Помнить о тебе
Автор: Alanis
Рейтинг: NC-17
Жанр: Angst/Romance
Краткое содержание: More than just a leitmotif, more chaotic, no relief (цитата из ‘Special K’ Placebo). Да, наверное, именно так =) Воспоминания и слэш, зима и снег, самоубийства и одиночество, романтика... Все сразу.
Пары: Гарри/Драко, Сириус/Северус, возможно, еще?..
Дисклеймер: Мне не принадлежат герои Роулинг (думаю, их легко отличить от моих собственных), также как и живые люди Стив и Стефан (члены группы Placebo). Деймон принадлежит мне. Хех! Как мило звучит :) Ща прикую наручниками и изнасилую :)
A/n: Вдохновение мне дало прочтение Draco Veritas. Одиннадцатая глава кончается поцелуем. Да будет далее слэш!
Placebo “The bitter end”
~Since we're feeling so anaesthetized
In our comfort zone
Reminds me of the second time
That I followed you home
We're running out of alibis
From the second of May
Reminds me of the summer time
On this winter's day~
-See you at the bitter end
See you at the bitter end-
~Every step we take that's synchronized
Every broken bone
Reminds me of the second time
That I followed you home
You shower me with lullabies
As you're walking away
Reminds me that it's killing time
On this fateful day~
-See you at the bitter end
See you at the bitter end-
From the time we intercepted
Feels more like suicide...
See you at the bitter end
Глава 8
Comfort Zone
На улице начиналась весна. Но разве способна она окончательно победить времена года в середине января, когда лед на озере глухо пытаются разбить замерзшие русалки, а обитатели запретного леса ежедневно прячутся от морозов у Хагрида?
Он был уверен, что морозы еще придут и ударят с новой силой по незащищенным деревьям, но сейчас, несмотря на все заботы, тревоги, взаимоотношения с Гарри и еще хуже – со Снейпом, ему хотелось петь, прыгать и доставать учителей, как в давнишние школьные времена.
В образе собаки Сириус заново исследовал территорию школы и Хогсмида, бродил по коридорам, пугая оставшихся на каникулы Хаффлпаффцев, нюхал талый снег во дворе и внимал утреннему солнцу...
Через три дня кончались каникулы. Ему придется либо уйти, либо принять предложение Дамблдора, но в любом случае он не будет так близок к Гарри, как ему бы хотелось. Так он думал, стоя в коридоре, ведущей к Башне Гриффиндора и никак не решаясь зайти внутрь. В конце концов он развернулся и понуро побрел в противоположном направлении.
Во время экскурсий по школе он часто натыкался на Северуса – забавно было представлять на месте этой огромной черной летучей мыши щуплого семнадцатилетнего Сева, которого он так люто ненавидел... Иногда, глядя на развевающуюся шелковую черноту, Сириусу хотелось разорвать его мантию, просто чтобы проверить, осталось ли под ней что-нибудь человеческое... Хотя два дня назад он смог четко прочувствовать, что оставалось более чем достаточно.
Он, перевоплощаясь в человека, курил на ныне бледных лесных опушках, скидывая пепел в лужицы на снегу. Второй день стояла эта чудесная оттепель, и он просто хотел, чтобы не кончалось долгожданное тепло, слабо, но так желанно светящее солнце и капли на посеревшем снегу.
Но в то же время Сириус больше не знал, что ему делать и куда идти. Выбор был невелик. Но возвращаться к службе и помогать Дамблдору разыскать неизвестного человека, вместо того чтобы остаться в Хогвартсе, ему не улыбалось.
Если бы он остался, он бы снова увидел – хоть и со стороны, как приезжают с каникул все ученики, школа наполняется жизнью, шумом и смехом новых поколений мародеров, в спешке бегающих по старинным Хогвартским коридорам... прямо как эти ручейки под его ногами, струящиеся сквозь прогалины.
Сириус долго стоял у одного из черных мокрых стволов, глубоко затягиваясь и наблюдая за каплями, стекающими по веткам, иногда прямо на него или дымящуюся в руке сигарету.
Шаги по мокрому снегу были слышны на далеком расстоянии, и Сириус резко обернулся, чтобы посмотреть на человека, вторгшегося в его весну. За его спиной, около голого куста, стоял Северус Снейп в своей форме Генерала Летучей Мыши, как окрестил ее Сириус. Однако сейчас, на фоне жизни, это выглядело зловеще и пугающе, и Сириус неестественно вздрогнул.
- Что ты тут делаешь? Собираешься прочитать мне очередную лекцию о вреде курения?
- Не волнуйся, Блэк, меня совершенно не интересует твое здоровье. На, взгляни.
Голос Снейпа звучал сдержанно и холодно, так что Сириус понял: ни ссориться, ни трахаться Снейп не собирался. Что ж, можно чуть расслабиться.
Северус протянул ему помятый листок глянцевой бумаги, четко держа расстояние, и все же их пальцы на секунду коснулись друг друга, солнце упало на блестящий листок, и Сириус, следуя странному порыву, соединил их пальцы и рванул Северуса к себе, слегка касаясь его губ легчайшим дразнящим движением, и, выхватив листок, оттолкнул его, ухмыльнувшись. У него было то потрясающе весеннее настроение, которое не совершенно не желало портиться.
Северус машинально сделал шаг назад и глубоко втянул воздух, морщась от собственной слабости. Что ж, Блэк. Недолго тебе осталось ухмыляться.
Он исподтишка наблюдал за Блэком. Да, скоро его губы перестанут складываться в эту идиотскую улыбку, и он, Северус, будет со злорадством наблюдать за этим, он получит свое собственное, извращенное и мстительное, не душевное и не физическое, но чистейшее, истинное и долгожданное удовольствие.
Сириус медленно изменился в лице. Не отрываясь, он глядел на своего крестника – это ведь был он, верно? – и это ярко напомнило ему о том, что он видел в лесу. И почему его так задевали эти... отношения? Отношения ли?
Северус расплылся яростной в улыбке и подошел сзади к своему врагу. Он протянул руки и сжал его в кольце объятий – резких, наказывающих, мстящих.
- Отпусти меня, Снейп! - прорычал Сириус, сжимая в ладони снимок.
- Нет уж, Блэк. Этот раунд я выиграл.
Снейп сжал его еще сильнее и движением носа откинул с его шеи мягкие черные волосы, впиваясь губами и зубами в нежную кожу, он мучил его болью и удовольствием. Значит, так Снейп относится к этому? Игра? Раунд? Чей теперь ход? Но сейчас он был прав.
Сириус опустил голову в молчаливой ярости.
- Где ты нашел... это?
- Не твое дело, Блэк, - прошептал ему на ухо Снейп, щекоча дыханием.
- Отпусти меня!..
- О нет, Блэк. Тебе придется попросить повежливее, если ты хочешь от меня избавиться... но вот от одного ты не избавишься точно... от чувства вины. Не так ли? И чувства потерянности... Вина, вина, Блэк... “Oh the guilt, the guilt”...
Сириус дернулся в его руках, зная, что гораздо сильнее Снейпа физически, но сейчас он как будто попал в паутину. И Снейп знал, за какие ниточки дернуть, чтобы причинить ему боль.
- Что тебе нужно от меня?
- О, всего лишь...
- Нет. Не хочу даже знать, чего ты хочешь, - процедил Сириус, собираясь с силами. Он разгладил фотографию, которую держал в руках, и резким движением разорвал ее пополам.
Северус не успел ничего понять.
Его ослепил ярчайший свет – неописуемая смесь золотого, серебряного и черного, и в его объятиях тело Блэка медленно обмякло и бессильно повисло.
Северус смог разглядеть что произошло только минуты через две. Блэк был без сознания, если не мертв, а на снегу валялась разодранная ровно посередине фотография. Она отделяла Гарри от Драко, и теперь они выглядели потерянными и одинокими, каждый смотрел в сторону потерянной половины... именно так. Именно половины.
И тут перед удивленным профессором края половинок осветили снег вокруг себя и медленно поползли друг к другу. У него вырвался удивленный вскрик, и он, забыв, что у него на руках висит злейший враг, уронил тело Блэка на снег.
- Черт, - Снейп снова подхватил его и уставился на снова целый снимок – ни трещины, ни царапины, и Драко снова обнимал Гарри за плечи, и они снова улыбались.
Подумав, Северус решил, что идея положить Сириуса на снег вовсе не такая плохая. Он опустил его на землю, не позаботившись о том, чтобы снег был посуше, и проверил пульс. Дыхание неровно вырывалось из груди.
Жив. Жаль? Или Слава Мерлину?
Северус раздраженно наклонился за найденным ранее в коридоре снимком, но стоило его пальцу коснуться уголка фотографии, она блеснула в свете еще не закатившегося солнца и исчезла с легким хлопком.
Северус понял, что удивляться тут нечему. К тому же у него была более насущная проблема. И какой черт потянул его показать снимок Блэку?!
Он вздохнул и оглядел бесчувственного экс-гриффиндорца.
- Ну и что мне с тобой прикажешь делать?
Темнело. Лед медленно прекращал светиться от света заходящего солнца, хотя бледные лучики все еще играли в каждой капле, каждом уголке озера.
Было снова холодно.
Гарри смотрел из окна пустого кабинета, и под его взглядом замер падающий на полынью луч, лужи затянулись льдом, просвечивающая на ледяном фоне вода снова умерла под серой коркой.
Гарри опустил глаза и разомкнул ладонь. Мятый снимок, неизвестно как оказавшийся у него в кармане – он же выбросил его сегодня утром! Как видно, за несколько дней он побывал в немалых переделках. Снимок, обладающий неимоверной силой – одной третьей силы Тома Риддла. Он возвращался к нему, как бумеранг, не покидал его ни во сне, ни наяву, хотя, по-видимому, принадлежал Драко...
Он чувствовал себя как последнее дерьмо. Необъяснимое чувство плохого состояния – из глаз вырываются непрошеные слезы, все болит, хочешь есть, но тебя тут же выворачивает ... и накатывает небывалая, непобедимая слабость.
Драко сидел на самом верху Астрономической башни, и ему хотелось броситься вниз, как та девушка из сна – полететь, мелькая волосами. Уж его-то никто не удержит. С ним никому не будет проблем.
Он чувствовал, как медленно сходит с ума, потому что за окном лед буквально на глазах покрывал растаявшую землю. Зима достала его. Зиме не было конца. Зима владела его сердцем.
Эта серая, бездушная погода, проклинающая свет и превозносящая тьму... Драко же всегда предпочитал интимный полумрак. И вот что-то, какая-то сила, лишила его последних надежд на весну.
Снега за ночь добавилось, но наутро вышло из-за туч солнце и осветило дворы Хогвартса, и на секунду в его сердце промелькнула надежда: а вдруг я сейчас совсем проснусь? Вдруг это солнце сейчас растопит весь снег, и из-под редких луж появится зеленая трава?
Если бы... Тогда можно скинуть прочь зимнюю мантию и лететь, лететь ввысь, снова ловить снитч, взбираясь вверх, карабкаясь по неустойчивым воздушным потокам вслед за Поттером... и игнорировать сложившееся в этот год гнетущее одиночество.
Драко не был уверен, нужен ли ему кто-то сейчас. Но тогда, когда у него кто-то был и вдруг исчез, это чувство остро вонзилось в оскорбленное, брошенное сознание. Тогда он с самодовольной ухмылкой оглядывал имение Малфоев, следя за движением руки отца, и эта ухмылка распространялась на всех и на все, что он перед собой видел: в ней было счастье. Счастье что-то иметь и чем-то обладать, и, оглядываясь, видеть за спиной кого-то понимающего – пусть это будет всего один-единственный человек; это было счастье быть с кем-то, понимающего его настолько, чтобы не вести по ночам под подушкой дневник.
И вот однажды он целую неделю не получал вестей от отца, не видел ни одной совы от Тома, и когда наконец с разрешения Дамблдора приехал домой, обнаружил пустой особняк и письмо от Лесли Паркинсон...
Тогда он первый раз в жизни почувствовал себя по-настоящему одиноким.
Он медленно вышел и начал спускаться.
Представь, что ты открываешь дверь, за которой ожидаешь увидеть сборище давно знакомых, понимающих тебя людей – даже не обязательно именно понимающих, но они разделяют твои взгляды, они выдвигают на обсуждение интересные тебе темы, и главное – они любят тебя за одну из твоих сторон, которую хорошо успели узнать за все время вашего знакомства, - ты открываешь дверь, заходишь, садишься.
Всех людей ты вроде бы знаешь, и они вроде бы знают тебя, но ты все же больше общаешься с избранными из этого общества людьми, с теми, кто к тебе ближе всего, с кем ты можешь выпить сливочного пива и поговорить о школе и жизни. Но так было давно.
Ты проходишь, садишься и ждешь – за все это время ты едва проронил пару слов, да и темы разговоров не очень тебя интересуют... место, где всегда был своим, превратилось в чужое.
Ты ждешь, но близких тебе людей так и не появляется. Потому что они умерли.
...так Драко чувствовал себя, сидя у огня в гостиной Слизерина.
Он поднялся с места, окинул взглядом однокурсников и тихо вышел, надеясь по возвращении (если он вернется) найти здесь хоть кого-нибудь, с кем можно хотя бы немного поговорить.
Гарри знал, что после всего этого маскарадного безразличия обратно его никто не примет. Он заперся в себе, любя одному ему известного человека, прикрываясь памятью и свободой от Дурслей... теперь он чувствовал, что этот человек ушел, что его место занял кто-то другой, но его тоже не было в данный момент рядом.
Гарри и не хотелось дотрагиваться до него, быть с ним рядом, мечтать о нем по ночам – кто бы он ни был, он просто существовал, он чувствовал это сквозь помятую фотографию; но ему просто хотелось жить с человеком, который пробудит его от беспамятства, поможет ему.
Маски сброшены.
Он опустился в кресло Гриффиндорской гостиной, поплотнее запахивая вокруг себя отцовский плащ-невидимку, перебирая в уме моменты, прожитые в компании двух своих лучших друзей.
Гарри никогда не делился с ними самыми сокровенными мыслями – пожалуй, в силу возраста и круга общения у него их просто не было, - но они все равно были рядом, у них не было иных интересов кроме как следовать за ним в огонь и воду; и вот в один прекрасный день все разрушилось – появился Том, настоящий Том или его воспоминание, но все равно он был живее всех живых, и он всегда вытаскивал Гарри отовсюду, протягивая нужную маску, и он любил – зная, что каждый раз, погружаясь в сон, он увидит эту холодную улыбку друга, и Том поможет ему преодолеть любые невзгоды...
Постепенно забылись друзья, родители, чувства, остался секс – как поверхностный физический афродизиак, и Том правил им – но не так, как под Империусом. Гарри прекрасно знал, какие у него взгляды и на какой он стороне. Просто вдруг не стало этих сторон, война закончилась, а взгляды совпали с взглядами Тома.
И вот теперь Гарри чувствовал, как Том в его сердце сменяется кем-то другим, и больше не может спасти его, вытащить из пропасти, выбить из руки готовый разить нож, рассказать про любовь, величие, завоевание мира и самые красивые в мире глаза...
Он больше не мог отворить дверь в его жизнь и захлопнуть ее за собой как ни в чем не бывало, нажимая на рычажки его нервов и вливая обезболивающие препараты...
Гарри осознал, что сейчас мысли о нем не спасают его, а лишь раздражают. Былая привязанность исчерпала себя, Том исчерпал себя в его глазах и больше Гарри не хотел думать о нем, не хотел разглядывать оставленные им в таинственной папке воспоминания... хотя, возможно, именно силою Тома кто-то иной начал посещать его душу.
И только он мог помочь, понять и спасти... Он снова взглянул на снимок.
Драко.
Драко Малфой.
"Помоги мне... спаси меня... я тону. Я не вижу неба... только синюю, почти черную глубину... протяни мне руку. Пожалуйста... держи меня. Пойми то, что я говорю тебе... слушай..."
Драко сам не мог объяснить эти раздирающие его сознание звуки; они как будто исходили из глубины его кровоточащего сердца...
Ему хотелось взять папку Тома и сжечь ее; он смутно догадывался, что причина всех снов, резких перемен его жизни отчасти в ней, что она скрывается за этими фотографиями; но он не мог позволить себе вот так отделаться от воспоминаний... и от двух других замкОв.
Поттеру необходимо было открыть свой. Хотя бы из порочного любопытства. Он шел и слышал эти крики. Голос не был похож ни на что, это даже не было как таковым голосом – словно электрические импульсы, крики жалили его воспаленные мысли.
Почему? Почему он кричал о помощи?
Но ему необходимо было помочь, и он, следуя инстинкту, свернул в соседний коридор и взбежал по лестнице, преодолел два покрытых красным ковром пролета, и налетел прямо на него...
- Смотри, куда идешь... начал было Гарри, но увидев, кто налетел на него, остановился. Руки сами собой потянулись к воротнику, как будто его сжимало удушье... черные волосы падали на глаза, скрывая сверкающие зеленые звезды – сияющие отчаянием, небывалой интенсивностью чувства, вечерним снегом, квиддичем и памятью...
Странное сочетание.
У Драко из рук выпала папка, и они одновременно наклонились, чтобы поднять ее. Едва их пальцы соединились над папкой, Гарри в глаза сверкнуло знакомым ослепляющим светом... как в первый раз, в лесу. Но на этот раз он сумел разглядеть две сплетенных кисти рук и третью ладонь, занесенную над ними в виде защищающей крыши... Обладатель третьей руки был далеко, но все же не настолько, и Гарри абсолютно не в тему озарил факт, что вся его жизнь была каким-то образом связана с числом три... совсем как в сказке.
Наконец свет рассеялся и Гарри увидел прямо перед собой жмурящееся лицо Драко, и ему вдруг захотелось сейчас, чтобы этот человек стал ему ближе всех на свете, спас его, протянул давно нужную ему руку помощи.
Чтобы был ему не просто другом или любовником – более, чем другом, более, чем любовником; а, скорее, его душевным хранителем... более глупого желания Гарри никогда не чувствовал, но, тем не менее, его посетила очень неожиданная и поразительная мысль, осознание: если бы сейчас перед ним стояло зеркало Еиналеж, он увидел бы там себя – падающего в что-то вроде пропасти, и Малфоя, протягивающего ему руку.
И он схватился за плечи наклонившегося рядом слизеринца, и посмотрел ему в глаза безнадежным, полным отчаяния взглядом.
В чем конкретно была его просьба – даже не просьба, тихая мольба! – Драко не понял, но он знал, что не выполни он ее, разом лишится всего, на что еще могло надеяться его опустошенное сердце; и этот свет от папки - как пробуждение после долгого сна, как озарение после беспросветно темной ночи – со звездами в его мозг крепко вошел этот образ, и теперь, когда он смотрел в его зеленые глаза и не мог наглядеться.
Не мог наглядеться на невысказанную мольбу, и красоту взгляда, и бесконечно черные зрачки... он чувствовал стальную хватку его рук на своих плечах... он знал, как эти руки умеют ласкать его тело, и смутно представлял себе их возможную силу, направленную совсем на другое.
В конце концов, ему было всего лишь шестнадцать, и он находился в непосредственной близости от столь же амбициозного молодого человека... неужели он только что понял, что подросток? Всю жизнь ему приходилось быть взрослее, чем он выглядел.
Точно также, как Гарри... чьи глаза, руки, губы выражали отчаяние и боль, завораживая этим. Быть может, когда-нибудь, Драко поймет, в чем была причина этого неожиданного сердечного крика. Может, когда-нибудь ему захочется спросить, и Гарри ответит.
Но зачем, зачем делать это сейчас, когда нужно спасти – первый раз в жизни бескорыстно, без вопросов просто взять и протянуть руку – и взять чужую ладонь в свою. Почувствовать тепло и холод вроде бы чужого человека – и немного понять ее: структуру ладони, нечеткие линии жизни, сердца, холм Венеры и вспомнить другие совершенно глупые факты из курса хиромантии, и вместе посмеяться над Треллони.
Или просто чувства, передающиеся теплой, живой кожей чувствующего существа, которое нуждалось в нем так же отчаянно, как и Драко сам?
Сжимающая его плечо рука поднялась к бледному лицу и зарылась в волосы над ухом. Палец погладил раковину и остановился на красном шраме, по-видимому полученному недавно. Драко вздрогнул.
Хотя разве это – боль?
- Прости, - голос прозвучал странно, нарушая тишину но не разбивая ее; почти также странно, как и слово, произнесенное этим голосом.
Оно было сказано просто и от души, и Драко глубоко вздохнул, поднимая обе руки и кладя их на отчего-то пылающие щеки стоявшего (или сидящего? Драко не помнил) напротив него гриффиндорца...
Между ними лежала эта раздражающая взгляд коричневая папка с тремя глупыми именами трех глупых людей, об одном двое других ничего, абсолютно ничего не знали, впрочем, как и он о них.
Гарри улыбнулся – впервые за долгие месяцы он знал, что глядящий прямо на него человек не обвинит его в лицемерии, не будет оскорблять, как раньше... сам того не желая, Малфой знал все самые личные его секреты, самые сокровенные проблемы. За неделю он сделал то, чего Рон и Гермиона при всем старании не сумели добиться за пять с лишним лет, с каждым годом только еще более разрушая созданное невинными детскими сердцами и руками...
Сейчас руки, обхватившие его лицо, были совсем не невинными и далеко не детскими. Все поменялось. За ту долю секунды, что они успели заглянуть друг другу в глаза, они выпили чувства и воспоминания другого – стали единым целым, непонятно каким образом.
У Гарри перед глазами вдруг снова возникло воображаемое зеркало Еиналеж: Малфой уже вытащил его из пропасти, он лежит, задыхаясь, голова у Драко на коленях, а бледная ладонь отдыхает на его груди, прямо на сердце, движения пальцев смешиваются с сердцебиением, принимая каждый стук, каждое сокращение, каждый вдох и выдох, наконец осознавая, насколько глупо было раньше цепляться за ненависть, а позже – за оставшееся в них воспоминание и носить маски, упорно следуя молчаливым указаниям...
Последняя воля Лорда Вольдеморта. Последний подарок его Наследникам. Три части силы Темного Властелина разделяла их тела и души от полного единения...
Они знали точно: назад пути нет; они одновременно поднялись и взяли папку – Гарри левой рукой, Драко правой, и пошли вдоль по коридору. Их путь лежал к камину в кабинете Защиты от Темных Сил. Они шли рядом, в ногу, ни разу не споткнувшись и глядя лишь друг на друга... второй раз следуя какому-то безмолвному призыву, как будто возвращаясь домой.
Взмах Гарриной палочки зажег в камине огонь, и одним мягким движением они бросили коричневую кожу в костер...
Зеленый свет прошиб ярко-красные искры золотого огня, и с мрачным сиянием папка исчезла. Огонь последний раз вспыхнул и умер. Горький конец силе Риддла.
Они переглянулись, не в состоянии понять, исчезло ли это проявление силы воспоминаний, или нет.
Но тут же чувство непомерной усталости скосило их обоих, и они опустились на теплый, мягкий ковер кабинета.
Двое шагающих рядом... двое чувствующих, двое одиноких, двое сирот, двое брошенных; их тела инстинктивно прижались друг к другу, и через десять минут они спали – первый раз за два года они спали спокойным, беспробудным, полным цветных и счастливых видений, вполне соответствующим их возрасту сном.
Навсегда?..
Фидбэк позволяет мне держаться на плаву.
Спасибо всем. Особенно Glorydale – я люблю тебя! И дорогой и самой лучшей в мире Лиде – что бы мы делали без тебя?!
Alanis.