорят, там неплохой уход.
- Ты ненормальный. - Мне кажется или он раздосадован?
- Я привык. Джеймс говорил, что мой волк помешался. А это было давно.
Снейп округляет глаза. Не знаю, что он слышит в моих словах. Может быть, то самое, что вложил в них Джеймс. Может быть, то, что вкладываю в них я.
- Когда?
- После попытки напасть на тебя.
Я касаюсь паутины заклинаний. Вот, с этого начнем. И краем глаза вижу, как Снейп качает головой.
- Ты будешь лежать в Святого Мунго, - убежденно повторяет он. - Я тоже попаду туда, но я выйду раньше. И заберу тебя.
Дверь распахивается. Свет бьет в глаза. Все залито светом. Я и забыл, что на дворе день.
Снейп щурится на солнце. Неловко стаскивает перчатки. Бросает на полочку под зеркалом. Кладет руки мне на плечи. Касается лбом моего лба.
- Вот увидишь, - говорит он. - Я заберу тебя.
Он аппарирует прямо с крыльца. Некоторое время я ничего не делаю, просто стою в дверях дышу свежим воздухом. Потом возвращаюсь в дом.
Я не безумен. Я влюблен.

На кухне меня ждали зелья. Ликантропное. Заживляющее. Костерост. От простуды. Для сна без сновидений. Антипохмельное. Просто от головной боли. Под каждой банкой - бумажка с названием и дозировками. Судя по всему, он готовил несколько составов одновременно.
Антипохмельное... Ну да, он же еще не знал, что я все это проделывал не под действием спиртного.
Поэтому и записки искать не стоит.
А еще он забыл перчатки. То есть это я сначала я подумал, что он их забыл. Потом - что решил выбросить. Рассеянностью Снейп никогда не страдал. Потом... не буду говорить, о чем я подумал потом. В общем, я взял их в руки.
В правой перчатке лежало что-то тяжелое.
Я отнес ее в гостиную и вытряхнул над столом. Он выскользнул, как змея, - черный медальон на серебряной цепочке. Я перевернул его перчаткой и нажал на выступ. Крышка с буквой "Р" откинулась.
"Редикулюс" - красовалось внутри.
Страха нет.

Но и особой радости тоже. С некоторых пор я почти перестал двигаться - целыми днями сижу в своей спальне с книжкой в руках. Читать не получается, но я все же пытаюсь. А потом всякий раз обнаруживаю, что уже давно смотрю в окно.
Зато Минни словно подменили - скачет по дому, как мячик, на каждый шорох на крыльце выбегает в прихожую. Да только, как назло, никто не приходит. Хорошо если через камин заглянут.
Хотя первой появившейся в камине голове я не очень рад. Это Сириус.
- Привет, Луни! - он улыбается. - Ты как тут?
Честное слово, мне стыдно. Я ведь ему многим обязан. И он мне верит. А я собираюсь его обмануть. И даже очень собираюсь!
- Я хорошо, - говорю я и тоже растягиваю губы. Такой улыбки, как у него, у меня не получается. Но ведь и раньше не получалось. Не думаю, что он в претензии.
Сириус разглядывает меня, склонив голову к левому плечу. На минуту мне кажется, что он сейчас почует, что к чему. И прямо спросит, а на прямой вопрос я не смогу соврать.
- Что случилось? - произносит он наконец.
Хвала Творцу всего сущего! Это не тот вопрос.
- Все в порядке. Вот сижу, отдыхаю. Книжку читаю.
- По-моему, - говорит Сириус, - тебе надо развлечься. Да. Слушай, можно устроить вечеринку. Например - сегодня. Приходи к семи. У меня есть отличная выпивка!
- Спасибо, Сириус, - на спиртное я боюсь смотреть едва ли не больше, чем в камин. - Я подумаю.
На крыльце раздается звяканье, и Минни трусит в прихожую. Это прикатил разносчик газет. Я слышу, как он пыхтит, придерживая велосипед и, одновременно, пропихивая газеты в щель почтового ящика. Но ящик открывается снизу, а вчера я забыл запереть его, и газеты летят на пол. Минни издает торжествующий вопль, и я пользуюсь предоставившейся возможностью сбежать.
- Извини, Сириус, иду спасать свою почту от уничтожения. Там должно быть кое-что важное.
- Ах, вот оно что, - ухмыляется Сириус. - Ты ждешь письма.
- Нет!
- Да ладно тебе, Луни, ты уже большой мальчик! Никто не запретит тебе получать письма от кого угодно.
Если бы! Да и нечего получать.
Однако кошка и в самом деле что-то рвет!
- Сириус, потом. - И я поспешно выхожу из комнаты.
Пол в прихожей усыпан обрывками "Ежедневного пророка". Почему-то из всех газет Минни предпочла именно эту. Благодаря ее усилиям первой полосы уже нет, а третья напоминает кружево. Сквозь нее проглядывает колдография Аластора Хмури. Она на пятой странице. Аластор страшно вращает глазом. Кошка разлеглась рядом и время от времени шлепает Хмури лапой, как большую мышь.
- А ну-ка, дай сюда! - Я спихиваю Минни с газеты. - Ты что это?
Я трясу перед ее носом бумажными лохмотьями. Минни, изображая смущение, шмыгает в гостиную. Не сомневаюсь, что она притворяется. Воспитатель кошек из меня никудышный. Хотя тут бы и Аластор не справился.
Вот у Снейпа... у Северуса как-то ловко с ней получалось.
И со мной. Стоило руку протянуть - и пожалуйста, я уже вот он, попался, предлагаю убежище, стол и помощь. И себя заодно. Ага. Любовнику моего друга и убийце самого уважаемого мной человека. Северус, тебе-то самому от меня не противно было?
Догадайся, Люпин. Догадайся. Вспомни, сколько было огневиски. И как он потом сбежал.
Неправда, он не сбежал. Я сам его отпустил. И он дал мне обещание.
Которое никогда не будет исполнено. Хотя бы потому…
Ну, хватит ныть, Ремус. Хотя бы потому, что его никогда не оправдают. Если тебе нужна причина - то вот она. Он - враг. Его не оправдают.
Я помню - я не сумасшедший. Но эти два голоса в голове меня доканают, если я немедленно не заткну их. Я разворачиваю газету. Аластор на картинке сердится сильнее обычного. "Сенсационное откровение аврора!" - кричит заголовок. Я хмыкаю. Ну-с, что так взбесило Аластора?
Вот что:
"Незадолго до смерти Альбус Дамблдор полностью лишился магических способностей. Об этом поведал нам один из высокопоставленных представителей аврората, пожелавший остаться неназванным.
В ходе обследования тела и места происшествия эксперты установили, что глава школы волшебников утратил магию не позднее чем за сутки до своей гибели. Физически директор Хогвартса при этом не пострадал.
Заслуживающие доверия источники утверждают, что есть все основания считать: лишившись способностей, Дамблдор, тем не менее, сохранил все свои познания. Однако происшедшее сделало его крайне уязвимым для нападения и даже превратило в источник чрезвычайной опасности для его соратников.
"Нам повезло, что он умер, не попав в руки Упивающимся", - заявил другой наш источник из близких к расследованию кругов. "Мы считаем, что несчастный случай с палочкой профессора Снейпа был весьма своевременным. Вероятно, дело в отношении Снейпа вскоре будет закрыто", - добавил он.
Руководитель аврорского отдела Министерства магии господин Аластор Хмури отказался подтвердить эти сведения. Однако он и не опроверг их, ограничившись пожеланием тяжелой и мучительной смерти всем сотрудникам нашего издания."
Мучительной смерти. Разумеется! Странно, что Аластор не проклял этих писак на месте.
Но те маги в Дурмштанге... Лишенные магии и замученные Упивающимся. И зелье Снейпа. Зелье, которая должно лишать магии. То, которое никак не получалась.
Противоядие, которое он не успел подобрать, потому что не знал, чем отравили Орсию. Противоядие, которое он не сумел составить, потому что придуманное им зелье не сработало и он остался волшебником... Все это кружится у меня в голове, как волчок. Все быстрее. И рисунок складывается.
Я прижимаю газету к груди и несу в свою комнату. Там разглядываю еще раз.
Аластор выглядит придушенным. Мне смешно.
Я прячу газету под подушку (а что прикажете делать, если я не умею договариваться с Минни?), переодеваюсь и бросаю в камин горсточку дымолетного порошка.
- Дом Сириуса Блэка, - говорю я.

- Луни! Вот молодец! - Сириус сидит на кухне. Он не ожидал меня так рано.
Он разглядывает меня снова - и на сей раз остается доволен.
- Ты получил письмо, - заключает он.
- Ни одного! - ухмыляюсь я.
- Тогда что же?
- Намек на то, как долго я пробуду в Святого Мунго.
- И тебя это радует? - Сириус наклоняет голову к плечу.
- Больше всего на свете.
- Я так и думал, - кивает Сириус. И мне совершенно все равно, что он имеет в виду.
- Сириус, - говорю я. - Ну, раз я уже здесь и есть повод выпить - может быть, ты угостишь меня до начала мероприятия?
- С удовольствием! - оживляется Блэк. - Что тебе предложить?
- Что угодно. Но лучше всего огневиски.

Будучи здесь проездом, я поступил не ново:
я сочинил сей опус и записал его.
Ради карманных денег - или всего святого.
Ради всего того, что... словом, всего того.

На главную   Фанфики    Обсудить на форуме

Фики по автору Фики по названию Фики по жанру