Мистеру Малфою

Автор: Трейсмор Гесс

Beta: Гаденыш

Pairing: Снейп\Малфой\Реддл

Рейтинг: R

Жанр: angst

Краткое содержание: Профессор Снейп дает отповедь Драко Малфою, раскрывая подробности своей биографии.

Disclaimer: Персонажи заимствованы у Дж.К. Роулинг, алхимические практики - из частного опыта, история - у судьбы.

Размещение: с разрешения автора.

Утром Хогвартс-экспресс отошел от университетской станции во внешний мир. Экзамены кончились. В пустых коридорах еще остались их следы - расчетные таблицы светил в корзине для бумаг, фантики в кранах для умывания, копоть от неисправных петард вдоль стены на третьем этаже, сгусток помады на шторах в когтевранской гостиной. А на столе декана Слизерина осталось письмо.

Это было странное письмо, подброшенное неверной рукой, не осмелившейся или не снизошедшей написать имя адресата. Студенты не пишут писем преподавателям, и потому разлинованная бумага отводила глаза. Аккуратные стихотворные строки, в которых за версту виделся труд переписчика. Ничего личного. Формальный презент.

- Глупец, - пробормотал декан, роняя лист на колени. Сквозь закрытые глаза и сплетенные пальцы он практически видел своего студента - в купе поезда, с надменным лицом, повернутым к окну. Серые зрачки, как маятники, мерно движутся вправо-влево за бегущими в окне холмами. Рука сжимает серебряную луковицу часов, словно измеряет пульс или с минуты на минуту ждет взрыва. Фальшивая маска равнодушия, холодные руки, биение вены над ключицей. Он не уверен, что поступил безупречно, хотя и обезопасил себя. Он ни в чем никогда не уверен. Но он решился - и это стоило очень дорого.

Очевидно, ценой откровенности должен быть взрыв.

Но преподаватели не играют со студентами в поддавки, и потому разлинованная бумага не жгла коленей. Она не вызывала ни азарта, ни ярости, ни боли. Для взрыва недостаточно.

"Тик-так, стрелки в серебре.
Тик-так, крутятся колеса.
Я не плачу в сентябре.
Осенним дождям не подобают слезы.

Тик-так, иней на щеке.
Тик-так, мне никто не верит.
Много солнца вдалеке,
Но солнце мое - ваш неприступный берег.

Мой урок куда ценнее сейчас,
Хоть он тяжел, как правила чести.
Ответ из книг - он пресен для вас,
Не так ли?
Ответьте, профессор.

Шелест пройденных страниц.
Шепот скомканной постели.
Умер ваш прекрасный принц.
Не это то, чего вы так хотели?

Тик-так, кровь на треть - вода.
Тик-так - гордость нерушима.
Сердце в колбе изо льда.
Не это ли то, что вам необходимо?

Ваш урок не позабуду я впредь,
Душа молчит по правилам чести.
Взвести курок, смеясь - и терпеть,
Не так ли?
Ответьте, профессор.

Тик-так, в небе облака.
Плыли, плыли - и пропали.
Зверь сорвался с поводка.
Не это ли то, что вы мне обещали?

Встали стрелки на часах.
Недоступен дальний берег.
Я не верю в чудеса.
Я верил в тепло. Теперь не верю.

И мой ответ был легче, чем я думал сперва,
Вы так умны, вы все рассчитали.
Слова из книг - всего лишь слова,
Не так ли?
Не так ли?

Благодарю, профессор, за прекрасный урок.
Чем крепче боль - тем тверже устои.
Но отчего ты не был жесток?..
Ответь мне.
А впрочем, не стоит".

- Глупец, - повторил декан, стряхивая лист на пол. Тот не был подписан, но не узнать этот почерк было нельзя. Семейная легенда Малфоев будет преследовать его до тех пор, пока он не расставит в ней точки.

…Недостаточно для взрыва, но вполне довольно для пролития чернил.

"Мистеру Малфою", - вывела рука на пергаменте, и замерла. С изнанки пергамент был покрыт расчетом объемов и значками элементов, и оттого также не нуждался в подписи. Жестокая небрежность. Прекрасное оправдание имени.

Но писать, разумеется, следовало не о том.

…Сквозь толщу стен, пространства и времени поезд набирал обороты. Его стальные колеса и сочленения стучали почти рядом.

"Мальчик мой, прощай.

Ты победил. Я был бы куда более удивлен, если бы в глубине души этого не хотел. Не так легко признаться в том, но ненавидеть тяжело. Это самая трудная вещь на свете, и я уже не уверен, что необходимая. Труднее ненависти только ложь. К тому же она некогда не исполняет гарантий. Наш общий приятель мистер Блэк характеризует ее кратко: "Дерьмо".

Я по уши в нем. Настолько, что не могу сказать тебе в глаза то, что доверяю бумаге. В глаза я скажу тебе только слова прощания. Таковы приличия.

Ты много раз давал понять, что тебе необходимо мое прошлое, особенно в той его части, которая касается Того-о-ком-не-следует-говорить, и я каждый раз не замечал твоих намеков. Спешу заметить, что они были весьма слабы и инфантильны. Слизерин - это концентрированная воля, прежде всего - воля к знанию (а не та глупость, которую распространяет о нас Гриффиндор с молчаливой поддержки директора). Сам Гриффиндор производит только Образ Доброго Волшебника, храброго и готового любить (самого себя), поэтому все волшебные герои магглских сказок - выходцы из Гриффиндора. Гриффиндор плодит выскочек, ибо на большее ему не хватает материала. Даже Райвенкло имеет лучший потенциал. И поэтому, когда речь заходит о настоящей магии, настоящем Делании - всегда обращаются в Слизерин. Это единственное место, где цель оправдывает средства - поэтому в результате получается хоть что-то. А единственное полноценное средство волшебника - он сам. Таким образом, мистер Малфой, я доношу до вас простую мысль - даже по части самопожертвования Слизерин далеко обогнал львиный питомник.

И поэтому я хочу сказать - если ты воистину хочешь чего-либо, приложи к этому не только желание, но и всю свою волю. Приложи ее, переступив через жалость к себе. Ты хочешь знать, что стоит за печатью Того-о-ком-не-следует-говорить, ты хочешь знать, чем платят за нее, и как она оказалась у меня и у твоего отца, и чего тебе ждать от будущего, когда ты сам ее получишь. Твой отец - стопроцентный слизеринец - молчит, ибо не желает тратить время на понимание твоих намеков, не хочет слышать твоего безвольного лепета вместо вопроса, он не станет тебе помогать, потому что Слизерин помогает только равным. Пока ты молча подчиняешься и бредешь на поводке, даже проклиная его в сердцах - ты не равный. И достоин лишь презрения. Я такой же, как и твой отец - и до сего момента ждал, пока ты дозреешь. Но ты не дозреешь.

Однако моя слизеринская закваска противится созерцанию. Ты, смирившись, катишься в пропасть, и вынуждаешь меня против воли соглашаться с таким положением вещей. Не с тем, что ты обретешь Знак, а с тем, что мой ученик так и остался рохлей. Что ему не хватило воли к знанию взять любого из нас за горло и добиться правды. Поверь, говорить правду все еще легко и приятно.

Ты думаешь, я берегу свое прошлое, потому что я его стыжусь, или оттого, что воспоминания болезненны. Это не так. Полученный опыт с лихвой перекрывает любую боль и любой стыд. Потому что единственный инструмент познания для волшебника - он сам.

Говоря начистоту, у меня совершенно нет времени. Его нет, чтобы ждать, пока ты наберешься смелости, его нет, чтобы играть в игры юности. Вы долго шли ко мне, мистер Малфой, и я отнюдь не слеп. Но сейчас у меня кончилось время. Поэтому, позвольте вас поздравить - ваш поезд приехал.

История служения Левой Руки - вот что я собираюсь вам рассказать. Вы, мистер Малфой, весьма чутко соотнесли ее с историей взаимоотношений наших семей и - делая логический шаг - с историей моих отношений с вами. К несчастью, вы так и не задали мне простого вопроса: "Что сделал вам, профессор, мой отец, и чего мне теперь это будет стоить?" Ты спросил просто: "Что я сделал не так, профессор?" На что я, разумеется, ответил правду: "Ничего". Ты не сделал ничего.

Полагаю, мой опыт и возраст - бездна, которую ты не можешь ни переступить, ни игнорировать. То же самое могу сказать и о себе. Вы не были мне интересны, мистер Малфой. Ваша робость под маской взрослости оскорбляла мой вкус. Вы не были похожи ни на одного из сотни обычных детей - глумливых, тупых, шумных, но естественных. И когда позже природа ваша несмело проявилась в вас - вы ничем меня не удивили. Вы были привязчивы, мистер Малфой - и хотя я отлично вас понимал, радости мне это не доставило. Единственное постоянное чувство, которое я питал к вам - досада.

…Оттого, что вы были копией вашего отца, и одновременно разительно от него отличались.

Люциус Малфой был образцом хорошего вкуса. Единственное, что отдавало вульгарностью (на чей-то вкус - эксцентрикой) - это его имя. Не могу не заметить, что это то немногое, что вас с ним роднит. Видите ли, мистер Малфой, есть вещи, воспитываемые поколениями. Мои собственные предки всегда отличались сдержанностью, ибо восходят к тому самому Амброзиусу, что был отцом Мерлина, и хотя Амброзиус не был не волшебником, ни даже англичанином, он был человеком в высшей степени цивилизованным и имел понятие о внутренней дисциплине. Как утверждает магглская история, он служил офицером в армии древней империи. Отзвуки этой империи до сих пор слышны в именах всех мужчин нашего рода, и до сих пор ни один из нас не выглядит как северянин. Моего прадеда звали Корнелием, деда - Лицинием, отца - Августом, хотя в анналы он вошел под варваризованным именем "Огюст". Удивительно, что до близкого знакомства с вашим отцом я был уверен, что его имя - того же имперского происхождения. Луций. Но он исправил мою ошибку.

Впрочем, к какому источнику не возводи, его имя означает "Свет". Сам он, конечно, предпочитал свет падший. Чего еще ждать от человека, нарекшего своего единственного сына именем рода животного.

Итак, в остальном Люциус Малфой был образцом хорошего вкуса и светочем своего факультета. Прочих достоинств он не имел, и я сомневаюсь, что сейчас они обнаружились. Он не блистал ни в одной из дисциплин и посредственно учился. Он не имел магической силы, если вы понимаете, о чем я говорю. Это было приговором в определенных кругах - но не в тех, к которым ваш отец примеривался. Для работы в Министерстве у нас можно быть полным индюком, потому что при переборе бумажек таланты не нужны. У Люциуса Малфоя не было никаких талантов, кроме таланта подать себя. Но этот последний с лихвой искупал отсутствующие.

В юности ваш отец, мистер Малфой, отличался крайней живостью в общении и недюжинным обаянием. Разумеется, непроницаемая маска уже тогда намертво приросла к его лицу, но она щедро демонстрировала показные эмоции, столь легко принимаемые за истину. Он выглядел чувствительным, страстным человеком, знатоком квиддичного поля, одарял собеседников как заразительным смехом, так и проникновенным сочувствием. Чувствовал ли он хоть сотую часть изображаемого, не ведомо никому. И, полагаю, знать правды никто не хотел. Исследования такого рода на нашем факультете не приняты.

Мы не были близки с вашим отцом до определенного момента, который инициировал он сам. Не скрою, его обаяние не оставляло меня равнодушным, поскольку вокруг него кипела жизнь - но вместе с тем эта жизнь была полна суеты, а суета меня, как вы знаете, утомляет. Мне был приятен Люциус Малфой - издалека. К числу его врагов я не принадлежал, потому что ненависть столь же суетна и столь же утомительна.

Тут стоит сделать необходимое отступление. Как вы можете догадаться, мистер Малфой, я никогда не был душой компании и не имею склонности легко проводить свое время. Причина этого в моем характере и общем складе, которым одарила меня природа. Прежде всего, я далеко не красавец - и это самое мягкое, что можно сказать о моем лице. В юности я был хмур, как ноябрьские хляби, единожды уверившись, что молодецкие утехи не по мне. Тот род веселья, что по чести зовется обычным хулиганством - однако легко находит приятелей на час и создает компанейскую репутацию - был мне отвратителен. Я искренне считаю, что юношеское хулиганство является результатом неправильной переработки гормональной энергии, которую люди сведущие пускают на свое Искусство, либо пользуются ей по прямому назначению. Итак, приятелей у меня не завелось. Легко можно догадаться, что успехом у девиц я также не пользовался, а друзей у меня не было по той причине, что к дружбе я всегда предъявлял высокие требования. Как вы знаете сами, мистер Малфой, друзьями в Слизерине могут быть только люди, связанные общим Делом. В моем Деле я был абсолютно одинок, оттого что был первым. Алхимия - строгое искусство.

Таким образом, ко времени сближения с вашим отцом мы являли собой две противоположности, павлина и соловья, которые не могут сойтись даже на почве зависти друг к другу - потому что зависть в данных обстоятельствах абсурдна.

Последний год моего обучения, и, соответственно, шестой курс Люциуса Малфоя, был связан с возвышением Того-о-ком-не-следует-говорить. Тогда он еще был Томом Ван Реддолом (таково имя его предков по мужской линии, каких-то голландских фермеров в прошлом), и кроме его сиротского детства, увлечения кельтскими древностями и работ по обрядовой магии о нем ничего не было известно. Он лет тридцать как окончил Хогвартс, служебную карьеру презрел, и пребывал в одиночном плавании, как и подобает настоящим ученым, если у них находятся средства на жизнь. К середине моего седьмого курса ситуация изменилась. Том Ван Реддол всплыл из небытия - он издал книгу. Она имела плачевный тираж, но стоила баснословных денег, и, разумеется, попала в те руки, на которые была рассчитана - в руки богатых, чистокровных отпрысков знатных родов. Не спрашивайте меня, что в ней было написано. Могу сказать лишь, что это был своего рода манифест, посвященный исследованию и преображению крови. Она так и называлась "Кровь". По старой традиции, заведенной между алхимиками и колдунами, она была подписана анаграммой: Воланд де Морт. Расшифровать ее не стоило ни малейшего труда.

Слизерин получил ее первым. Как все нетривиальное, она стала модной, и создала особую культуру - единственный экземпляр выдавался на руки под клятву о неразглашении только в присутствии владельца и только чистокровным студентам. Нетрудно догадаться, что не прошло и месяца, как в среде Хогвартса создался своего рода клуб. Поначалу все выглядело весьма невинно, к тому же запрета на создание студенческих обществ не существовало. Но как и все волшебные книги, эта подчиняла себе судьбы своих читателей, а почитателей и подавно. Описывая ритуалы крови, она выстроила из людей особый ритуальный круг.

По праву чистокровного волшебника я входил в него автоматически, хотя все эти сборища почитал великой глупостью. Куда больше меня интересовал сам текст, конечно, не вульгарные лозунги во имя чистоты колдовских рядов, а та его часть, что относилась к преображению крови. Этот фрагмент книги обращался к алхимии, но не древней, а синтетической, и трактовка процесса тинктуры вызвала мое глубокое уважение. Это был совершенно новый, аналитический подход, впрочем, мистер Малфой, это вам вряд ли интересно. Полагаю, настолько же, насколько и моим тогдашним сверстникам. Все они, входившие в "Клуб Крови", держались особняком, и это была подлинная элита, на девять десятых состоящая из слизеринцев. Преображение крови, теория или опыты их не интересовали. Их интересовала круговая порука, общая тайна, черная одежда, алые галстучные булавки и зависть оставшихся за бортом.

На Рождественском балу того года это новоявленное общество блистало во всей красе. Никто из членов клуба не надел масок, хотя предписывался маскарад. Вместо того их лица были выбелены, и выглядели как алебастровые забрала. Женская половина университета была сражена. Кто-то подал идею после окончания танцев подняться в Астрономическую башню и продолжить там веселье "по-нашему", а именно брататься кровью, потому что рождественская ночь, как известно, отворяет врата сил. Между выпитыми кубками и танцами всерьез обсуждался вопрос о девственнице, для чего-то необходимой при грядущей процедуре (пользуясь моментом, замечу, что девственница в подобных случаях не нужна, и это дает некоторое представление о каше, царящей в головах). К счастью, таковой не нашлось - расширить поле поисков до Хаффлпаффа никто не пожелал. Как видите, мистер Малфой, все это выглядело скорее как забава, ни о каком принуждении не было и речи. Говоря о принуждении, я имею в виду выбор: следовать приказу или умереть. Разумеется, круговая порука принуждает, и тенденция постепенно ужесточалась, но не настолько, чтобы заставить кого-либо пойти против своей воли. Таким образом, сам я в Астрономическую башню не пошел.

На этом Рождественском балу ко мне впервые подошел ваш отец.

У него были большие проблемы с приготовлением зелий.

И ему необходима была положительная отметка в экзаменационном листе. Только отметка, ничего более.

Но форма его обращения делала меркантилизм неочевидным:

- Что вы делаете завтра вечером, мистер Снейп? - заглянул он в мое лицо с преувеличенным вниманием. Мы стояли посреди зала, вечер катился к завершению, и кто-то из товарищей налетел на него, проталкиваясь к выходу. Люциус сжал челюсти и поднял руки, словно защищая собеседника от посягательств невеж. Это была его обычная манера вести себя, и когда он, повторив вопрос, взял меня за руки, я не удивился.

- То же, что и обычно, - ответил я.

- То есть ничего, - усмехнулся Люциус, и мне не захотелось спорить. Вместо этого я пожал плечами.

- Север, - опустил он руки, глядя на меня из подлобья. - Ты не умеешь отдыхать, я не умею напрягаться. Давай заключим взаимовыгодное соглашение. Если, конечно, дела такого рода тебе не претят.

- Не понимаю, о чем ты просишь.

- О чертовом зельеварении!

- О чертовом зельеварении. Не верю своим ушам. Неужели ты предлагаешь мне за пару месяцев обучить тебя тому, что ты ненавидел шесть лет?

Люциус смешался на миг, после чего расхохотался.

- Пара месяцев - это чертова уйма времени! Но кто здесь говорит об учебе?

- Понятно, - кивнул я. - Речь идет о банальном списывании и паре темных мест, не так ли?

- Ну, вроде того. Я, видишь ли, весьма аккуратен и последователен на практике, если есть четкие письменные инструкции. Однако чертова теория, этапирование операций, смысл исключений… в общем, ты понимаешь, о чем я.

- Вроде того. Ты прилично воспроизводишь тинктуру по шпаргалке, но не можешь ее создать. Грубо говоря, ты не владеешь предметом.

Люциус вежливо кашлянул. Может быть, краска бросилась ему в лицо в этот миг, но под слоем белил этого было не видно.

- Хотелось бы загодя выяснить уровень твоей безнадежности, - прислонился я к стене, - потому что заниматься с тупицей я не буду.

Люциус качнулся на каблуках и расхохатся пуще прежнего.

- Я вполне безнадежен, - заключил он. - И если бы не крайняя нужда… Впрочем, об этом не здесь. И, надо сказать, если у нас все получится, я буду тебе весьма обязан… - он приблизил лицо настолько, что я не мог видеть оба его глаза - только один, горящий в дюйме от моей переносицы.

- Вы торгуетесь, мистер Малфой? - усмехнулся я, глядя прямо в его зрачок, потому что он исключил иной обзор. - Скажите мне, что я ослышался.

- Отчего же… - с придыханием сказал он, упираясь лбом в ткань моей маски. - Я могу научить тебя вещам, которые ты ненавидишь не шесть лет, а с рожденья…

- Весьма смелое утверждение.

- …Предложение.

- Что-то заставляет меня полагать, мистер Малфой, что ненавидимые мной вещи - изрядная гнусность.

Люциус не ответил. Пару секунд он все так же неподвижно упирался в меня лбом, потом резко отстранился и вежливо кивнул.

- Когда ты уезжаешь на каникулы? - будничным тоном спросил он.

- Через три дня.

- Чудесно. Значит, завтра, в общей гостиной. Предпочитаешь виски или вермут?

- Не пью за работой.

- Зачем превращать работу в мучение? - пожал он плечами, и здесь его, наконец, докричались. Он оглянулся, изысканно поклонился и был таков.

Не могу сказать, что Люциус смутил меня, однако его поведение меня задело. Прежде всего потому, что канун рождественских каникул - не время для учебных занятий, и вся болтовня о зельях была шита белыми нитками. Я понимал, что ему просто некуда деть последний свободный вечер в Хогвартсе после разъезда своего курса. Очевидно, были обстоятельства, препятствующие его собственному отъезду вместе с прочими. Мне и на миг не пришло в голову, что он мог остаться специально, даже ради будущего экзамена. В конце концов, и после каникул времени было довольно.

Я списал произошедшее на одно из рождественских чудес и не возвращался к нему вплоть до следующего вечера. Большинство моего курса также уехало, гостиная опустела. Я нехотя поднялся в нее, хотя и не должен был - у меня началась возгонка состава, и оставлять его без присмотра было неразумно. Я убил на него два месяца, и до завершающей фазы оставалось два дня. Я надеялся, что Малфой зайдет, извинится за недоразумение, расскажет пару сплетен - и откланяется навсегда. Как учить алхимии великовозрастную бестолочь Малфоя - и не нажить врага - я не представлял.

Надежды мои не оправдались. В десять часов вечера он возник на пороге гостиной - в безупречно отглаженной мантии с подобранными рукавами и бумажным пакетом в руках. Его волосы были туго связаны сзади в плоский узел, так что ни одна волосинка не выбивалась - одним словом, его внешний вид являл собой образец техники безопасности при работе с воспламеняющимися смесями и кричал об усердии. Это было очень плохо.

- Привет, - сказал он, ставя свой пакет на стол. - Неплохо выглядишь. Очень стильно.

Его комплимент относился к моей прожженной линялой мантии, которую я надевал при работе, потому что к этому времени об нее можно было не только вытирать руки, но и пользоваться подолом вместо огнеупорных рукавиц, а также к вороньему гнезду на голове. С ответом на эту откровенную ложь я не нашелся. Однако перспективы совместного существования немного посветлели.

- Где мы будем заниматься? - привалился к столу Люциус. - У меня как у старосты отдельная комната. У тебя тоже. Или прямо здесь?

- Это зависит от твоих намерений. Мы можем составить необходимый план, я дам тебе конспекты и рецептуру, и ты волен переписывать их где угодно до послезавтрашнего утра. Либо мы будем рассматривать любой практический случай по твоему выбору. Тогда пойдем в лабораторию. Либо мы можем поболтать о теории прямо здесь.

Люциус задумался на мгновенье.

- Конспекты я, разумеется, возьму, - сказал он. - Надеюсь, твой почерк не так ужасен, как о нем говорят. Но вообще у меня конкретный практический случай.

- Тогда прошу.

Мы спустились в мою лабораторию, и крайне вовремя - угли успели прогореть, температура под котлом упала, и вместо возгонки происходило банальное разжижение, способное погубить все дело. Чертыхнувшись, я подбросил топлива, передвинул котел, воспользовавшись подолом мантии, вытер об нее руки, и только тогда обратил внимание на Люциуса. Он сидел в кресле, открывая бутылку коньяка. Похудевший пакет лежал на его коленях.

- Что варится? - спросил он, кивая на печь.

- Противоядие, - я сел напротив, приглядывая одним глазом за котлом.

- Будь любезен, достань бокалы.

- Я не пью за работой, поэтому бокалов у меня нет. Пей из горлышка.

- Хорошо, если таковы твои правила, - дернул бровью Люциус, отставив открытую бутылку. - Пусть этот превосходный напиток трехсотлетней выдержки напоминает тебе о том, что ты потерял. Кстати, меня впечатлила твоя лаборатория. Здесь все твое?

- Да, кроме заложенной строителями печи, - усмехнулся я.

- И каковы возможности твоего оборудования?

- В известных пределах. Но не волнуйся - на школьную программу хватит.

- Да, - поднял он глаза к потолку, и меня посетило ощущение, что этот жест призван был не удовлетворить его любопытство к закопченному своду, а продемонстрировать мне его длинные ресницы. - Да, теперь я понимаю, почему от тебя сбежал сосед по комнате. Кстати, а где ты спишь?

- В своей кровати.

- А где она?

- Хочешь прилечь?

- Не знаю. Просто любопытно. Так где ты спишь?

- Ладно, я пошутил. Я вообще никогда не сплю. Я вампир, и отсыпаюсь днем, на лекциях. Если это и есть ваш практический случай, мистер Малфой, предлагаю вам расплатиться кровью за экскурсию, после чего я пожелаю вам спокойной ночи.

- Ты не очень любезен, Север, - рассмеялся Люциус. - Кстати, отчего ты не пошел с нашими в башню? Было весело.

- Боялся не сдержать себя и перекусать всех насмерть.

- Да ну? Тебя возбуждает кровь?

- Это имеет отношение к зельеварению?

- Самое прямое.

- Слава Мерлину, мы наконец переходим к делу.

- Да уж, пора… Скажи, ты давно читал Ван Реддола?

- Месяца три назад.

- И что скажешь?

- Ты сам знаешь. Расовый манифест с дутой репутацией.

- А вторая часть? Та, где приводятся рецепты?

- Ну, это далеко не рецепты. Там только дырявый перечень ингредиентов.

- Неужели это все, что ты о них думаешь?

Я внимательно посмотрел на Люциуса. Ничто не указывало на то, что этот вопрос призван просто поддержать светскую беседу. Люциус сидел напротив меня сосредоточенный, костяшки его пальцев, сжавшие подлокотник, побелели. В глазах у меня потемнело. Неужели он всерьез этим заинтересован?

- Я думаю, что это реконструкция магии сидхи, - ответил я, - сделанная человеком, который больше утаил, чем выдал.

- То есть это рабочий состав? Я хочу сказать, если бы его можно было приготовить - он реально бы обладал описанными свойствами?

- Не исключено, - в висках у меня застучали молотки, потому что я понял, каков был практический случай Малфоя.

- Ты можешь его сварить? - навис он над подлокотниками, так что его лоб снова почти уперся в меня.

Стук молотков прекратился - и в голове разросся шум. Лицо Малфоя, обычно бледное, потемнело. Думаю, я единственный из людей, знавших вашего отца, удостоился наблюдать у него то, что называется "страстью к науке".

- Это не смешно, Люций, - отстранился я.

- Я не шучу. Можешь?

- Это не только вопрос возможностей. Это юридический вопрос. Составы, описанные этим Волдемортом, противозаконны и находятся в области Черной Магии.

- Фи! - скривился Люциус, и я частично разделил его презрение к ограниченным тупицам из Министерства, создающим законы без исключений во вред настоящим исследованиям.

- Зачем тебе, Люциус, это надо?

- А ты не понимаешь? Это же просто потрясающе - вечная жизнь, полная неуязвимость, сохранение молодости, нечеловеческие силы.

- Бесчеловечные силы, - сказал я. - Преображенная кровь, если это с тобой случится, вычеркнет тебя из списков человеческой расы.

- Какая разница? Я останусь собой.

- Никто этого не знает, потому что нет прецедентов, а сидхи и так не люди, - охладил его я.

- Это не имеет отношения к вопросу! - откинулся на спинку Люциус. - Я спросил только - можешь ли ты сварить это зелье. Как и кто его будет употреблять, не твое дело.

- Неужели, мистер Малфой? Тогда какой резон мне его готовить?

- Послушай, - Люциус снова наклонился вперед, подвинув кресло чуть ближе, - Неужели тебе самому не интересно? Неужели ты никогда не мечтал сделать нечто, что никто до тебя не решался или не мог? Если бы я знал алхимию, я не думал бы ни минуты! Это… Это дело, достойное настоящего Мастера!

…Колено Малфоя как бы невзначай коснулось моего, да так и осталось. Казалось, он полностью поглощен своими излияниями, и обращать внимание на позы в данных обстоятельствах было невежливым. Речь шла о слишком глобальных и нешуточных вещах, чтобы думать об этикете.

- Тогда, очевидно, с этим делом тебе стоит обратиться к нашему профессору Зелий.

- Ха-ха-ха, - раздельно произнес Малфой. - Полукровка, помешанный на галлюциногенах. Не гневи Мерлина, Север. Какой он Мастер!

- Надо полагать, таковым Мастером ты считаешь меня? А если ты ошибаешься?

- Не надо этого кокетства, - Люциус шевельнул ногой, и я запоздало понял, что думать об этикете все же следовало. - Я уверен, что ты сделаешь это, если захочешь.

- Я не уверен, что я этого хочу.

- Зато я уверен. Ты давно хочешь этого, Север, - вторая нога Люциуса вытянулась вслед за первой и замерла за моей стопой. - Не отрицай. Потому что ты, читавший де Морта три месяца назад, сразу понял, о каком рецепте я говорю… в то время как дурилка Нотт, вернувший мне книгу вчера, вообще не разглядел в ней ничего, похожего на рецепт… С чего такая избирательная память? - колени Малфоя сошлись, и я почувствовал, что преображение крови - процесс, который может идти и без дополнительных вливаний.

- Отчего ты думаешь, Люций, что твои ноги убедят меня сильней твоих речей?

- Ноги?… - растерялся он. - Ох, прости, - он разжал хватку. - Это нервное. Так что?

- Если отрегулировать нервы, законодательную часть можно считать законченной. Остается практическая, и она куда хуже.

- Давай разберем ее столь же подробно, как первую. - Люциус вынул из своего пакета искомую книгу и протянул мне. - Страница сто семидесятая.

Не могу сказать, в какой момент я решил, что стану этим заниматься. Очевидно, Люциус был прав - я уже думал о существовании состава, хотя более с теоретической стороны.

Разумеется, ничего похожего на рецепт в книге не было.

- Это не реализуемо, - сказал я, дочитав фрагмент. - Полного списка составляющих нет, есть только базовые элементы. Порядка операций нет. Предположим, что время приготовления и методика характерна для всех обрядов сидхи, то есть начинать надо либо в равноденствия, либо в солнцестояния. Ингредиенты недоступны.

- Последнее - не проблема. Достать можно все, - глаза Люциуса неотступно следили за мной, на его губах появилась кривая улыбка. - Что вызывает затруднение?

- Все, что связано с миром магглов. Некрещеный магглский младенец, рожденный от мертвой женщины. Месячная кровь девственницы. Музыкальное золото.

- Что такое музыкальное золото?

- Это сплав, которым магглы покрывают свои трубы… Дальше мелочи. Слюна сожженного. Шерсть единорога. Сперма. Лилии с могилы невесты. Снова кровь. Очень грязный список.

- Я достану, - прищурился Малфой. - У меня хорошие связи. Что еще?

- Здесь должны присутствовать закрепляющие и связующие элементы, которые не указаны. Это либо минералы, либо травы. В случае с сидхи вероятнее второе.

- Ты можешь это превратить в настоящий рецепт?

- Зелье преображения, как видится, сначала убивает старые свойства, затем привносит новые. Это двухступенчатая система, откуда следует, что зелье готовится в два этапа на разных основах, которые потом в определенный день соединяются особым образом. Первая основа указана - это солод. Вторая нет, но думаю, что это спирт. И прежде чем рисковать, я бы это выяснил.

- Предположим, что это спирт, - глаза Малфоя горели. - Что еще, кроме ингредиентов, необходимо, чтобы приготовить его?

- Время. Весь процесс займет три четверти года. Черную основу на солоде я бы готовил в зимнее солнцестояние, белую основу на спирту - в летнее. На осеннее равноденствие обе части соединяются.

- Что входит в основу, кроме самого солода?

- В нашем случае, очевидно, вытяжки трав, кладбищенская земля, сперма, корень вороньего глаза и кровь алхимика.

Люциус вздрогнул, и снова потянулся было вперед, но замер на полдороги. Потом он встал и подошел ко мне.

- Пожалуйста, - сказал он, кладя руки мне на плечи и сжимая их для убедительности. - Сделай это. Через два дня Рождество. Мы находимся в самом центре зимнего солнцестояния…

- Сколько времени? - машинально спросил я.

- Одиннадцать пятьдесят пять.

- Это значит, мистер Малфой, что мы должны были бы начать в течение пяти минут.

- Что я должен делать? - автоматически спросил Люциус.

- У нас нет кладбищенской земли, - осадил его я.

- Есть, - сказал Люциус. - Есть. Роди Лестренж хранит в своей тумбе землю с могилы матери. Она в рамке ее фотографии.

…Это было кощунство, но в тот момент это не имело значения. У Люциуса как старосты были пароли от всех комнат курса.

- Бегите, мистер Малфой, - встал я, и Люциус побежал.

Он обернулся за четыре минуты. Этого времени едва хватило, чтобы освободить центр комнаты и свалить туда все необходимое - котел, стальной поднос в качестве плавильного диска, уголь, связки трав и нож. Нет смысла говорить, что ритуалы Черной Магии сильно отличаются от обычного процесса приготовления зелий. Если бы у нас было больше времени, я мог был избежать некоторых эпатирующих моментов. Но времени не было.

Едва Люциус показался на пороге, я захлопнул дверь заклинанием.

- Одна минута, - сказал я. - Брось все на пол и встань рядом со мной.

Я начертил палочкой охранный круг - он вспыхнул и загорелся синим пламенем. Пути к отступлению теперь не было, все, что нам предстояло, мы должны были сделать, не выступая за границы. Малфой застыл.

- Раздевайся, - велел я.

…Разоблачение и облачение волшебника перед обрядовой процедурой - обыденная вещь, но не в случае с Люциусом Малфоем. Похоже, он этого ждал. Это было нелепо, но мне пришло в голову, что вся затея с варкой жуткого состава - просто развлечение, ловушка, задуманная Малфоем и разыгранная мной как по писанному. Он действовал так, словно избавление от одежды было центральным событием его и моей жизни, и добился успеха. Не могу сказать, что он был медлителен или неловок - он привлекал внимание к себе как раз своим совершенным бесстыдством, он раздевался как стриптизер. Он распустил волосы и пару раз резко мотнул головой, пока они не упали на его лицо. Он не зависел от времени, он действительно священнодействовал. Ни одного неточного движения, ни одной уловки стеснения. Он улыбался. Люциус Малфой очень любил свое тело - замечу, что справедливо - и оттого магнетически приковывал к нему чужой взгляд. Я понял, что нервничаю, и испытал приступ раздражения. Я торопился, и мне было не до созерцания красот. Я не осознавал, что именно меня нервирует - то, что Люциус манкирует моим вниманием, заставляя постоянно цепляться за него боковым зрением, или то, что времени и возможностей на это недостаточно. Чужая красота, мистер Малфой - это страшное оружие.

Мантию свою он не застегнул, и теперь, скрестив руки на груди, смотрел на меня из-под спутанных волос волчьим взглядом. Преображение совершилось, я созерцал не ассистента, а образцового героя с плаката "Черная магия - Белая горячка". Я видел, что он развлекается, провоцируя мою неловкость или восхищение - и понял, что этого удовольствия ему не предоставлю. Глядя друг другу в глаза, мы сошлись к куче барахла, и здесь наступил конец патетике.

- Изотри весь чабрец, - сказал я, - и по десятой части остальных трав из расчета на литр.

Мы устроились на коленях возле котла, и какое-то время были поглощены работой. Угли давали сильный жар, и Люциус должен был раскаяться в длине своих волос - теперь он постоянно тряс головой, откидывая их назад, чтобы они не загорелись. По непонятной причине это мешало мне, а не ему. Солод закипел. Шаря руками в тусклом свете по полу, чтобы подгрести ингредиенты, мы постоянно сталкивались то спинами, то локтями, и я не мог избавиться от ощущения, что Люциус ищет этого контакта специально. В остальном его нельзя было упрекнуть, он не лгал, говоря, что аккуратен и последователен, если имеет четкие инструкции. Наконец, смесь в котле почернела: все связующие ингредиенты находились внутри.

- Отворяю врата крови! - встал я, полоснув ножом по груди. Пользуясь моментом, замечу, что данная область куда безопаснее, чем внутренняя сторона руки, которой обычно пользуются идиоты, пуская себе кровь и в трех четвертях случаев повреждая вены. Люциус тоже встал и, подойдя, направил мою руку с ножом на себя. Его кожа золотилась, острие ножа упиралось прямо под сердце.

- Нет, - оттолкнул его я. - Займите место ассистента.

- Как угодно, - подчинился он, отступив, но не выпуская моей руки. Я разжал пальцы, нож упал на пол. Несколько капель сорвались в котел, и смесь вспенилась. Процесс был почти завершен, оставалась последняя операция. Держащий меня за руку Люциус, никогда не блиставший в Защите от Темных искусств, стоял неподвижно.

- Займите место ассистента, - повторил я, повернувшись к нему.

- Что мне делать? - выпустил он мою руку.

- Лечь на пол, - толкнул его я.

На секунду кровь бросилась ему в лицо, он смешался, и я понял, что второй раз удостоился наблюдать у него не изображаемое, а реальное чувство. Но миг этот миновал. Люциус живописно упал на груду своей одежды, согнув одно колено и заложив руки за голову. Теперь я наблюдал плакат "Пляжи Капри".

Его глаза были прищурены. Мои тоже. Я навис над ним, опираясь на руки. Он не дышал. Я тоже.

- Я должен получить удовольствие? - скривившись, изрек он.

- Нет, - отчеканил я. - Но пока ты не выделишь последний ингредиент, мы останемся в этой позе.

- Тогда помоги мне, - попросил он.

- И не подумаю. Разве что словами.

- Давай, Снейп.

- Ты очень красив.

- Это все?..

- Ты идеальный ассистент.

- Продолжай.

- Из тебя не выйдет алхимик. Твое призвание - Черная Магия, как ни печально это обнаружить.

- Мерлин Всемогущий! - горько рассмеялся он, стукнув кулаком об пол. - Какой же ты глупец!

Сердце мое непроизвольно дернулось, и руки подломились. Люциус порывисто обхватил меня руками, ногами, всем своим существом. Его организм работал, как часы. Мой молчал и пребывал в состоянии шока. Ситуация вырвалась из-под контроля. Мне щипало глаза.

- Кто-то из нас должен получить удовольствие? - прошептал он.

- Думай о себе! - отрезал я.

Поразительно, что мы почти не дышали и не издавали ни единого звука. Его объятия были крепки и холодны одновременно. Я не знал степени их искренности. Через десять минут все было кончено.

Я поднялся на руках - Люциус запрокинул голову и не шевелился. Он был прекрасной исполнительной машиной, и я поймал себя на мысли, что тот, кто будет им владеть в этом качестве, окажется большим счастливцем. У меня никогда не было лучшего ассистента.

Я собрал честно добытый ингредиент лезвием ножа и отправил в котел. Люциус равнодушно наблюдал за мной прищуренными глазами.

Основа загустела и моментально источила характерный запах. Она была готова.

Я опустился перед котлом и понял, что смертельно устал. Я ненавидел себя. Я должен был поблагодарить Люциуса за помощь и за его артистические данные, весьма способствовавшие процессу, но я не мог. Я не мог и представить себе, что все еще разыгрываю его сценарий как по писанному. Я понял, что не знаю, есть ли этот сценарий на самом деле.

В этот момент меня коснулась его рука. Я вздрогнул. Он опьянил меня, и это было чудовищно. Это не лезло ни в какие ворота, потому что я твердо знал - ему нужен мой мозг и мои возможности, а не я сам.

- Что вам угодно, мистер Малфой? - сказал я, не повернув головы. - Ваша основа готова. Теперь вы должны мне некрещенного младенца к весеннему равноденствию.

- Север, - потянул он рукав моей мантии. - Север…

Я развернулся резче, чем хотел бы. Люциус лежал на полу в распахнутой мантии, его глаза были темны. Мне нечего было сказать ему ни взглядом, ни словами.

- Прощайте, мистер Малфой, - встал я. - Спасибо за сотрудничество.

…Его рука какое-то время не выпускала мой рукав, потом мягко разжалась. Как мне было очевидно, без сожаления.

Я пробормотал формулу, снимающую защитный круг, и вышел из комнаты.

Когда я вернулся в нее - она была пуста.

Следующий день был чудовищным. Мне оставались ровно сутки, чтобы завершить свои дела. По правде сказать, я всегда неохотно покидаю Хогвартс, но теперь я чувствовал себя заложником обстоятельств. Где-то по замку бродил Люциус Малфой, по непонятной для меня причине не покинувший его утром, и пара студентов младших курсов. За обедом я видел каждого из них - не подняться в зал было бы глупо, к тому же я желал знать, с каким лицом скажет "Добрый день" мой вчерашний сообщник.

Как и следовало ожидать, он сухо кивнул и сел на противоположный конец стола. Он выглядел свежо и ухоженно, как всегда, разве что вместо учебной мантии на нем был длинный черный сюртук - дань моде "Клуба Крови". Он не смотрел в мою сторону. Дело было сделано, смысл общения утрачен.

Это было неприятно, оттого, что ожидаемо. Он всегда смотрел сквозь меня, и сейчас это было лучшим из всех возможных типов поведения. В конце концов, мы вступили в заговор против здравого смысла и законов колдовского мира... Если он помнил. Я был не уверен в этом. Я понял, что сожалею обо всем, что связало меня с Малфоем, начиная от глупой болтовни и кончая дурацкими обещаниями.

Далекий от того, чтобы себя жалеть, я ковырялся в тарелке, не чувствуя вкуса праздничной еды - и по этому ковырянию догадывался, что не искреннен.

Обед подошел к концу. Я встал - Люциус Малфой встал одновременно со мной. У выхода мы оказались бок о бок.

- Привет, - ухмыльнулся он, наступая мне на ногу. - О, прости...

- Прощаю, - процедил я.

- Ну и славно, - тряхнул он головой, - а то я уж думал, что не смогу рассчитывать на твои конспекты...

- Ты их не заслужил, - уверенно сказал я.

- Не заслужил? - удивился Люциус. - Да ты сам мне предлагал их не дале как вчера!

При некотором усилии над своей памятью я понял, что он прав. Но мне не хотелось от него зависеть.

- Концепция изменилась, - ответил я. - Пропусти меня.

- Да какая муха тебя укусила! - отступил Малфой. - Ладно, я зайду вечером, и мы об этом поговорим.

- Отчего ты до сих пор не в своем поместье, Малфой? - поймал я его взгляд и постарался прочесть в нем подлинные намерения собеседника.

- Оттого, что это не твое дело! - он галантно поклонился и повернулся на каблуках. - До вечера, не забудь.

...Это перестало походить на случайность - это стало походить на непонятную для меня игру. Вечер был испорчен - любое дело, которому я мог его посвятить, разбивалось о малфоев визит.

За ужином Малфоя не было. Уточнить время его посещения теперь было невозможно.

Дистиллят мой наконец изготовился, и я занялся уборкой лаборатории. Это старая привычка, оставшаяся с тех времен, когда я жил не один. Я разбил пару колб, чего со мной никогда не случалось, и с большим облегчением убрал вчерашнее варево в недоступное глазу место.

В полночь бить и убирать было нечего. Никогда моя лаборатория и смежная с ней жилая комната не сияли такой чистотой. Малфой не пришел.

Поздравив самого себя с потерей разума, я запер дверь и отправился спать.

Разумеется, уснуть сном младенца мне не удалось, и я отлично понимал, что виной тому - задетое самолюбие. И задел его не Малфой, которому просто скучно, а я сам.

В третьем часу ночи - я слышал, как вдалеке, в гостиной, надрывались часы - у моей двери скрипнула рукоятка

Испарина выступила у меня на висках, и я резко поднялся на локтях, благословляя Мерлина за бессонницу. Мига хватило, чтобы зажечь свечу в изголовье и сесть, оперевшись на подушки.

Тихие шаги безошибочно направились прямо к спальне - и на пороге возник Люциус. Разумеется, он воспользовался своим знанием паролей.

- Не поздновато ли вы наносите мне визит, мистер Малфой? - спросил я, подпирая голову рукой.

- Какая удача, что ты не спишь! - с притворной живостью ответил он.

- Это не удача, а предусмотрительность, - уточнил я. - Вполне уместная рядом с тем, кто ведет себя как грабитель.

- Что?! - с отвращением переспросил Люциус, лицо его исказилось. - У тебя мой коньяк! Верни его - тогда поговорим, кто кого ограбил.

- А, так дело в выпивке? - равнодушно шевельнул я рукой, указывая за дверь. - Твое пойло на камине. И ты непременно заметил бы его, если б не стремился сюда столь поспешно.

- Черт знает что! - возопил Люциус, исчезая за дверью. Пола его взвившейся мантии - или ее тень - отпечаталась на моей сетчатке и, казалось, никак не могла растаять в проеме.

Порывистые шаги за стеной затихли. Я слышал, как скрипнули пружины кресла, и как вылетела коньячная пробка. Тишину нарушала лишь пульсация моих вен в висках и редкое бормотанье: "Черт знает что!" и "Идиотизм!". Терпеть это было не только трудно, но и нелепо.

Я оделся и вышел к нему, занявшему мое единственное кресло с ногами - закутанные мантией, они упирались в подлокотник.

- Мистер Малфой, - сказал я. - Это частное владение, что бы вы ни думали по этому поводу, а также по поводу себя как старосты курса. Забирайте ваш коньяк и отправляйтесь пить к себе.

- Конспекты! - выкинул он белую руку, раскрывшиеся пальцы щелкнули, как перья.

- Вы полагаете, я обязан снабжать вас всем, чем пожелаете, и терпеть ваши выходки только потому, что вчера вы имели глупость мне себя предложить?

- Мерлин Всемогущий! - взвыл Люциус. - Да послушай себя!..

- Вы хотите сказать, что не согласны с моим толкованием событий?

- Мне жаль тебя, Север! - сказал Люциус. - Прощайте, мистер Снейп. Подавитесь вашими конспектами.

Он поставил ополовиненную бутылку на пол, слез с кресла и направился к выходу.

Когда он наклонялся и боком сползал вниз, я увидел то, что заставило меня крепко задуматься. Под его мантией, как и вчера, не было ничего, кроме самого мистера Малфоя.

....Не смотря на комизм, это нуждалось в мало-мальских объяснениях. Возможно, Люциус просто скучал, и донимал меня шутки ради. Но отчего он скучает здесь, а не веселится дома? Возможно, ему было от меня что-то нужно, например, знание алхимии, однако путь, которым он пошел, превращал почву для деловых отношений в неблагодатную. Возможно, он развратен и не владеет собой. Но объект, на который он обратил свои чары, вызывал тревогу за его психическое состояние. Тогда, возможно, он сошел с ума. Как вы понимаете, ни одно из этих рассуждений не удовлетворяло требований логики.

Тем не менее к утру я принял решение. Оно было неудачным: я решил, что не буду замечать странности Люциуса Малфоя, и разрешу все проблемы с помощью светской любезности.

- Добрый день! - сказал я ему в обеденной зале, протягивая учебники и конспекты. - Полагаю, на каникулах это тебе пригодится.

- Благодарю, - кивнул Люциус.

- Пользуясь случаем, прошу извинения за вчерашнее недоразумение.

- Ерунда! - махнул рукой Люциус и лучезарно улыбнулся. - Присаживайся.

Он был мил и вполне вменяем, так что узнавать причины "ерунды" мне не захотелось.

- Поскольку ты, наконец, вполне вменяем, - продолжил Луциус, - хочу сделать тебе предложение.

- Да, я вменяем, - ответил я. - И внимательно слушаю.

- Как ты смотришь на посещение моего поместья?

- С трудом.

- Ну, это не самый безнадежный ответ, - расхохотался он. - Видишь ли... Моя мать обожает давать приемы, и в конце учебного года намечается нечто грандиозное. Я, конечно, очень надеялся на зимний бал, - Люциус накрыл мою руку своей, - но, как она пишет, в этот раз мы приглашены сами. Таким образом, мистер Снейп, - он лукаво скосил глаза, - имею честь пригласить вас на июнький раут. После успешной (это он подчеркнул голосом и кивком) сдачи экзаменов это то, что надо!

- Если я не ошибаюсь, мистер Малфой, вы покупаете мои услуги репетитора и готовы оплатить их одним вечером из жизни принцев.

- Не понимаю, о чем ты, Север, - провел вилкой по конспектам Люциус. - Ты считаешь, что я должен тебе заплатить?

- Это было бы интересно - но я вовсе о том не помышлял. Давай обсудим вопрос светских приемов после экзаменов.

- Как тебе будет угодно, - легко согласился Люциус. - После каникул у нас Дело, не забудь. Я достану ингредиеты.

- Отлично. До встречи после каникул.

...Таким образом, мистер Малфой, мы заключили с вашим отцом некое соглашение, и теперь были связаны крепче кровных братьев. Разумеется, к наличию в своей жизни Люциуса Малфоя я адаптировался не сразу, и поначалу не предполагал никаких дружеских отношений. Мы учились на разных курсах, и виделись лишь в обеденой зале или в общей гостиной. Были еще собрания Клуба Крови, но я не склонен был их посещать. Люциус продолжал быть центром факультетского внимания, и пополнять ряды его обожателей было для меня неприемлемым. Рождественскую историю я положил в тайник своей памяти вместе с прочими абсурдными вещами, которые приятно вспоминать в старости. Она вовсе не обязывала к дружбе.

Но я плохо знал вашего отца.

После каникул он вернул мне мои записи, присовокупив к ним пару очень редких книг.

- Я кое-что нашел для тебя, - сказал он праздничным голосом. - Я в них мало что понял, но, говорят, для знающих людей это сущий клад!

Это был сущий клад, и я подивился, насколько точную форму благодарности он избрал.

В конце января он принес первые ингредиенты.

- Неудобно про это говорить, - негромко сказал он, передавая мне пакет в общей гостиной, - но ты никому ничего не говорил?

- О чем именно?

- Ну... о том, что у тебя в котле? - понизил он голос.

- Про это - нет.

Люциус напрягся на миг, потом рассмеялся.

- Отлично. Остальное оставляю на твою совесть.

Мы занимались теорией в общей гостиной, когда у него было настроение. Иногда он просто оставался там поболтать после указанного часа, и постепенно мягко, но всесторонне заполнил мою жизнь.

- О, Люциус! - закатывала глаза толпа болельщиков после матча по квиддичу. - Ты так смотришься в воздухе! Ты просто супер! Ты дашь мне автограф?

- Да, и мне, и Элоизе Эболи!

- А ты видел, как слажал гриффиндорский ловец? Видел?

- Надо было его сбить!

- В следующий раз, - рассеянно произносил Люциус, провожая меня глазами. - Север! Постой!

- Ты куда, Малфой?.. Постой, Малфой!

- Я сейчас сдохну! - хватал меня за руку вырвавшийся из кольца обожателей Люциус. - Уведи меня куда-нибудь подальше!

- Ты взрослый мальчик и вполне можешь пойти подальше сам.

- Ну... значит, не могу. Вот Зануда Снейп - другое дело... - он направился в сторону библиотеки. - Слушай, ты видел, что было на поле? Ты видел этих толстомордых разинь? И это защита! Метлы просто смех! Кстати, эта дура Эболи обычно болеет за Гриффиндор...

- Ради Мерлина, ни слова о квиддиче!

- Ну - как скажете, мистер-отменные-зелья...

Подобные ситуации повторялись неоднократно. Я вынужден был признать, что по какой-то причине интересую его сам по себе, а не ради грядущей выгоды. Я регулярно видел его в обеденной зале, где он часто садился рядом со мной. Наше Дело вынуждало нас обмениваться соображениями, и обеденный стол был для этого весьма подходящим местом.

- Когда ты добавляешь то, что было в свертке, надо читать формулы?

- Уже нет.

- А. Значит, я тебе там пока не нужен? Если что - только скажи.

- Шерсть единорога нужна на этой лунной фазе.

- Хорошо, - мы беседовали будничными голосами, и это выглядело как предэкзаменационная болтовня. - Ты знаешь, что ее сняли с продаж? Редкие животные, общества защиты и все такое...

- Да? Это же всего-навсего шерсть...

- Вот именно. Все эти помешанные на животных просто ополоумели. Чего еще ждать от грязнокровок?...

- Тебе это слово прибавляет аппетит?

- Ну... - он отпил из моего бокала, словно не заметив. - На фоне курсовой по Защите аппетитом похвастаться не могу... Кстати, если бы ты видел мою тему... - он стрельнул глазами в мою сторону, но я лишь пожал плечами.

- Что, Малфой, - тронул его однокурсник, проходя мимо к выходу, - ты теперь всегда будешь сидеть на этом месте?

- Я буду сидеть там, где мне вздумается! - холодно бросил Малфой через плечо.

- Интересно беседовать со Снейпом?

- А ты как думаешь? - процедил Малфой.

- Любопытно, о чем вы постоянно щебечете. Неужели о сушеных ящерицах?

- Мистер Малфой, - ответил я, - решил все-таки закончить школу. Если он дорог вам, не мешайте ему браться за ум доступным ему способом.

- Заткнись, Снейп, - сжал вилку Люциус.

...Я видел его насквозь, и он это знал. Но тактики своей не менял.

Перед весенним равноденствием все ингредиенты первой тинктуры были собраны и добавлены. Не спрашивайте меня, мистер Малфой, как и где передал мне ваш отец магглского младенца, это неприятное воспоминание, и мы оба с ним были не на высоте. Разумеется, это сплотило нас еще больше.

Наконец черный этап был закончен. Люциус стал проявлять нетерпение.

- Послушай, - говорил он. - Ты точно знаешь, что на зелье уйдет три четверти года?

- Точно ничего знать нельзя. Но я полагаю, что это правильное и безопасное решение.

- А нельзя сготовить его побыстрей? - Люциус расстегнул воротник и потер шею, словно ему душно. - Ты вроде бы говорил, что можно использовать равноденствие?

- Сила равноденствия слабей силы солнцестояния. Если вторая основа будет слабее первой, мы получим медленный яд, превращающий человека в монстра.

- А нельзя ли как-то усилить эту силу ритуальным образом?

- Как ты себе это представляешь?

- Ну, не знаю. Принести там кого-нибудь в жертву или что-то в этом роде? Это же Черное Искусство, - Люциус выгнул шею и провел по ней пальцами снизу вверх. - Крови там побольше налить...

- К чему такая спешка?

- Ничего себе спешка! Время просто уходит в никуда! Откуда я знаю, что будет через полгода? - он перебросил волосы набок, и теперь исследовал пальцами свое ухо. - Летние каникулы и все такое... Ты же наверняка не останешься в Хогвартсе! И где мне потом тебя искать?

- Уж наверное я напишу.

- Может быть да, а может, нет... Зато посмотри, как было бы удобно все закончить к лету, здесь, где все есть! Мне кажется, это вообще единственное решение.

- Это решение может кончиться большим дерьмом.

- Да ладно!.. - Люциус запрокинул голову, стебель его шеи украшала родинка, очевидно, почитаемая за сильный довод. - Кто не рискует, тот ничего не добивается.

- Скажи мне еще раз, зачем тебе это зелье?

- Если ты начнешь второй этап на равноденствие - я тебе скажу.

...Таким манером он изводил мое зрение и слух, пока я не сломался.

Второй этап отличался от первого. Кроме основных элементов, у нас были на руках почти все ингредиенты, и работы предстояло много. Вдобавок мы были ограничены во времени - шла середина учебного полугодия, кругом сновали студенты, и даже после отбоя не было гарантии, что нам удастся без помех оказаться в моей лаборатории.

Накануне на ужине Малфой сел рядом. Мы так и не успели договоритсья о времени.

- Во сколько? - спросил он, подцепляя пудинг.

- После десяти.

- Я обойду этаж, проверю все, что надо, и спущусь.

- Есть еще завтрашний день.

- Завтра воскресенье, все наши едут в Хогсмит на пирушку, - он опустил руку мне на колено, как бы невзначай, да так и оставил, словно замечтавшись о чем-то нездешнем, например, о сливочном пиве. - Это затянется...

- ...И если ты уйдешь, будет подозрительно.

- Вот именно, - сжал он мое колено. Я не прерывал его действий - мне было интересно, что ему нужно на этот раз, и как далеко он зайдет.

Но он ничего больше не сказал, кроме обычных замечаний, вроде: "Посмотри на Дамблдора, какое у него дурацкое лицо!" и "Эта уродина Эболи меня уже достала!"

Вечер прошел нервно. Люциус опоздал.

Он пришел в половине двенадцатого мрачный и сходу полил отборной грязью половину факультета, треть педсостава и уродину Эболи лично.

- Эта дура за мной следит, - сказал он. - Я не успел переодеться. Представляешь, что было бы, если б она прижала меня в углу без штанов?

- Вполне, - ответил я. - Ты опоздал бы еще больше.

- Ошибаешься, - сжал он кулак. - Я бы ее придушил! Подожди пять минут...

С этими словами он скрылся в моей комнате, и пять минут спустя вышел в боевой готовности. Я начертил защитный круг, и мы начали.

Процесс тинктуры, мистер Малфой, будет вам неинтересен, и вдобавок крайне вреден, как любое знание, полнотой которого мы не обладаем. Тинктура готовилась почти всю ночь, и в этом неравномерном процессе у нас были периоды напряженной тишины, которые скорее изматывали, чем давали отдых. Прозрачный пар стелился над полом. Точная работа очень утомляет, особенно, если шанс на нее только один.

К финальной стадии мы оба еле держались на ногах.

В конце концов я произнес закрепляющую формулу и снял защиту.

- Спасибо за работу, - сказал я, не глядя на ассистента.

- Угу, - ответил Люциус. - Сейчас я пойду... Возьму вещи... - он неопределенно взмахнул рукой и побрел в комнату. Походка его была нетверда.

Через десять минут, во время которых я чистил лабораторию, стало очевидно, что он не выйдет.

Здесь, мистер Малфой, располагается весьма странное событие. При всей его очевидности, я не знаю, как к нему относиться. Я не могу сказать, что не ожидал этого. И если бы оно было мне отвратительно, я остался бы ночевать в кресле. Удивительным для меня явился тот факт, что третий раз в своей жизни я увидел в вашем отце живого человека. Интерес к этому человеку искупал все.

...Люциус Малфой лежал вниз лицом на моей кровати, диагональ его мантии перекрывала всю ее площадь. Его вещи были сброшены на пол.

- Смело, - сказал я с порога. Смолчать я не мог, это значило смириться с ситуацией, которая не была полностью нормальна.

- М-мм, - произнес Люциус. - Что-то я совсем задолбался...

Голос его иссяк, казалось, вместе с дыханием.

Вариантов не было. Я подвинул его ноги и лег рядом.

Через двадцать минут невесомой дремоты я понял, что не сплю, а сражаюсь за каждых свой вдох. Токи, идущие от Люциуса, перекрывали мне гортань, и по стуку его сердца я видел, что он находится в том же положении. Он откатился на край и замер там неподвижно. Это не исправило положения. Каждый из нас в любой миг мог встать и уйти. Но никто этого не делал. Мы предпочитали это болезненное, помутненное, плавящее легкие состояние здоровому отдыху порознь друг от друга.

Я никогда не думал, что от таких вещей может зависеть жизнь, потому что теперь я за нее боролся. Я сверлил глазами темноту и старался зацепиться ими за что-нибудь, что вернуло бы мне способность дышать. Гордость, мистер Малфой, жестокая вещь. Уйти - значило признать свое поражение. Люциус не уходил. Его застывшее лицо белело в локте от меня, и на этом лице было столь же мучительное выражение. Закрытые глаза как способ сопротивления никого не могли бы обмануть. Хотя он старался. Он имел власть над своим лицом, но не над телом - его рука, заложенная за голову, сжалась в кулак, потом расслабилась, он рывком изменил положение, выбросив другую руку вперед в дюйме от моей головы. От этой руки шла пульсация, я ощутил ее как зов о помощи.

Я положил голову на эту руку и поцеловал ладонь. Пальцы его тут же обвили мою кисть. Я пожал ему руку. И тут Люциус, согнув руку, порывисто прижал меня к себе - чем, как видится, спас нас обоих. Потому что только впечатавшись в него и вложив в объятие всю свою силу, я понял наконец, что дышу. Мало того - красный студень перед глазами рассеялся, сердце перешло в невесомый режим, оно перестало стучать и похоже, вообще не работало - что, конечно, было неправдой. И тут, мистер Малфой, я понял, что проваливаюсь в свет. Это было великолепное, богатое, невероятное чувство - мы почти не шевелились, и при этом плыли в свету. В Люциусе не было ни агрессии, ни голода, ни робости, никаких примесей кроме этого света. Я был поражен, как к такой безмозглой голове могло быть придано такое невероятное тело. Тело его даже не говорило - оно пело.

Я исследовал его руками, и не находил ни одного изъяна. Я не находил ничего, что могло бы нарушить чистоту звука. Его губы безмолствовали и оставались сомкнутыми, пока он вел подбородком по моему лицу. Этот род бесчувствия мог бы вызвать отчаяние, но я находил его прекрасным. При том, что оторваться от Люциуса я не смог бы и под страхом испепеления, я его не вожделел. Это мирило меня с ситуацией. Это меня даже восхищало.

Два часа мы провели в этих тесных световых объятиях, прежде чем я ощутил порывистый вздох - всего один - и невесомый поцелуй на своей шее. Осторожный, хрупкий, сухой, словно лист, прибитый ветром. Я ответил на него, едва шевельнув губами - намек, не имевший разрешения. И тут случилось нечто неожиданное - Люциус взлетел надо мной и завис в воздухе, словно огромная, ломкая птица. Его тело не имело веса. Меня поразил этот трюк, и я открыл глаза. Лицо вашего отца, мистер Малфой, было ослепительно. Я сорвал ленту с его стянутых волос. Их тяжесть - единственное, что было весомо.

Постепенно он опустился, накрыв меня волосами - и здесь, казалось бы, пора было задуматься о двусмысленности нашего положения. Ситуация могла развиваться как угодно - но она не развилась. Нет, мистер Малфой. Не знаю, чем руководствовался ваш отец, я никогда не спрашивал его об этом. Сам я ничего не чувствовал и ничего не желал, кроме света. Свет поглотил меня. Люциус положил лицо мне на плечо и замер.

Замер до подъема.

...Это утро, в отличие от декабрьского, было прекрасным. Мы проснулись одновременно, посмотрели друг на друга и усмехнулись.

- Так зачем, мистер Малфой, вам нужно это зелье? - задал я законный вопрос.

- Я просто соскучился по тебе, - ответил он и провел пальцами по моему лбу и спинке носа. - До солнцестояния слишком далеко. Доступно?

- Вполне.

После этого мы разошлись по лекциям.

Никто и никогда не должен был узнать, что произошло. И, строго говоря, было неизвестно, как именовать произошедшее.

Мои отношения с Люциусом Малфоем перешли в странную стадию. Думаю, не ошибусь, если скажу - они вплотную приблизились к любви.

Это не мешало каждому из нас заниматься своими делами, толкаться локтями в коридорах, отпускать обоюдные колкости и шептаться в общей гостиной. Мы не оставались наедине друг с другом более, чем на пять минут. Внешне ничего не изменилось. Я не испытывал трепета, когда рука Люциуса касалась моей, или когда наши колени сталкивались под столом. Наши тела пришли в какое-то удивительное соответствие, результатом чего для меня явилось восприятие любого прикосновения как нормы, несущей покой.

Я думал, не виной ли тому приготовленная тинктура, начавшая действовать в наших венах и постепенно преображавшая своих создателей. Я не исключаю этого до сих пор. Но у меня нет доказательств.

Наступила пора экзаменов. Я совершенно потерял Малфоя из виду, пока однажды не столкнулся с ним перед лестницей, ведущей в кабинет директора. В руках Малфоя была увесистая папка с факультетскими списками и годовым отчетом.

- Привет! - обнял он меня свободной рукой и тут же оттолкнул. Я щелкнул по его пижонской галстучной булавке.

- Провалил Защиту от Темных Сил? - поинтересовался я.

- Не рассчитывай, - усмехнулся он. - Ты, кстати, помнишь наш уговор?

- Был какой-то уговор?

Люциус погладил пальцами перила.

- Стало быть, ты ничего не помнишь?

- Стало быть, это не стоило моего внимания.

- Пойдем обедать, - уперся он в меня углом папки, - я тебе напомню!

Обед только начался. Мы сели в конце стола.

- Видишь ли, Север... - сказал Малфой, бросив папку на колени. - Моя матушка, как ты знаешь, обожает приемы... - его вилка описала дугу и зависла над шарлоткой. - А ты их ненавидишь...

- Верно, - ответил я, наполняя бокал.

- Так вот! Я решил отплатить тебе злом за добро, таковы мои жизненые принципы... - он подцепил шарлотку и посмотрел на меня через плечо. - Поэтому я включил тебя в списки приглашенных.

- Какие списки, друг мой? Проскрипционные?

Люциус расхохотался.

- Мы разве не договорились, что ты едешь ко мне на июнький бал?

- Не припоминаю.

- Разве? - он хлопнул ресницами, и это было крайне комично. - Однако моя матушка теперь не поймет твоего отказа. А матушка моя женщина крайне обидчивая... К тому же я кое-что подготовил, и прием этого года обещает несколько сюрпризов... И для полной коллекции там не хватает только тебя!

- Да ну? - я тоже расхохотался, одновременно ощутив боль под ребрами. - Решил пополнить свой паноптикум?

- Паноптикум? - он упал лбом на мою руку, заливаясь смехом. - Паноптикум! Ну - если вам так угодно, мистер Снейп...

- Отлично. Скажите, мистер Малфой, какого черта мне там делать.

- Ну - там будут все шишки! - он снова захохотал, и я вместе с ним. Веселила не комичность ситуации, а малфоева плотоядная радость. - И эти самые... игры-шарады! - Я не знаю, что его так завело, но это было заразно, я чувствовал, как вместе с болью в подреберье на глазах у меня выступает влага от хохота. - Представь, Министр Магии, напившийся в дугу... Парные спальни по жребию... Танцы вслепую... Одним словом, светский прием!

Я понял, что если не возьму себя в руки, случится нечто ужасное. На нас и так пялился весь слизеринский стол, и прочие не отставали. Я пнул под столом Малфоя ногой. "Хм-хм!" - застыл он.

- Игры-шарады - это интригующе, - положил я руки на стол. - Однако для меня это вовсе не повод.

- Да что вы говорите, мистер Снейп? - округлил глаза Люциус, готовый каждый миг снова расхохотаться. - Но мне это будет приятно. Я скучаю по вашему обществу. Это тоже недостаточный повод, по-твоему?..

- Достаточный для вас, - пожал я плечами.

- Брось, - накрыл он мои руки. - Мы прекрасно развлечемся. (Надо сказать, что хотя он подчеркнул слово "прекрасно", меня привлекло слово "мы"). Только представь лица Гойла и Лестренжа, когда они поймут, что им до меня не добраться..

- Думаю, эти лица будут такими же, как всегда, - заметил я.

- Они ужасны. Просто ужасны. Поэтому, если ты бросишь меня на растерзание, я погиб.

- Кроме паноптикума принц нуждается в щите?

- Ха-ха-ха, - раздельно произнес Люциус, скорчив гримасу. - И, кстати, надень что-нибудь... - он повертел рукой в воздухе, изображая сложный вензель, сильнее всего похожий на хвост василиска.

- Будьте более точны, мистер Малфой.

- Что-нибудь подходящее... Одним словом, обнови свой гардероб! - подытожил Малфой.

Таким образом, мистер Малфой, ваш отец ввел меня в свой круг.

Сова с официальным приглашанием прилетела сразу после экзаменов. Моя мать тоже давала приемы, и к приглашению отнеслась серьезно. "Это пропуск в большой мир, - говорила она. - Ты даже не предстваляешь, какие величины посещают Малфоев! Это окажет решающее влияние на твою карьеру! У нас не так много средств, чтобы игнорировать поддержку! Средства и связи решают все! И у тебя почти нет времени, чтобы определиться! Куда ты пойдешь после Хогвартса? Может быть, ты собираешься застрять там, и позорить нашу фамилию должностью простого учителя? Посвятить жизнь и мои надежды тупым троглодитам с грязной кровью? Я счастлива, что этого не будет! Я так счастлива!"

Я никогда не любил приемы. Приглашение Люциуса заставило меня понять, почему. Ни на одном из них никогда не было человека, заинтересованного в моем присутствии лично.

Последние числа июня выдались холодными и дождливыми, и мокрая каша под ногами повторяла мое умственное состояние. Я совершил одну из самых глупых вещей в моей жизни. Я поехал на Диагон-Аллею, снял наличность, что скопилась на банковском счете, и полностью оставил ее в окрестных магазинах. С привычкой к четкой рецептуре я составил список вещей, необходимых светскому повесе - и действовал без сожалений.

Прием у Малфоев, возможно, и заслуживает внимания, но не для вас - вы сами прекрасно знаете, что это такое.

Люциус Малфой прекрасно справлялся с обязанностями принца-наследника. Он разослал перед тем сотню самых вежливых и самых личных приглашенией, и теперь вел одновременно несколько бесед за столом - суровую с пристугой, деловую с министром Магии по правую руку от себя, кокетливую с дамой напротив и умную со мной. Последняя пострадала более прочих. Мать Люциуса блистала той же манерой на другом краю стола. Глава рода отсутствовал - по чести, я никогда не видел его в глаза. В то время считалось, что он в длительной поездке, связанной с оформлением наследственных прав на иноземное родовое имущество.

Когда перешли к развлечениям, курительной комнате и заявленным "играм-шарадам", Малфоя унесло необходимостью быть в сотне мест одновременно. Он мелькал тут и там в различном окружении, наслаждаясь своей красотой и общественным весом. Но более всего, как виделось, он наслаждался умением затянуть окружающих людей в воронку, центром которой был сам. Когда зал третий раз обнесли пуншем, Люциус возник около меня, держа под руку девушку ослепительной красоты с на редкость брезгливым выражением лица. Это было сочетание из ряда тех, что всегда окружали вашего отца.

- Вот ты где! - сказал он. - Я тебя потерял.

Я только ухмыльнулся.

- Сейчас закончится музыка, и будут шарады. Ты в моей команде!

- Что за шарады?

- О!.. - закатил глаза Люциус, глядя на спутницу, и оба они коварно засмеялись. Спутница потянула его к столу с напитками. "Дождись меня!" - подмигнул Люциус.

...Музыка кончилась. Люциус пропал. Присутствующие, что еще держались на ногах, составили две команды и встали по разные концы свободного пространства. Вокруг сомкнулась толпа зрителей. Судя по искрам от волшебных палочек, треску, хохоту, свисту и вскрикам ужаса, это была на редкость увлекательная и не слишком приличная игра.

- Отчего вы не в кругу, мистер Снейп? - услышал я за спиной властный, но приглушенный голос.

Я оглянулся. Передо мной стоял мужчина в черно-красной мантии странного покроя, пряжки в виде пауков скрепляли ее на плечах. Я видел его за столом рядом с миссис Малфой.

- Не знаю правил, - ответил я.

- Правил нет.

Мы молча посмотрели друг на друга, и я ясно понял, что разговор идет не о том.

- С кем имею честь говорить? - осведомился я.

- Нас не представили, - дернул углом губ собеседник. - А поскольку я сторонник хорошего тона, то советую вам подождать официального знакомства.

- Я тоже сторонник хорошего тона, - возразил я, - и нахожу невежливым обращаться к собеседнику по имени, не назвав своего.

- Пожалуй, мистер-отменные-зелья, - ухмыльнулся собеседник. - Однако мой вопрос остается прежним. Готовы ли вы играть без правил?

- Смотря по тому, какова игра.

- Жизнь или смерть, как обычно.

- Мои или ваши?

Собеседник расхохотался. Потом наклонился вперед и коснулся моего подбородка.

- Остроумен, - сказал он. - Бесстрашен. Не тщеславен. Не глуп. Не суетен. Не беден. Не красив. Прекрасное сочетание. Я запомню вас.

- Желаю удачи, - отчеканил я.

Мужчина растворился в полутьме, в зал хлынула прислуга с коктейлями, шарады кончились, начались танцы. Люциус снова замелькал в толпе танцующих, вертя за руку свою красивую пассию с брезгливым лицом. Моя партнерша по танцам меня разочаровала. И не столько глупостью, сколько неповоротливостью. Когда на последнем туре вальса она упала, я понял, что развлекательная программа подошла к концу.

Остаток вечера я вынужден был убивать время в бестолковой болтовне о последних постановлениях Министерства, зарвавшихся грязнокровках и интимных приключениях своих сокурсниц, некоторые из которых присутствовали здесь вместе с родителями. Половина из них меня не узнала, что доставило мне несколько острых и мстительных минут.

- Жеребьевка! - раздался голос Малфоя, когда музыка в очередной раз стихла. - Прошу, господа, определиться с ночлегом!

Гости, смеясь и толкаясь, устремились к нему. В руках Люциуса возник большой золотистый поднос, заваленный белыми и черными конвертами.

- Правило номер один, - провозгласил он. - Все, кто не хочет ночевать дома, а это не входит в наши традиции, подходят и берут белые конверты!

Множество рук разом потянулись к подносу, сталкиваясь, царапаясь и исторгая из своих хозяев вопли негодования или победы. Разумеется, конвертов хватило ровно на половину приглашенных.

- Стоп, стоп!! - махнул палочкой Люциус, поднос взмыл под потолок. - Правило номер два! Все, кто не хочет ночевать на полу, подходят и берут черные конверты!

...Поднос плавно опустился, и остальные запустили в него руки. Я взял конверт одним из последних, когда охотничий инстникт поостыл.

- Правило номер три! Обладатели черных конвертов по очереди вскрывают их и оглашают цифру, находящуюся внутри. Обладатели белых конвертов вскрывают свои, и понимают, чья цифра была названа! Эта цифра - номер вашей спальни! Пары выходят вперед под дружные аплодисменты!

Гости заулулюкали, к потолку взлетела пара искр.

- Мистер Риверей!

- Три!

- О, боже!.. Мисс Эболи! - застонали ряды с белыми конвертами и изрыгнули прыщавую деву, что училась на курс младше меня.

- Миссис Фадж!

- Двадцать девять!

- Я знал, я знал! - воскликнул лысый чиновник какого-то министерского отдела, и под крики "Удачи, Гилли!" был моментально поглощен черными рядами.

- Мистер Лестрежд!

- Десять!

- Вау!

- Мистер Гойл!

Тостяк с каменным лицом покинул свои ряды и присоединился к приятелю.

- Мистер Снейп!

- Семнадцать! - прочитал я на листке, вложенном в конверт.

- О, нет! - раздался брезгливый голос, и навстречу мне выплыла пассия Люциуса.

- О, нет, - опустил руки я.

- Мисс Нарцисса Блэк.

- О, да! - потер руки Люциус. - Мистер Фадж!

- Тридцать два!

- Будь ты проклят!

- Приветсвую вас, миссис Лонгботтом.

- Мисс Гойл!

- Двенадцать...

...Жеребьевка шла своим чередом. Пока не раздалось:

- Мистер Том ван Реддол.

...Тишина. По этой тишине, как по сигналу, все присутствующие испытали резкий прилив внимания.

- Лорд Воланд де Морт! - не изменив интонации, поправился Люциус.

Вперед выплыл давешний незнакомец в черно-красном плаще, и я запоздало понял, с кем имел честь разговаривать.

Он оглядел ряды оставшихся, порвал конверт и произнес:

- Зеро!

- Ваша ставка?

- Семнадцать черное.

Какое-то время я не понимал, что это значит. Потом сомневался, правильно ли я понял. Рука Нарциссы, куском льда вложенная в мою ладонь, выскользнула.

Я ощутил, что остался в ватном кольце пустоты. Никто не подошел, никто ничего не сказал. Незнакомец, взмахнув мантией, растворился среди гостей. Единственным, чего я удостоился, была пара завистливых и пугливых взглядов, упершихся мне в позвоночник. Они дали мне понять, что я не сплю и все понял правильно.

Я ночую в спальне номер 17 с лордом Воландом де Мортом, автором кровавого бестселлера, потому что он так захотел.

Пустота внутри меня гласила, что к своему почетному положению я равнодушен. Пустота гласила, что мои истинные желания не таковы. Но ответить, каковы они, пустота была не в состоянии. Я чувствовал, что каким-то образом сильно разочарован и даже обманут - но понимать это окончательно было неприятно, и я предпочел свалить тяжесть в груди на коктейли и интонации мисс Нарциссы.

Жеребьевка закончилась, гости с различными выражениями нетрезвых лиц стали расходиться, разбегаться и расползаться по спальням. Я не спеша выпил вина, благо, теперь его можно было смаковать без суеты, и понял, что сам никуда не спешу. Встречаться глазами с Малфоем мне не хотелось.

Но это было неизбежно.

Когда я с негнущейся спиной пошел наверх, Люциус встретил меня на первом же повороте второго этажа. Эта была не случайность, а засада, и никто из нас не стал тратить силы, чтобы это скрывать.

- Ты наконец хочешь пообщаться со мной? - невинно спросил я. Но вышло не невинно. Вышел упрек.

- Пожалуй, - привалился к стене Люциус, выставив свои бесконечные ноги в проход и перегородив дорогу. - И, как добрый хозяин, я хочу пожелать тебе спокойной ночи.

- У тебя есть основания предупреждать меня о чем-то?

- Лорд Воланд де Морт ужасный человек, - улыбнулся Люциус с тем самым выражением глаз, от которого свербит под ложечкой. Но со мной этот номер не прошел.

- Отлично, - кивнул я. - Наконец хоть с кем-то мы прекрасно развлечемся. Иначе, боюсь, воспоминания о пребывании здесь будут самыми банальными.

- Ты не понимаешь, - сощурился Люциус. - Просто представить не можешь, что тебе предстоит.

- Разумеется, не представляю. И ты никак не можешь мне помочь. Только расточать невнятные угрозы.

- Я могу помочь тебе, Север, - качнулся вперед Люциус и оказался прямо передо мной. - Я хочу тебе помочь.

Его пронзительные глаза смотрели на меня вполне искренно, между бровями обзначилась вертикальная складка - общепринятый знак сочувствия.

- Как?

- Я могу пойти к нему вместо тебя... - он опустил глаза, и влед за ними лицо, чтобы я не видел его подлинного выражения. Потому что подозревать Люциуса в смущении может только безумец. - Отдай мне свой конверт...

- Пожалуй, это и вправду просто. Однако как ты объяснишь, что я так легко с ним расстался?

- Я скажу, что купил его у тебя.

- А ты готов это сделать? Купить этот номер?

- Разумеется. Сколько тебе нужно? - стрельнул на меня глазами Малфой.

Я расхохотался.

- Ты готов платить за право спать с этим Волдемортом деньгами?

- Как тебе будет угодно, - сплел руки на груди Малфой. - Назови свою цену.

- Любую? - уточнил я.

- Любую.

Я был в ужасе от того, какая игра только что вскрылась, обнаружив меня самого в ее середине. Малфой затеял весь этот балаган с приемом и жеребьевкой только ради того, чтобы оказаться на моем месте. Он даже не тянул конвертов. Он был уверен, что ван Реддол выберет его.

- Малфой, ты крупно просчитался, - сказал я. - Номер не продается.

- Зачем он тебе? - покачнулся на каблуках Люциус. - Зачем тебе Воланд де Морт?

- Я выясню это в течение ночи, - сказал я. - А теперь позволь воспользоваться твоим пожеланием провести ее спокойно. Пропусти.

- Север, - взял меня за плечо Люциус, и ток, идущий от его руки, пригвоздил меня к полу. - Мы могли бы договориться и остаться друзьями.

- Займите место ассистента, мистер Малфой, - сказал я, потому что человеческие слова на него не действовали, и он не собирался отступать, пока я не потеряю остатки воли. - Мы не друзья.

Лицо Люциуса почернело - даже в его светлых глазах выступила темень. Свет падший был страшен, он искажал черты.

Малфой медленно опустил напрягшиеся руки и сорвался с места. Где-то за моей спиной хлопнула дверь. Я поздравил себя с нажитым врагом, и отправился в номер семнадцать.

Открывая дверь, я мысленно готовил себя к страшному. И загодя принял решение не показывать своего удивления, что бы ни произошло. В конце концов, вряд ли меня лишат жизни, а это единственное, что в действительности ценно.

Сначала мне показалось, что комната пуста. Это была одна из тех роскошных гостевых спален с темными шторами, портьерами и покрывалами, которые более напоминают кабинеты, и которые сдаются для длительного проживания. Две кровати, разделенные высоким секретером, уперлись в меня массивными спинками. Лишь подойдя к ним, я обнаружил, что правая не пуста.

Ван Реддол лежал поверх покрывала при всем параде, даже не сняв обуви. Оценив обстановку, я сделал то же самое. Лег поверх покрывала и заложил руки за голову.

- Поздравляю, мистер Снейп, - отчеканил приглушенный голос. - Вы добрались почти вовремя.

- Это было нетрудно, - ответил я. - По дороге на меня напало только одно чудовище.

- Что связывает вас с этим чудовищем? - задал он вопрос, и я почувствовал, что и голос его, и манера, и вся обстановка вгоняют меня в транс. Но, разумеется, я тут же списал это на поздний час и алкоголь - во имя собственной гордости.

- Что связывает? - переспросил я, не в силах сконцентрироваться. - Не знаю, право.

- Знаешь, - уверенно возразил голос.

- Да, верно... Чудовище притягательно.

- Я рад, что ты понимаешь это - нас сопровождает лишь то, что мы выбираем сами. Осталось только признать, что это чудовище находится внутри тебя.

- Что за глупость, - попытался я возразить. - О каком чудовище вы говорите?

- О том же, что и ты. О Люциусе Малфое.

- Каким образом он может находиться внутри меня?

- Ответь сам на свой дурацкий вопрос.

- Вы хотите сказать, что я не могу выбросить его из головы?

- Это ты хочешь это сказать. Я хочу сказать, что Люциус Малфой подчинил себе часть твоей души, потому что ты хотел этого. Потому что ты скрепил свой договор с ним плотью, кровью и обрядовым действием.

- Откуда вы знаете?

- Малфой глуп. Он не умеет хранить тайны.

- Он рассказал?...

- Более того, он написал. Это было единственным, что могло завлечь меня на этот раут. По его мнению.

- А на самом деле?

- На самом деле я не приветствую дилетантов. В моем мире, мистер Снейп, дилетантство кончается смертью. Это отучает людей браться за вещи, в которых они не смыслят.

- Полагаю, вы говорите о зелье Преображения, тинктуру для которого я сделал неверно. Вы хотите убить меня прямо сейчас, или подождете рассвета?

- Я не хочу вас убивать, мистер Снейп. Я хочу вас спасти.

- Я отлично себя чувствую и не нуждаюсь в спасении.

- Ложь. Вы давно считаете себя погибшим человеком.

- С чего бы?

- Вы не живете. Жизнь во всех своих красках, ее пульс, ее дыхание проносятся мимо вас. Вы запретили себе наслаждение. Запретили себе славу. Запретили красоту. Победу. Власть. Бессмертие. Ваша жизнь - это черная нора, где вы бесконечно перебираете сухие травы.

- Я работаю. В конце концов, это мой выбор.

- Чего вы хотите на самом деле, мистер Снейп?

- Счастья, как и все.

- Ну конечно. Что для вас это счастье?

- Счастье... - я понял, что не могу определить это слово, и само это чувство. - Это удовлетворенная жажда.

- Прекрасный ответ, мистер Снейп. Так чего же вы жаждете столь сильно, что без этого не в состоянии жить?

Это был очень хороший вопрос. Потому что не все желания могут быть признаны. Случается, мистер Малфой, что самое главное желание остается от нас в сокрытии, потому что мы не можем с ним примириться.

- Я жажду... Не знаю, право. Настоящей жизни.

- Не повторяй мои слова, - посоветовал ван Реддол. - Они ничем тебе не помогут.

- Я хотел бы быть полезным людям.

- Хотел бы или жаждешь?

- Можно сказать, что и жажду.

- Это ложь, на которую идут только магглы.

- Откуда такое неверие?

- Это не неверие, это знание. Хочешь помогать людям?

- Да, хочу.

- Значит, ты хочешь власти над ними. Желание оказывать помощь - это жажда подчинять. Дальше.

- Я хочу достичь вершины в своем искусстве, чтобы оно было кому-либо полезно.

- Ложь, особенно эта дурь о полезности. Ты жаждешь не совершенства, а славы.

- О совершенстве я еще не говорил.

- Поговори.

- Разумеется, я жажду совершенства в разных областях...

- Ложь. Желание совершенства - это жажда поклонения.

- Очевидно, вы правы, и я сам чудовище, жаждущее идти по головам, и подгребать все, что плохо положили.

- Разумеется, я прав. И таких чудовищ вокруг - тысячи. Чудовища, запертые внутри, но от того не менее деятельные.

- Судя по вашей книге, чудовище должно быть выпущено на свободу.

- Это лишь игра статусов. Чудовище всегда одинаково. Но поверь, у тех, кто его выпускает наружу, есть хотя бы тень счастья. У прочих нет ничего.

- Отлично. Я подумаю, как с этим быть.

- Подумай сначала, что ты не сказал. Жажда, ведущая к смерти. Ты проживешь без славы, поклонения и власти. Это будет жизнь, полная страдания, но ты справишься. Однако есть то, с чем ты справиться не сможешь.

- Видимо. Но я не могу это найти.

- Постарайся.

Я очень сильно задумался, и перебирал разные вещи, в той или иной степени считавшиеся привлекательными. Деньги, популярность, магические достижения, орден Мерлина, счастливая семья, талантливые дети, бессмертие, справедливое воздаяние, признание заслуг, месть обидчикам, надежды на лучшее. Жить без надежды показалось мне крайне тягостным. Но не более. Здесь разум мне отказал.

- Наверное, это чувства, - сказал я. - Разные эмоции.

- Может быть, - зевнул ван Реддол.

- Я не могу управлять своими чувствами, - продожил я. - И я жажду, чтобы в них навелся порядок.

- Волевое усилие, - сказал ван Реддол, - способно творить чудеса.

- Волевым усилием можно лишь заставить чувства заткнуться.

- Мне надоело следить, как ты водишь себя самого за нос. Потому что меня водить за нос бесполезно. Веритасерум!

Палочка его была выужена мгновенно. Я испытал приступ тошноты, после чего в горле что-то разжалось, словно заглоченный кусок наконец провалился внутрь.

- Встань, - приказал ван Реддол.

Я прислушивался к своим ощущениям, и приказ показался мне обидным.

- Империо! - выдохнул сквозь зубы ван Реддол. Я провалился в студенистую массу апатии. Обида испарилась.

- Встань! - отчеканил ван Реддол.

Тело встало.

- Кто я? - спросил он.

- Черный маг большой силы, - ответил мой рот. - Которому нужны сторонники. Вы скрепите с ними договор плотью и кровью, и они будут служить вам против своей воли.

- Я не ошибся с оценкой твоего ума. Подойди. Ты будешь служить мне?

- Как прикажете.

- Не под империо, - он неспешно прошелся вдоль окна к двери и обратно. - Все имеет цену, в том числе и свободная воля. Так чего ты жаждешь?

- Люциуса Малфоя.

- Правда вышла наружу, - усмехнулся ван Реддол. - Фините инкантатем веритасери. - Его палочка начертила круг над моей головой, оставив ощущение легкого сожаления по утраченной простоте изъяснения. - А сейчас я мог бы сделать с тобой что угодно. К несчастью, это не так забавно, как наблюдать, что вы с Люциусом Малфоем сделаете друг другу. На пол!

...С этими словами он покинул комнату. Тело легло, где стояло. Мое сознание болталось надо мной в районе потолочных балок.

Через полчаса дверь распахнулась - и на пороге возник ван Реддол, сопровождаемый Малфоем. Стальная атласная рубашка последнего резала мне взгляд. К несчастью, я ничего не мог поделать - даже закрыть глаза.

- Мы не одни, мой лорд? - замер Люциус, опустив ресницы.

- Практически одни, - зажег свечи жестом ван Реддол. - Твой товарищ под заклятьем ошеломления и ничего не видит.

- Прекрасное решение! - кивнул Люциус, клядя руки на плечи ван Реддолу. Он был слишком поглощен, чтобы отличить ошеломление от подчинения воли, и ложь ван Реддола окончательно развязала ему руки. Я мысленно проклинал их обоих.

- Ты даже не спросишь, отчего его постигла эта участь? - хохотнул ван Реддол, указывая на меня.

- Мне достаточно того, что он ее заслужил, - ответил Малфой. - Снейп зануда. Его невозможно представить рядом с вами.

- Разумеется. Как и рядом с тобой.

- Снейп бывает полезен, - рассмеялся Малфой. - Он не более чем мой инструмент, и, надеюсь, еще послужит в этом качестве вашему делу.

- Бывает полезен? Думаю, ты ошибаешься. Он не изъявил ни малейшего желания быть причастным к "нашему делу".

- Возможно, мой лорд... Одно время мне казалось, что он не глуп. Но, конечно, это далеко не то качество, которое сделает его вашим верным сторонником.

- А ты?...

- А я смогу быть вашей правой рукой, мой лорд, - Малфой опустился на колени, скользя руками по мантии ван Реддола. - Я счастлив, что вы сделали этот выбор.

- Твое зелье убедило меня.

- О, мой лорд... Вы были моим вдохновением.

- Как тебе удалось воссоздать такой сложный состав и ни разу не ошибиться?

- Я точно следовал вашей книге, - прошептал Малфой. - Меня вела чистая кровь.

- Неужели одной крови достаточно, мой мальчик? - сказал ван Реддол, поднимая Малфоя и падая на кровать.

- Нет, - ответил Малфой, снимая рубашку. - У меня обширные связи в колдовском мире. И все они - к вашим услугам!

- Думаю, ты сполна заслужил свое теперешнее положение.

Ван Реддол притянул Малфоя, и тот взлетел над ним тем особым способом, который так поразил меня когда-то. Я, наконец, понял, что это: бросок квиддичного ловца. - Так ты хочешь служить мне кровью, плотью и своей волей?

- Не сомневайтесь! - украшенный серебром пояс Малфоя звякнул пряжкой об пол.

- Ты говорил, что мои сторонники готовы стать отмеченными. Кто они?

- Это Клуб Крови Хогвартса. Они ждут только вашего сигнала. Или моего.

- Точен в поступках и целях, - сказал ван Реддол, бросая на пол свою мантию. - Осторожен. Тщеславен. Богат. Красив... Прекрасное сочетание.

- О да! - глухо ответил Малфой. - Отметьте меня первым, мой лорд!

- Ты так жаждешь власти?

- Власть - извечная прерогатива Малфоев.

- Хорошо, что ты осознаешь, во имя чего стоит жить.

- Да! Ради этого я сделаю что угодно.

- Что угодно?..

- Что угодно!

- Тогда остановись.

...Что-то заскрежетало, и на пол опустился армированный сапог. Вслед за ним показался сам ван Реддол - я видел его боковым зрением.

- Видишь ли, мой мальчик, - сказал он, обращаясь к Малфою через плечо. - Ты достаточно усердный исполнитель, - ван Реддол наклонился ко мне, продолжая разговаривать с Малфоем. - Но у тебя нет главного качества моего первого слуги. Ты не самобытен. Ты такой же, как все остальные. - С этими словами он порвал застежку моего камзола. - В тебе нет того особого дара, - ван Реддол продолжал рвать мою одежду, вызывая запоздалые сожаления о напрасной трате денег, - который превращает талант в Могущество. Мистер Снейп представляется мне более благодатным материалом. Поэтому я отмечу его. Что же касается тебя, мой мальчик, то заруби себе на носу: лгать лорду Воланду де Морту может только непроходимый тупица!

...Это было ужасно. Но все же лучше, чем созерцать Малфоя, предлагающего ван Реддолу то, что, как я полагал, должно было принадлежать мне одному.

Ван Реддол был совершенно безумен и совершенно беспощаден. Его зрачки изменили цвет, когда зубы впились в мою шею. Он был жаден, тороплив, раскален, словно печь - и бесчувственен одновременно. Глаза его наливались кровью. Он отрывисто командовал: "Подними голову!", "Повернись!", "Смотри на меня!" "Возьми!", "Двигайся!". Вместе с тотальным поражением моей воли чувства были живы, и ведущим из них было чувство мщения. Каждому из тех, кто находился рядом. Я упивался грядущим возмездием - сначала Малфою, потом Воланду де Морту.

- Почему, мой Лорд?.. - сорвавшимся голосом крикнул Люциус.

- Потому что мой первый слуга не может быть предателем! - рычал ван Реддол.

- Но я никогда не предам вас! Все, что я сделал, я сделал ради вас! Только ради вас!

- Если ты не согласен со мной - уходи! - поднял окровавленный рот ван Реддол. - В отличие от Снейпа ты не ошеломлен.

...Люциус не ушел. Он метался по своей кровати, сидя на ней, как горгулья - я слышал, как его кулак бьет в дубовую спинку. Его ярость, зависть и жажда разрушения несколько скрашивали мое положение.

Они превращали стыд в подобие торжества.

Моя кровь, казалось, была везде - на полу, на ван Реддоле, на моей одежде, на руках, на груди. Я с трудом мог повернуть голову - ван Реддол прокусил мне шейный хрящ. Но я был уверен - это гораздо лучше, чем отдаться ему по собственному решению во имя удовольствия, и это гораздо лучше, чем видеть, как это сделает Малфой.

Ван Реддол размазал семя по моему животу и ударил рукой в солнечное сплетение:

- Либертатум!

Ему, черному магу большой силы, для снятия заклятия не нужна была волшебная палочка.

Я был свободен. Не знаю, понял ли Люциус, занятый избиением кроватной спинки, что произошло.

- Ты будешь служить мне? - выдохнул Воланд де Морт, приподнявшись на руках.

- С наслаждением! - ответил я, сбрасывая его с себя и бесконечно падая в его тьму. Ван Реддол отрывисто засмеялся. Он щелкнул пальцами, и палочка, выплыв из складок мантии, оказалась в его руках. Подняв меня над собой левой рукой, он направил правой острие в сгиб моего локтя.

- Сигна моритури.

Из него не вырвался сноп огня, как можно было ждать. Из него выбила струя черной вязкой жидкости, чья температура была куда ниже льда. Это был холод смерти.

Я весь оказался охвачен холодом смерти. Когда он вонзился мне в сердце, мистер Малфой, я потерял сознание.

Придя в себя, я обнаружил Воланда де Морта стоящим в оконной нише - его черная мантия сливалась с портьерами, но я безошибочно знал, что он там. По силе, идущей от него. Эту силу я теперь видел - туманный ореол подвижных очертаний. В остальном реальность обеднела. Я чувствовал твердость пола - но именно как твердь. Я не стал хуже видеть - пострадала цветность. Я не ощущал запахов, кроме самых грубых. Я не чувствовал своих ссадин, холода и тепла - только, целы ли кости.

- Вы следующий, мистер Малфой! - сказал ван Реддол.

- Сейчас, мой Лорд?..

- После того, как мой слуга утолит свою жажду.

...Я не стал хуже слышать, но я потерял ощущение тембра чужого голоса. Голоса были механическими, хотя и разными по высоте. Наверное, подумал я, это временное помрачение.

Но это не временное помрачение, мистер Малфой. Эта та реальность, в которой живут отмеченные сигна моритури - черной меткой смерти. Та реальность, в которой живет ваш отец, и в которой, возможно, вы будете жить сами. Из нашей жизни ушел вкус жизни. Мы, призванные Воландом де Мортом мстить и уничтожать, наполовину мертвы.

Я встал. Во мне переливалась холодная, безличная сила. Сила Воланда де Морта.

- Люциус, - сказал я, подняв руку.

- Что, черт возьми, происходит? - спросил он тихо (очевидно, на деле это звучало тревожно, или испуганно, или яростно. Мне никогда этого не узнать).

- Ты - моя цена, - сказал я. - Иди сюда.

- Ты шутишь, - посмотрел он на Воланда де Морта. Тот медленно кивнул головой.

- О боже, нет... - вскочил Люциус с явным намерением защищаться до последнего. Он выпутал из своей рубашки волшебную палочку и направил на меня. Я поднял свою.

- Не заставляйте меня подчинять вас, мистер Малфой.

- Круцио! - выкрикнул Люциус с исказившимся лицом.

...Это был незаконный, но сильный ход. Все кости внутри меня задвигались, развывая вены и сухожилия, сталкиваясь, ломаясь и пропарывая органы. Но я понял преимущество сигна моритури: с полнотой человеческих ощущений вытерпеть это было бы нельзя.

Люциус на это и рассчитывал. Но он опоздал.

Я рухнул на пол, сжав челюсти. По интенсивности боли я понял, как сильно ненавидел меня Люциус Малфой, и каких мук мне пожелал. Это развеяло последние иллюзии. Воланд де Морт наслаждался происходящим - его собственная награда была оглашена как "то, что вы сделаете друг другу". Собрав волю в кулак, я выставил палочку в направлении Люциуса и выдохнул:

- Империо!

Люциус окаменел - он даже не подумал о возможном ответе. Теперь он был в моей власти, но насладиться этим не было никакой возможности - перемолотая плоть хлынула изо всех врат - глаз, носа, ушей, и только знание о том, что это не реальность, заставило меня не сойти с ума. Знание отмеченных не помрачается даже Круциатусом.

Поэтому я знал, что все, чем был для меня Люциус, ушло навсегда. Я никогда не смогу почувствовать свет, идущий от его тела. Его лицо меня не ослепит. Я никогда не смогу более ступить в отношения, приближающиеся к любви.

Меня мотало по полу - бывшему ни чем иным, как просто твердью. Моя награда запоздала, как и проклятие Малфоя.

- Аппарируй, - хрипел я. - Аппарируй к черту на рога!

Люциус механически поднял палочку, взмахнул ей - и пропал.

Кровь остановилась в моих жилах, и через несколько минут действие Круциатуса кончилось.

Я лежал на полу, ловя ртом воздух - и тут раздались странные хлопающие звуки. Я вывернул голову и увидел, что Воланд де Морт лениво аплодирует.

- Прекрасно, мистер Снейп, - отчеканил он. - Это была месть, достойная умного человека.

- Рад и впредь вас не разочаровывать, - пробормотал я.

...При некотором ракурсе, мистер Малфой, в моем поступке относительно вашего отца можно было бы усмотреть жест великодушия. Но это не так. Я желал отомстить ему, и нашел единственную форму мщения, достойную меня - и его глупости: я выкинул его из моего мира. Я не поставил его в позорное положение, потому что на мой взгляд он и так в нем находился, к тому же я не обладаю в этой области той особой фантазией, которая заставляет людей получать наслаждение от чужих страданий. Я лишил вашего отца того, чего он добивался наиболее сильно - внимания Воланда де Морта. Ваш отец разбил мой иллюзорный мир - я отплатил ему тем же.

Свою черную метку он получил только год спустя.

Теперь он столь же холоден, жесток и бездушен к проявляниям жизни, как каждый из отмеченных. Благодаря этому мы не убиваем друг друга и можем сосуществовать в пространстве общего служения.

Но лучше бы, мистер Малфой, у каждого из нас оставалась надежда почувствовать друг к другу что-то помимо равнодушия.

Теперь, мистер Малфой, я перейду к главному.

Вы долго шли ко мне. Очевидно, на фоне вашего замороженного отца, которому сигна моритури не прибавила ни ума, ни дарований, я кажусь вам источником неких возможностей, которые вы можете присвоить. Вас влекут мои знания, моя непохожесть на других, моя власть над подобными вам, мое умением видеть людей насквозь и не скрывать от них моего суждения, моя воля, в которой есть часть воли Того-о-ком-не-следует-говорить. Для вас это свидетельство некой тайной жизни, которой я полон. Вы обратили ко мне свое молодое наивное лицо в надежде на некий равноценный обмен.

Мальчик мой, я ничего не могу дать тебе, кроме того холода, который тебе столь хорошо известен. Твое обаяние, жажда внимания и стремление к первенству во всем, кроме учебного процесса, твоя неразборчивость в средствах, столь напоминающие аналогичные качества твоего отца, разражают меня, как комариные укусы. Я не могу смириться с тем, что они не смертельны.

Ты не имеешь ничего, что мог бы мне предложить.

Но ты победил. Ты заставил мою память истечь этим ужасающим свидетельством моей несостоятельности как преподавателя, волшебника и человека. Человека, чья воля была однажды сломлена. Ты заставил меня сожалеть о том, что жизнь во всех ее красках, ее пульс, ее дыхание проносятся мимо меня. Ты заставил меня вспомнить о том, что я запретили себе наслаждение. Запретил себе славу. Запретил красоту. Победу. Власть. Бессмертие. Моя жизнь - это черная нора, где я бесконечно перебираю сухие травы.

Одиночество раскаявшего грешника, Мистер Малфой, не сходно с одиночеством праведника.

Кровь преображается только синтезом личного опыта. Она преображается безвозвратно.

О прочем говорить я не имею ни права, ни желания.

Мальчик мой, прощай".

Фик "Синий бархат"

На главную   Фанфики    Обсудить на форуме

Фики по автору Фики по названию Фики по жанру